Эпилог

Я расправила юбку элегантного бордового костюма из тонкой шерсти, поглядывая на группу людей, собравшихся в музыкальной комнате и холле старого особняка. Все картины были сняты со стен, заново покрашенных в бледно-кремовый цвет, который оживил комнату и словно усилил льющийся из больших окон солнечный свет.

Финн и Джейкоб Айзексон были заняты идентификацией и внесением в каталог картин, выяснением их происхождения, чтобы вернуть семьям, которым они когда-то принадлежали. Возвращаемая собственность была лишь ничтожной частью того, что было похищено нацистами во время войны, но все же это был небольшой шаг на пути к восстановлению справедливости.

Тери Уэбер, которую экономка миссис Адлер пригласила, чтобы помочь с угощением, поставила на буфет гостиной большой поднос со своим знаменитым печеньем с шоколадной крошкой рядом с блюдом с mezeskalcs – венгерскими имбирными пряниками, которые испекли мы с Джиджи.

Тут я заметила, что Джиджи, находившаяся в музыкальной комнате, бросилась через холл к угощениям, и остановила ее, положив руку ей на плечо, когда она пробиралась сквозь толпу.

– Еще не время есть сладости. Ты же не хочешь, чтобы жирные крошки на твоих пальцах испачкали клавиши и пол? Поверь мне, уж я-то знаю, как это бывает. – Я улыбнулась. – Сейчас схожу, принесу салфетку и припрячу несколько штук для тебя.

Личико девочки просияло.

– Спасибо, Элли.

Я прижала ее к себе и обняла, закрывая глаза в благодарственной молитве. Шрамы на наших телах заживали, но, должна признаться, в глубине души я хотела, чтобы какие-то их следы остались, как шрам на пальце от падения с дерева, чтобы напоминать нам о пережитых сражениях с судьбой, из которых мы вышли победителями.

– Ты нервничаешь из-за своего выступления? – спросила я.

– Совсем чуть-чуть. Я часто выступала с танцами, но никогда не бывала на сцене одна. Правда, ты будешь рядом со мной, переворачивая ноты. Но все же это совсем другое дело, потому что играть будешь не ты, а только я, по крайней мере, в начале выступления. Ведь я сыграю четыре пьесы, а потом будешь выступать ты. – Она остановилась, чтобы перевести дух. – Скажи, а ты нервничаешь?

Я кивнула:

– Конечно. Я ведь никогда не выступала ни перед кем, кроме своих и твоих родственников.

По ее серым глазам было видно, что она успокоилась.

– Это даже хорошо, что мы нервничаем. Ведь излишней самоуверенностью Господь наделяет лишь тех, у кого недостает таланта.

Она без запинки протараторила эти слова, а я взглянула на нее с подозрением, так как была уверена, что слышу их не впервые.

– Это сказала мадам Лефлер? – спросила я, бросая взгляд в сторону столовой, где, увлеченная беседой с Харпер, у стола стояла упомянутая особа – высокая, темноволосая и тонкая, как бритва.

Джиджи покачала головой.

– Нет, мэм. Тетя Хелена. – Она снова улыбнулась, а затем побежала к входной двери, так как увидела на пороге свою лучшую подружку – «Крошку» Тинси Олсен в сопровождении матери.

Финн подошел ко мне сзади и поцеловал в шею, и в этот момент я поймала взгляд Люси. Она сидела между Гленом и инвалидным креслом Евы в первом ряду зрителей прямо перед роялем. В ее глазах так и читалось: «Вот этот мужчина – то что надо!» Я невольно залилась краской и повернулась к Финну. Тот, как всегда, был одет в темный костюм и серый галстук. Полагаю, некоторые привычки остаются на всю жизнь.

– Выступление начнется с чардаша, – пояснила я. – Ты уверен, что не поддашься на мои уговоры исполнить перед публикой этот венгерский танец? Ты же отлично знаешь все движения.

– И не подумаю, – мягко ответил он, и мы оба улыбнулись при мысли о том, как венгерские тетушки заставляли маленького Финна разучивать зажигательный народный танец.

Тут внимание Финна отвлек какой-то мужчина, который был мне незнаком, а ко мне в это время подошла Джиджи вместе с Тинси и ее матерью Шэрон. У Шэрон были ярко-рыжие волосы, излучающие доброту зеленые глаза и очаровательная улыбка.

– Я уже давно искала преподавателя игры на фортепьяно для моей Тинси. Джиджи сыграла одну из пьес, когда гостила у нас на прошлой неделе. Мы были просто в восторге, и я надеюсь, что вы не откажетесь взять еще одну ученицу.

Я улыбнулась Тинси, которая была почти на голову выше Джиджи и такая же рыжеволосая, как ее мама.

– Я об этом не думала, но, уверена, мы сможем договориться. На самом деле я сейчас буду учиться в музыкальном колледже, чтобы получить диплом преподавателя музыки, но это не будет отнимать все мое время.

– О, Джиджи нам об этом говорила. Что вы собираетесь делать, когда получите диплом?

– Надеюсь преподавать музыку в рамках проекта внешкольного образования для детей из малообеспеченных семей в Северном Чарльстоне. Я уже помогаю им на добровольных началах.

Джиджи подпрыгнула от радости, все еще держа Тинси за руку.

– Как моя тетя Бернадетт, когда жила в Венгрии, – заявила она, видимо, повторяя слова отца.

– Точно, – сказала я. – Что-то в этом роде.

– Это просто замечательно, – просияла Шэрон. – Позвоню вам на следующей неделе, а пока подумаю, как вам помочь в этом деле.

Они отошли от меня, а мы с Финном принялись зазывать гостей в залитую солнечным светом музыкальную комнату. Тяжелые шторы были сняты с окон, а стены перекрашены в тот же неяркий кремовый цвет, что холл и столовая. Теперь это светлое помещение превратилось в истинную обитель музыки, где ничто не мешало наслаждаться ею.

Кушетка, на которой обычно сидела Хелена, слушая, как я играю, была придвинута к стене и оставалась пустой. Я была этому рада, представляя, что она сидит сейчас там и внимательно слушает.

Через три месяца после того, как Джиджи вернулась из больницы домой, Хелена во сне тихо отошла в мир иной. Мы закончили составлять памятный альбом за пару дней до ее смерти, и мне казалось, что Хелена сама решила уйти после того, как была рассказана история ее жизни. Джиджи спросила, может ли она продолжить вставлять фотографии в альбом, и я ей это позволила, зная, что Хелена была бы только рада этому. Джиджи стала связующим звеном между прошлым и тем, что случится в будущем, и пусть пустые страницы альбома станут теми самыми дверями, которые мы с ней когда-нибудь откроем.

В конце концов Финн решил не сообщать тетушке о письме Бернадетт, так как хотел, чтобы Хелена продолжала надеяться, что ее любимый Гюнтер живет где-то на земле и продолжает искать ее. Я представила их вместе, а также Бернадетт с Бенджамином и Самюэлем, Магду… Перед глазами стоял образ трех прекрасных сестер Жарка, танцующих чардаш. Теперь они снова были вместе…

Вечером накануне смерти Хелены я снова исполнила для нее ноктюрн Шопена, и она уже не скрывала от меня своих слез. Поэтому мне было легче прощаться с этой старой дамой, которая прошла через множество испытаний в жизни, но не сломилась и столькому меня научила.

Мы кремировали ее, как она завещала, и теперь с Финном собираемся перевезти их с Бернадетт прах в Венгрию, куда поедем во время свадебного путешествия. Финну предстояло в первый раз посетить родину бабушки, а я обязательно схожу на улицу Ури, туда, где когда-то стоял маленький домик и где в крохотной комнатушке жили две сестры, жизнями которых беспрерывно играла судьба. Мы остановимся в гостинице, где на первом этаже все еще существует кафе «Нью-Йорк-Палас» во всем своем великолепии, и ничего там не изменилось с тысяча девятьсот тридцать шестого года, когда мать привела туда Магду, Хелену и Бернадетт, чтобы отпраздновать шестнадцатилетие Магды.

Мы также планировали заехать в Польшу, чтобы посетить мемориал в Освенциме и возложить на железнодорожной платформе венок в память о Самюэле и еще один – в память обо всех тех людях, кого привозили в поездах смерти и кто теперь жил в наших сердцах и умах.

Мы решили отложить свадьбу до того момента, как появится на свет малыш Евы и она будет чувствовать себя комфортнее в наряде замужней подружки невесты. Это даст ей больше времени на то, чтобы придумать мое свадебное платье. Я показала ей три наиболее понравившиеся картинки из журнала для невест и предложила дать волю фантазии, чтобы удивить меня. Уверена, наряд будет сногсшибательным. Теперь у Евы в очередь выстраивались клиенты, чтобы заказать платье или костюм, а мать вовсю ей помогала и даже освоила компьютер со специальной клавиатурой, чтобы вести бухгалтерию и учет клиентов. Разумеется, она не изменила привычкам и постоянно докучает нам с Евой «мудрыми» советами, даже когда мы в этом не нуждаемся.

Ева взялась сшить и платье подружки невесты для Джиджи – с широкой юбкой, которая будет красиво колыхаться при каждом движении, отделанное большим количеством кружев и блесток и, разумеется, розового цвета. Джиджи сначала предложила нам обрядиться в одинаковые футболки с надписью «ГИЧИ», когда мы пойдем к алтарю, но Ева отговорила ее, пообещав сотворить платье, которое не стыдно будет надеть даже принцессе.

Я проводила Джиджи к роялю и встала рядом, готовясь переворачивать страницы нот. Перед этим я сказала ей, что это последний раз, когда она играет по нотам во время выступления, так как настоящие пианисты всегда играют по памяти. Она восприняла эти слова с полной серьезностью, хотя на сей раз мы обе радовались тому, что у нас есть ноты, ведь это позволит нам быть рядом.

Собравшиеся шуршали программками, которые изготовили мы с Джиджи. Я вышла вперед, чтобы произнести название первой пьесы, и почувствовала на себе взгляд Финна, исполненный такой любви, что мой голос сначала прервался от волнения. Потом я заняла свое место рядом с роялем, встретилась взглядом с Джиджи – ее глаза так напоминали глаза отца – и улыбнулась, услышав первые звуки, льющиеся из-под ее пальцев.

Мы живем, мы любим. В жизни нам дается выбор, какие двери открывать, а какие закрывать без сожаления. Это все, что у нас есть, но этого достаточно для счастья.