Глава 28

Я оттолкнулась от кухонного стола, держа в руках костюм, сшитый для Элеонор. На это ушло больше времени, чем я предполагала, но мне нужно было добиться совершенства. Я вшила подкладку, подшила края и сделала вытачки в нужных местах, чтобы подчеркнуть тонкую талию сестры. Хорошо, что мама предложила мне снять размеры, прежде чем я приступила к шитью, ведь мое тело в связи с беременностью уже заметно изменило обычные пропорции.

Снаружи хлопнула дверь машины, значит, Элеонор уже приехала, но на сей раз я даже не потрудилась спрятать новый костюм. Был вторник, и я устроила так, чтобы оказаться с сестрой наедине, поэтому не спеша, аккуратно разложила юбку и пиджак на столе, прислушиваясь к звуку ее медленных шагов по ступеням крыльца и звону ключей в замке входной двери.

Заметив меня, Элеонор остановилась. Посмотрела на выключенный телевизор и пустую кухню, а потом снова обратила взгляд на меня.

– А где же Глен и мама? Тебе же нельзя оставаться одной.

– Я же знала, что ты уже едешь домой, да и телефон тут, рядом со мной. – Я похлопала по столу рядом с костюмом, на который она пока не обратила внимания. – Миссис Рид забрала маму около часа назад, и они поехали купить кое-что в магазине тканей. Судя по всему, нам закажут для внучек миссис Рид и костюмы для выступлений. К тому же, – добавила я с улыбкой, – с твоей подачи и благодаря любезной рекомендации мистера Бофейна на следующей неделе у мамы назначена встреча с мадам ЛеФлер в танцевальной академии, чтобы обсудить костюмы для Джиджи.

Она скользнула на стул напротив и уронила сумочку на пол.

– Это просто замечательно, но какое отношение ко всему этому имеет мистер Бофейн?

– Видишь ли, когда я послала ему письмо с благодарностью за то, что он предоставил тебе свободный график, чтобы ты могла заботиться обо мне, он мне позвонил.

– Он тебе позвонил?

– Ну да. Для того, чтобы сказать, как он ценит все, что ты делаешь для его семьи. Он дал мне номер своего мобильного телефона, чтобы я могла в случае необходимости позвонить ему напрямую.

Элеонор смотрела на меня так, словно я внезапно начала говорить на другом языке.

Между тем я продолжала:

– Наверное, ты ему в какой-то момент сказала, что мы с мамой шьем костюмы на заказ, потому что он спросил меня, не приходилось ли мне придумывать костюмы из розовой ткани со множеством блесток и тюля. Вот, собственно, и все.

– А я и понятия не имела… – Она замолчала и в полном изумлении поднесла руку ко рту.

– Он такой приятный человек. И недурно выглядит, между прочим.

Она опустила руку, как будто ее поймали на чем-то, чего она не должна была делать.

– Вообще-то он мой начальник, – сказала она, но в ее голосе не было уверенности. – Что делает твои комментарии излишними.

Я усмехнулась.

– А что, ты всегда строго придерживалась приличий в отношениях с мужчинами?

– Перестань, – сказала она серьезно, слишком серьезно!

Я коснулась ее руки, и она посмотрела на меня с удивлением, ведь за последние годы у нас было мало физического контакта, за исключением необходимого при уходе за женщиной, прикованной к инвалидному креслу.

– Извини, – сказала я с вполне искренним раскаянием. – Иногда ты сама подставляешься.

Она отдернула руку.

– Это вовсе не так. Все, что я делаю, – это изо дня в день пытаюсь выжить.

Внезапно я обнаружила, что играю давно забытую роль старшей сестры, и поняла, что, если еще немного над этим поработать, у меня получится совсем неплохо.

– Ну и как это у тебя выходит? В детстве, когда тебя спрашивали, чем ты хочешь заниматься, когда вырастешь, ты обычно отвечала, что твоя мечта – это поступить в Джульярдскую музыкальную школу и выступать в Карнеги-холл. Эти мечты никак не похожи на твои нынешние попытки выжить.

Элеонор встала.

– Я приехала домой после долгого рабочего дня не для того, чтобы все это выслушивать. – Она схватила сумочку и направилась к лестнице. – Собиралась побыть немного здесь, чтобы поужинать, а теперь думаю, что лучше сразу поехать на Эдисто. Я пробуду там всю неделю.

Я смотрела, как сестра уходит.

– Я любила Элли, которой ты когда-то была, и мне бы так хотелось, чтобы она вернулась. По моей вине ты изменилась, но я не знаю, что мне надо сделать, чтобы вернулась прежняя Элли.

Она застыла на лестнице, держась за поручни, но так и не обернулась.

– Что ты такое несешь? Ты ни в чем не виновата.

Я продолжала говорить, очень быстро, чтобы она успела выслушать.

– После несчастного случая, когда все сходили с ума, мне действительно требовалась твоя помощь. Мама чуть не обезумела от горя, и нам никто не помогал, поэтому ты взвалила все заботы на себя. А мы тебе позволили это сделать. Ты безропотно ухаживала за мной, прислуживала мне из-за ложного чувства вины, а я не возражала. Я позволяла тебе это делать не потому, что считала, будто ты заслужила это наказание, а потому, что безумно злилась на себя из-за того, что добровольно ввязалась в эту глупую затею и по своей вине сломала себе шею. Мне хотелось всю вину за это возложить на кого-то другого, вот я и назначила виноватой тебя. А ты мне позволила это сделать.

Она повернулась ко мне, качая головой.

– Я просто хотела тебе помочь. Хотела, чтобы тебе стало лучше. Мама лишь все время плакала, а я была единственным человеком, который тогда оставался дееспособным.

– Это не так, – тихо сказала я. – Глен тоже при всем этом присутствовал. Но ты настаивала на том, чтобы принести себя в жертву, а мы не возражали. И это была наша большая ошибка. Теперь я все это прекрасно вижу. Беременность позволила мне увидеть жизнь совсем с другой стороны. Судьба подарила мне второй шанс, и я хочу, чтобы у тебя он тоже был. Потому что несчастный случай, который приключился со мной, вовсе не твоя вина. Она целиком и полностью лежит на мне. Но если ты думаешь, что тебе нужно мое прощение, то я прощаю тебя. Ну вот, наконец, я это произнесла. Элеонор, я прощаю тебя. – Я глубоко вдохнула, зная, что следующие мои слова несомненно, причинят мне боль. – Ведь это я парализована, а не ты. Поэтому перестань вести себя так, словно это произошло с тобой.

– Как ты смеешь? – сказала она, приближаясь ко мне. – Как ты смеешь думать, что все про меня знаешь?

Я и глазом не моргнула, когда она подошла ко мне вплотную.

– Как видишь, знаю. Я тебя знаю с того самого момента, как папа положил тебя мне на руки. Изучила все твои повадки. И всегда хотела быть такой же, как ты. Ты была такой бесстрашной, и дело вовсе не в тех лихих трюках, которые ты вытворяла, а в том, что ты всегда говорила, что думала, и никогда не боялась задавать вопросы. Как ты считаешь, почему мы с Люси всюду таскались за тобой и старались повторять все, что ты делала? Мы просто хотели быть похожими на тебя. Может быть, я до сих пор этого хочу.

Элеонор замерла на том месте, где стояла, и качала головой, словно отрицая все, что я говорила. Но я должна была сделать так, чтобы до нее все наконец дошло.

– Ты хочешь знать, где сейчас Глен?

Элеонор застыла и посмотрела на меня с подозрением.

– Ну и где же он? Надеюсь, с ним все в порядке?

– Конечно, в порядке. – Я сделала паузу. – Он сейчас с риелтором подыскивает для нас с ребенком новый дом.

Элеонор снова опустилась на стул.

– Дом?

Я кивнула.

– Просто маленький домик, возможно, с двумя спальнями, где-нибудь рядом с мамой. И гараж, разумеется. Мы хотим использовать его в качестве моей мастерской, куда для примерки будут приходить заказчики.

Она нахмурилась.

– Разве вы можете себе это позволить?

– Начальник Глена уволился, а поскольку Глен вот-вот закончит учебу, было принято решение его повысить и назначить управляющим трех фирм по аренде помещений в городе, а когда он следующей весной наконец получит диплом, его официально сделают директором.

На ее лице появилась робкая улыбка.

– Это просто великолепно, но когда все это произошло?

– Мы узнали о повышении на прошлой неделе, а возможность переезда в новый дом обсуждали уже с того самого момента, как узнали, что я жду ребенка. Мы просто не ожидали, что так скоро сможем себе это позволить.

– На прошлой неделе? Но мне никто ничего не сказал.

Я посмотрела сестре в глаза, надеясь, что мне не придется объяснять ей очевидное.

Она опустила взгляд, наконец заметив аккуратно сложенный на столе костюм бордового цвета. Ее пальцы принялись гладить мягкую шерсть, а потом она отдернула руку, словно ребенок, тянущийся к подарку, который предназначен не для него.

– Что это такое?

– Это твой костюм для собеседования в Джульярдской школе искусств. – Элеонор ошеломленно взглянула на меня, а потом снова перевела взгляд на костюм. – Я же обещала, что сошью его для тебя.

– Да, когда мне было четырнадцать лет, – тихо сказала она, разглаживая мягкую ткань.

– Хочешь примерить? Я попросила маму снять мерки с меня, поэтому, думаю, он прекрасно будет сидеть на тебе, но кое-где, наверное, все-таки придется подправить.

Элеонор встала и подняла прямую юбку с небольшим разрезом сзади.

– Он точно такой же, как на картинке с выкройкой, – сказала Элеонор с благоговением в голосе. Она положила юбку на спинку стула и подняла пиджак, поднося его к свету и любуясь крошечными стежками, сделанными вручную, и широким отложным воротником. Элеонор без раздумий сунула руки в рукава и застегнула пиджак, а потом подняла воротник, чтобы он обрамлял лицо. Как я и предполагала, выглядела она великолепно.

– Сидит просто идеально, – сказала сестра, но по-прежнему без улыбки.

– Что не так? – спросила я. – Разве он тебе он не нравится?

Она осторожно вытащила руки из рукавов и повесила пиджак на стул поверх юбки.

– Он просто изумительный, но я никогда не пойду на собеседование в Джульярдскую школу.

Я резко развернула инвалидное кресло, чтобы посмотреть Элеонор в лицо и заставить понять, почему я сшила этот костюм.

– Не имеет никакого значения, поедешь ли ты в Нью-Йорк и будешь ли выступать в Карнеги-холл. Даже не важно, наденешь ли ты когда-нибудь этот костюм. – Я снова взяла ее за руку и заглянула в лицо, надеясь увидеть там понимание. – Я просто хочу повесить его в твой шкаф, чтобы он напоминал тебе, что ты можешь в любой момент все это сделать, что ты – умная, сильная, красивая и отважная, всегда такой была и такой останешься.

Она опустила голову.

– Понимаешь, ты ошибаешься на мой счет. Насчет всего. На самом деле ты не знаешь, что я за человек.

– Но я ведь твоя сестра, – возразила я.

Элеонор закрыла глаза, словно собираясь с силами, а когда снова открыла, они были лишены какого бы то ни было выражения.

– В тот день, когда случилось несчастье, я знала, что ты напугана. Знала, что ты не хочешь карабкаться на это злосчастное дерево. Но там был Глен, и мы обе хотели перед ним выпендриться. Вот я и подзадоривала тебя, пытаясь заставить признаться, что ты боишься. Но ты не стала этого делать. Как я ни дразнила тебя и ни пыталась заставить спуститься вниз, ты не останавливалась. Знаешь, меня это всегда восхищало в тебе. Я имею в виду, твоя способность любой ценой получить то, что ты хочешь. Я тебя за это даже немножко ненавидела.

Она положила руки на стол ладонями вверх, словно стараясь показать мне, что терять ей уже нечего.

– Перед тем, как ты сорвалась с дерева, Глен смотрел на тебя и просил быть осторожнее. Я видела, что он любит тебя и всегда любил, даже если еще не осознавал этого. Я тебя так тогда ненавидела. Ненависть была настолько сильна, что я закрыла глаза и изо всех сил пожелала, чтобы ты упала и умерла. И ты действительно упала.

Она схватила сумочку и выбежала из дома, оставив красивый костюм висеть на стуле. Я хотела сказать ей, что она сама чуть не погибла, кинувшись ко мне на помощь. Но все это уже не имело никакого значения. Истина подобна аромату цветка луноцвета, и ее легко сметает ледяной ветер прошлого, оставляющий лишь непреходящее чувство вины и отчаяния.

Я смотрела, как она уезжает, а в голове впервые с момента несчастья звучали слова женщины гула:

И тут я наконец поняла потаенный смысл этих слов и подумала, сколько же времени понадобится Элеонор, чтобы тоже разгадать их.