Глава 52

Собирались по одному. Обзванивали по цепочке. При чужих не обсуждали. Домашним не говорили, куда идут. Случайно столкнувшись со своими – не здоровались. Добирались пешком и общественным транспортом. Место встречи – бывший детский сад. Потом здесь арендовали зал кришнаиты для своих встреч, потом был склад, потом предвыборный штаб. Последние несколько месяцев место пустовало. Большая комната, окна закрыты ставнями, чтобы снаружи не было видно свет. У входа стоял человек со списком, сверял фамилии. Явка была стопроцентная, никто не уклонился, никто не опоздал. Учителя – люди дисциплинированные. Расселись перед столом, на который постелили бархатную скатерть и поставили стакан и бутылку с минеральной водой.

Вышел Поляков, поставил на стол портфель, достал из него спецвыпуск «Севера» со статьей «Волоковецкий апокалипсис». Обвел взглядом собравшихся.

– Прочитали?

– Прочитали, – отозвались из зала.

– Как впечатление?

– Кошмар! Ужас! Куда смотрит губернатор!

– Хороший вопрос, – кивнул Поляков, – куда смотрит губернатор. Я вам скажу, куда он смотрит. Он смотрит в свой кошелек. И считает там деньги, которые он получит от Курашова.

– Все они заодно! – послышалось из зала. – Банда.

Поляков вдруг широко улыбнулся.

– А мы-то на что? Неужели мы им позволим провернуть это дело?

– А что мы можем сделать? У них вся власть, деньги, – возразили из зала.

– Я вам скажу, что мы можем сделать, – Поляков положил газету на стол, – я вам скажу, что мы можем сделать.

Его голос усилился и заполнил весь зал, отразившись от стен. Поляков замолчал, задумавшись.

– Вот смотрю я на вас. На ваши лица. Среди вас есть мои учителя. Зоя Александровна, которая выгоняла меня с урока алгебры.

– Подтверждаю, – зарделась полная женщина, сидевшая с краю, – такая ты шпана был, Олег, хотя учился хорошо.

– Мария Ивановна, которая однажды подарила мне сборник Баратынского.

– Небось, так с тех пор и не прочитал, Олег?

В зале засмеялись, а Поляков продекламировал:

В зале зааплодировали. Он продолжал:

– Нет здесь Тамары Николаевны, нашей классной. Она умерла в прошлом году. Я был на похоронах. Собралось несколько сотен человек. Это были ее ученики. Вы скажете, что это не власть? Вы скажете, это не сила?

– Олег, все так. Но им наплевать на людей, сейчас все решают деньги.

– Никогда и ничего не решали деньги. Никогда и ничего не решали власть и сила. Хотите сказать, войну 1812 года выиграли деньги? А Великую Отечественную войну? У кого было больше ресурсов? У Гитлера. Но с кем были люди? Люди были со Сталиным, и он выиграл войну.

Поляков открыл бутылку, налил полстакана минералки, сделал глоток и поставил стакан обратно на стол.

– То, что происходит сегодня в нашей области – не просто спор хозяйствующих субъектов. Это не финансовые разборки. Нет, здесь и сейчас сойдутся две системы ценностей. И я хочу, чтобы вы это понимали. Когда мы жили в Советском Союзе, многое нам не нравилось. Была цензура, зажимали церковь, дефицит, трудно было достать хорошие книги. Но кому было сильно надо – умели и цензуру обойти, и Солженицына прочитать в самиздате. Это была очень мудрая система. Информация, которая могла принести людям вред, просачивалась потихоньку, попадая только к подготовленным людям. А что получали все остальные? Пушкина, Баратынского, Льва Толстого. Получали моральный кодекс строителя коммунизма. Я недавно интереса ради взял два документа – моральный кодекс строителя коммунизма и Нагорную проповедь. Положил рядом, сравнил. Они почти совпадают. Это не случайно. Потому что коммунисты, как бы мы к ним ни относились, опирались на опыт предшествующих поколений. Нигилистов среди них не было. Потому и держалась страна. И была великая страна, которая летала в космос и поворачивала реки вспять. А потом разверзлись хляби небесные, и на нас обрушились джинсы, рок-музыка и деньги-деньги-деньги.

Деньги стали фетишем. Все ради денег, все только о деньгах. Девочка в школе мечтает вырасти и стать проституткой – чтобы зарабатывать деньги. Мальчик мечтает пойти в бандиты – тоже ради денег. Куда это годится? Куда мы пришли? Куда мы придем дальше?

Поляков похлопал рукой по газете, которая лежала на столе.

– Вот сюда мы придем. Мы придем к апокалипсису. Мы придем к голоду и войне всех против всех. Мы потеряем человеческий облик и превратимся в животных. И еще хуже – в зомби, которые питаются человеческим мясом.

– Что делать-то, Олег?

– Мы покажем всем, что мы и есть сила. Мы. Учителя. Мы покажем, что мы имеем власть над душами наших учеников. А через них – над душами их родителей. Каждый учился в школе. Каждый не откажет нам в помощи, когда мы покажем людям, где враг и кто враг. И когда скажем, что нужно сделать с этим врагом.

– Олег, ты хочешь, чтобы мы начали революцию?

– Да. Если хотите, это будет революция. Но это будет бескровная революция. Мы все изучали историю. Хотя сейчас программа изменилась, но история всегда была чередой бунтов и войн. Чередой кровопролитий. Мы устроим бескровную революцию. Бархатную. Она начнется здесь, и о ней узнает вся страна. И вся страна будет следить за новостями из Волоковецкой области. К нам будут приезжать корреспонденты со всего мира, и во всем мире новости будут начинаться с репортажей из нашей области. Люди будут задумываться о том, как они живут и ради чего они живут. Мы покажем им альтернативный путь. Мы покажем модель выживания в новых условиях. Мы покажем им способ – что можно противопоставить ворам и хапугам. Мы докажем, что правда может быть сильнее денег. Мы возьмем Курашова за горло и заставим его вернуть народу построенный народом и прихватизированный им завод. Мы отправим в отставку губернатора, который смотрит Курашову в рот и начинает день со звонка на «Волоковецкую сталь», где ему дают ценные указания о том, как управлять областью. Мы установим здесь свои порядки. Мы покажем всем, что значат наши ценности.

Бурные аплодисменты прервали его речь. Поляков достал из кармана платок, вытер пот со лба и сделал еще один глоток из стакана.

– Нам придется потрудиться в ближайшие пару месяцев. Я знаю, что у многих из вас были планы на лето. Их придется отложить. Тем более что все равно отпускные вам не выдали и не выдадут.

– Как не выдадут? – возмутился кто-то.

– Так не выдадут, – подтвердил кто-то рядом, – Курашов зажал наши денежки.

– Нам придется изыскивать резервы для того, чтобы пережить эти два месяца. Лето будет трудным, горячим. Но уверен, что вы запомните его на всю жизнь и будете потом рассказывать детям и внукам о том, как мы вместе с вами творили историю. Ну что, вы согласны пойти со мной?

– Согласны! Веди нас, Олег! – послышались нестройные выкрики.

Поляков кивнул.

– Я в вас не сомневался. Может быть, кто-то передумал? Если кто-то хочет отступить, уйти, пожалуйста, скажите об этом сейчас. Потом будет уже поздно. Если среди вас есть кто-то, кто не согласен с нами, пожалуйста, уходите.

Люди в зале закрутили головами, оглядываясь друг на друга. Но никто не встал и не вышел.

– Отлично. Мы создадим оперативный штаб, который разместится здесь. Завтра утром сюда привезут столы и раскладушки, поставят телефон. Здесь будет круглосуточное дежурство. Мы составим график. Обеспечим питание. Работы будет много, хватит всем. Нам нужно будет разбиться на группы. Я возьму на себя работу с прессой, нужно сделать так, чтобы все СМИ были на нашей стороне.

– А конкретно-то что мы будем делать? – спросили из зала. – Устроим митинг протеста?

– Нет, – покачал головой Поляков, – это будет не митинг. Митинг тут не поможет.

И он начал рассказывать свой план. Деловито, сухо, вникая в детали там, где это было важно для понимания плана, и пропуская детали там, где это было не важно.

В зале стало тихо-тихо. Собравшиеся слушали его, затаив дыхание. В первом ряду сидел светловолосый Дима в своем свитере в розовую полоску и вельветовых джинсах. Свои тонкие и мягкие руки он сложил на коленях. Он смотрел на Полякова, чуть улыбаясь, и думал о чем-то своем.