Глава 51
Старики любят украшать себя. У молодых на это обычно нет ни денег, ни времени, ни вкуса. Молодые ходят в драных джинсах и застиранных футболках. И выглядят при этом так, что с них хочется немедленно стащить эти драные джинсы и футболки и заняться с ними любовью. А старики красятся, делают крутые прически, одеваются дорого и стильно. Старухи покупают себе дорогие платья и драгоценности. Делают себе ногти и волосы. А еще смешно и отвратительно, когда они пытаются подражать «молодежной моде». Например, когда старики носят кожаные штаны. Или прокалывают себе уши и вставляют в них серьги. Или носят шарфы летом. Замотают себе шею шарфом и думают, что выглядят офигенно. А еще золотые часы, браслеты, цепочки и кольца. Ходит, как витрина ломбарда. Заглянул бы вечерком в Затон, там бы ему быстро объяснили, что можно на себя надевать, а что нельзя. Они думают, что часы, или браслет, или шарф сделают их привлекательными. А на самом деле ничто уже не сделает их привлекательными. Как бы они ни выряжались, они останутся стариками. И никто в здравом уме не будет рассматривать их как потенциальных сексуальных партнеров. И если они сами думают иначе, они выглядят не только глупо, но и отвратительно.
С другой стороны, возможно, все эти их побрякушки не для нас, а для них. Для того, чтобы они сами чувствовали себя привлекательными. Для того, чтобы они казались себе красивыми. Для уверенности в себе. И она, эта уверенность в себе, делает их привлекательными. Молодые люди всегда неуверенны. Они всегда сомневаются. Всегда смущаются. Им всегда кажется, что они делают что-то не так. И что есть кто-то, кто знает лучше, как надо. И когда появляется старик или старуха, которая уверенно кладет руку в золотом браслете им на ширинку, они думают, что так и надо, и очень часто не находят в себе силы убрать эту руку. Вот так и получается, что старикам достаются лучшие девушки, а старухам – лучшие парни. Все смеются над стариками в побрякушках, а они получают лучший секс, какой только могут получить.
Так думал Эрнест Маслов, разглядывая дешевое янтарное ожерелье на шее своей начальницы Алины Петровны Сальниковой. Молчание затянулось. Маслов понимал, что ему бы сейчас, в последние секунды перед решающей схваткой, продумать линию защиты, но он никак не мог сосредоточиться. Чертово ожерелье, которое торчало прямо перед его носом, мешало ему.
– Итак, у нас пропала пациентка, – сказала наконец Сальникова.
– Да, это так, – подтвердил Маслов.
– Это все, что вы можете сказать? У вас есть какое-нибудь объяснение?
– Судя по всему, Нина вылезла из окна своей палаты, залезла на сарай, оторвала кусок рубероида, набросила его на колючую проволоку и спрыгнула с той стороны стены. Так выглядит картина побега.
Сальникова тряхнула головой, и ее янтарное ожерелье тихонько стукнуло.
– Ничего не понимаю. Как она открыла окно?
Маслов достал из кармана и положил на стол маленький деревянный шарик.
– Что это? – с выражением брезгливости на лице спросила Сальникова.
– Это шарик от браслета.
– Какого еще браслета?
– Вчера к нам приходил журналист из «Севера». Вы отправили его ко мне, помните?
– И что?
– На нем был браслет. Он случайно порвался, и одна бусинка попала в щель между окном и рамой.
– Случайно порвался? Случайно попала? Как это может быть?
– Теперь я понимаю, что он и порвался не случайно. И попал не случайно.
– Перестаньте говорить загадками! Выражайтесь яснее.
– Нина порвала браслет журналиста. И, видимо, она же спрятала одну бусинку и положила ее на раму.
– Зачем?
– Чтобы окно не закрывалось до конца. Она все рассчитала правильно. Санитар не смог закрыть окно и оставил его приоткрытым.
– Это какой-то бред! – всплеснула руками Сальникова, и ожерелье снова стукнуло. – Какой-то парад непрофессионализма. Как мог санитар оставить окно открытым? Как вы могли позволить пациентке напасть на гостя?
– Это было не нападение, – поморщился Маслов.
– Но самое главное – как она могла все это проделать, если она, по вашему выражению, была в состоянии овоща?
– Я не знаю, – покачал головой Маслов.
– А что вы вообще знаете? – рассердилась Сальникова.
– Похоже, мне придется пересмотреть свои представления о симптоматике…
– Надеюсь, вы понимаете, что вам придется применять ваши новые представления в другом месте, – выпалила Сальникова.
Маслов посмотрел на нее внимательно и кивнул.
– Понимаю.
– Это была ваша пациентка. Вы привели в палату гостя. Вы позволили ей напасть на гостя и получить вот это, – она кивнула на лежащую на столе деревянную бусинку, – и вы работаете с персоналом. Это ваш человек оставил окно открытым.
– Я полностью беру на себя всю ответственность за это происшествие, – веско сказал Маслов.
– Возможно, этого мало, – озабоченно сказала Сальникова, – этой девчонке удалось три года водить за нос лучших специалистов. Бог знает, что у нее на уме.
– Я думаю, она не притворялась.
– Да? А что, по-вашему, она делала? Была больна, а потом вдруг вылечилась и начала лазать по стенкам, как альпинист? Да еще через колючую проволоку?
– Я думаю, она действительно была больна. Но что-то вывело ее из этого состояния. Ее мозг спал, и что-то ее разбудило.
– Что?
– Может быть, известие о том, что ее ребенок жив.
– Час от часу не легче. Вы понимаете, что эта сумасшедшая пыталась убить свою девочку? Что, если она сейчас отправится искать своего ребенка, чтобы закончить начатое?
– Может быть.
– Вы так спокойно об этом говорите?
– Если это так, то нужно найти ее ребенка и ждать рядом. Нина придет.
– Использовать ребенка как приманку?
– Именно.
– И где сейчас находится ребенок?
– Девочку забрал отец Нины.
– И где он сейчас?
Маслов пожал плечами.
– Неизвестно.
– Впрочем, это уже не ваша забота. Поисками Нины будут заниматься специально обученные люди. Я…
– У меня есть для вас предложение, – сказал Маслов.
– Я вас внимательно слушаю.
– Я могу написать заявление об уходе по собственному желанию.
– И зачем мне делать это для вас? После того, что произошло, я могу уволить вас по статье.
– Вы не поняли. Это не для меня. Это для вас. Это я сделаю вам одолжение, если напишу заявление по собственному желанию.
– Объясните, я не понимаю. – Сальникова подперла рукой подбородок.
– Мы оба с вами понимаем, что я должен стать следующим директором диспансера. В гарнизоне этот вопрос считается решенным. Ждали только подходящей вакансии, чтобы перевести вас.
– Вот даже как! – усмехнулась Сальникова.
– Конечно, вы можете свалить на меня вину за это происшествие и уволить. Но пройдет какое-то время, и про сбежавшую пациентку все забудут, а вот про то, что вы меня уволили, – нет. Недовольство вами будет расти. Недовольство, которое никто даже не сможет объяснить. Просто вами будут все больше и больше недовольны. Вам будут ставить каждое лыко в строку. И, конечно, недовольство будет нарастать быстрее, чем будет приближаться ваша пенсия. В конце концов найдется какой-то повод, и это недовольство прорвется. Что это будет? Увольнение? Уголовное дело? А может, и что похуже.
– Да вы психолог, как я погляжу, – хмыкнула Сальникова.
– К вашим услугам, – поклонился Маслов.
– И что вы предлагаете?
– Я уволюсь по собственному желанию. И объясню наверху, что это никак не связано с этим инцидентом, а просто я избрал другой путь.
– Избрал другой путь, – повторила Сальникова, – красивая формулировка.
– К вам ни у кого не будет вопросов, и вас здесь никто не тронет.
– Я согласна. – Сальникова протянула руку Маслову.
– Мы оба согласны с тем, что это услуга, которую я оказываю вам? – спросил Маслов.
Сальникова нахмурилась. Ее рука повисла в воздухе.
– Мы с этим согласны?
– Да, мы с этим согласны, – неохотно сказала Сальникова, и Маслов взял ее руку в свою.
– Мне понадобится от вас ответная услуга.
Через пару минут Маслов спустился по лестнице, выложил из карманов ключи и пропуск на стол дежурному санитару на первом этаже и, не оглядываясь, вышел из здания диспансера.
Когда он шел по набережной, он увидел, как к молодому человеку в белой рубашке, сидящему на скамеечке, подошли сзади два крепких парня, схватили его и бросили на землю.
– Лежать! Не двигаться! – заорали они.
– Лежу, лежу! – закричал молодой человек.
Парни надели на него наручники и затолкали в стоящую рядом машину, которая тут же сорвалась с места. Маслов пытался запомнить номер, но цифры плыли у него перед глазами.
Что это было? Сотрудники милиции в штатском задержали преступника? Или бандиты похитили человека? Кто был этот молодой человек в белой рубашке? Куда его отвезли? Что с ним сделали?
Он никогда этого не узнает.