Часть II. Башня Трех Воронов
«Всем хикеда’я известно, что, когда дети благородных семейств достигают соответствующего возраста, их помещают в Короб Джедада. Далее их пути жизни определяются тем, выбираются ли они из ящика, или терпят неудачу. Когда юная Суно’ку сейт-Ийора проходила это испытание, она вышла на свободу так быстро, что никто из присутствовавших не смог вспомнить другого ребенка, который проявил бы такую ловкость.
Позже, став генералом, Суно’ку также поражала всех своими неординарными способностями. Когда никто другой не мог спасти осажденный отряд в Замке Спутанных Корней, она привела туда малые силы и освободила попавших в ловушку сородичей. Затем Суно’ку пробила себе путь через ряды смертных, срезая северян, словно жнец, который косит траву. Все попавшие в осаду хикеда’я последовали за ней, прославляя ее смелость и умения. И когда разрушенная крепость осталась позади, она повела их на север к башне во внешней городской стене.
Эта стена была возведена в эпоху нашей величайшей силы, когда зида’я все еще владели Асу’а, а Наккига располагалась снаружи великой горы. В ту пору мы обладали всеми землями Севера. Но потом наша численность начала сокращаться. Смертные, переплыв холодное море, приступили к уничтожению страны кайда’ев. Тогда, по приказу великой королевы, мы отступили в убежище – в крепость внутри горы, – и постепенно Наккига-Какой-Она-Была опустела. Год за годом деревья, трава и свирепые ветры захватывали внешний город. Великая стена – внушительное кольцо из камня, которое на лиги окружало нашу гору – перестала соответствовать инженерным требованиям. Во время Сулена, тринадцатого церемониймейстера, Орден Жертв снял со стены последних часовых и отозвал их во внутренний город для лучшей защиты самой Наккига и свиты королевы Утук’ку.
Сопровождая спасенных соотечественников, отряд Суно’ку оставил армию смертных позади и, наконец, добрался до Башни Трех Воронов. Та пребывала в жалком состоянии. Давно разграбленная и опустошенная крепость не могла предоставить никакой защиты, кроме слабых и потрескавшихся стен. Хотя генералу помогал лорд Яарик, верховный магистр Ордена Каменщиков, его работники не могли укрепить уязвимые места, поскольку основные силы северян уже готовились к новой осаде. Однако хикеда’я решили остаться в башне и, доверившись военному искусству Суно’ку, попытались удержать северян вдали от горы и Наккиги так долго, как это было возможно.
В городе почти никто не знал о миссии генерала. После того как она забрала с собой многих оставшихся воинов, пещеры Наккиги стали выглядеть безлюдными. Сердца горожан наполнились дурными предчувствиями, и подданные королевы боялись того, что могло случиться дальше в том случае, если необузданные захватчики продолжат свое наступление на их исконные земли.
Их страхи были вполне обоснованными».
* * *
Обремененная значительным весом герцога, лошадь почти теряла равновесие и скользила на крутой тропе назад, вызывая небольшие камнепады. Изгримнур натянул поводья, с отвращением осматривая скалы, нависавшие с каждой стороны.
– Скажи еще раз, сынок, почему ты думаешь, что норны не устроили здесь засаду, – попросил герцог.
Разведчик кивнул:
– Мы не заметили тут никакого движения, Ваша светлость. Я думаю, фейри ограничены в численности. Их очень мало. Могу поклясться, они прячутся в башне. Следуйте за мной, мой лорд. Еще немного, и я покажу вам место, где можно будет устроить лагерь.
Изгримнур усмехнулся:
– Тебе мало фейри? Даже мысли такой не допускай! Особенно теперь, когда мы преследуем этих тварей на их собственных землях.
– Наш дозорный отряд нашел возвышенность, откуда можно вести наблюдение, мой лорд. Мы осматриваем большую территорию за этой стеной. Видим все пространство до их проклятой горы. Если бы норны послали подкрепление, мы бы заметили его задолго до приближения к башне. Еще чуть дальше, мой лорд.
Изгримнур оглянулся через плечо и посмотрел на всадников, медленно поднимавшихся по узкому проходу между скалами. Ближайшим был Слудиг, следовавший за ним, как верный пес. Чуть позади ехали скоггейцы Бриндура, люди Вигри из Элвритсхолла, а далее виднелись колонны пеших солдат. У него, по крайней мере, осталось две тысячи крепких воинов. Стоило ли вести такую небольшую армию в запретные земли норнов, надеясь выйти из них без больших потерь?
«Это не важно, – подумал Изгримнур. – Нужно расправиться со всеми фейри, чтобы потом они не угрожали нашим землям. Если удастся уничтожить их, это сделает потери достойными, сколько бы нас ни полегло». Он подумал о своей жене Гутрун, ожидавшей его не в Элвритсхолле, а дальше к югу – в опустошенном Хейхолте. Герцог знал, она сейчас ухаживала за ранеными мужчинами и женщинами, заботилась о них, а новые король и королева нуждались в ее советах и мудрости. По крайней мере, ей было чем отвлечь себя от мыслей о потерянном сыне. Сам же Изгримнур проводил без сна слишком много ночей под этим холодным звездным небом. Истерзанный душевной болью, он постоянно размышлял о разных комбинациях событий, которые позволили бы ему победить врагов без гибели его сына – прекрасного Изорна.
«Войны никогда не заканчиваются, – внезапно подумал он. – Они превращаются в истории, которые потом рассказывают детям. Они становятся причинами и следствиями даже для тех, кто не был рожден, когда начинались эти войны. Они никогда не заканчиваются. Люди – свирепая раса. За месть мы готовы отдать свои мимолетные жизни. Нет, не за месть. За справедливость. Неудивительно, что бессмертные боятся нас».
* * *
Крутая тропа, повторяя изгиб прохода, сворачивала в сторону. Когда они обогнули массивный утес, перед Изгримнуром открылся весь путь к вершине – к темнеющему небу и огромной стене, окружавшей земли норнов. Каменная преграда высотой в тридцать эллсов полностью перекрывала северную часть прохода Скогги. Она была сделана из чудовищно больших черных плит, уложенных друг на друга почти без зазоров. Казалось, что ее возвели какие-то гигантские каменотесы.
Дорога вела к середине преграды и упиралась в ворота, заваленные внушительными камнями. Над ними возвышалась башня, которая округло выдавалась из стены. На взгляд Изгримнура, она выглядела строго пропорциональной, но ее венец был самым странным из всех, которые он когда-либо видел. Вершину башни украшали три клювоподобных выступа: средний указывал вперед, два других располагались под углом в обе стороны, и каждый из них выпирал на десять локтей от края стены. Герцог подумал, что башня походила скорее на какое-то огромное оружие, чем на обычное здание, – на боевую булаву для гиганта ростом с небо.
– Благая Элисия! – прошептал он. – Мать милосердия!
Слудиг, скачущий позади Изгримнура, натянул поводья. На его лице появилась кислая гримаса, словно он, укусив яблоко, обнаружил там половину извивавшегося червяка.
– Какое злое место!
Другой голос сказал:
– Зло содержится в поступках смертных… и бессмертных. А любое место остается просто местом.
Аямину, женщина-ситха, подъехала к ним на своем грациозном скакуне. Ее конь, несмотря на кажущуюся хрупкость, не имел проблем ни с холодом, ни с крутыми подъемами. По выносливости и силе он превосходил риммерских жеребцов, выращенных в холодных северных краях.
– Когда-то это был кусок земли, ничем не отличавшийся от других территорий.
– Эта мерзость имеет название? – спросил Изгримнур.
– Мерзость?
Она сделала один из редких демонстративных жестов, который у ситхов означал пожатие плечами.
– Перед нами возвышается Башня Трех Воронов. Конечно, вы видите эти клювы. Они позволяют защитникам лить горящую смолу, сбрасывать камни и другие неприятные предметы на каждого, кто попытается взять стену приступом.
За ту неделю, которую они провели в погоне за норнами, Изгримнур так и не изменил своего отношения к компании женщины-ситхи. По его личному мнению, все встреченные им ситхи были непонятными созданиями: они не шли ни на какие договоренности и раздражали своим безразличием к сородичам-убийцам. Но если бессмертные Джирики и Адиту нервировали герцога, а их мать Ликимея почти доводила его до бешенства, то Аямину делала эту троицу приятным милым обществом. Сопровождая его армию, она иногда предоставляла важную и полезную информацию, однако большую часть времени вообще не интересовалась поступками смертных. Ситху не заботило, сколько их погибло; совершенно не волновало, настигнут ли они норнов – врагов, которые принесли ее народу так же много бед, как и сородичам Изгримнура. Герцог часто думал, что она была шпионкой в его свите, но люди, которых он приставил наблюдать за ней, не находили доказательств ее возможных вероломных действий.
– Как вы думаете, – спросил он у Аямину, – норны закрепились в башне? Или они без оглядки помчались к Пику Бурь?
– Они будут охранять проход, – ответила женщина-ситха. – У них нет другого выбора. Кстати, посмотрите на стену с правой стороны башни. Вы не видите ничего странного?
Изгримнур прищурил глаза, но в наступавших сумерках ему не удалось заметить чего-то необычного на затемненной поверхности высокой стены.
– Нет, не вижу. Мои глаза не такие зоркие, как у вас. Говорите яснее.
– Несколько лет назад – перед началом войны, устроенной Королем Бурь – земля в этом месте содрогнулась. Колоссальные сотрясения почвы разрушили многие участки внешней стены вокруг Наккиги-Какой-Она-Была, включая секцию рядом с Башней Трех Воронов. Если вы присмотритесь, то увидите, что даже сама башня слегка наклонилась в одну сторону.
– Но я не вижу обрушения стены.
– Потому что был произведен ремонт, хотя и очень поспешный. Чтобы помочь хикеда’я, мой народ хотел направить сюда несколько инженерных команд. Позже королева Утук’ку открыто выступила против нас и отказалась от наших предложений. Ремонт стены провели торопливо и небрежно – в основном из-за того, что взгляд королевы был направлен на юг, на земли смертных людей.
– Торопливо и небрежно? – спросил Бриндур, присоединившийся к импровизированному военному совету. – О чем вы говорите? Мои глаза уступают по зоркости моргалам проклятых фейри, но камни, на мой взгляд, выглядят достаточно прочными.
Как всегда, Аямину осталась безучастной к оскорблениям тана.
– Да, камни были переложены с большим умением, однако многие ритуалы остались невыполненными. В ту пору королева подготавливала путь для возвращения Короля Бурь. Все ее певчие выполняли другие задания. Мы должны благодарить те обстоятельства и спешку, иначе певчие серьезно укрепили бы стены чарами, пропев над ними связующие слова. В настоящее время стены слабы. Их можно пробить, используя одну лишь силу.
– А что еще мы могли бы использовать? – свирепо произнес Бриндур. – Мерзкие трюки вашего проклятого народа?
Изгримнур пришпорил коня и остановился между взбешенным риммером и Аямину. Женщина-ситха являлась их единственным источником знания о норнах. Спор с ней не привел бы ни к чему хорошему. Сама же она редко предлагала свою помощь.
– Прошу вас объяснить свои слова, – обратился он к ней. – Что вы имеете в виду?
– В принципе я все уже сказала. У вас имеется грубая сила: различные инструменты войны и осадные орудия, подобные вашему огромному тарану. Стены здесь слабые. Ритуалы, которые могли бы сделать их более крепкими, не проводились. Вся защитная система повреждена сотрясением земли.
Она посмотрела на Башню Трех Воронов и массивную преграду, пересекавшую Проход Скогги.
– Вы потеряете здесь много людей. Хикеда’я будут свирепо сражаться. Но если вы хотите пройти на другую сторону, брешь нужно пробивать в том месте.
– Почему мы должны верить вашим словам? – фыркнув, вскричал Бриндур. – Раньше я не слышал от вас полезных советов. По какой причине вы вдруг теперь их раздаете? И почему у разрушенной крепости вы не предупредили нас о приближении большого отряда норнов?
Аямину мягко улыбнулась ему.
– Хикеда’я знали о моем присутствии в свите герцога. Можете не сомневаться в этом, северянин. Они приложили усилия, чтобы скрыть от меня свои планы.
Изгримнур внимательно прислушивался к ее словам.
– Вы уверены, что показали правильное место? Возможно, норны скрыли от вас что-то еще?
– Вполне вероятно. Но насчет бреши я говорю вам правду. Можете скакать вдоль внешней стены, пока не сменится время года, но вам все равно не удастся найти более уязвимого участка.
– Вы же понимаете мою дилемму? – нахмурившись, произнес Изгримнур. – Несколько тысяч людей доверили мне свои жизни. Я должен заботиться об их безопасности. Вы можете гарантировать нам успех?
На лице женщины-ситхи впервые отразились эмоции – она едва заметно изогнула губы.
– Я ничего не буду обещать вам, герцог Изгримнур. Много людей погибнет. И хикеда’ев много погибнет. В любой момент мы можем встретить собственную смерть. Битва между заклятыми врагами лишь увеличивает шансы на это. Но если вы хотите пробить стену и войти во внутренние земли Наккиги – если вам действительно так не терпится захватить город норнов, – то следуйте моему совету. Лучшего места вы не найдете. Это все, что я могу сказать. Решение за вами.
* * *
– Видишь, Эндри, мы добрались до лагеря. Ты слышишь меня? Мы снова среди своих.
Молодой солдат почти не пострадал во время отступления норнов, но, как и сам Порто, пережил огромное душевное потрясение. Приступ ужаса настолько ослабил его, что Эндри почти весь день проспал в седле, попеременно выходя и снова погружаясь в кошмары.
– Эндри, просыпайся!
– Мы уже можем остановиться?
– Да, я об этом и говорю. Видишь огни костров? Я чувствую запах горячей пищи.
Солнце, так неестественно долго сиявшее на небосклоне этого северного края, наконец исчезло, хотя до полуночи оставалось совсем мало времени. Бивуачные костры на каждой стороне каньона располагались под защитой толстых, покрытых снегом сосен – это делало их недосягаемыми даже для самых дальних выстрелов из луков с отвесных стен прохода. Натянув поводья, Порто бросил быстрый взгляд на башню с тремя клювами, которая возвышалась на фоне пурпурно-синего неба, как некий страшный языческий идол из первобытной эры, когда Рансомер еще не был послан человечеству.
– Пошли, парень, – сказал он товарищу, намеренно поворачивая его спиной к башне. – Мы же не хотим остаться без ужина. Признаюсь честно, я проголодался.
Последнюю часть подъема к лагерю Порто все время был вынужден смотреть на эту зловещую конструкцию, поэтому теперь, вопреки своим словам, обращенным к Эндри, он хотел не столько еды и питья, сколько места, где не было бы видно башни – до той поры, пока ночь не скроет ее от их глаз. Ему казалось, что она наблюдала за ним. Порто даже находил возможным, что ее забавляло их тщедушие и уязвимость к смерти.
Когда они нашли костер и получили из кухарского горшка последние остывшие куски тушеного мяса, Эндри внезапно вскинул голову.
– Порто?
– Что, парень?
– Я не помню путь к нашему городу.
– О чем ты говоришь?
– Я не помню тех дорог, по которым мы ехали. Забыл, как мы добирались сюда. Я не смогу найти путь домой. Не оставляй меня.
Порто посмотрел на других солдат, сидевших вокруг костра, – наемников из Наббана и Пердруина и костлявого, с крепкими мышцами ветерана эркинландской армии Джошуа. Он не знал, как эти люди отнесутся к словам его товарища. Но никто даже не оторвал взгляда от своей чашки.
– Что ты так разволновался? – тихо спросил Порто. – Я не собираюсь оставлять тебя, парень. Обещаю.
– Я не помню дорогу домой. Ты же знаешь мою часть города? Ты бывал у нас в Гавани? Я знаю, что бывал.
Порто покачал головой.
– Ты спрашиваешь, бывал ли я там? – ответил он, стараясь шуткой вывести молодого человека из унылого состояния. – Я уже многие годы пытаюсь избавиться от тех ужасных воспоминаний. Наверное, все святые забыли о Гавани. Абсолютно никчемное место. Особенно в сравнении со Скалами.
– Не говори так, Порто.
Эндри смотрел на него, как побитая собака. Мерцавший свет костра и его глаза, выдававшие паническое настроение, придавали выражению юноши еще более мрачные черты.
– Я не хочу твоих шуток. Обещай мне, что, когда все закончится, ты покажешь мне дорогу домой.
– Мы поедем вместе, дружище.
Порто старался сохранять легкомысленный тон, но был почти сломлен этими темными пугающими землями и обезумевшим от страха Эндри. Иногда он думал, что, если бы ему не нужно было присматривать за парнем, перед ним открылись бы новые возможности. Он мог бы дезертировать из армии и направиться на юг, пусть даже рискуя наткнуться на волков, гигантов и других опасных существ.
– Мы все вернемся домой: и ты, и я, и эти парни. Старый герцог поведет нас обратно в наши края. А люди будут стоять вдоль дорог и выкрикивать приветствия. Они будут кричать: «Вот те, кто победил проклятых норнов!» И тебе не придется выспрашивать путь к нашему городу. Нас понесут туда на руках. Там соберутся все! Люди из Гавани и со Скал. Мои жена и сын! И все они будут встречать нас, как героев.
Эндри долгое время смотрел на него, не произнося ни слова. На его лице застыла диковатая гримаса недоверия. Вокруг шеи был повязан красно-белый шарф «портовиков», запачканный грязью и усыпанный сосновыми иголками. Молодой солдат приподнял руку, коснулся плеча Порто, и черты его лица смягчились. Глаза замигали, удерживая подступавшие слезы.
– Конечно, – сказал он. – Все так и будет. Спасибо. Ты настоящий друг.
– Если я твой настоящий друг, то почему ты держишь мех с вином на своем колене, пока мое горло сохнет от жажды? Давай-ка его сюда.
Эндри передал мех, и Порто сделал глоток. Вино было кислым и сильно отдавало дубовой бочкой – одной из последних маленьких бочек, которые армия загрузила на северной винодельне истрианских братьев. Однако в тот момент в вине присутствовало все, что он хотел. Оно имело вкус надежды. Оно имело вкус дома.
* * *
После того как хикеда’я достигли Башни Трех Воронов, Вийеки почувствовал себя почти в полной безопасности. Он знал, что это было глупым отношением к событиям, – на самом деле, к тому времени серьезная опасность угрожала не только ему, но и всему его народу. Если не произойдет какого-то великого чуда, армия смертных проследует за ними до Наккиги, захватит их последний уцелевший город и уничтожит все его население, убивая мужчин, детей и женщин, словно мелких паразитов. Тем не менее при всем понимании возможных ужасов он чувствовал себя лучше, чем в тот момент, когда Король Бурь пал и великая башня в Эркинланде разрушилась, оставив после себя облако пыли и мерцание магических огней, – когда хикеда’я лишились надежды вновь объявить эту землю своей.
Фактически теперь Вийеки чувствовал себя почти обычно, словно последних страшных месяцев и не было. Каменные стены Башни Трех Воронов выглядели такими же надежными и прочными, как сама гора Ур-Наккига. Руины Замка Спутанных Корней всегда создавали впечатление разрушенного места, пригодного только для отчаянного и неизбежно проигрышного сопротивления. Сопротивление в этой башне тоже было обречено на поражение, но, в отличие от Замка Спутанных Корней, здесь хотя бы имелась крыша. Прикрывая его от темноты, она напоминала о доме в горе. Хикеда’я давно уже отвыкли чувствовать себя в безопасности под открытым небом.
Впрочем, здесь имелся еще один ободряющий фактор, и Вийеки только начинал это понимать. Генерал Суно’ку! Сейчас она стояла перед ним, общаясь с мастером Яариком. На ней по-прежнему были испятнанные в битве доспехи. Несмотря на жестокое сражение, она получила лишь небольшой порез на шее. Полоска высохшей крови спускалась вниз по горлу и исчезала под нагрудной пластиной, словно дорога на древней карте. Ее белесые глаза не выдавали никаких следов усталости, хотя всю прошлую неделю – пока она вела уцелевших воинов к Башне Трех Воронов – ей приходилось участвовать в многочисленных стычках с разведчиками смертных. В Наккиге его ждала красивая и умная жена, но Вийеки никогда не чувствовал прежде такого нежного очарования, которое пробуждала в нем Суно’ку. Слушая ее решительный голос, он забывал о половине их проблем. Однако его наставник выглядел менее впечатленным.
– Мы сохранили почти всех моих Каменщиков, – сказал Яарик, обращаясь к генералу. – К сожалению, нам не удастся наложить чары связывания на восстановленные участки стены. Наша певчая в плохом состоянии.
Он жестом указал на Тзайин-Кха, лежавшую без чувств неподалеку от них на походной койке. За ней присматривали две прислужницы. Лицо певчей было смертельно бледным. Вокруг ее глаз, на горле и висках темнели пятна синяков. Казалось, что рваное и хриплое дыхание давалось ей с ужасным трудом.
– Однако мастерство моих людей компенсирует нам все, что мы не получили от Тзайин-Кха и ее песен связывания.
– Не тратьте зря силы, – ответила Суно’ку. – Нет смысла оборонять эту башню долго. Мы должны вернуться в Наккигу. Как можно быстрее!
– В Наккигу?
В голосе Яарика появились аккуратно выверенные нотки досады.
– Генерал, вы сами говорили, что в Наккиге не осталось Жертв и воинов из других орденов. То есть нашим единственным выбором является оборона этой башни – до тех пор, пока смертные не откажутся от своих намерений и не уйдут домой. Максимальный срок: несколько месяцев. Хотя Король Бурь теперь находится за покровом смерти, зима прогонит северян.
Вийеки не представлял себе, чем они будут питаться. Поля между стеной и горой, истощенные годами мороза и пренебрежения, давно опустели. Некоторые воины в их отряде не видели пищи неделями… Конечно, вслух он ничего не сказал.
– Проблема остается прежней, – продолжил Яарик. – Генерал, вы командуете последними нашими воинами. Если мы потерпим неудачу и будем уничтожены, невинные жители Наккиги не смогут организовать оборону.
– Да, верховный магистр, – ответила Суно’ку. – Я говорила, что забрала из Наккиги почти всех Жертв. Но город пополняется ими. Наши воины возвращаются назад. После гибели Короля Бурь уцелевшие хикеда’я рассеялись по землям смертных и сейчас просачиваются обратно по различным маршрутам, иногда очень длинным и трудным. Я сама вывела из Эркинланда триста Жертв и некоторое количество воинов из других орденов. Мы отступали по береговым холмам Эрнистира, свирепо сражаясь по пути со смертными. Остальные наши соплеменники делают то же самое.
Суно’ку улыбалась, но ее рот все равно выглядел рубцом на бледной коже, маленькой бескровной раной.
– Мы должны вернуться в Наккигу. Весть о нашем поражении на юге придала смелости северным народам. Эти риммеры идут против нас первыми, но они не будут последними.
Она резко взмахнула рукой.
– Теперь слушайте меня внимательно. Пытаясь удержать эту стену, мы проиграем. В то же самое время мы должны удерживать ее какое-то время.
Вийеки не понимал сути ее рассуждений. Казалось, то же самое происходило и с его наставником. Магистр сузил глаза, но развел пальцы в стороны, изображая знак «Я слушаю».
– Мы должны удерживать эту стену достаточно долго, – продолжила она, – чтобы большая часть тех, кто сопровождает нас сейчас, вернулась в Наккигу. Там будет наше основное место обороны – со всеми силами, средствами и оружием, которые мы сможем собрать. Вы знаете не хуже меня, что наша королева находится в состоянии кета-джи’индра. Она не в силах защитить нас от врагов. Но мы еще не задействовали тайные ресурсы. На нижних уровнях горы обитают ужасные создания…
Яарик прервал ее жестом руки.
– Как мы выполним ваш план, генерал Суно’ку? Я восхищаюсь Орденом Жертв. Но для удержания башни нам потребовался бы целый гарнизон. В подобные моменты кризиса мы могли бы сократить количество защитников наполовину. Говорят, великий Рузайо оборонял Башню Зимнего Солнца только с двумя дюжинами воинов, и он не позволил армии гигантов захватить стены крепости. Однако при всем уважении к вашим заслугам никто из нас здесь не может сравниться с Рузайо Соколинным Глазом и с его Двадцатью четырьмя героями.
– Я прикажу всем Жертвам, которых оставлю в башне, не поддаваться смерти, пока они лично не убьют, по крайней мере, десять северян, – ответила Суно’ку. – При поддержке дюжины ваших Каменщиков эта часть внешней стены должна продержаться до той поры, пока остальные…
Странный каркающий звук прервал последнюю фразу генерала. Она обернулась. Вийеки и мастер Яарик последовали ее примеру. Тзайин-Кха, старшая певчая, которая отдала почти все свои силы, заставив пламя вражеских костров заговорить у Замка Спутанных Корней, теперь старалась сесть.
– Госпожа, нет! – крикнул один из ее прислужников.
Он склонился, чтобы помочь ей снова лечь, но старшая певчая схватила его за плечо и отбросила прочь с такой удивительной силой, что тот пролетел почти через весь зал, ударился спиной о стену и с ужасным приглушенным хрустом упал на каменные плиты пола.
Тзайин-Кха медленно встала, неуклюже шатаясь на слабых ногах. Ее руки раскачивались и тряслись, как ольховые ветви под сильным ветром. Но именно лицо старшей певчей привлекло внимание напуганного Вийеки. Зрачки женщины закатились вверх, и только полумесяцы белков были видны в ее глазах. Нижняя челюсть беззвучно опускалась вниз и поднималась вверх, пережевывая пустой воздух.
– Я приведу помощь, – закричала другая помощница певчей. – У нее приступ.
– Ты… не… сделаешь… этого!
Слова исходили из судорожно дергавшегося рта Тзайин-Кха. Каждый слог звучал хрипло и уродливо. Вийеки узнал этот скрежещущий низкий голос. Он принадлежал не умиравшей певчей, а куда более устрашающему существу.
Суно’ку вытащила из ножен свой легендарный Холодный Корень и нацелила клинок в грудь воплотившегося демона. Слепые, закатившиеся вверх глаза не могли видеть серый клинок, но вялые губы Тзайин-Кха внезапно изогнулись в усмешке, от которой Вийеки стало тошно.
– Ах, какой ты стала важной и эффектной, Суно’ку сейт-Ийора, – произнес царапающий голос. – Я всегда знал, что ты имеешь в себе семя величия.
– Говори, что хотел сказать, деспот из внешней тьмы!
Генерал подняла меч из ведьминого дерева, словно хотела остановить ковылявшую к ней певчую.
– Затем уходи! Ты пачкаешь тело той женщины, которая отдала свою жизнь, спасая соплеменников!
От изумления Вийеки открыл рот. Несмотря на благосклонность наставника, он, в отличие от Суно’ку, все еще не был вхож в круг элитарных благородных семейств. Однако даже он узнал голос Ахенаби, лорда Певчих, второй персоны в иерархии власти после самой королевы Утук’ку. Неужели генерал забыла эти вызывающие дрожь тона?
– Выскочка! – донесся дребезжащий голос из расхлябанного рта Тзайин-Кха. – Я говорю от лица королевы! Ты и остальные воины будете удерживать вашу позицию! Ни при каких обстоятельствах не возвращайтесь в Наккигу! Вы до последнего дыхания должны защищать Башню Трех Воронов!
Суно’ку еще выше приподняла Холодный Корень и, сделав внезапный шаг вперед, ударила рукояткой меча в лоб Тзайин-Кха. Колени певчей подогнулись. Она упала на пол, как мешок с мукой.
В напряженной тишине, которая последовала за этой сценой, помощник Тзайин-Кха подбежал к своей наставнице. На лице мужчины застыло выражение беспомощного удивления, словно все его знание о мире сгорело в один миг. Он перевернул старшую певчую на спину, но что бы ни поддерживало в ней жизнь, теперь улетело в чертоги смерти. Центр ее лба был пробит, как сломанная яичная скорлупа.
– Вы… вы убили мою госпожу! – произнес он в ужасе. – Тзайин-Кха мертва!
– Прискорбный результат.
Генерал Суно’ку вложила меч в ножны и склонилась, чтобы осмотреть тело.
– Похоже, я ударила певчую немного сильнее, чем хотела. Хотя, возможно, это для ее же блага. Тварь, овладевшая умиравшим телом Тзайин-Кха, не могла быть изгнана другим образом.
– Какая тварь?
Вийеки решил, что помощник певчей потерял не только контроль над собой, но и разум. Фактически он бросал вызов вооруженному вышестоящему представителю власти.
– Неужели вы не узнали голос нашего мастера? Самого лорда Ахенаби?
Суно’ку сострадательно кивнула головой.
– Младший певчий, тебя одурачил темный дух. Посмотри на своего товарища.
Она указала рукой на прислужника, которого отбросила Тзайин-Кха. Тот лежал у стены со сломанной шеей.
– Ты хочешь сказать, что лорд Ахенаби стал бы беспричинно убивать своих певчих?
Рот молодого помощника вяло открывался и закрывался, но несколько мгновений никаких слов из него не выходило. Вийеки испугался, что вскоре оттуда снова послышится тот ужасный скрипящий голос. Наконец, мужчине удалось прошептать:
– Я не знаю, что сказать, генерал Суно’ку.
Она повернулась к Яарику и Вийеки:
– Вы не находите странным такое совпадение? Как только я озвучила мой план, это гадкое существо, проскользнувшее в тело Тзайин-Кха, начало требовать, чтобы мы не возвращались в Наккигу. Верховный магистр, я права в своих подозрениях?
На лице Яарика промелькнула странная гримаса. Вийеки мог бы сказать, что его наставник пытался скрыть свое изумление. Однако магистр спокойно ответил:
– Генерал, я не вижу ошибки в ваших рассуждениях.
В зал вошли командир Хейяно и несколько Жертв. Увидев тело Тзайин-Кха, они тут же остановились. Хейяно направился к генералу.
– Что здесь произошло? – спросил он.
– Чья-то грязная уловка, – сказала она. – Возможно, работа предательницы-зидайки, которая сопровождает армию смертных. Но ей не обмануть меня. Собери всех наших людей, кроме дозорных и тех, кто патрулирует стену. Я, с позволения верховного магистра, хочу обратиться к ним с речью.
Хейяно посмотрел на Яарика. Он лучше маскировал свои сомнения, чем помощник певчей, но его смущение было очевидным.
– Вы слышали приказ генерала, – наконец сказал Яарик. – Следуйте ее указаниям.
Его мысли и эмоции вновь скрывались за непробиваемой стеной спокойствия, которой не требовались патрульные отряды и дозорные.
* * *
Более двухсот Жертв из дюжины разных отрядов столпились в огромном зале с высокими стропилами. Воины стояли навытяжку, игнорируя многочисленные раны. Решительные лица походили на маски. Помещение освещалось только двумя факелами, закрепленными на концах импровизированного гроба верховного маршала, и летней звездой Ренику, сиявшей в центре высокого окна словно алмаз, сверкавший из золы угасшего костра.
– Перед нами лежит мой предок Экисуно, – произнесла Суно’ку, указав рукой на сморщенную фигуру маршала.
Хотя голос генерала был тихим и мягким, он разносился по всему центральному залу Башни Трех Воронов.
– По его венам текла кровь великого Экименисо, супруга королевы. Подобно своему предку, Экисуно проявил себя могущественным воином. Он прожил долгую жизнь, сражаясь с врагами королевы, и погиб вместе со многими нашими сородичами при падении башни в Асу’а. Вы знаете, как это случилось. Вы были там.
Факелы отражались во множестве пар темных глаз, наблюдавших за ней.
– Менее чем сто Великих лет назад на наши земли пришли первые смертные. Опасные, как дикие звери, они начали плодиться со все возрастающей скоростью. Когда мы решили уничтожить их, наши сородичи зида’и помешали, сказав: «Их мало, а страна достаточно большая. Места хватит для всех». Вы знаете, какая трагедия возникла из-за их глупой снисходительности. Вы знаете, как смертные убили Друкхи – сына нашей королевы. И это стало лишь первым из бедствий, которые они обрушили на нас. Смертные оказались клином, расколовшим два родственных народа кайда’я. Какое-то время мы терпеливо сосуществовали рядом с вновь прибывшей расой, но перемирие длилось недолго.
Ее слова отдавались эхом от древних стен башни.
– Многие из вас уже появились на свет, когда из-за моря приплыли первые бородатые варвары с оружием из черного железа и с сердцами, полными ненависти. Подобно саранче, они пожирали все, к чему приближались, и в жажде крови убивали даже собственных сородичей. Затем с бесконечной печалью зида’и познали глупость своего терпения к этим быстроживущим и неуемно плодовитым тварям. Последний из великих городов нашего народа был разрушен, когда зида’я Инелуки пал, защищая Асу’а от захватчиков. С тех пор только смертные короли с руками, красными от крови – крови нашего народа, – сидели на троне Асу’а.
Суно’ку внезапно замолчала и погрузилась в безмолвие, словно какая-то новая мысль пришла ей в голову. Собравшиеся Жертвы, с их сотнями взглядов, устремленными к ней, не спускали глаз со стройной фигуры в серебристо-белых доспехах.
– Я сказала «последний из великих городов нашего народа»? – спросила генерал. – Это неправда. Один город остался! Убежище избранного Народа, пришедшего из Сада. И этот город – Наккига!
Наш дом!
Она вскинула вверх крепко сжатый кулак.
– Перед этой башней, прямо за внешней стеной, стоит армия безжалостных варваров. Они не просто смертные, а те самые бородатые северяне, которые уничтожили Инелуки и Асу’а! Которые захватили наши земли вплоть до Хикехикайо и вытеснили нас сюда, омыв хикедайской кровью всю страну, принадлежавшую нам когда-то! Теперь они хотят снести и эти стены. Их многотысячные полчища рвутся к Наккиге – совершенно не защищенной после нашего поражения в южных краях.
Жертвы возмущенно зашевелились, жадно ловя каждое слово Суно’ку. Вийеки казалось, словно он стоял в середине осиного гнезда, которое кто-то начал трясти и раскачивать.
– Будем ли мы удерживать стену? – спросила она. – Да, мы должны защищать ее, но только на короткое время. Мы не сможем оборонять это место долго. Сотрясения земли, случившиеся несколько сезонов назад, ослабили стену, и если все мы положим здесь жизни, нам удастся удержать врагов лишь на короткое время. Через несколько дней или недель – самое большее, в другое обновление луны – наша оборона не устоит против численного превосходства смертных, и они хлынут по нашим трупам к великой Наккиге. А что они будут делать там?
Суно’ку заговорила тише, но ее голос сохранил проникновенность и силу.
– После того как они захватили Асу’а, осталось только несколько свидетелей. Их ужасные рассказы и поныне сохранились в памяти хикеда’я. Смертные убили почти всех жителей столицы. Ни одна из этих казней не была быстрой и милосердной. Вы думаете, они поступят как-то по-другому, если ворвутся в Наккигу?
К тому времени воины уже открыто перешептывались. Некоторые сжимали и разжимали кулаки. Вийеки был изумлен: дисциплина Ордена Жертв считалась легендарной, а генерал Суно’ку буквально ломала ее о колено. Впервые в жизни Вийеки задал себе крамольный вопрос: неужели поведение его народа управлялось не законами и традиционными взглядами, а какой-то более великой силой, и не могла ли эта сила быть, на самом деле, видом слабости? Ведь даже если ведьмино дерево закаливали слишком сильно и долго, оно теряло гибкость и легко ломалось.
– Не обманывайте себя надеждами, – продолжила Суно’ку.
Ее благородное лицо было таким же суровым, как и слова.
– Ворвавшись в город, смертные будут буйствовать, как гиганты на Поле Каменных цветов. Они разрушат все: уничтожат каждый монумент в Потерянном саду, каждый мемориал, установленный нашим святым мученикам. Однако с жителями города эти варвары поступят еще хуже. Ваши семьи и кланы падут перед ними, словно овцы, настигнутые волчьей стаей. Ваши дочери и жены будут изнасилованы и убиты. Никто не уцелеет. Когда они закончат разбой и уйдут, Наккига превратится в обитель летучих мышей, жуков и бессловесных призраков.
Суно’ку произносила каждое слово с болезненной и горькой злобой.
– Смертные выведут королеву из сна кета-джи’индра, в котором она беспомощно пребывает после битвы на юге. Они опозорят и сожгут ее. Мать Всего умрет в муках, и последняя живая память о Саде исчезнет с лица земли. Поэтому мы не будем удерживать стену. Мы недостаточно сильны. Рано или поздно укрепления рухнут. А помощь из Наккиги не придет. Мы единственные защитники города.
Генерал медленно повернулась к воинам спиной и опустила голову, словно признавала свое поражение. Шепот в зале затих, лишь слышны были звуки, похожие на приглушенные рыдания. Затем в тишине раздался расстроенный голос. Это был Хейяно. Боль и ярость в его словах вызвали отклик даже у Вийеки, который относился к командиру с некоторым внутренним пренебрежением.
– Неужели мы ничего не можем сделать? – спросил Хейяно. – Вообще ничего? Почему вы говорите нам это, генерал? Зачем поджигаете наши сердца и оставляете их гореть без всякой надежды?
После долгой паузы Суно’ку повернулась к собравшимся воинам и подняла руку, призывая соратников выслушать ее. Вийеки знал, что это делалось для эффекта: взгляды всех Жертв уже и так были притянуты к ней.
– У нас имеется единственный шанс на спасение города. Один слабый и маловероятный шанс.
– Скажите, что делать! – крикнул Хейяно.
И хотя никто не повторил его слов, по шарканью ног и жестам согласия было ясно, что он говорил за всех собравшихся Жертв. Вийеки чувствовал общий порыв эмоций – отчаянную ярость, от которой воздух в зале дрожал, словно в преддверии бури.
– В любом случае, мы не сможем долго удерживать внешнюю стену и Башню Трех Воронов, – произнесла Суно’ку. – Но если бóльшая часть наших сил вернется в Наккигу – особенно Каменщики, сопровождающие нас, – то, возможно, нам удастся укрепить оборону города. Это не позволит смертным одержать победу. Великие врата Наккиги не поддавались никому. Даже королеве не удалось взять их силой. В первый раз для входа в город ей пришлось получить разрешение жителей. Врата Наккиги крепки, и мы можем сделать их еще надежнее. Для этого потребуется время. Вы сможете дать его нашим инженерам?
– За Сад и нашу королеву мы сделаем все, что угодно! – прокричал Хейяно.
Хор одобрительных выкриков вырвался из рядов собравшихся воинов.
– Приказывайте, генерал! Скажите, что мы должны сделать!
Какое-то время она безмолвно осматривала нетерпеливую толпу, словно оценивала ее потенциал. Несмотря на некоторые сомнения, Вийеки тоже сделал шаг вперед, в глубине души надеясь, что Суно’ку попросит его присоединиться к тем воинам, которым придется пожертвовать собственными жизнями ради спасения их города и королевы.
– Верховный магистр Яарик, – наконец сказала генерал. – Вы можете выбрать дюжину ваших инженеров, которые останутся здесь и сделают все возможное для обороны внешней стены? Они не вернутся в Наккигу, но им будет обещано место славы в рассказах об этом времени. И я обещаю, что об их подвиге будут помнить так же долго, как и о самом Саде.
Яарик торжественно кивнул:
– Я выберу лучших среди добровольцев, генерал Суно’ку. Так или иначе, у вас будет дюжина Каменщиков.
– Спасибо, верховный магистр.
Суно’ку посмотрела на собравшихся Жертв. Мгновениями раньше, когда она отвернулась, воины стояли с удрученными лицами. Теперь же они снова ловили каждое ее слово.
– Что касается вас, мои воины… Кто согласен отдать свою жизнь за то, чтобы Наккига продолжала жить? Мне нужно оставить в башне сотню добровольцев, и каждый из них должен дать клятву Жертв – отправить во тьму, по крайней мере, десять смертных, прежде чем придет его или ее конец. Кто отважится на это? Чьи имена будут произноситься и пересказываться до тех пор, пока само солнце не канет в черной пустоте и великие песни не завершатся в конце времени? Покажите мне свои мечи!
Более двухсот клинков тут же выпрыгнули из ножен. Звенящий скрежет бронзы и ведьмового дерева был настолько громким и резким, что Вийеки захотелось закрыть ладонями уши. Каждый воин из Ордена Жертв поднял свой меч.
– Я не ожидала меньшего, – кивнув, сказала Суно’ку. – Будь королева с нами, она улыбалась бы своим храбрым детям.
Генерал повернулась к Хейяно:
– Командир лиги, вам поручается командование гарнизоном. Выберите сто Жертв, с учетом их возраста и семейного положения. Не обижайте тех, кто сейчас несет караул на стене. Пусть и у них появится возможность побороться в этом славном сражении.
– Слушаюсь, генерал, – четко ответил Хейяно.
Его узкое лицо пылало румянцем на скулах и висках, как будто он пробежал в холодное утро длинную дистанцию.
– Мы будем защищать внешнюю стену до последнего сердцебиения. Мы сделаем все, чтобы вы гордились нами.
– Я уже горжусь, – ответила Суно’ку. – Посмертные песни вам будут петься долгое время. Церемониймейстеры запишут имена всех защитников Башни Трех Воронов. Теперь вы можете покрыть себя истинной славой в сражении во имя королевы и нашего народа. В ответ я обещаю вам, что мы, защищая Наккигу, также будем биться до последнего дыхания, вспоминая и чествуя ваше самопожертвование. За наших людей! За Сад!
– За Сад! – эхом отозвались сотни голосов, к которым присоединился и Вийеки.
Он был удивлен, обнаружив, что по его лицу текут слезы. Он даже не мог сказать, когда начал плакать.
* * *
Крыша большого шатра просела от мороза. Стенки подрагивали от сильного ветра. Холод стелился по земле, вползал внутрь и кусал Изгримнура маленькими острыми зубами, проникающими в тело через толстую и плотную одежду. Герцог подумал, что даже в более худшей битве при Хейхолте и даже в мерзких болотах отвратительного Вранна он не испытывал такой глубокой тоски по креслу у теплого очага в прогретом зале его старого замка. «Элисия, мать сострадания, как я устал от холода!» Он с печальным вздохом вернулся к обсуждению насущных вопросов.
– Парень, тебе следовало бы говорить о нашей скорой победе, – проворчал Бриндур. – О том, что через день или два мы пробьем их стену и начнем душить трупнокожих тварей.
Даже произнося эти слова, Бриндур не отрывал взгляда от острого кончика меча. После ужасной гибели сына он только и занимался тем, что затачивал кромку лезвия. Изгримнур знал такой взгляд безразличия и пугался его, поскольку видел нечто подобное у других людей, которые потом не жили долго. «Уже ищет следующий мир», – говорил его отец об одном солдате, обезумевшем во время войны. Их потери на землях норнов были и без того огромными, а Бриндур всегда оставался верным человеком Изгримнура – одним из самых надежных его танов. Хотя «такого Бриндура» он вообще не знал.
– Нет, я не буду предлагать вам скорую победу.
Голос Слудига дрожал от гнева. Но, получив предупреждающий взгляд герцога, он сделал глубокий вдох и вновь попытался объяснить свою точку зрения, обращаясь теперь непосредственно к Изгримнуру, словно Бриндура и других танов не было в шатре:
– Я лишь хочу сказать, мой лорд, что одним отважным наскоком мы не одержим победу. Да, Медведь постепенно разрушает их стену. Да, норнские лучники в башне убили и ранили только несколько людей, управлявших тараном. Но мы знаем, что в руинах крепости, которую наша армия осаждала недавно, скрывались сотни норнов. Почему они не контратакуют и с такой легкостью позволяют нам ломать их стену? Подобная уступка не понятна. На всем протяжении от этой башни и до города в недрах Пика Бурь простирается открытая местность. У них больше не будет возможности для оборонительных действий.
– Об этом нам ничего не известно, – произнес Изгримнур. – Наше невежество такое же большое, как мой живот. Он прав, Аямину? Неужели между нами и горой норнов действительно не будет ничего серьезного? Или мой человек прав, подозревая, что нас ждут там хитроумные преграды и ловушки?
– Все зависит от того, что вы подразумеваете под словосочетанием «ничего серьезного», – ответила ситха. – Земли, расположенные между внешней стеной и горой, которую вы называете Пиком Бурь, давно уже необитаемы. Бóльшая часть древнего города лежит в руинах. Но я не могу гарантировать вам отсутствие засад или того, что на пути к воротам вас не встретят воины самой Наккиги.
– Позже нам нужно будет поговорить об этих воротах, – сказал Изгримнур. – Но сейчас мы должны обсудить план штурма. Слудиг, а ты не думаешь, что у норнов просто не осталось стрел? Возможно, сейчас они не в силах причинить нам вред, поэтому сидят и ждут, когда начнется рукопашный бой.
– Я тоже ожидаю этого момента, – проворчал Бриндур, усердно орудуя точилом. – И ничего другого мне не нужно.
– Если ты продолжишь затачивать свой меч, он станет размером с кинжал, – ответил ему герцог. – И моему полководцу стоило бы найти себе более серьезное дело. Слудиг, у тебя имеются конкретные причины для беспокойства?
Молодой человек покачал головой. В расстройстве он наморщил лоб.
– Это только предчувствие, мой лорд. Что-то вроде догадки. Мы много раз сражались с норнами, и в сравнении с нами они считались бы ничтожествами, если бы не их хитрость и изворотливость. Они прихватили с собой в Наглимунд много странного оружия, а в последней битве при Хейхолте использовали различные технические и магические уловки: ядовитые порошки и иллюзии с фальшивыми воротами. Они вызывали ходячих мертвецов. Их гиганты, словно покорные собаки, крушили и рвали все, до чего могли дотянуться. Но где все это теперь? Перед бегством из разрушенной крепости они создавали только шумы и тени, к которым люди начинали быстро привыкать. Норнам так и не удалось вселить страх в сердца наших воинов. Что касается нынешней осады, в нас выпустили только несколько стрел и камней с трех клювов башни. Наши осадные орудия и таран безо всякого сопротивления бьют по слабому месту в стене. Пока мы потеряли всего несколько наших людей – не так много, как ожидалось.
Слудиг нахмурил брови.
– Поэтому я спрашиваю себя: они действительно настолько слабы?
Один из скоггейцев Бриндура, старый воин с поседевшими бакенбардами, выразил свое мнение:
– Фейри осталось очень мало, герцог Изгримнур. Что бы там Слудиг ни думал, они проиграли войну. Мы гонимся за ними по их собственным землям. Скоро наша армия уничтожит норнов – всех до одного, – чтобы они больше не причиняли нам бед. Так зачем сомневаться в их слабости?
Слудиг покачал головой:
– Считая врагов слабаками, Мэрри Железнобородый, ты можешь составить неверный план боя и понять свою ошибку, только когда тебя уже будут убивать.
– Возможно, ты потерял вкус к таким сражениям? – спросил Бриндур, бросив на Слудига мрачный презрительный взгляд. – Или, может быть, из-за долгой дружбы с троллями и фейри – да, я слышал о тебе, Слудиг-Два-Топора – ты не хочешь их преследовать? Или просто боишься этих тварей?
Рука Слудига опустилась на один из зазубренных ручных топоров, висевших на его широком поясе. Глаза молодого воина сузились.
– Мой лорд, ты огорчен потерей сына. Мы все понимаем эту скорбь. В ином случае я потребовал бы доказать твои обвинения в честной схватке, как то подобает настоящему мужчине.
– Хватит! – рявкнул Изгримнур. – Обойдемся без схваток и оговоров. Бриндур, ты оскорбляешь Слудига без всякой причины. Его верность не подлежит сомнению. Я тоже общался и даже сражался бок о бок с троллями и фейри. Если ты сомневаешься в его преданности, усомнись и в моей!
Бриндур пожал плечами.
– Я не обвиняю его в предательстве, но своих слов назад брать не буду. Просто задал парню вопрос: найдет ли он отвагу для предстоящего сражения.
– Именно этого наши враги и хотят! Чтобы мы рассорились и перекусали друг другу спины. Достаточно!
Изгримнур начинал сердиться.
– Я задал Слудигу вопрос, и он ответил мне, прежде чем ты, Бриндур, зачем-то оскорбил его. Я задаю тебе тот же вопрос. Ты веришь, что норны так слабы, как показывают это?
Бриндур опробовал пальцем край острого клинка, затем высосал кровь с возникшего пореза и сплюнул ее на утрамбованную заледеневшую землю в том месте, где она не была покрыта коврами. Ветер снаружи снова усилился, сотрясая шатер так, что материя гудела, будто крылья чудовищного насекомого.
– Да, Белые лисы – свирепые бойцы. Их трудно убивать. Я не делаю ошибки, преуменьшая их достоинства. Норны удивили нас своим подкреплением в разрушенном форте. Но сейчас мы не видим приближения новых отрядов. При прорыве у крепости наши люди нанесли им большие потери. Я не думаю, что выжило больше двухсот Белых лис. А первая группа, застрявшая в крепости, насчитывала еще меньше воинов. Поэтому они истощены, и у них осталось мало сил. Еще одним фактором является голод. Даже наши люди недоедают в этом замороженном месте, хотя мы подвозим провиант из Риммерсгарда. Враги же остаются без пищи уже несколько недель. И какие бы хитрости они ни использовали, я сомневаюсь, что норны могут питаться воздухом, иначе эти твари не нападали бы на деревни, расхищая зерно и другие припасы. Поэтому мой внутренний голос говорит, что Два-Топора напрасно подпрыгивает от тех теней и шумов, о которых он нам тут рассказывал.
Еще один мелочный, бессмысленный укус. Прежде чем Изгримнур успел осадить своего тана, заснеженная фигура протиснулась через дрожащие полы шатровой двери.
– Прошу прощения, Ваша светлость и мои лорды, – извинился посыльный. – Я принес сообщение от ярла Вигри. Он говорит, что после последнего удара Медведя от стены отвалились большие куски. Ярл думает, что стена скоро разрушится.
В одно мгновение мрачное настроение Бриндура сменилось на буйную радость.
– Слава богу! – вскричал он, поднимаясь на ноги. – Если стена рухнет, я хочу быть первым, кто омоет меч в крови фейри!
Он повернулся к одному из юных скоггейцев:
– Фани, дубина, где мой шлем?
Изгримнур хотел обсудить с Бриндуром и остальными командирами еще несколько важных вопросов, включая письмо, которое гонец привез ему этим утром. Но теперь он не удержал бы их в шатре. Глядя на то, как тан и его скоггейцы хватают оружие, он подумал о попытке сделать их поспешную вылазку к стене более организованной, но затем решил, что лучше уступить неизбежности. Даже если стена уже сильно повреждена, она может выдержать еще множество ударов боевого тарана, и пока она не развалится, даже самый порывистый риммерсгардский воин не ввяжется в схватку с врагами. «Пусть Бриндур и остальные остудят свое нетерпение в ожидании у черной стены», – подумал герцог. Другие новости могли подождать.
Двое прислужников Изгримнура стояли снаружи шатра: один держал боевой шлем и штандарт с Белым медведем и звездами; другой расчесывал гриву большого и терпеливого коня герцога. Изгримнур вскочил в седло без посторонней помощи и помчался за остальными.
Когда Бриндур и его люди приблизились, боевой таран, стоявший у растрескавшейся стены и хорошо защищенный от лучников на трехклювной башне, готовился нанести очередной удар. Как и люди Вигри, которые уже расположились по обеим сторонам массивного Медведя, они выставили щиты над головами против норнских стрел и отлетающих кусков черных плит. Все ожидали любой возможности для атаки.
Двухскатная наклонная крыша тарана, прикрывавшая людей от стрел с выступов башни, была длиною с церковный амбар. Ее собирали по секциям, как и сам таран с железной головой медведя. Снег на крыше служил прекрасной защитой от зажигательных стрел. Впрочем, Изгримнур так и не увидел норнских лучников. Казалось, что стена и башня остались без оборонительных сил.
Сигнальщики тарана громко пели и били в барабаны, состязаясь с боевыми кличами Бриндура и его людей. Потные, постанывающие солдаты оттянули огромное бревно назад – насколько позволяли тяжелые цепи. Затем, по команде главного инженера, они отпустили веревки. Усмехающаяся железная морда Медведя метнулась вперед и с громким треском врезалась в ослабленную стену. Та устояла, но сместилась и наклонилась под углом в том месте, где ударил таран. Дождь каменных осколков осыпал северян. Трещины между каменными плитами заметно расширились.
– Еще раз! – хрипло закричал Бриндур. – Еще раз, и они будут наши!
Изгримнур подъехал ближе, но решил остановиться немного в отдалении. Он все время осматривался по сторонам. Тем временем Бриндур и даже осторожный Вигри, казалось, ослепли ко всему остальному. Они не отрывали взглядов от участка стены перед ними. Изгримнур повернулся к трем выступавшим клювам башни, когда оттуда – из-за зубчатых бортиков – было выпущено несколько стрел. Хотя некоторые из них нашли свои цели между поднятыми щитами солдат, этим все и закончилось. За верхним парапетом внешней стены по-прежнему не было видно защитников. Неужели норны покинули свои оборонительные позиции и отступили к Пику Бурь? Или тут намечалось что-то другое?
Бревно тарана потянули назад. Стоны обслуживающей команды и бой барабанов смешались с боевыми песнями ожидавших риммеров. Однако кровожадное возбуждение его воинов больше не затрагивало Изгримнура. Что-то действительно происходило не так. Армия герцога пригнала к этому месту несколько сотен норнов, и хотя некоторые из них были убиты на стене танголдирскими лучниками Вигри, Изгримнур знал, что ему противостояла только горстка врагов, которые, отчаянно сражаясь, удерживали смертных от вторжения на их земли. «Клянусь Святым Рансомером, – подумал герцог, – если Слудиг прав, то что они задумали?»
Цепи звякнули, когда таран достиг крайней задней позиции. Через миг барабаны замолчали, и старший инженер прокричал:
– Давай!
Таран помчался вперед, и Медведь нанес еще один хрустящий укус.
Из середины потрескавшейся стены – оттуда, куда ударил железный наконечник тарана – выпал большой кусок, вслед за которым упала плита, расположенная чуть выше. Через миг с перекатом, похожим на гулкий гром, огромные камни начали вываливаться и скользить вниз к основанию стены. Люди вокруг тарана, захваченные врасплох посреди всеобщего веселья, попятились назад. Некоторые падавшие плиты были больше человеческого роста.
Черный камнепад уже нельзя было остановить. Весь участок стены перед тараном дрогнул и разрушился с оглушительным грохотом. Плиты каскадом обваливались с каждой стороны пролома, разбрасывая вокруг большие комья снега и грязи, которые настигали стоявших рядом людей. Через некоторое время обрушение стены закончилось. Упали только центральная и нижняя части укрепления, оставив в каменной преграде широкую зияющую рану в форме перевернутой подковы. Риммеры быстро перестроили ряды и начали подниматься к этой бреши, карабкаясь по обвалившимся камням, словно муравьи, роившиеся на упавшем куске хлеба. Северяне ревели и кричали в радостном безумии. Им не терпелось добраться до врага, так долго ускользавшего от их мечей и топоров.
Через мгновение атакующие обнаружили еще одну стену, стоявшую за первой. Защитники башни торопливо возвели ее за уязвимым местом в огромной внешней стене – небольшую преграду чуть выше человеческого роста. Когда риммеры начали перебираться через брешь на другую сторону, их встретил шквал стрел. Здесь прятались многие из оставшихся норнов, которые терпеливо ждали возможности для нанесения ответного удара. И теперь он был им предоставлен.
– Без страха! – закричал Вигри, яростными жестами направляя отряды в атаку. – Их только горстка! Вперед, северяне! Покажем им, какое на вкус наше железо!
Несмотря на рев, с которым воины энгидалерского ярла и скоггейцы Бриндура хлынули в брешь, Изгримнур услышал другой крик – слабый голос в хаосе битвы. Но исходил он с противоположного направления и именно этим привлек внимание герцога.
Слева и чуть сзади от него, на большой дистанции от бреши, располагались катапульты, которые обстреливали стены камнями, отвлекая от тарана оставшихся защитников башни. Эти осадные орудия охранялись наемниками с юга – людьми непонятной квалификации, которым Изгримнур не хотел доверять передовые рубежи. И вот теперь он увидел одного из южан, махавшего руками, словно птица. Парень что-то кричал, пытаясь привлечь внимание людей, столпившихся около тарана. Из-за шума сражения Изгримнур не понимал его слов. Но, следуя диким жестам солдата, посмотрел на высокие скалы, примыкавшие к стене с каждой стороны прохода. Его сердце дрогнуло. Примерно на середине склона по левую руку от себя Изгримнур увидел огромный валун, который каким-то странным образом был отделен от скалы и обдуманно направлен вниз. Массивный округлый камень, скользя и подпрыгивая, катился прямо к риммерам, пока те ожидали у проломленной стены и под шквалом норнских стрел старались перебраться через брешь на другую сторону преграды.
Изгримнур прокричал предупреждение, но, конечно, никто из северян не услышал его. Огромный валун на склоне замедлился на несколько мгновений. Его плоская часть с трудом скользила по выступавшим камням. У герцога даже возникла надежда, что глыба остановится. Однако через миг округлый кусок скалы проскочил неровное место и снова покатился к краю боковой стены прохода – большой, как трехэтажный дом в богатом торговом квартале Элвритсхолла.
Выкрикивая предупреждения, Изгримнур пришпорил коня и помчался к отверстию в стене, пробитому мощным тараном.
– Все вперед! – ревел он во всю силу огромных легких.
Размахивая мечом, Изгримнур пытался направить остатки ожидавших отрядов к бреши.
– Вперед, или вы будете раздавлены! Берегитесь! На вас катится глыба!
Огромный валун снес выступ на краю обрыва, вызвав чудовищный град из осколков камней. Пролетев по воздуху над небольшой сосновой рощей, он упал на пологий откос и в шлейфах гальки покатился к бреши, пробитой в стене. Удар о землю нисколько не замедлил его.
Изгримнур направил коня к рухнувшей части стены. Скакун послушно прыгнул вверх и заскользил копытами по упавшим плитам, пока люди разбегались в стороны с его пути.
– Вперед и только вперед! – закричал герцог. – Если хотите жить, следуйте за мной!
Внезапно мощное сотрясение воздуха едва не выбило его из седла. Огромный валун ударился о стену прямо позади коня. С оглушительным грохотом, словно провозглашая конец света, он смял под собой людей, лошадей, обломки камней и могучий таран с головой Медведя, превратив все это в монумент чудовищного хаоса с грудой неузнаваемых тел.
* * *
Порто охранял катапульту, которую солдаты называли Ослом. Со своей позиции он с изумлением и восторгом наблюдал за тем, как риммеры готовились к атаке. Когда стена дрогнула, они походили на стаю собак: их бороды щетинились, зубы были оскалены, воины пели и подбадривали себя криками. А Порто думал: «Неужели они действительно бросятся через эту дыру наперекор всем тем ловушкам, которые соорудили для них защитники башни?» Конечно, норны видели широкие трещины, расползавшиеся между огромными плитами. Даже слепой услышал бы перемещение многих тонн камня, когда стена медленно начала поддаваться под ударами тарана.
Хотя катапульта была загружена и оттянута для выстрела, она бездействовала. Двое солдат из обслуживающей команды упали в снег с норнскими стрелами в груди. Их молоты лежали рядом. Один бедолага уже был мертв, второй просил помочь ему во имя Бога. Несколько длинных железных кольев, которые удерживали переднюю часть боевой машины, высвободились при последнем выстреле, но Хьортур, мастер катапульты, в пылу битвы, очевидно, не заметил этого. Порто знал, что, если передок не заякорить как следует, выпущенный камень не только промажет по цели, но скорее всего попадет в самих риммеров. Поэтому он поспешил к остову стенобитной машины. Подняв тяжелый деревянный молот, выпавший из рук мертвеца, Порто услышал громкий радостный вопль северян у стены, когда огромный Медведь вновь ударил по каменным плитам.
– Эндри, – крикнул он. – Проклятье, приятель! Хватай другой молот и помоги мне вогнать в землю эти колья!
Порто поднял колотушку и сделал мощный замах, но когда опустил молот вниз, его едва не сбило с ног с мощным громоподобным грохотом, когда огромная стена, преграждавшая проход в долину, наконец обрушилась.
Он повернулся и увидел, как солдаты Риммерсгарда карабкались к бреши по упавшим плитам. Они ревели, как дикие звери, и он был так захвачен их яростными криками, которые отдавались в его костях и заставляли сердце биться еще сильнее, что, возможно, несколько мгновений не слышал настойчивых призывов Эндри. Молодой человек подпрыгивал на месте, кричал о каком-то большом камне и указывал рукой на горный склон. Порто увидел уголком глаза быстрое движение и отвернулся от солдат, атаковавших брешь. Первые из них, утыканные стрелами, уже начинали падать на землю.
Что-то катилось к ним со стороны отвесной стены каньона. Что-то огромное.
В какой-то миг Порто, оценив размер надвигавшейся темной массы, подумал: «Дракон!» Его ум был готов принять любое безумие, которое могли вызвать норны. Но затем понял, что к нему приближалась большая глыба размером с деревенскую церковь. Пока Порто смотрел на нее, глыба встала на торец и, задрожав, помчалась дальше.
Подумав о бегстве, он опустил тяжелую колотушку. С каждым мгновением огромный камень становился все ближе и, казалось, увеличивался в размерах. Порто побежал, но, оглянувшись назад, споткнулся о мертвеца, у которого заимствовал молот. Лицо убитого солдата оказалось прямо перед ним. Рот был открыт, и во время падения Порто показалось, что труп предупреждал его об опасности. Или, возможно, насмехался над ним: «Думаешь, так легко оставаться живым?»
Порто почувствовал соприкосновение с холодным снегом и ударился головой о заледеневшую землю. Весь мир перед его глазами унесся в узкий туннель света, окруженный черной пустотой. Даже глыба, которая могла раздавить его, казалась безобидной и далекой, хотя ее надвигавшийся грохот заглушал любые посторонние звуки. «Не важно, – рассеянно подумал Порто. – Моя жизнь закончилась. Всему пришел конец».
Кто-то дернул его за ноги и потащил по каменистой почве. Снег и лед царапали лицо. Жар, холод и резкая боль попытались захватить его внимание, но у Порто больше ничего не осталось. Все ушло и было потеряно…
Через некоторое время, выплывая из пучины сонной отрешенности, он понял, что огромный камень не раздавил его. Порто увидел промелькнувшую черную тень и услышал, как валун разнес Осла в щепки. Затем прямо над его головой пролетела длинная рука катапульты. Она запрыгала по земле с торца на торец, словно ложка, брошенная ребенком-оргом, и наконец остановилась, прислонившись к основанию Башни Трех Воронов.
В поле зрения появились кружащиеся пятна жемчужно-яркого цвета и небо с темными облаками. Над ним склонился Эндри. Порто с изумлением смотрел на своего друга и понимал, что произошло какое-то важное событие. Однако его мысли, казалось, крутились на конце длинной веревки, и хотя он тянул ее к себе, она разматывалась все дальше и дальше.
– Катапульта разбита! – прокричал Эндри, как будто это что-то значило.
Глаза парня были такими широкими, что Порто подумал: «Как ему не больно?»
– И таран тоже, – продолжил молодой солдат. – Мне кажется, это норны столкнули валун с горы…
Внезапно он замолчал. Со смущенным и озадаченным видом Эндри обернулся, словно кто-то похлопал его по плечу. А ведь он знал, что рядом никого не было. Затем юноша медленно опустился на колени, глядя на большой камень, мчавшийся к бреши в стене, и так же медленно упал лицом вниз. Забрало шлема ударилось о землю с тихим стуком. Из спины Эндри, чуть подрагивая оперением, торчала черная стрела.
* * *
Герцог не хотел оглядываться и оценивать ущерб, нанесенный чудовищной глыбой. Но это входило в круг его обязанностей. Насадка железного тарана осталась неповрежденной и проглядывала среди камней. Большое бревно длиною в тридцать шагов, сделанное из обтесанного ствола сосны, было раздроблено в щепки. Рядом в куче разбитых плит и деревянных обломков лежали раздавленные тела людей. Одна из черных стрел со свистом пролетела перед его шлемом. Изгримнур торопливо развернул коня и присоединился к северянам, сражавшимся с проклятыми фейри.
За второй торопливо построенной стеной оказалось не так много норнов, как боялся герцог. Защитники стены берегли стрелы и использовали их с удивительной эффективностью. Многие из людей Изгримнура, застигнутые врасплох, пали уже в первые мгновения атаки. Но за ними прорывались их соратники. Карабкаясь по упавшим плитам через мертвых товарищей, они добрались до второй стены и вступили в схватку с норнами. Бриндур вел своих скоггейцев, выкрикивая имя мертвого сына. В мгновение ока он был уже на другой стороне преграды, завывая в безумном веселье. Его меч пел, поражая врагов. За скоггейцами последовали люди Вигри. Норны были смертельно опасными бойцами, но они уступали в численности. На одного трупокожего нападали дюжины северян. Рой людей облепил каждого бессмертного, словно стая охотничьих псов. В течение часа армия Изгримнура взяла контроль над башней и стеной.
Крепость с тремя клювами удерживало лишь несколько Белых лис. Входы башни не имели магической защиты. Риммерсгардцы без труда разбивали двери двуручными топорами и срывали их с петель. В затемненных лестничных пролетах и в верхних покоях между огромными внешними выступами происходили ужасные стычки. Наконец, последнего норна прикололи к стене несколькими копьями. Северяне спустили тело бледнокожего существа в нижнюю часть клюва и пропихнули его через узкое отверстие. Труп упал на землю, как длинная капля, подпрыгнув при ударе, словно рыбья голова.
На теле Бриндура кровоточило множество порезов, но ни одна рана не была смертельной. Пока цирюльник-хирург прочищал и зашивал самые глубокие, тан облизывал пересохшие губы и триумфально скалился в полубезумной усмешке.
– Я же говорил, что фейри умирают, как и все другие существа, – прорычал Бриндур. – Особенно когда вы всадите в них ярд железа.
Изгримнур, убивший в свое время немало норнов, даже не потрудился ответить на замечание тана.
– Остальные Белые лисы ушли, – задумчиво сказал герцог. – Стену защищали только символические силы. Я насчитал несколько десятков трупов. Основная часть их отряда бежала в город.
– И что?
Бриндур потер пальцем свежезашитый порез, тянувшийся от запястья до локтя, и скептически посмотрел на выступившую кровь.
– Это всего лишь одна-две сотни, которую мы рано или поздно убьем.
Ярл Вигри подошел к ним с несколькими танами.
– Ваша светлость, разведчики вернулись со склона горы. Тот валун был работой норнов. Мои люди нашли инструменты, оставленные на месте разлома. Заодно мои люди осмотрели земли, лежащие за стеной. Они говорят, что путь от стены до Пика Бурь займет несколько дней. И те, кто бежал отсюда, могут устроить нам засаду.
Бриндур вытер окровавленный палец о грязный плащ, накинутый поверх доспехов.
– Мне все равно, как убивать этих тварей – в стаях или поодиночке. Главное, разрушить их мерзкое гнездо в горе.
Изгримнур нахмурился и подергал себя за кончик бороды.
– Мы находимся на территории, куда смертные на протяжении многих веков никогда не входили. В двух-трех стычках на окраинах вражеских земель мы потеряли четверть нашей армии. Бриндур, почему ты думаешь, что, защищая свой дом, они не будут сражаться с еще большим отчаянием? Таран и две наши катапульты разбиты. Даже если норнов мало, как ты собираешься входить в их город? И так ли их мало, как мы думаем? У нас нет в этом уверенности.
– А я уверен, – ответил Бриндур. – Если бы день или два назад норны могли направить сюда подкрепление, они не позволили бы нам взломать их стену и войти без боя в Норнфеллс!
– Я не сказал бы, что «без боя», – проворчал Изгримнур. – Здесь погибло больше сотни моих людей!
Бриндур плюнул на пол.
– У нас с норнами война, а не перебранка дворцовых политиков! Если мы не уничтожим этих тварей и не разрушим их последнюю нору, все наши потери окажутся напрасными.
Вигри прочистил горло.
– Мой лорд, я не буду говорить, что Бриндур прав, но и не скажу, что он ошибается. Мы пришли сюда раз и навсегда покончить с этими трупокожими. Если вы хотите уничтожить осиное гнездо, выжигайте его до конца. Иначе осы наплодятся снова.
Изгримнур фыркнул:
– Норны не осы и не твари. Это древние, более ловкие, чем мы, существа, и они не знают страха. Ты думаешь, норны опробовали на нас все свои трюки?
– Да, у них был набор отвлекающих маневров, – ответил Бриндур так буднично, словно говорил «небо синее» или «кровь красная». – Впрочем, он закончился. В этом сражении мы не наблюдали ни теней, ни лиц в огне костров, ни призрачных голосов. Нас встречали только стрелы и каменные стены.
– И огромная каменная глыба, которая уничтожила наши катапульты и таран, – добавил Изгримнур. – Она убила более дюжины воинов. Их, конечно, жаль, но тарана мне будет не хватать больше всего остального.
– Медведь не умер, – возразил Бриндур. – Его железная голова по-прежнему может кусаться. Здесь много деревьев. Мы приделаем ему новое тело и вышибем врата, ведущие в город фейри.
Изгримнур повернулся к Вигри. Ему казалось, в настоящий момент только ярл и Слудиг сохраняли ясность разума.
– Ты-то что думаешь?
Вигри выглядел усталым. Его броня была окровавлена не меньше, чем у Бриндура.
– Что я думаю? Норнов нужно убивать. Мы должны это делать, пока не покончим с ними. Вот мои мысли.
Изгримнур вздохнул:
– Наверное, ты прав.
Герцог потянулся к кубку с элем, который один из его прислужников поставил на крышку деревянного сундука. Что-то царапнуло его живот. Герцог вспомнил о письме, которое сунул за пояс ранее.
– Ах да! У меня имеются новости, о которых я забыл в гомоне ваших криков. Хорошие новости.
– Хвала Узирису! – ответил ярл. – Мой лорд, прошу вас, поделитесь ими. Новости нужны нам сейчас не меньше пищи и выпивки.
Изгримнул кивнул.
– Когда мне сообщили, что ты, Вигри, начал осаду разрушенного форта, я послал гонцов к ближайшим танам – Альферу из Хейтскелда, Хелгримнуру Камнеголовому и нескольким другим, живущим в двух неделях пути. Я попросил у них подкрепление для нашей армии.
– Альфер, – сказал Бриндур, и хотя он не плюнул на пол, презрительный тон голоса ясно выразил мнение старого воина.
– Забудь о нем, – с натянутой улыбкой ответил Изгримнур. – В любом случае, я не получил от Альфера ответа. Несомненно, он занят подсчетом рогатого скота, но этим утром вернулся гонец, которого я посылал к Хелгримнуру.
Он замолчал и сделал добрый глоток.
– Не томите, Ваша светлость! – вскричал Вигри. – Вы обещали хорошие новости? В чем они заключаются?
Изгримнур устало усмехнулся:
– Прости меня, мой друг. Хелгримнур написал, что собирался послать боевой отряд в Эркинленд, но когда война закончилась, он распустил людей для проведения весенних полевых работ. Или какие они там в этом году, с замерзшими лугами и пашнями?
Открыв письмо, он разгладил его на колене.
– Вот, слушай. Когда отступавшие норны начали грабить ближайшие поселения, он снова призвал ополченцев… Умный парень. Под началом Хелгримнура собралось полтысячи человек, причем двести из них были опытными ратниками. Теперь самая радостная весть. Он послал их к нам – под руководством Хелвнура, сына сестры, а у того имеется собственный отряд в сотню всадников. Гонец сообщил, Хелвнур с его людьми уже в нескольких днях пути от нас. Они не ожидали, что мы продвинемся так далеко на север.
Вигри хлопнул в ладоши.
– Слава Эйдону! Действительно прекрасные новости!
– Мне хотелось бы получить десятикратно большее подкрепление, но и это значительная помощь.
Герцог снова улыбнулся и поднял кубок для тоста.
– Клянусь моей бородой, Хелгримнур – хороший человек. Я не забуду этого!
– Мы можем надеяться на ответ от других танов? – спросил Вигри.
Изгримнур покачал головой:
– Не раньше чем наша армия пересечет норнские земли. Люди Хелгримнура восполнят число тех воинов, которых мы потеряли к этому дню.
– Если новое пополнение не будет вставать между мной и тварями, которых я хочу убить, они будут мне по душе, – сказал Бриндур. – Я расскажу вам о своей мечте. Мне не терпится оседлать королеву фейри. Возможно, она утолит мою тоску о женском теле, прежде чем я придушу ее.
Изгримнур торопливо осенил себя знаком Древа.
– Бриндур, поверь, ты не знаешь, о чем говоришь. Она одним взглядом заморозит мозг в твоих костях.
– Это мы еще посмотрим, – с усмешкой ответил Бриндур. – В любом случае, мой меч снова нуждается в заточке. Броня фейри затупляет клинок в два счета, а их кости – на третий раз.
– Даже с новым пополнением наша задача не станет легче, – предупредил Изгримнур. – Храни меня Бог! Не стоит надеяться на улучшение ситуации.
– Ты слишком много думаешь, мой лорд, – сказал Бриндур.
Трудно было понять, говорил ли он с сарказмом или с искренним сожалением.
– Увидел норна, убей его! Вот и вся наша задача.
– Такая явная кровожадность напомнила мне о старом друге, – полушутливым тоном произнес Изгримнур, но через миг воспоминания заставили его помрачнеть. – Белые лисы убили того парня в лесу Альдхерта.
– Не хочу перечить, тан Бриндур, – сказал Вигри. – Но мне хотелось бы добавить к нашему списку еще одну задачу: вернуться домой живыми.
– Я придерживаюсь более древней традиции, мой лорд, – ответил Бриндур. – Мне нравится жить, но прежде всего я хотел бы видеть норнов мертвыми. Я с радостью буду смотреть на вас из пиршественных залов предков, если умру, взяв с собой десяток бледнокожих.
Изгримнур услышал все, что было нужно. Ему еще следовало позаботиться о погребении мертвых, если только живым удастся вырыть могилы в промерзшей земле. Он потянулся к чаше с элем, сделал несколько глотков и вытер рот тыльной стороной ладони.
– Пусть Бог дарует нам победу, – сказал он, закрывая военный совет.
* * *
Эндри не умер, хотя иногда Порто сожалел о том, что норнская стрела не убила его друга.
Один из риммерских хирургов сделал глубокий надрез на спине парня, удалил стрелу и облил рану крепким алкоголем. Сначала казалось, Эндри быстро восстановится, поскольку наконечник попал в лопатку, не задев ни легкие, ни сердце. Однако то ли из-за пагубного воздуха Норнфеллса, то ли из-за какого-то яда на наконечнике стрелы гноящаяся рана не заживала. Сначала воспаление было заметно только по жару и ознобу, сотрясавшему тело Эндри, затем по болям, заставлявшим его кричать, когда он пробуждался после беспокойных снов. Примерно через день Порто увидел под кожей товарища черное пятно, распространявшееся вокруг первоначальной раны. Вскоре размеры пятна стали больше ладони. Это воспаленное место казалось горячим при прикосновении, а кожа, когда Порто ощупывал ее пальцами, была почти безжизненной.
– Ты что-нибудь чувствуешь? – спросил он, надавливая на комковатую опухоль вокруг раны.
– Да. Боль такая же, как и во всем теле. У меня теперь везде болит. Помоги Бог! Иногда кажется, по моим венам течет огонь, а не кровь!
– Тебе не нужно было рисковать жизнью из-за меня, – сказал Порто и тут же пожалел об этом.
Эндри попытался сесть, но ему не хватило сил, и он повалился на спину. При свете костра его белки выглядели желтыми, как у волка.
– Нет!
Он сделал судорожный вдох.
– Ты мой единственный друг. Не говори глупостей. На моем месте ты поступил бы так же…
Произнесенные слова истощили его, и Эндри снова закрыл глаза. Его грудь приподнималась вверх и опускалась вниз небольшими рывками.
«Что мы здесь делаем? – подумал Порто. – Что мы забыли в этих холодных пустынных краях на задворках мира? Ну, ладно бы мы сражались за Анзис Пеллиппе и защищали собственный народ. Тогда другое дело…»
Словно услышав его мысли о доме, Эндри открыл глаза. Какое-то время Эндри дико озирался по сторонам, будто не знал, где находился. Затем, увидев лицо Порто, юноша успокоился.
– Я хочу вернуться назад, – сказал он. – В родную Гавань.
– Ты вернешься, я обещаю. Пока отдыхай. Вот, выпей немного.
Порто поднял чашу с растопленным снегом и поднес ее к губам Эндри. Ему пришлось придерживать ее, пока молодой человек посасывал воду.
– Ты поправишься, парень. Мы одержим победу над норнами и с триумфом поедем в Пердруин.
Посмотрев на вялое и безразличное лицо Эндри, Порто ласково добавил:
– Кто знает, какую добычу мы привезем домой! Возможно, это будет золото из самого Пика Бурь или драгоценные камни из шкатулки какой-нибудь принцессы-фейри. Даже норнский боевой шлем или меч из их проклятого дерева пойдут в Анзис Пелиппе по хорошей цене. Можешь поверить мне на слово. Мы станем богатыми людьми. Весь город будет знать нас как героев, сражавшихся с норнами.
Эндри покачал головой и снова закрыл глаза, однако на этот раз он улыбался.
– Вот почему ты мой друг, Порто. Мне нравится твоя добрая ложь. Еще скажи, что «гейзеры» и «налимы» будут вместе отмечать наше возвращение и никто из них не полезет в драку.
– Ладно, парень. Теперь помолчи. Сон – лучшее лекарство.
Улыбка Эндри потускнела, но не исчезла полностью. Когда он вновь заговорил, его голос, казалось, исходил с далекого расстояния.
– Ты не волнуйся обо мне, мой друг. У меня скоро будет много времени для сна.
Порто заботливо подтянул дырявый плащ к подбородку юноши, стараясь защитить его от холода. Теперь, когда они находились на северной стороне прохода Скогги, ничто уже не могло остановить порывы ледяного ветра, который лютым зверем рвался к ним с горных вершин. Накрыв ноги Эндри тонким одеялом, Порто отвернулся к костру и начал подкидывать ветви в огонь. Он уже не мог притворяться, что замерзшие капли, жалившие его щеки, были оставлены порхавшими снежинками.
