Когда я приехала и под проливным дождем взбежала на крытую веранду особняка Харпер, маленький чемодан Джиджи был уже сложен и стоял у двери. Дверь распахнулась еще до того, как я успела позвонить. Я услышала стук каблуков Харпер и подождала, пока она не появилась за спиной дочери в дверном проеме. Прическа и макияж Харпер, как всегда, были безупречны, так же как и укороченные узкие брюки и накрахмаленная блузка. Я попыталась вспомнить, когда в последний раз смотрела в зеркало, и с ужасом осознала, что это было утром за чисткой зубов.

– Спасибо за то, что согласились приехать, Элеонор. Финн закончил свои дела раньше, чем ожидалось, и уже сегодня вечером возвращается из Нью-Йорка. Возможно, он сразу же отправится на Эдисто, как бы поздно ни было. – Харпер тряхнула головой и подняла глаза к потолку. – Никогда не могла понять его любовь к этому богом забытому месту.

Я закусила губу, чтобы не высказать ей все, что думаю по этому поводу.

– Меня это вовсе не затруднит, да и в доме гораздо веселее, когда гостит Женевьева.

Девочка просияла при этих словах, а потом повернулась к матери и обхватила руками ее стройную талию.

– Люблю тебя, мама. – Она запрокинула голову, всматриваясь в лицо матери, словно ждала чего-то.

Улыбка смягчила резкие черты лица Харпер, когда она наклонилась и поцеловала Джиджи в щеку.

– Веди себя прилично и не утомляй никого болтовней. На следующей неделе мы поедем в магазин, чтобы купить новые туфли для школы.

– А можно розовые?

Харпер расхохоталась.

– Ты же знаешь, что в школе это не разрешается.

Она наклонилась, чтобы поправить розовый в цветочек обруч на белокурой головке Джиджи, и заговорщицким тоном добавила:

– Может быть, мы придумаем, как вставить розовую ленту в кружева.

– Спасибо, мамочка, – сказала Джиджи и, обняв мать на прощание, понеслась вниз по лестнице к машине.

Я подняла чемодан.

– У вас есть мой номер телефона, если что-нибудь понадобится.

Харпер кивнула, задумчиво наблюдая, как убегает Джиджи.

– Да, благодарю вас.

Она повернулась ко мне.

– Она утром покашливала, но сейчас вроде бы все в порядке. Просто следите за другими симптомами.

– Конечно, – пообещала я, представляя, каково это – принимать любое проявление простуды, головную боль или даже аллергическую реакцию за зловещий признак возвращения смертельной болезни.

– И ведите машину как можно осторожнее, – рассеянно добавила Харпер. – Все эти туристы носятся по дорогам как ужаленные и просто провоцируют аварии.

– Я всегда вожу осторожно, – сказала я, повторяя те же слова, что каждый раз говорила Финну, когда он наблюдал, как мы с его маленькой дочкой садимся в машину.

Я подождала, пока Джиджи застегнет ремень безопасности, и привела машину в движение, направляя ее на Куинн-стрит. Когда я выехала из центра, было около пяти часов, и все заезжие туристы уже исчезли с улиц и тротуаров, вернувшись на свои теплоходы – Рич Кобилт из нашей компании гордо именовал их круизными лайнерами. Теперь на улицах наблюдалось лишь обычное для часа пик оживленное движение, правда, пробок было больше из-за непрекращающегося мелкого дождя, который время от времени усиливался до ливня.

Джиджи принялась болтать на первом же светофоре.

– Меня пригласила на день рождения моя лучшая подружка Тинси Олсен. Ее имя значит «Крошка», и нас всегда путают, потому что она очень высокая, а я маленькая, но ее все равно зовут так, может быть, потому, что она когда-то была крохотным младенцем, но ведь все младенцы крохотные, правда? И все равно это моя лучшая подруга с самого детского сада, несмотря на то что во втором классе она не пригласила меня на каток.

Я кивала и иногда вставляла замечания, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы разглядеть дорогу сквозь мокрое стекло, очищаемое включенными на полную мощь дворниками. Водитель едущей за мной машины принялся громко сигналить – по манерам явно не коренной чарльстонец, – потому что я слишком долго поворачивала направо, на Броуд-стрит, в ожидании, когда откроется проезд.

– Даже не знаю, что надеть на вечеринку, ведь туда будут приглашены и мальчики, а я хожу в школу для девочек. Поэтому никогда не общаюсь с мальчиками, разве что с папой, но он ведь не совсем мальчик…

Наконец я повернула направо и направилась по Броуд-стрит к Локвуду и шоссе 17. Дождь полил так сильно, что я почти ничего не видела перед собой.

Несносный водитель позади меня резко пошел на обгон, чтобы встать впереди, и я увидела номера округа Фултон, штат Джорджия. Понятно, Атланта.

– Все ясно, – сказала я себе под нос, когда он начал набирать скорость.

– Может, надеть джинсы, но у меня их нет, потому что мама считает, что носить их не совсем прилично, а я не возражаю, потому что ни разу не видела розовые джинсы, а я их не надену, если они будут другого цвета…

На повороте на Локвуд загорелся желтый свет, я сбавила скорость, чтобы остановиться, в то время как трое водителей передо мной поспешили проехать вперед. Прежняя, более молодая и беспечная Элли последовала бы их примеру, но она никогда не оказалась бы за рулем шикарного «Вольво» и на заднем сиденье у нее не сидела бы Джиджи Бофейн.

– …Ты хорошо умеешь выбирать подарки на день рождения, и я надеюсь, ты сможешь пойти со мной и мамой, чтобы купить подарок Крошке Тинси, потому что мама всегда выбирает то, что понравилось бы ей, когда она была маленькой, а не то, что хотели бы получить в подарок мои подружки, а я не хочу обижать маму, но если мы обе скажем, что нам что-то не нравится…

На повороте зажегся зеленый свет, и я медленно сбавила скорость, так как еще не совсем уверенно чувствовала себя при вождении восьмицилиндрового автомобиля и старалась проявлять осторожность. Слишком настойчивый автомобильный сигнал заглушил скрежет дворников по стеклу, и я было подумала, уж не тот ли это нетерпеливый водитель из Атланты сделал крюк, чтобы снова действовать мне на нервы.

Джиджи что-то спросила, и я слегка повернула голову, чтобы попросить ее повторить вопрос. И тут словно земля остановилась, и струи дождя замерли в воздухе. Я заметила несущийся на всей скорости прямо на нас синий автомобиль с включенными фарами. На зеркале заднего вида болталась подвеска в виде шапочки выпускника. Отчаянный крик Джиджи смешался с визгом шин, звоном разбитого стекла и ужасающим скрежетом металла о металл. Меня швырнуло вбок, я протягивала к девочке руки, а в голосе звучал голос ее матери: «Ведите машину как можно осторожнее». Тут моя голова со всей силы обо что-то ударилась, и боль была столь неожиданной, что я не сразу ее почувствовала, а потом потеряла всякую способность вообще что-либо чувствовать.

Я снова сидела на дереве и смотрела через дорогу, чтобы увидеть, что происходит с Евой, но Евы там не было. Вместо нее я увидела отца. Он был, как всегда, с бородой, и одет, как обычно, в рабочий комбинезон и бейсболку – точно такой, каким я его помнила. Он был довольно далеко от меня, но я могла видеть его глаза – в них было бесконечное разочарование. Он не открывал рот, но я слышала слова, которые он мне говорил, и это были слова, которые когда-то произнесла Хелена.

Я пыталась заговорить с ним, объяснить, что он ошибается, но не могла произнести ни слова.

Я посмотрела вниз, ожидая увидеть там Еву, но видела лишь мокрый от дождя асфальт бульвара Локвуд, отражающий синие и красные всполохи огней машин «Скорой помощи».

Я уже была не на дереве, а парила над хорошо знакомым кусочком земли. «Я уже была здесь раньше». Эти слова, звенящие в моей голове, пронизывали мое сознание, как солнечный луч пронзает туман, освещая и согревая меня.

Человек в форме пожарного заглянул в дверь «Вольво» и наклонился, а я парила за его спиной, снова как безучастный наблюдатель. Почти белые волосы Джиджи, розовая кофточка и шорты были пропитаны кровью, которая струилась по ее ногам в розовые сандалии. Сверху лил дождь, смешиваясь с кровью, и вода приобретала розовый оттенок.

– Но у нее же рак крови, – сказала я, но мои слова заглушил шум дождя, и меня никто не услышал. Как будто человек, переживший одну трагедию, навсегда застрахован от другой. Оно того стоило. Эти слова звучали у меня в голове, когда я опустила глаза и увидела прекрасный ночной цветок – цереус, пробивающийся сквозь асфальт, но кончики его лепестков уже начинали вянуть. Я смотрела на него, пытаясь сказать, что в моем саду будут и другие цветы.

А потом я заметила собственное тело, лежащее на медицинской каталке. На лбу у меня была длинная глубокая ссадина, из которой струилась кровь, а один из врачей с силой давил на мою грудь, пытаясь сделать искусственное дыхание.

Я отвернулась и вдруг оказалась на причале, уходящем далеко в океан. На самом его конце стоял отец, ожидая меня. По развороту плеч и бороде, которая всегда щекотала мою щеку, когда он меня целовал, я знала, что это именно он. Я побежала к нему, но, как обычно бывает во сне, чем быстрее я переставляла ноги, тем медленнее двигалась. Когда я снова посмотрела на конец причала, отец уже удалялся, а там стоял кто-то другой – явно выше ростом и моложе, но я не могла рассмотреть его лицо.

Я резко обернулась при звуке знакомого голоса, ожидая увидеть старуху из народа гула. Но вместо нее я увидела Бернадетт и Магду, склонившихся над Джиджи, словно ангелы-хранители, в то время как тележку, на которой лежала девочка, вкатывали в машину «Скорой помощи».

Женщина гула протянула мне закрытую крышкой корзинку под названием «Хранитель тайн». Украшавший ее орнамент был мне незнаком – ломаная линия, образуемая петлями и черточками, которая шла по краю корзинки, а потом резко разворачивалась в противоположную сторону и прерывалась, оставляя рисунок незаконченным. Сосуд, содержимое которого можно извлечь на белый свет или навсегда оставить скрытым от людских глаз. Я смотрела в ее широко расставленные глаза и понимала, что она вручает мне мою жизнь, а крышка скрывает мое будущее.

А что, если оно несет боль? Мне хотелось выкрикнуть эти слова во весь голос.

А что, если это не так? Женщина улыбнулась и ее ослепительно-белые зубы сверкнули во тьме. Я приняла корзинку из ее рук, и тут же меня снова потянуло к моему телу, рядом с которым стоял врач, покачиваясь на пятках и тряся головой. Я открыла рот и с силой втянула воздух, внезапно почувствовав на своей коже холодные капли дождя и услышав возглас, который издал удивленный медик. А потом на меня обрушилась боль, но я приветствовала ее, ведь она означала, что я вновь обрела способность чувствовать.

Когда я пришла в себя, в голове стучало, а большую часть лба покрывала толстая марлевая повязка. Вначале я была в растерянности, поскольку никак не могла понять, где нахожусь и почему Глен сидит на стуле у моей кровати. А потом все вспомнила. Я попыталась сесть, но Глен удержал меня.

– Все хорошо, Элеонор, с тобой все будет в порядке.

– Где Джиджи?

– В детской больнице.

– А Финн?

– Он с ней. – Глен замолчал. – Она очень сильно пострадала.

Он не отвел взгляда, но по его голосу я поняла, что он что-то утаивает.

– Ты же недоговариваешь. Пожалуйста, Глен! Скажи все как есть.

Голова раскалывалась, но страх за Джиджи пересиливал боль.

– Тебе нельзя нервничать…

– Я должна знать, что с Джиджи. Если ты мне не скажешь, я сейчас выдерну все эти трубки и пойду выясню сама.

На лице Глена промелькнула легкая улыбка, а потом выражение лица снова стало серьезным.

– У нее серьезная травма головы. В мозге образовалась гематома. – Он сглотнул от волнения. – Врачи погрузили девочку в искусственную кому, чтобы понять, удастся ли удалить гематому.

Мне показалось, что белый свет ламп дневного света стал еще ярче, отчего боль в голове стала невыносимой, и сердце отчаянно заныло. Перед глазами стоял образ Джиджи, любующейся распустившимся ночью волшебным лунным цветком и говорящей, что его столь недолгая, но прекрасная жизнь стоила того, чтобы ее прожить.

Я снова попыталась сесть.

– О боже, нет… Я же была за рулем, Глен. Я вела машину, и мы попали в аварию…

Он дотронулся до моей руки и снова заставил лечь.

– Я знаю, Элеонор. И все знают. Ты не виновата. Какой-то идиот поехал на красный свет и из-за дождя не смог затормозить. Финн попросил меня сообщить тебе это. Ты не сделала ничего плохого. Абсолютно ничего. Состояние девочки стабильно тяжелое, это означает, что она еще не поправляется, но вместе с тем ей не становится хуже. Финн сказал, что будет держать нас в курсе, так что не волнуйся.

– И как долго это продолжается?

– Почти сутки. Тебе дали болеутоляющее, и ты уснула. Твой организм нуждается в отдыхе.

Я чуть мотнула головой, и при этом совсем слабом движении мне показалось, что мозг перекатывается из стороны в сторону.

– Я должна ее увидеть. – Я снова попыталась сесть, но Глен уложил меня обратно.

– Сейчас ты для нее ничего не можешь сделать. Надо быть осторожной, если хочешь быть сильной ради нее. И ради Финна. – Он произнес имя Финна нехотя, но скорее по старой привычке, а не из-за действительной неприязни.

Я на минуту закрыла глаза.

– Как скоро мне можно будет выйти отсюда?

– Может быть, завтра. Внутренние органы не затронуты, кости целы. Просто глубокая ссадина на лбу от подушки безопасности. Врачи тебя здесь держат, чтобы ты некоторое время побыла под наблюдением. Дело в том, что у тебя останавливалось сердце. – Глен взглянул мне в глаза. – Как и тогда… Когда ты упала с дерева.

– Я помню, – медленно произнесла я, и снова перед глазами промелькнули фигура отца на причале, Магда и Бернадетт.

– Глен?

Глен наклонился ко мне.

– Да?

В голове стучало, и мысли постоянно путались, то всплывая в сознании, то снова теряясь, я ухватилась за первую попавшуюся, пока она не ускользнула.

– Скажи, ты веришь, что нам в жизни дается второй шанс? – Я закрыла глаза. Головная боль была столь невыносимой, что я не могла четко сформулировать свой вопрос или даже полностью осознать его смысл. – Или же ты считаешь, что счастье выпадает лишь один раз и надо пользоваться моментом, пока возможно, потому что, когда оно уходит, больше от жизни ждать нечего?

Он откинулся на спинку стула, уперев изящные руки в бедра.

– Думаю, в жизни возможны оба варианта. Все зависит от того, какой выбор ты делаешь. Ты сам выбираешь, идти вперед или же застыть на месте. А почему ты спрашиваешь?

Я покачала голой, не зная, что ответить.

– А почему ты здесь? Где мама и Ева?

– Ева хотела приехать, но доктор ей не разрешила – здесь можно подхватить инфекцию, да и состояние твое вовсе не критическое. Что касается матери, она ведь не умеет водить машину, к тому же кому-то надо было остаться с Евой. Вот Ева и послала меня. Не пойми меня превратно, я сам хотел поехать, удостовериться, что с тобой все в порядке, и отвезти домой, когда врачи будут готовы тебя выписать. – Он указал на столик рядом с кроватью. – Ева попросила меня привезти тебе это. Она даже заставила меня заехать домой и забрать этот сверток, когда узнала, что ты пришла в себя.

Я посмотрела на прикроватную тумбочку, где вместо цветов лежал пакет из супермаркета.

– Что там такое?

– Понятия не имею. Ева просто попросила меня передать тебе этот пакет.

Я заглянула в глаза Глена и впервые в жизни увидела лишь мужа собственной сестры, старого друга, с которым меня связывали теплые отношения. Ева была права, когда говорила, что у нас с ним никогда бы ничего не получилось, ведь мы такие разные. Я попыталась представить его за штурвалом самолета или забирающимся на дерево, чтобы снять меня оттуда, но мне это не удалось.

– Спасибо тебе, – сказала я, указывая на пакет, но за этими словами скрывалось нечто большее. Я с трудом села в кровати, усилием воли подавив приступ тошноты, чтобы открыть пакет. Глен развязал ручки и открыл его. Я наклонилась и тут же поняла, что не надо оттуда ничего вынимать – я уже знала, что там лежало.

– Ну и что это такое? – спросил он.

– Это подарок, который Ева сшила для меня собственными руками, – сказала я, вытаскивая бордовый шерстяной пиджак, и нежно потерлась о него щекой. В пакете не оказалось никакой записки, но в ней и не было никакой надобности. Как это часто бывает у сестер, мы понимали друг друга без слов. И я помнила, что сказала Ева, когда показала мне этот костюм, прямо перед тем, как я призналась, что однажды пожелала ей смерти.

«Ты – умная, сильная, красивая и отважная, всегда такой была и такой останешься».

– Одежда? – спросил Глен.

– Нет, это скорее рыцарские доспехи и одновременно костюм супермена из шерстяной ткани. – Я прижалась к мягкой ткани лицом, словно она могла забрать мою боль, потом сложила костюм в пакет и затянула завязки. – Не мог бы ты нажать на кнопку, чтобы вызвать сиделку? Мне надо выйти отсюда.

– Значит, мне не удастся уговорить тебя побыть здесь еще немного – просто на всякий случай?

– И не надейся. Если можно, отвези меня в детскую больницу и высади там. Я могу вернуться домой на такси или попросить Люси забрать меня.

– Даже и не думай вызывать такси или Люси. Позвони мне. И если надо, я могу остаться и подождать тебя, – произнес Глен, и голос его был совершенно искренним.

– Спасибо, не стоит. Ты нужен Еве дома.

Мои слова, очевидно, не убедили Глена, но тем не менее он неохотно вызвал медсестру, а я лежала, вспоминая ту соломенную корзинку, именуемую «Хранителем тайн», и мне страшно хотелось знать, что же скрывалось под ее крышкой.