Книга: Ближний Восток. Перезагрузка
Назад: Глава 3 Турция: игра в открытую
Дальше: Глава 5 Курдистан: все только начинается
Глава 4
Россия: пограничные огни
Весной 2016 года произошли военные столкновения в Нагорном Карабахе, к счастью, довольно быстро завершившиеся. Нет никаких сомнений в том, что ситуация была спровоцирована турками – да они, в общем, особо это и не скрывали. В свое время, сразу после ситуации со сбитым российским самолетом и обострения российско-турецких отношений, я сделал предположение о развитии ситуации, обозначив несколько ключевых точек: Южный Кавказ, Центральная Азия, районы внутри России и т. д. И не ошибся.
Дважды министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу летал в Баку сразу после обострения отношений с Россией. Дважды, по сути, подбивал к решению карабахской проблемы, как они это называют, в том числе обещая всяческую помощь. Летал туда и Ахмет Давутоглу, тогдашний премьер-министр Турции. Тоже в открытую говорил о необходимости возвращения Нагорного Карабаха и о том, что Турция окажет всестороннюю помощь. Эрдоган дважды планировал полететь в Баку, но теракты не позволили. Но это ему не мешало говорить то же самое при встрече с Алиевым, когда Алиев наносил визит в Турцию. Понятно, что не случайно конфликт, который тлел столько лет, ограничиваясь редкими перестрелками, вдруг вылился в открытое противостояние. Это дело рук турецких политиков во главе с господином Эрдоганом. И никто не будет отрицать роли Турции в обострении отношений в Херсоне на границе с Крымом. Ахмет Давутоглу ездил в Киев, встречался там с Порошенко и прочими украинскими деятелями и тоже призывал к далеко не мирным действиям против России.
Весной 2016 годы в Нагорном Карабахе вновь вспыхнул тлеющий конфликт.
В конце 2015 года стало известно, что радикальное крыло Крымско-татарского меджлиса, оказывается, снабжается министерством обороны Турции. Какие цели преследовала Турция в Крыму? Думаю, вполне понятные. Турки намеревались сделать так, чтобы через полтора-два десятка лет Крым стал государственным протекторатом Турции – то есть, по сути, был управляем из Турции. Они исходили при этом из ряда демографических, экономических нюансов и многого другого, поэтому вели активную работу в Крыму, в том числе экономического плана, и поддерживали таких одиозных деятелей, как Ленур Ислямов, занимавшийся организацией, снабжением и обучением диверсионных отрядов с базированием вблизи украинско-российской границы. После воссоединения Крыма с Россией цели остались прежними: дестабилизировать ситуацию в Крыму и в перспективе попытаться «вернуть» полуостров в лоно Османской империи, то есть, извините, Турции. Отсюда и попытки дестабилизировать ситуацию, действуя через радикальные группировки. Я, кстати, имею в виду не только Крымско-татарский меджлис. Это и «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами». Хотел бы напомнить, что до возвращения Крыма в Россию эта исламистская организация не была запрещена на Украине и там действовали, по разным оценкам, от пяти до восьми тысяч этих деятелей. Большая часть дислоцировалась в Крыму, многие оттуда уезжали воевать в Сирию, в Ирак и т. д. Впрочем, будем надеяться, что теперь подобные возможности для них остались далеко в прошлом.
Не следует исключать вероятности того, что те телодвижения, которые производились господином Эрдоганом, его министерством обороны и разведкой в отношении Крыма, будут повторяться. Даже наоборот – мы наверняка еще столкнемся с проявлениями турецкой активности и на центральноазиатском направлении, и на Южном Кавказе, да боюсь, что и в ряде российских регионов. Мы не должны недооценивать противника, который будет всячески провоцировать конфликты по периметру Российской Федерации, где бы это ни было возможным. Такими болевыми точками являются, в частности, страны Средней Азии.
Посмотрим, насколько велико влияние на ситуацию в Афгано-Таджикском пограничье. Итак, 2500 километров – бывшая советско-афганская граница. Туркменская ее часть меня в данный момент мало интересует, как и 170-километровая граница с Узбекистаном – там мышь не проплывет через Аму-Дарью, ее поймают. Там, поверьте, граница на замке. Помню, когда я первый раз приехал в те края, гляжу – моряки ходят. Что такое? А это, оказывается, моряки Амударьинской пограничной флотилии. Но есть еще 1443 километра афгано-таджикской границы. И для нас этот участок много значит. Расскажу почему. Не потому, что завтра произойдет какой-то конфликт и таджикская сторона то ли справится, то ли нет. А потому, что конфликт произойдет, скорее всего, на самом опасном Горно-Бадахшанском направлении. И по схеме 1999 года – а именно эта схема будет использована – противник может оказаться в районе Ферганской долины в той части, которая принадлежит Кыргызстану. А это страна – участник ЕАЭС. И догадайтесь, куда побегут беженцы? А теперь вопрос: зачем это нам надо?
Как Турция может это использовать? Ни для кого не секрет, что национальная разведка Турции имеет колоссальное влияние на террористические группировки, как я их называю, центральноазиатского происхождения. Самый большой официальный офис «Исламского движения Узбекистана» – не какая-нибудь подпольная ячейка в Пешаваре или Вазиристане – находится в Стамбуле. А «Исламское движение Узбекистана» – одна из самых опасных группировок. Там же находится «Исламское движение Восточного Туркестана» – оно уйгурское и направлено против китайцев, но его тоже можно использовать, как вы понимаете. Кстати, и одна, и вторая группировки воюют в составе «Джебхат ан-Нусра» под Алеппо, в том числе против нас. А уж о связи с «Исламским государством» только ленивый не знает. Когда мы слышим, что на севере Афганистана, в том числе в ряде уездов Афганского Бадахшана, усилились позиции «Исламского государства» – в отряды частично входят бойцы «Исламского движения Узбекистана», частично «Союза исламского джихада» и «Исламского движения Туркестана» (не путать с «Исламским движением Восточного Туркестана»), возникает вопрос: могут ли турецкие спецслужбы использовать это против нас? Могут. Точнее, не так: не могут не использовать.
А что для этого нужно? Вы удивитесь – для этого достаточно 300–500 бойцов, которые пересекут афгано-таджикскую границу в районе Памира. А мы там вообще не представлены! 110 лет наши пограничники несли службу на Памире, и вдруг в 2005 году заставы убрали, и мы потеряли контроль над крайне важным стратегическим районом. Мы вообще много чего и откуда убрали, а теперь приходится исправлять – когда, четко по пословице, уже жареный петух клюнул куда надо. Так вот, мы не представлены в том регионе и не владеем ситуацией. Мы зависим от той информации, которую нам предоставит кто-то еще – в том числе заинтересованные стороны. Поэтому боевики смогут пройти через территорию Таджикистана на самом опасном, Калай-Хумском направлении (оттуда проникали в прошлый раз) и выйти в районе Баткента. И что мы будем делать? Воевать с ними там, в горах? А внутри, на юге Кыргызстана, – самая большая концентрация экстремистских группировок в Средней Азии. Они могут с тыла поддержать хотя бы часть проникших группировок (хотя, возможно, и не все – между ними тоже существуют проблемы во взаимоотношениях)? Конечно, да.
Не следует исключать вероятности того, что те телодвижения, которые производились господином Эрдоганом, его министерством обороны и разведкой в отношении Крыма, будут повторяться. Даже наоборот – мы наверняка еще столкнемся с проявлениями турецкой активности и на центральноазиатском направлении, и на Южном Кавказе, да боюсь, что и в ряде российских регионов. Мы не должны недооценивать противника, который будет всячески провоцировать конфликты по периметру Российской Федерации, где бы это ни было возможным.
Так вот, коротко говоря, нам надо очень серьезно подумать о Центральной Азии. Конфликты возникают на киргизско-узбекской, киргизско-таджикской границах. Ситуация осложняется тем, что там находится множество анклавов, спорных территорий. Недавно был спор между Киргизией и Узбекистаном. Мы сделали так, что Киргизия стала членом ЕАЭС со всеми вытекающими последствиями, то есть граждане Киргизии имеют такие же права, как граждане России, в том числе право на перемещение. Теперь мы должны там закрепиться – не на севере, а на юге, на самом опасном направлении. Я сто раз говорил, что наше военное присутствие там необходимо. Южный Кыргызстан – Ошская, Джелалабадская, Баткенская области – один из самых опасных очагов экстремизма и терроризма в Средней Азии, и киргизские спецслужбы прямо говорят об этом. Мы должны огородить ЕАЭС от возможных эксцессов, после которых к нам хлынут беженцы. Это наша безопасность.
Что мы сейчас делаем в этом плане? У нас есть воинская часть в Таджикистане – так называемая 201-я военная база. Ее штаб всегда находился в Душанбе, там же располагались еще несколько подразделений, госпиталь и т. п. Прекрасные места, я много раз там был. Один полк размещался в Курган-Тюбе, а другой, максимально приближенный к афгано-таджикской границе, – в Кулябе. Так вот, Кулябский полк, который был расположен в 42 километрах от границы, внезапно вывели оттуда по настоянию таджикской стороны и передислоцировали на полигон Ляур – это полигон 201-й базы – мол, живите там. С женами, детьми, школами.
Некоторые районы Кыргызстана превратились в очаги экстремизма.
По какой причине? И все гадают по-умному. А я скажу откровенно. Никаких догадок – только факты. В центре Душанбе, где располагался штаб 201-й базы, был обустроенный городок для военных и их семей. И вдруг несколько лет назад штаб со всей инфраструктурой тоже решили вывести – и перевели в один из самых запущенных, отдаленных районов Душанбе. Но что же возникло на его месте? Жилой квартал? Обижаете. Там сейчас возвышается дворец его превосходительства Эмомали Шариповича Рахмона. Пойдем дальше. Дивизионный госпиталь тоже стоял в шикарном месте, много лет, еще с советских времен, и его тоже внезапно перевели. Что вместо него? Еще один роскошный дворец, на этот раз не главы Таджикистана, а близкого к нему человека.
Второй полк, Курган-Тюбинский, остался на своем месте. Но он расположен более чем в 200 километрах от границы. Как вам это нравится? И ни слова не хотят таджикские власти слышать о перемещении наших отдельных подразделений в район Горного Бадахшана. Хотя соглашение по поводу продления пребывания нашей базы в Таджикистане предусматривает отдельной статьей такую возможность, пусть и с разрешения местных властей.
Но нам говорят: туда не надо. Не хотят пускать. А почему? Потому что в этом месте границы – прекрасное окно, во-первых, для мощнейшего наркотрафика, а во-вторых, для столь же могучего потока китайского ширпотреба. Казалось бы, у наших военных нет задачи бороться с контрабандой на территории другого государства. Но не пускают. А значит, не хотят, чтобы мы получали реальную информацию о том, что там творится. Может, потому что в 2012 году, когда произошел конфликт в Горном Бадахшане, выяснилось, что заместитель начальника штаба Ишкашимского погранотряда оказался (я упоминал об этом в предыдущей книге) родным братом криминального авторитета Леши Горбуна – Абдуламона Айембекова, наркобарона, по сравнению с которым Пабло Эскобар – просто мелкий пушер. Я, когда об этом услышал, не поверил. Думаю, не может быть, наверное, однофамильцы? Но нет, оказались и правда братья. Хорошо охранялась граница!
Вот скажите, так можно относиться к великой стране? К стране, которая сделала все, чтобы вы жили в более-менее нормальных условиях? К стране, которая вам обеспечивает безопасность? Может быть, хватит? Если там не нужна наша база, может, и нам стоит подумать, а в подходящем ли месте мы расположились? Авиации нашей там нет. Была когда-то, еще когда французская авиагруппа базировалась в душанбинском аэропорту – в то время французы обеспечивали авиаподдержку в Афганистане. Потом наших оттуда вытурили, потому что не проплатили вовремя. И пришлось нам перебрасывать свои самолеты на базу Кант в Кыргызстане. А в Таджикистане мы уже долгое время боремся за один аэродром, который нам необходим, чтобы прикрывать войска, но нам его никак не дают. Вот индусам дали – индусы там имеют какие-то интересы. Так, может, пора сказать: «Ребята, если вы все продаете, тогда так: мы все свои части передислоцируем на территорию Кыргызстана, который является членом ЕАЭС?»
И не надо бояться, что мы таким образом можем потерять Таджикистан. Мы его уже потеряли. Кто доминирует в экономике Таджикистана? Китай. Мы должны исходить из своих собственных интересов. Всем другом не будешь, это невозможно. Вот каким большим другом еще недавно была Турция – она показала, какой она друг? Показала. Давайте исходить из геополитической целесообразности. Я бы поинтересовался у посла Таджикистана, почему их посол в Эр-Рияде (Саудовская Аравия) заявил в интервью одной из самых авторитетных ближневосточных газет, что Таджикистан рассматривает возможность вступления в так называемую Исламскую коалицию 34 государств, возглавляемую Саудовской Аравией. А в нашу коалицию они почему не хотят вступить? Они же наши союзники. И почему они выгоняют наши базы из обжитых городков черт знает куда?
Скажу несколько слов об Армении. Это единственное государство на постсоветском пространстве, внешнюю границу которого – с Турцией – охраняют российские погранвойска. Три погранотряда и погранкомендатура в Ереване, а также 102-я база в Гюмри. Во время последних выборов президента в Армении его оппонент набрал довольно много – около 37 %. Оппонент этот, Раффи Ованнисян, очень интересная личность. Он, по сути, американец – родился в США, если не ошибаюсь, в Калифорнии, там же учился. Был министром иностранных дел Армении. По истечении необходимого времени – там надо прожить, кажется, 10 лет – выставил свою кандидатуру в президенты. Так вот, достоверно известно, что перед выборами с ним активно работали сотрудники госдепа США, представители Великобритании и Турции. Речь шла о том, что если он победит, то в первую очередь от него потребуется убрать с территории Армении пограничные войска Российской Федерации и закрыть базу в Гюмри. Ну а в награду обещали какое-то невероятное количество денег, чуть ли не миллиарды долларов. То есть надо четко понимать, что игра идет и в этом направлении тоже. И это показывает объективную важность Армении для нас. Это оплот Российской Федерации, это наши базы на Кавказе, это не просто союзник, а та страна, базируясь в которой мы можем решать свои проблемы, в том числе на Ближнем Востоке. И американцы, англичане и турки заинтересованы в смене власти там.
Ни слова не хотят таджикские власти слышать о перемещении наших отдельных подразделений в район Горного Бадахшана. Хотя соглашение по поводу продления пребывания нашей базы в Таджикистане предусматривает отдельной статьей такую возможность, пусть и с разрешения местных властей.Но нам говорят: туда не надо. Не хотят пускать. А почему? Потому что в этом месте границы – прекрасное окно, во-первых, для мощнейшего наркотрафика, а во-вторых, для столь же могучего потока китайского ширпотреба.
Я, кстати, считаю, что к действиям в Сирии мы должны по максимуму привлекать наших союзников – если, конечно, они союзники. Та же Армения должна участвовать, помогая и военнослужащим Российской Федерации, и сирийской армии. Кстати, в рядах сирийских вооруженных сил служит много армян, как немало их и в отрядах самообороны партии «Демократический союз». Там вообще много добровольцев из других государств. Формируются интербригады в составе курдских отрядов самообороны, как в свое время в Испании. Есть два типа этих добровольцев: первый – религиозные, это христиане Запада, которые приезжают воевать в христианских отрядах – ассирийских и т. п. А второй – преимущественно левые и просто люди, желающие воевать против «Исламского государства». Они приезжают из США, Германии, Великобритании, Австралии. Воюют в левых организациях. Многие гибнут в бою. И будет правильно, если все союзники примут в этой кампании какое-то участие, пусть даже символическое.
Кроме того, я полагаю, что нам надо четко дать понять всем государствам, расположенным по периметру наших границ, то есть так называемому постсоветскому пространству: любые действия, направленные на дестабилизацию ситуации непосредственно в близости от Российской Федерации, будут рассматриваться как враждебные действия. Как и любые действия, направленные на неоказание своей союзнической помощи Российской Федерации в стабилизации ситуации (я сейчас имею в виду Центральную Азию), также будут рассматриваться как враждебные. И многовекторность, этот новый вариант проституции, который исповедуют наши псевдосоюзники, пора прекращать. Соответственно, мы имеем право принять жесткие меры в отношении тех, кого некоторые на полном серьезе называют союзниками, от чего хочется то ли смеяться, то ли плакать.
В 2000 году объединение государств СНГ, в которое мы тогда входили, подписало соглашение о безвизовом режиме. В нем есть статья № 4, которая предполагает, что, если безвизовый режим угрожает безопасности того или иного государства, это государство имеет право безвизовый режим отменить. Я всегда говорил, что к этому вопросу надо подходить крайне серьезно. Мы говорим о проблемах наркотиков, афганских опиатов, о том, что у нас десятки тысяч умирают от этой дряни. Это угроза национальной безопасности, угроза здоровью нации. Может быть, это повод задуматься о визах?
Наконец, за эти годы у нас в России накопилось колоссальное количество мигрантов, многие из которых находятся здесь незаконно. Естественно, то и дело возникают различные инциденты с их участием. Одним из самых резонансных за последнее время стала массовая драка на Хованском кладбище в Москве – по разным данным, в ней участвовало от 200 до 400 человек. Это, между прочим, уже изрядная толпа. А ведь общее количество мигрантов в городе намного больше – не двести человек, не тысяча и даже не десять тысяч. Раздай им автоматы, и они такое натворят, что мало не покажется. Никто об этом не думал?
В последнее время мы любим говорить: «Ох, Европа! Вот до чего их миграционная политика довела. Вот она, их толерантность, понимаешь ли, развели у себя бог знает что, и во многие районы носа никто не кажет». А у нас почему на Хованское кладбище никто носа не казал? Бездарная антигосударственная миграционная политика воплощалась у нас десятилетиями. И сейчас мы столкнулись с последствиями. Посмотрите, через день нам сообщают, что задержано столько-то уроженцев Средней Азии, связанных с «Исламским государством». Сколько это может продолжаться? По всем ощущениям, пора уже принимать безотлагательные меры. А именно – в соответствии со статьей № 4 соглашения ввести визовый режим с теми государствами, которые не входят в ЕАЭС.
Летом 2016 г. представители этнических диаспор устроили массовую драку на Хованском кладбище в Москве.
Почему власть этого не делает? Чего мы ждем? Что снова будет какая-нибудь крупная, не дай бог, ситуация еще худшего характера, и мы снова начнем обсуждать, говорить, ругать правоохранительные органы? Я, извините за откровенность, сейчас напомню вам о двух вещах. Первое. В Советском Союзе были некоторые стратегически важные регионы, в том числе Москва, куда нельзя было просто так приехать и остаться жить. От деятельности этих регионов зависела безопасность государства, поэтому существовали определенные ограничения. Москва – столица. Тут нельзя допускать таких происшествий, как на Хованском кладбище. Может, вернуться к ограничительной идее? Когда брали офицеров в Генеральный штаб или Центральный аппарат Министерства обороны, то, какими бы они ни были талантливыми, у них в первую очередь спрашивали, есть ли у них жилье в столице, хотя бы временное. Если не было, качали головами и вздыхали: «Ох, как жалко, такой толковый. Но брать нельзя». Потом, правда, находили те или иные варианты устройства. Я всегда говорю спасибо Леониду Григорьевичу Ивашову, который мне в свое время помог. Но такие случаи не были массовыми. Может, повторить? Вот есть Москва и Московская область, есть Санкт-Петербург – не пора ли внимательно присмотреться к некоему варианту ограничения миграции туда?
В 2000 году объединение государств СНГ, в которое мы тогда входили, подписало соглашение о безвизовом режиме. В нем есть статья № 4, которая предполагает, что, если безвизовый режим угрожает безопасности того или иного государства, это государство имеет право безвизовый режим отменить. Я всегда говорил, что к этому вопросу надо подходить крайне серьезно. Мы говорим о проблемах наркотиков, афганских опиатов, о том, что у нас десятки тысяч умирают от этой дряни. Это угроза национальной безопасности, угроза здоровью нации. Может быть, это повод задуматься о визах?
Второй момент. Мы даем огромные деньги нашим национальным республикам, в том числе на Северный Кавказ. Там должны создаваться какие-то рабочие места. Наверное, они все-таки создаются. Но почему народ-то оттуда так активно разъезжается? Я интернационалист. Я уважаю все народы. Но должна же быть какая-то ответственность в этом плане. Нам пора внедрять в национальные республики опыт Советского Союза. Люди постарше помнят, что в СССР существовал так называемый институт вторых секретарей комитетов КПСС – райкомов, обкомов и т. д. Принято считать, что на эту должность назначали только русских. Это не совсем так. Не обязательно русских, но людей из центрального региона страны, русскоязычных, как сказали бы сейчас. Помню, в Термезском районе в Узбекистане – это там, где находится водохранилище Учкызыл и знаменитый мост через Амударью в Афганистан, – вторым секретарем райкома был кореец. Так вот, эти люди внимательно отслеживали, что происходит на подответственной им территории, не давали реализоваться возможности создания родственно-клановых структур, к ним шло с жалобами местное население. Может быть, и нам присылать на какие-то ответственные должности в республиках сотрудников из центрального региона и постоянно проводить их ротацию, как это было в Советском Союзе, чтобы они не успевали увязнуть по уши в местных нюансах. Национальная политика – это не только поглаживание по голове. Это иногда поглаживание и против шерсти. Но так или иначе национальной политикой надо заниматься, а не пускать все на самотек.
И, наконец, надо подумать о русских регионах. Ситуация, когда в национальных республиках на душу населения приходится на порядок больше бюджетных денег, просто ненормальная. Русские регионы надо поднимать. Помню, в Советском Союзе поднимали среднеазиатские республики. Но когда я впервые оказался на родине жены, в Ульяновской области, то увидел, что в Средней Азии иные деревни и села выглядели намного лучше, чем в России. В Средней Азии был магистральный газ и асфальтированные дороги, а в России зачастую ни о чем подобном и мечтать не приходилось. Да и до сих пор в плохую погоду можно по уши увязнуть на каком-нибудь проселке.
Вернусь к проблеме борьбы с терроризмом – она стоит сейчас очень остро и наверняка будет актуальной еще долгие годы. Повторю: мне не нравится, когда у нас говорят, что в Европе ничего не понимают и в Европе не умеют бороться с этим явлением. Давайте по порядку. С чем столкнулась Европа? Европа столкнулась со следующим феноменом: в ряде ее стран, особенно это касается Франции, Бельгии, Германии, проживает большое количество людей, принадлежащих к абсолютно другой культуре, но эти люди на самом деле не мигранты. Они давно уже граждане. Многие получили хорошее образование, не так уж плохо живут, пользуются всеми благами, но это не мешает им выезжать и воевать на Ближнем Востоке, потом возвращаться и совершать теракты, по сути, против своей Родины, то есть тех стран, где они родились.
Пора внедрять в национальные республики опыт Советского Союза. Люди постарше помнят, что в СССР существовал так называемый институт вторых секретарей комитетов КПСС – райкомов, обкомов и т. д.Может быть, и нам присылать на какие-то ответственные должности в республиках сотрудников из центрального региона и постоянно проводить их ротацию, как это было в Советском Союзе, чтобы они не успевали увязнуть по уши в местных нюансах. Национальная политика – это не только поглаживание по голове. Это иногда поглаживание и против шерсти. Но так или иначе национальной политикой надо заниматься, а не пускать все на самотек.
Этот феномен объясняется следующим образом. Когда начался, как принято было писать в советских учебниках, распад колониальных империй, не только жители метрополии стали возвращаться к себе домой. Туда потянулись и жители колоний. Например, если взять Алжир (а много алжирцев, к сожалению, участвует в террористических группах), не будем забывать о том, что, когда Алжиру была представлена независимость де Голлем, оттуда выезжали не только этнические французы, многие из которых там родились, но и огромная часть коренного населения, берберов, которые воспитывались во французской культуре. Они уезжали, потому что не хотели терять связь с этой культурой и не могли понять, как им жить в новых условиях.
Так что эти люди поехали в Европу и начали там работать. Это был конец 1940-х, 1950-е, начало 1960-х годов. Тогда не было проблемы терроризма среди этих слоев населения. А вот, как ни парадоксально, более поздние мигранты и даже дети первых мигрантов уже начали чувствовать, что они – представители зачастую чуждой культуры. Не все, конечно, но очень многие, и чем дальше, тем больше их становилось. Вот такой феномен.
Есть ли такая проблема у нас? Разумеется. Только она у нас возникла не в 1940-х годах, а в 1990-х, с разницей в 50 лет. Я уже писал о том, что мигрант, который приезжал в 1990-х годах, воспитывался в системе советского образования, в соответствующем информационном поле. То есть это был полностью советский человек, и приезжал он, по сути, к людям схожей с ним ментальности. И, конечно, он не задумывался ни о каких крайностях. А вот более поздние мигранты, те, кто родился в конце 1980-х – начале 1990-х годов, обладали уже совсем другой ментальностью.
Во-первых, советская система образования, понятно, в тех странах давно не действует. Во-вторых, во многих государствах не работает нормальный идеологический механизм. И вместо него среди значительной части населения начинает работать радикальный механизм, а во многих странах, в том числе даже тех, с которыми у нас хорошие отношения, это поощряет существующая власть, открывающая музеи русского колониализма. И это не Прибалтика. Мы все время говорим о Прибалтике, как будто в СССР других республик не было. Я имею в виду Киргизию, где летом 2016 года отмечалось 100-летие антирусского восстания – так называемого Среднеазиатского восстания 1916 года. Страна – уж ближе к нам нет, в ЕАЭС входит. Хотя это восстание было и во многих других регионах Средней Азии, но почему-то киргизы решили отдельно отметить. И все это влияет на идеологию, на умонастроение людей.
Вообще Центральной Азии сейчас нужно уделить пристальное внимание. Совокупная численность населения региона, не считая Туркмении и Казахстана – то есть Узбекистан, Таджикистан и Киргизия, – около 45 миллионов человек, чуть больше. По данным ООН, это население каждый год растет на 2 %. Дети постепенно взрослеют. А куда девать эти сотни тысяч? Там что, создаются новые рабочие места? Что-то не припомню. Или эти люди будут уезжать работать в другие страны, кроме России? Частично да, но это очень тонкая прослойка. А основная масса чернорабочих едет сюда, к нам. Ситуация такова, что, как бы ни было плохо у нас с экономикой, люди все равно поедут сюда, потому что у них на родине все еще хуже. Не говорю уже о том, что для многих руководителей этих стран выгодно выталкивать за пределы своих границ протестный электорат, в том числе со склонностью к экстремизму и терроризму. И этот сброс «лишних» людей будет расти с каждым годом. Так, может быть, пора все-таки задуматься о визовом режиме? Въезд по загранпаспортам и патентам – это неплохая мера, но она недостаточна. Сегодня арестовали опасных «гастролеров», завтра арестовали, а послезавтра могут и не арестовать. Как с этим разбираться? Давайте посмотрим на Китай – он активно работает в Средней Азии, при этом у него нет безвизового режима с Киргизией или Таджикистаном, однако влияние Китая в регионе растет гигантскими темпами.
Сейчас мы сталкиваемся с ситуацией, когда радикально настроенные уроженцы других государств становятся гражданами Российской Федерации. Ведь закон, регулирующий получение гражданства, у нас такой, что гражданином РФ может стать практически любой житель постсоветского пространства – кроме почему-то тех, кому это действительно нужно, кто этого хочет и соответствует всем критериям. По какой-то необъяснимой причине именно у этих людей почти нет шансов получить гражданство. Мне часто жалуются русскоязычные люди из сопредельных стран на трудности в этом вопросе. Плохо у них получается, простите за откровенность, давать взятки – что поделать, ментальность другая. Я давно говорю, что надо очень внимательно пересмотреть этот закон. Закон должен давать возможность получить гражданство в первую очередь тем, кто действительно может быстро адаптироваться и стать частью российского общества. Когда в Германии видишь выходцев с постсоветского пространства, особенно в первом поколении, внешне их не отличить от русских. А понтийские греки, многие из которых сейчас возвращаются на «историческую родину», выглядят в точности как «лица кавказской национальности». Кстати, есть еще и азовские греки – их много в Донбассе и Мариуполе, – с виду типичные обитатели областей юга России. Но все они в итоге быстро адаптируются на землях своих предков; в случае с греками большую роль играет и религиозный фактор. Мне кажется, нам тоже нужно выработать некие критерии, согласно которым мы будем отбирать тех людей, которые должны получать российское гражданство в первую очередь.
Не так давно я узнал, что существует принятый в 2014 году план переселения семиреченских казаков в Ставропольский край. Планировалось переселить 10 тысяч, хотя их там гораздо больше. Это исконно русские люди, всегда защищавшие южные рубежи нашей Родины. Давайте, в самом деле, сначала их вернем. Им создадим условия. А не будем брать к себе кого ни попадя, чтобы потом ФСБ и МВД не приходилось бегать и ловить террористов и экстремистов, при этом не зная ни их языка, ни менталитета.
Самое парадоксальное, что соответствующее обучение тоже не ведется. Вы представляете себе террористов-иностранцев, которые общаются на русском языке? Конечно нет, это нонсенс. Да и во Франции и Бельгии организаторы терактов вряд ли говорили между собой по-французски. Что касается менталитета – я специально интересовался, существуют ли пособия, где особенности психологии других народов были бы описаны простым человеческим языком, без зауми и наукообразия. Их нет. В 1989–1990 годах, после того как произошли известные события в Ферганской долине, Ошской области, Новом Узене и т. п., силами моего подразделения были выпущены маленькие брошюрки, посвященные национальным особенностям того или иного народа. Делали мы это на свой страх и риск, буквально на голом энтузиазме. Очень простым языком написанные книжечки, изданные крошечным тиражом в 500 экземпляров. Разошлись они моментально, большие военачальники просили отдельно допечатать по несколько штук для своих корпусов – потому что даже для людей, служивших в регионе по много лет, эти тексты становились чуть ли не откровением. И вот таких учебных пособий по этнопсихологии для практического применения у нас нет до сих пор. Даже в структурах, занимающихся вопросами безопасности страны.
Сейчас мы сталкиваемся с ситуацией, когда радикально настроенные уроженцы других государств становятся гражданами Российской Федерации. Ведь закон, регулирующий получение гражданства, у нас такой, что гражданином РФ может стать практически любой житель постсоветского пространства – кроме почему-то тех, кому это действительно нужно, кто этого хочет и соответствует всем критериям. По какой-то необъяснимой причине именно у этих людей почти нет шансов получить гражданство.
Теперь возьмем для примера Израиль. В Службе безопасности Израиля – Шабак – очень много выходцев из ближневосточных стран. И они занимаются как раз этим направлением, потому что знают, понимают и чувствуют особенности тамошнего менталитета. У нас ничего такого нет. Людей не обучают. А государственные институты только пишут наукообразные аналитические записки большому начальству, которое эти записки выбрасывает, не читая. Более того, недавно я с изумлением узнал об инициативе нашего Министерства образования – убрать из учебных планов вузов специальность «Востоковедение и африканистика», взамен оставив обобщенные «Политические науки и регионоведение». Но это же абсурд! Такое ощущение, что у нас с этим направлением либо все очень хорошо, либо нам это вообще не нужно. Мы только-только по уши влезли в Среднюю Азию и на Ближний Восток – и вдруг оказывается, что эксперты нам не нужны. То есть в дополнение к существующим проблемам с экспертизой мы еще собираемся разрушить действующие научные школы. Шизофрения!
Я считаю, что надо делать выводы из ситуации и все-таки заняться подготовкой учебных пособий. Кто это должен делать? Ну, во-первых, Институт востоковедения. Это государственное учреждение, которое получает бюджетное финансирование. И оно должно заниматься в том числе и проблемами безопасности страны, а не просто писать записки министрам. У нас всегда была сильнейшая школа востоковедения. У нас есть величайшие эксперты в этой области. Но все они уже, мягко говоря, очень взрослые люди. Нельзя допускать, чтобы традиция была потеряна.
Кстати, у нас есть уникальная возможность готовить специалистов по Центральной Азии – привлекая русскоязычных жителей этих стран, переезжающих в Россию. Они же родились и выросли в той среде. Прекрасно помню себя пацаном в Маргилане. Я целыми днями носился по улицам с узбекскими и таджикскими мальчишками и не то что знал языки – я жил в этой культуре. И она до сих пор остается частью меня. Таких людей много. Почему бы не дать им гражданство и не вырастить из них специалистов – не только по борьбе с терроризмом, но и по Центральной Азии вообще. Они рождены в той культуре, впитали ее с детства, с молоком матери, многие знают местные языки. Надо этим заниматься? Безусловно. У нас что, не существует проблемы терроризма? Сможете назвать хотя бы год без каких-то знаковых терактов? Я не могу. Нам надо очень серьезно работать над безопасностью, а не только критиковать тех же европейцев.
Мне, честно говоря, внушает большие опасения то, что практическое востоковедение у нас оказалось отброшено назад на многие десятилетия и до сих пор не восстановилось. Когда я участвовал в V Московской конференции по международной безопасности, был модератором секции по Ближнему Востоку, то не видел там ни одного человека из Института востоковедения! Я ничего не понимаю. У нас есть вообще Институт востоковедения, он работает? Если да, то почему на столь важном мероприятии не оказалось их представителя? Причем, насколько я знаю, приглашение на конференцию институт получил и в первоначальном списке был кто-то из тамошних больших начальников. А потом почему-то исчез. Может, у нас уже и востоковедения никакого не осталось? А может, и осталось. Я не знаю. Знаю только одно: надо восстанавливать связь с практикой. Во время войны в Афганистане ныне покойный генерал-майор Леонид Иванович Шершнев, человек, сыгравший в моей жизни большую роль, создал при Военном институте специальные курсы по изучению языка дари, чтобы люди, попадающие в Афганистан на службу, хоть что-то понимали. Сейчас нам надо поступать так же. Сколько у нас специалистов-курдологов? Кто-нибудь занимается народом заза? А сколько специалистов по алевитам, в том числе турецким?
У нас есть уникальная возможность готовить специалистов по Центральной Азии – привлекая русскоязычных жителей этих стран, переезжающих в Россию. Они же родились и выросли в той среде.Почему бы не дать им гражданство и не вырастить из них специалистов – не только по борьбе с терроризмом, но и по Центральной Азии вообще.
Крайне важное направление – военное востоковедение. Недавно меня пригласили в Военный университет МО РФ, преемник Военно-политической академии им. Ленина. Там все серьезно. Армия думает о перспективе – в частности, расширяется список языков, изучаемых на переводческом факультете, там есть и турецкий, и курдский; в университете собирают лучших специалистов. Есть ли что-то подобное в других сферах? Не знаю. Но нельзя забывать, что и в Российской империи, и в Советском Союзе была мощная школа востоковедения. Вспомним Иосифа Абгаровича Орбели – более крупного курдолога я не знаю. А были и такие сильнейшие практики, как генерал Павел Анатольевич Судоплатов, пламенный патриот Советского Союза, репрессированный только за то, что входил в команду Берии, – он работал с Мустафой Барзани, отцом Масуда Барзани. Есть ли у нас сейчас такие люди? Вот что волнует меня сейчас больше всего. Потому что не может быть ни малейших сомнений в том, что, если мы хотим добиться своих целей на Ближнем Востоке, уже в ближайшее время нам придется очень тесно работать с курдами, заза, другими народами. И нам необходимо готовить специалистов, которые не избегали бы международных конференций, проводимых Министерством обороны в интересах обеспечения безопасности России, а работали бы в этом направлении. Если специалист работает – он молодец. Если не работает – пусть идет на пенсию и даст дорогу молодым. Мы должны изучать регион профессионально и очень глубоко, на уровне той школы, которая существовала и в Российской империи, и в Советском Союзе. Мы должны готовить новых генералов Судоплатовых и академиков Орбели. Побывав в Военном университете МО, я понял, что новые Судоплатовы у нас обязательно будут – это лишь вопрос времени. А сможет ли Институт востоковедения воспитать новых Орбели? На этот счет у меня есть определенные сомнения. И я буду очень рад, если эти сомнения окажутся ошибочными.
Советский востоковед и общественный деятель, академик И. А. Орбели.
Советский разведчик генерал П. А. Судоплатов.
