Глава 43

Когда Маслов и Андрей вышли из палаты, Нина встала с постели, пошатываясь, подошла к окну и, достав из-за щеки деревянную бусинку, положила ее в щель между приоткрытым окном и рамой. Потом она легла снова. Это простое действие полностью истощило ее силы. Она заснула. Проснулась она от повторяющегося деревянного стука – санитар пытался закрыть окно.

– Черт, что за фигня, – санитар дергал за ручку снова и снова, но окно никак не закрывалось до конца. Он не мог разглядеть бусинку между окном и рамой, которую туда положила Нина.

Санитар был молодой парень, он торопился на встречу со своими друзьями, которые уже ждали его на набережной. Поэтому, попробовав еще пару раз закрыть окно, он бросил свои попытки и оставил окно приоткрытым.

Нина лежала на своей койке и смотрела в потолок.

Из коридора были слышны обычные звуки – шаги, разговоры, стук тележки, на которой развозили лекарство. Ей Маслов отменил все назначения, оставил только витамины, которые она принимала по утрам.

Звуки в коридоре становились все реже, тише и наконец стихли совсем. Нина ждала. Поскольку время давно перестало иметь для нее значение, она не знала, сколько прошло времени. Часы, минуты – все это были понятия из ее прежней жизни, к которой она не очень хотела возвращаться.

За окном стемнело.

Пора.

Нина встала с постели. Ее тело плохо ее слушалось. Голова кружилась, ноги подкашивались. Сознание ускользало. Путь от постели до окна занял слишком много времени. Часы, минуты – ей нужно снова научиться этим пользоваться. Снова понимать, что это значит.

Она протянула руку и толкнула окно. Окно открылось. В небе сияла полная луна. Сквозь заросли черемухи на берегу была видна река и храм на другом берегу. Нина подняла ногу и поставила ее на подоконник. Она не чувствовала свою ногу. Как будто это было полено или подушка. Нина села на подоконник, свесив ноги. Сколько до земли? Три, четыре метра? Что произойдет, когда она прыгнет? Она просто больно ударится ногами или она переломает ноги? Ей нужно было решить эту задачу. Сознание то возвращалось, то снова уплывало. Нина отключилась.

Если бы кто-то в этот момент вышел во двор психдиспансера, то увидел бы Нину, которая сидела на подоконнике, свесив ноги. Но никто не вышел во двор, и никто не увидел Нину.

Сознание вернулось к ней через несколько минут. Нина с удивлением посмотрела на луну, на храм на другом берегу, на свои ноги. Ей понадобилось какое-то время на то, чтобы вспомнить, кто она такая и что она тут делает. Потом она прыгнула.

Она приземлилась на обе ноги. Она не удержалась на ногах и упала на землю, прижавшись к ней всем телом. Что-то внутри нее хрустнуло, где-то внутри нее что-то сдвинулось, и Нина с тоской подумала о том, что она сломала позвоночник (какое смешное слово – позвоночник) и не сможет сдвинуться с места. Боли не было. Она ее не чувствовала. Она села и посмотрела вверх. Луна смотрела на нее с неба.

– Привет, сестра, – сказала Нина.

Луна не ответила. Нина поднялась на ноги. Она могла стоять. Это значит, что ничего внутри нее не было сломано. Правда, оставались еще внутренние органы. Вполне возможно, что она разорвала селезенку или печень и сейчас пространство между ее органами заполняется кровью, и скоро она ослабнет и умрет.

Значит, так и будет. Или нет. Скоро она это узнает.

Нина подошла к стене. Бетонная стена и сверху – колючая проволока. Возле стены стояла небольшая сараюшка-развалюшка, в которой раньше хранились дрова, а теперь – всякий хлам, оставшийся после ремонта. Маслов давно собирался снести эту сараюшку, да все руки не доходили. Нина протянула руки и взялась за край крыши сараюшки. Теперь нужно подтянуться и залезть наверх. Это не так-то просто. Даже сильному молодому парню. А не то что больной, слабой девушке. Она провела рукой по стене и нащупала что-то, торчащее из щели в стене. Черенок лопаты. Лопата была внутри. А ее черенок торчал наружу сантиметра на четыре, зажатый между досками. Четыре черненьких чумазеньких чертенка. Нина снова взялась руками за край крыши, поставила ногу на черенок лопаты и изо всех сил потянулась вверх. На мгновение ей показалось, что ее тело сейчас развалится на части. Но этого не произошло. Ее голова поднялась над краем крыши. Она зацепилась подбородком за край крыши и закинула одну руку на крышу. Провела рукой, ища, за что бы зацепиться, нашла торчащий из рубероида изогнутый гвоздь и вцепилась в него двумя пальцами. Потянулась еще и втащила свое тело на крышу. Подтянула ноги и легла, свернувшись в калачик. Луна равнодушно смотрела с неба. Нина почувствовала, что в ее руке что-то есть. Она поднесла руку к лицу, но не сразу смогла разглядеть, что это. Это был гвоздь, который она выдернула из крыши. Нина увидела картинку – гвоздь выдергивается, остается в ее руке, она падает спиной вперед, ударяется о землю. Дверь диспансера открывается, и оттуда в круге света выходит дежурный, привлеченный грохотом его падения.

Нина встала на колени, подняла руку с гвоздем и с размаху воткнула его в рубероид. Прошел час, или два, или три, пока ей наконец удалось с помощью гвоздя отделить от крыши кусок рубероида размером с подушку. Немного, но как раз достаточно для того, чтобы набросить сверху на колючую проволоку и перелезть через нее. Нине осталось преодолеть еще всего три метра. Три метра от верхней кромки бетонной стены до поверхности набережной. Это расстояние могло убить ее точно так же, как расстояние от окна до поверхности двора. Но этого не случилось. Нина прыгнула вниз, приземлилась на обе ноги и удержалась на ногах.

Ее тело просыпалось. Она заново училась им пользоваться. И с каждым шагом, с каждым движением это получалось у нее все лучше и лучше.

Нина вдохнула полной грудью свежий ночной воздух и огляделась. Город спал. Луна смотрела на Нину с неба и улыбалась ей. Нина двинулась по набережной в сторону города.