Вильям преследовал меня. Он был повсюду. Я то и дело натыкалась на него в университетском кафе, постоянно обнаруживала в зеркале заднего вида его машину, следующую за мной до университета, мы часто уходили с лекций в одно и то же время. Иногда начинало казаться, что на мне датчик слежения, иначе как бы он мог так часто оказываться рядом?

По спине до сих пор бегали мурашки, когда я видела его. Я часто не могла заставить себя отвести от него взгляд. Мне становилось жарко, когда я слышала его голос.

Реакции моего тела на Вильяма были просто феноменальными: все наркотики мира были просто конфетами в сравнении с одним его присутствием… Но тело – это, черт возьми, всего лишь тело. И я не буду падать к его ногам только потому, что я изголодалась до смерти, а он – такое удобное и безопасное блюдо.

Теперь я была честна с собой: Вильям поселился в моей голове сразу же после того, как я узнала, что мы совместимы. Это не была любовь – это была безнадежность. Это был не танец душ, всего лишь диктатура тела, у которого не было иного способа нормально жить и удовлетворять свои потребности. Я полюбила Вильяма, как полюбила бы любого, окажись он совместимым со мной.

Да, это не было любовью.

А мне нужна была любовь. И я собиралась ее найти. А не найти, так вырастить самостоятельно. Из дружбы, говорят, может вырасти прекрасная любовь.

А из хорошей дружбы и вовсе может получиться нечто чудесное.

Крейг как-то пригласил меня на свидание, и мне оно понравилось. Мы болтали без умолку, бродили по улицам, смеялись над всякой ерундой. Например, над тем, как потрясно он изображал моего бойфренда и бросал к моим ногам розы на парковке универа.

Потом было еще одно свидание и еще одно. И уже на втором я бы поцеловала его, если бы могла целовать. На третьем Крейг взял меня за руку и обнял. На моей руке была варежка, шею закрывал шарф, а к лицу он не прикасался. Он был очень осторожен, и это было здорово.

Крейг знал практически все обо мне. Он с удовольствием читал мой Инстаграм уже несколько лет. А там я много откровенничала. Он знал меня дольше, чем Вильям, если уж на то пошло. И с каждым днем мое доверие к нему росло, укреплялось и превращалось в нечто большее.

Так что я даже однажды пригласила его в гости. Мы пили вино, я чувствовала себя очень расслабленно и счастливо. И в какой-то момент подумала, что могу позволить себе чуть-чуть больше, чем обычно. Я подошла и обняла его. Не по-дружески. Уткнулась лицом в его облегающий джемпер, провела ладонями по плечам. А он ответил мне. Ладони, облаченные в перчатки, коснулись моего лица, шеи, прошлись по спине.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– О том, что могла бы сделать прямо сейчас, не будь моя кожа такой эгоистичной сволочью…

Он рассмеялся, а потом добавил:

– Я думаю о том же. Если бы существовал хоть какой-то способ вытащить тебя из темницы, я бы вытащил. Я бы сделал тебя счастливой.

Мое горло свело от невыразимого волнения.

– А что, если есть… один способ?

И я рассказала ему обо всем. О горячей воде. О воске, которым можно покрыть ладони. И об окне в тринадцать минут, когда можно успеть делать все. Почти все. А потом мне просто нужно принять душ. Горячий, на пределе терпимости душ.

И Крейг не испугался. Не испугался, как сложно, странно и стремно все может быть.

Он прижал меня к себе и сказал, что сделает все, о чем я попрошу. Тем более что он тоже этого хочет. Только пусть это случится не сегодня, после того, как мы распили бутылку вина, а когда мысли будут ясными, когда мы купим восковой спрей и сможем точно отсчитать тринадцать минут. Раз уж это вопрос жизни и смерти.

Всю неделю после этого разговора я очень нервничала. Моя фантазия рисовала не слишком приятные последствия того, что мы с Крейгом запланировали. Я представляла себя с ожогами по всему телу. Представляла как Крейг в ужасе кричит, что это был первый и последний раз, когда он тронул меня. Я думала о том, что будет, если, например, порвется презерватив. Горячая вода не сможет спасти – меня обожжет изнутри так, что о сексе можно будет забыть до конца дней.

В конце концов я так себя запугала, что позвонила брату и попросила быть неподалеку в пятницу вечером.

– А что будет в пятницу вечером?

– Я собираюсь отдаться парню.

– Совместимому с тобой?

– Нет.

– Отличная шутка, – рассмеялся он.

И тогда я сказала, что это не шутка. Сейдж ответил, что не верит. Я заявила, мол, и пусть не верит, но он нужен неподалеку в конце недели.

Тогда Сейдж бросил трубку и примчался ко мне в квартиру через двадцать минут, взведенный, как курок, на грани истерики.

– Скажи, что ты пошутила!

– Сейдж. Я понимаю, что это звучит… пугающе. Но я знаю один способ. Проверенный способ. Вильям когда-то рассказал о нем. Горячая вода разрушает чужеродные молекулы, на которые возникает аллергия. Так что если использовать презерватив, а после прыгнуть под горячую-прегорячую воду, то ничего не случится!

– Вильям, значит, рассказал?! Господи, поверить не могу!

– Пожалуйста, прекрати кричать, – попросила я, забираясь в кресло с ногами и прижимая к щекам ладони. – Давай поговорим спокойно. Я сделаю это в любом случае, и меня ничто не остановит. Но мне очень нужна подстраховка…

Сейдж резко остановился посреди комнаты, возводя к потолку глаза.

– Ты понимаешь, что в пятницу я весь день буду мысленно тебя хоронить? Буду стоять у твоей могилы, бросать розы на твой гроб…

– Да не будете вы меня хоронить. Максимум в реанимации без кожи поваляюсь.

– Это не смешно, Долорес, черт побери! Ни капельки! Кто этот урод?!

– Ну вот, началось…

– Кто он? Имя? Адрес?

– Сейдж, я не могу всю жизнь сидеть в этом долбаном Стигмалионе! Я должна начать копать выход из него. Помоги мне. Я научусь побеждать эту проклятую аллергию, но нужно с чего-то начать.

– С похорон! Как тебе идея начать с похорон?!

– Ох, блин…

– Знаешь, что? Почему бы тебе не проглотить свою дурацкую обиду и не вернуться к Вильяму? Так как вы совместимы, то с этим парнем все будет в сто тысяч раз менее смертельно!

Меня тряхнуло, как будто я гвоздь в розетку сунула.

– Чтобы вернуться к кому-то, нужно сначала уйти от него! А я не уходила, потому что мы и не встречались. Мы просто бездумно трахнулись. Вот и все.

– Если бы это было так, тебя бы потом не подкосила такая депрессия!

– И это еще одна причина, почему я даже думать о нем не хочу. Я хочу быть с Крейгом. Я хочу быть с тем, кто будет относиться к моей нервной системе не как к рулону туалетной бумаги.

– Оп-па, имя записал. Остался адрес.

С Сейджем я так ни о чем и не договорилась. Наоборот, пожалела, что сказала ему. Он пробыл у меня час и все это время безостановочно орал на меня, пока я не распахнула дверь и не предложила ему уйти.

«Ну и ладно, – подумала я. – Если что, Крейг справится сам. Вызовет скорую, объяснит им, что со мной, и не впадет в истерику, если на моей коже начнут высыпать волдыри. Он справится».

В пятницу Крейг заехал за мной, и мы отправились в город погулять по Темпл-бару и посмотреть в кинотеатре какую-нибудь комедию. Я дала себе слово думать только о хорошем, а не воображать рыдающих родственников у свежевырытой могилы. Я дала слово и сдержала его.

Ко мне домой мы вернулись только к восьми. Не спеша поднялись по лестнице, обнявшись. Меня слегка трясло и знобило. Совсем как тогда, когда Вильям снимал с меня промокший гидрокостюм…

Как давно это было, но я могла бы восстановить в памяти все до последней детали. Как его руки гладили мои плечи, как я жалась к нему, целуя неумело и голодно, как капала вода на пол с моего гидрокостюма и как мы потом вытирали ее, смеясь и болтая… Уже после того как обрели друг друга…

Хорошо, что я тогда не знала, что все это закончится истощением, травмой позвоночника и страшной депрессией…

– Лори, – остановил меня Крейг у двери. – Если ты слишком волнуешься, можно отложить. Я буду ждать столько, сколько нужно.

– Почему ты решил, что я слишком волнуюсь? – вымученно улыбнулась я.

– Ты уже две минуты пытаешься открыть ключом не свою дверь.

– Что?! Вот черт! – рассмеялась я, хватая его под руку. – Как будто ты никогда не путался в этажах!

«Уходи из моей головы, Вильям. Господи, ну хотя бы сегодня!»

– А вообще я поражена, как быстро ты запомнил номер моей квартиры, Крейг! – поддразнила я.

– О, это было просто. Номер твоей квартиры – шестнадцать. Он совпадает с двумя последними цифрами на моем медальоне смерти. Медальон я ношу на груди. В груди – сердце. Мое сердце – у Долорес. Долорес живет в квартире номер шестнадцать. Все просто.

– Ох, Крейг! – воскликнула я, тупо улыбаясь и полностью растаяв от сказанного. Какой же он классный и милый, все должно получиться. Все получится…

Черт!

Я остановилась как вкопанная у дверей своей квартиры. Пусть мне это снится, господи! Какого…

Из-под двери вытекала вода. Целая река горячей, исходящей паром воды! Целая Ниагара, черт побери.

Я открыла дверь, и мне на туфли тотчас выплеснулась чуть ли не океаническая волна. Я вбежала в квартиру, поднимая тучи брызг.

– Похоже, трубу прорвало, – сказал Крейг, вбегая следом за мной.

Крейг поспешил в ванную, я за ним. Так оно и было: труба полотенцесушителя лопнула, и из нее лила на пол горячая вода. Крейг схватил полотенце и попытался заткнуть им брешь. Я схватила телефон и начала звонить в аварийную службу…

Через несколько часов, когда трое сантехников устранили все неполадки, отсосали воду, а мы с Крейгом кое-как подтерли остальное, о сексе уже никто не думал. Мы устали, как два пса, которых выбросили за борт и которые еле-еле доплыли до берега. Мне было так досадно и так неудобно. Провести вместе такой чудесный день и закончить его по колено в воде, среди плавающих стульев и отсыревших обоев.

Ближе к полуночи мне позвонила Бекки.

– Вижу огромную машину аварийной службы через дорогу у твоего дома! Что там у вас произошло? Надеюсь, все в порядке?

– Бекс, если что-то произошло, то, скорее всего, у меня! – всхлипнула я. – В ванной прорвало трубу и затопило весь этаж…

– О нет! – воскликнула она. – Сейчас буду.

Через десять минут прибежала Бекки с термосом, пледом и во-о-от такими глазами.

– Какой ужас, Лори! Кто бы мог подумать, что в наше время могут делать такие фиговые трубы!

Она с сомнением оглядела Крейга, вымокшего с ног до головы. Меня, испортившую свое лучшее платье. Квартиру, превратившуюся в сырое болото. Мокрые распаренные обои начали источать ужасную химическую вонь. Ковровое покрытие разбухло и надулось пузырями. Электричество отключили, чтобы никого не убило током, так что было еще и темно.

– Ты не можешь здесь оставаться, Лори. Пойдем ко мне, – сказала Бекки, набрасывая плед мне на плечи.

– Не волнуйся, я поеду к брату, – поторопилась успокоить ее я. Я скорее буду ночевать на улице, чем отправлюсь в гости к Вильяму.

– Или ко мне, – сказал Крейг, выливая воду из ботинок.

– Крейг, – возразила Бекки, – будет лучше, если Лори отправится ко мне. Я живу совсем рядом, через дорогу, у меня найдется подходящая одежда. Ремонт, вероятно, займет несколько дней, мне бы не хотелось, чтобы подруга жила у человека, о котором она никогда ничего не рассказывала.

Я и правда никому не рассказывала о Крейге, о чем сейчас пожалела. Из уст Бекки это звучало ужасно…

– Простите, Крейг, но Лори и правда лучше пойти ко мне. Она устала и ничего не соображает. А завтра, когда проснется у вас и не найдет ни латексных перчаток, ни свежей одежды, – вот тогда триста раз пожалеет. А у меня все это есть. – И Бекс высоко вскинула брови, словно напоминая мне о том, что у Вильяма та же болезнь, а значит, все, что мне нужно, уже есть в ее квартире.

Крейг почему-то тут же встал на ее сторону.

– Твоя подруга права, Лори. Наверное, у нее будет лучше.

Бекки тем временем напомнила, как, вероятно, сильно будет завтра болеть моя спина от перегрузки. И если понадобится ехать в госпиталь, то он, кстати, совсем рядом. И что моему брату будет куда спокойней, если я останусь у нее… в общем, Бекс добилась своего и выпроводила Крейга на раз-два.

Я тем временем позвонила Сейджу и спросила, нельзя ли перекантоваться у него пару дней, на что он ответил – я ушам своим не поверила! – что не может принять меня. Что у них с девушкой сегодня годовщина, и они будут праздновать ее очень громко.

– Сейдж, – взмолилась я. – Мою квартиру залило! Я без дома осталась, считай! Не ехать же в Атлон!

– Езжай к своей подружке Бекки.

– Я не могу пойти к Бекки!

– Это еще почему? Она вроде приличная девчонка.

– Потому что… там Вильям…

– Что-что? Повтори!

– Я не могу отправиться ночевать в квартиру Вильяма!

– Какие-то неполадки со связью. Ничего не слышу.

– Сейдж! Я не могу пойти к нему, черт побери! Не могу и все! – заорала я в трубку.

Связь оборвалась, и я разревелась. Попробовала набрать номер брата снова, но он, бессовестный, был вне сети. Бекки заглянула мне в лицо, погладила по голове и сказала, что не оставит меня, что бы я ни решила. Даже если я решу спать на мокром ковре и укрываться крышкой от унитаза – она ляжет рядом. Вот это подруга!

В час ночи, после безуспешных попыток навести порядок, мы пришли в квартиру Бекки. Я была на грани всех граней. Ночь, которая обещала быть лучшей в моей жизни, обернулась катастрофой. Я дрожала от холода и нервного истощения. Промокла до трусов, продрогла до синевы и напоминала только что откачанного утопленника.

Бекки распахнула дверь, пропуская меня вперед, и я вошла.

Над письменным столом горел свет, пахло кофе и чем-то очень приятным, и тишина стояла такая, что хотелось упасть в кровать и сразу же заснуть.

– Бекс, ты не знаешь, где те бумаги, что вчера передал отец Долорес? – послышалось из комнаты Вильяма, и в следующую секунду я увидела его.

Он вошел в гостиную по пояс обнаженный, с тонкой белой футболкой в руках, которую собирался надеть. Его волосы были влажными, как после душа. На бедрах низко сидели штаны, из-под которых виднелся пояс его боксеров (мои глаза, конечно же, не постеснялись заметить и это).

Ну здравствуй, прекрасное видение. Посмотри, кто к тебе приполз из грязного болота…

– Лори? Что случилось? – испугался он, глядя на меня во все глаза.

И этот страх, и изумление на его лице, и обнаженные плечи и грудь, которые я когда-то целовала, и руки, которые бросили футболку и собрались меня обнять, и вся неожиданность, и невыносимость этой ситуации – все это отбросило меня к двери. Я развернулась и быстро вышла на площадку. Я не могла находиться так близко к нему, слишком больно. Все равно что стоять на руинах большого города, в котором ты когда-то жил и был счастлив.

Я поеду в гостиницу. В моей сумочке немного денег и водительские права, я смогу снять номер…

За спиной послышались быстрые шаги, и в следующий миг Вильям обогнал меня и загородил дорогу.

– Лори. Останься у нас, прошу. Я уйду, если тебе так будет легче. А ты оставайся.

– Н-нет, не беспокойся, я найду, где переноче… – и я закусила губу, чтобы не разрыдаться.

– Господи, я убью их обоих, что же они творят, – едва слышно пробормотал он, хватая меня за плечи и разворачивая на сто восемьдесят градусов. – Пожалуйста, иди к нам. Меня там уже нет…

И он зашагал по лестнице вниз – едва одетый. Только куртку успел набросить на плечи. Ко мне подбежала Бекки и крепко взяла за руку.

– Идем, Лори. – Ее голос дрожал.

Я лежала в кровати Вильяма и не могла уснуть. Все здесь сводило с ума: запах его одеколона, который витал в воздухе. Его вещи, книги, его ноутбук, записки на норвежском, приколотые к стенке над столом…

Почему я снова здесь? Как это возможно? Какая потусторонняя сила заставила меня снова оказаться в этой постели? Наверное, это какая-то проверка на прочность. Тест на выживание. Сейчас включится свет, заиграет дурацкая музыка, откуда-то выскочит ведущий реалити-шоу в нелепом костюме и скажет: «А здесь у нас Долорес Макбрайд! И сейчас мы проверим, сможет ли она лечь в постель Вильяма Веланда и не сойти с ума от боли! Или все-таки нервишки не выдержат, и она начнет кричать, плакать и обнимать его подушку! Последняя минута теста пошла!»

Я не пройду этот тест…

Я свернулась калачиком и дала волю слезам, впиваясь пальцами в ткань одеяла, в простыни, в подушку. Сжимая вещи, которые обнимали его тело каждую ночь. Как не могла я…

Мой болеметр снова начал вибрировать, после чего, как обычно, позвонила мама:

– Родная, ты в порядке? Мы снова получили сигнал.

– Да, мам, все в порядке. Просто… просто ногу подвернула, – всхлипнула я. – Обезболивающего нет, идти в аптеку не могу… Так что я сниму его на ночь, о’кей? Не волнуйтесь, если штуковина начнет вам кричать, что не чувствует мой пульс.

– О’кей, поспи, милая. Наступит утро, и боль утихнет, вот увидишь.

– Хорошо, мам.

Я сняла болеметр и положила на прикроватную тумбочку. Сегодня и правда лучше его снять. Он сломается от перенапряжения, если я оставлю его на руке…