54
Темный аншлаг

– Нечего прибавить к тому, что видно непрофессионалу при беглом осмотре тела, – произнес юный Освальд Финч, ополаскивая руки над глубокой керамической раковиной.

Останки Валери Марчмонт, Общественного Мнения, были накрыты обычной простыней; весь запас прорезиненных покрывал для патологоанатомических исследований у отдела конфисковала армия.

– Все как и в других случаях. На коже и одежде отсутствуют вторичные следы, лишь несколько фрагментов корродированного металла в точке контакта. Полагаю, стальной прут, проткнувший ей голову, слегка заржавел. Частички ржавчины были найдены на краях черепа. Не вижу большого смысла в токсикологическом исследовании, но, если хотите, проведу его. В подобных случаях ничего другого ожидать не приходится. Сейчас в Лондоне такие ранения встречаются на каждом шагу.

– Доктор Ранкорн обследовал оборудование сцены, но не пришел ни к каким выводам, – сказал Мэй, засунув руки в карманы и прислоняясь к раковине. – Небосвод опустился с некоторым опозданием и отклонился от центра сцены больше, чем нужно, карусель на миг заклинило. Рабочие сцены говорят, что перед представлением смазывали мотор маслом, но утверждают, что периодически его клинило.

– Прискорбное стечение обстоятельств. Хотя, полагаю, будь здесь юный мистер Брайант, он заставил бы нас поверить в нечто другое. – Финч протер руки лосьоном, чтобы удалить запах химикатов. – Честно говоря, меня удивляет, что Брайант мог столь сильно ошибаться. Хочу заметить, между нами возникали разногласия, и, безусловно, он не был гарантирован от ошибок во времена, когда не хватает самого основного оборудования, но обычно некая истина в его рассуждениях сквозила. А как насчет прощальной вечеринки?

– Не думаю, что кто-то из нас это выдержит, – печально ответил Мэй. – Его домовладелица видела только его коробки. Он не зашел домой переодеться. Прошло уже два дня. Может быть, отправился к родственникам.

– Он мог поехать к матери, на Бетнал-Грин-роуд. Фортрайт говорит, что дом по соседству разбомбили и миссис Брайант боится, что ее жилище тоже рухнет. Знаю, он хотел помочь ей переехать в более безопасное место. Она не подходит к телефону, но, полагаю, у кого-то в местном участке есть о ней какие-то сведения. – Финч откинулся на стуле и закапал капли в правый глаз. От формальдегидов у него вечно были красные веки.

– Как ты думаешь, с уходом Брайанта Давенпорт нас прикроет? – спросил Мэй.

– Трудно сказать, ведь он сам настоял, чтобы отдел открыли. Теперь наверху это могут истолковать как его просчет. Возможно, вас сольют с одним из других подразделений, скажем, по противодействию мошенничеству, или со специальной командой по борьбе с мародерством. По крайней мере, будете при деле. Фортрайт говорила, что ваш мистер Бидл изменил свою точку зрения и в итоге решил остаться.

– Это хорошо, – ответил Мэй. – Артур предполагал, что он может передумать. Что с тем деревом, что он тебе всучил?

– Это больной вопрос. Оно слишком большое для кабинета, и я перетащил его домой, а теперь жена со мной не разговаривает.

– Почему?

– Кошка съела один из листьев и сдохла. Жена пыталась разрубить его кухонным ножом, из него вытек какой-то ядовитый сок и попал ей на руку. Врач считает, что по меньшей мере в течение недели ей придется делать перевязку, а это неудобно, поскольку она играет на органе. У меня такое подозрение, – произнес он, щурясь от капель в левом глазу, – что это еще одна выходка Брайанта. Он и в самом деле бывал невыносим.

– Он же не умер, – ответил Мэй.

– Ну, пропал без вести, – ответил Финч, промакивая глаза фланелькой и моргая.

Мэя покоробила реакция собеседника на неудачу с его напарником, но чувство долга пересилило, и он вернулся к расследованию.

– Объявится, – неуверенно произнес он. – Вы бы лучше теснее сотрудничали с доктором Ранкорном, а не рассказывали о том, что ничего не можете обнаружить. Четыре убийства, одно похищение, еще несколько промашек. Мне срочно необходимы вещественные доказательства, иначе все мы останемся без работы. Пара отпечатков каблуков, никаких отпечатков пальцев, никаких реальных орудий убийства – не слишком богатый набор для продолжения расследования. Можно подумать, мы столкнулись с кем-то из потустороннего мира.

Досадно: несмотря на все недоверие к объяснениям Брайанта, напарник Мэя был единственным человеком, кто вообще выдвинул какие-либо гипотезы.

Он заглянул к Фортрайт и Бидлу, упорно просеивая данные авиационной и морской таможен узловых товарных станций в поисках Джен Петрович. И теперь шел в сумерках сквозь бурый туман, окутавший Линкольнз-Инн-Филдз, пробирался в темноте через поваленные деревья, размышляя над тем, где они допустили ошибку. Вороны громко каркали с низких веток, когда он проходил мимо, их старые глаза сверкали меж листьев. Пожилой мужчина рыл яму на своем садовом участке, что стало частым явлением на некогда безупречно ухоженных лужайках.

Именно теперь, когда никто не мешал ему прибегать к традиционным методам расследования, Мэй пытался вообразить, под каким углом зрения стал бы выстраивать доказательства Брайант. Минос Ренальда умер, а вместе с ним исчез и мотив мести. Фортрайт подтвердила, что Андреас присутствовал на похоронах брата. Тело опознали близкие друзья и родственники.

А как насчет Элиссы Ренальда? Для безошибочного опознания ее тело слишком долго находилось в воде. Допустим, она не утонула, а каким-либо образом спаслась? Что если, вернувшись и проникнув в труппу, она пыталась уничтожить своего мужа, мстя ему – за что? За то, что он не уберег ее от брата? Мэй со злостью отшвырнул ногой камень в кусты. Невозможно вычислить ход мысли Брайанта – это абсолютно бессмысленное занятие.

Добравшись до дома своей тетушки в Кэмден-Тауне, он открыл портфель и вытащил картотеку отдела. Брайант упорно делал пометки, зашифровывая их в виде иллюстрированных криптограмм, изображающих театральные афиши оперетты Оффенбаха. Дабы обеспечить читающему ключ к разгадке, он зарисовывал отдельные сегменты афиш другим, отличным от оригинала цветом. Меры предосторожности, предусмотренные Давенпортом, он довел до абсурда, не нарушая его приказов. Коды, шифры, головоломки – он все превращал в игру, подумал Мэй, приступая к сортировке картотеки, думая о том, что, где бы ни находился Брайант, наверняка он вспоминает о ней и посмеивается над замешательством Мэя.

Он уселся на кровать поверх махрового покрывала и разложил перед собой афиши, пытаясь нащупать новое направление расследования и краем уха улавливая, как тетушка уже в третий раз за неделю отмывает линолеум на лестничной площадке. Видимо, в ответ на творящийся на улице хаос она помешалась на поддержании безукоризненной чистоты в доме. Из кастильского мыла, селитры и аммиака она изобрела собственную моющую жидкость и смешивала из скипидара и уксуса лаки и полироли, пока ими не провонял весь дом. Сидя на темной крошечной терраске без гроша в кармане, когда не можешь пригласить куда-либо девушку, не можешь уехать из разрушенного города и испытываешь инстинктивную потребность пойти и врезать по физиономиям поддавшим паникерам и ура-патриотам, собирающимся вокруг фортепиано в пабе на углу, он чувствовал себя в тупике.

Он понимал, что лучший выбор для него – уладить неразбериху в «Паласе» и добиться приказа на увольнение из отдела. Он вспомнил, как появился на Боу-стрит в прошлый понедельник, полный надежд на будущее. Вместо этого он ощущал себя потерянным и брошенным. Пусть Артур Брайант был самым невыносимым человеком, которого он когда-либо встречал, – с ним, по крайней мере, было легко работать. Для того чтобы вести расследование в одиночку, Мэю остро недоставало уверенности в себе. И вот все его радужные перспективы и ожидания обернулись провалом и стыдом.

Дверь в кабинет Елены распахнулась, и вбежал Гарри.

– Пошли, быстро! – запыхавшись, выпалил он. – Фантом, мы загнали его в угол.

Это произошло в понедельник утром, и первая репетиция после премьеры, как и ожидали, обрела более конкретные формы. Появились рецензии, в которых в равной мере сочетались восторги и негодование. В промежутках между духоподъемными заметками об оперных певцах, ставших машинистами поездов, и церковных старостах, чудом не попавших под бомбежку, красовались непристойные фотографии, одобренные Еленой Пароль в интересах дела. Полуобнаженные хористки уже снискали прозвище «дантовских инфернисток», что повлекло за собой возмущенные звонки в Совет по защите общественной нравственности. Корзины для входящих бумаг сего достопочтенного органа уже были переполнены благодаря проблеме, связанной с «непотребными женщинами», вступающими в контакт с военнослужащими в Вест-Энде, и его руководство официально обратилось к начальнику военной полиции с просьбой прикрыть в Лондоне нелегальные игорные дома и притоны. Без поддержки лорда-гофмейстера Совет мог лишь солидаризироваться с выражениями протеста в адрес театра и предложить провести расследование по факту оскорбления общественной нравственности.

Гарри, дрожа от возбуждения, повел Елену вверх по центральной лестнице, а затем вниз через балкон.

– Взгляни сюда! – воскликнул он, указывая наверх, на подъемник, установленный вдоль правой стороны сцены. – Один из вертикальных прожекторов оторвался и упал на сцену в нескольких дюймах от Евы. Ей повезло, что в этот момент ее окликнул Бен Вулф.

– Что он делал на сцене?

– Не знаю, наверное, давал ей какой-нибудь юридический совет. Рабочие заметили кого-то на задней площадке, возле прожекторов. Теперь ему оттуда никуда не деться. – Под перекрестным светом фонариков можно было разглядеть темную фигуру. – Он издает таинственные звуки, – произнес Гарри. – Никому не хватает смелости пойти и схватить его, ведь проход очень узкий, да и перила низкие.

– Можешь осветить его посильнее? – спросил Мэй, обращаясь к Бидлу.

– Мы можем включить свет в зале и за кулисами, но это займет несколько минут. Однако весь потолок здания все равно останется в полутьме, – предупредил Бидл.

– Хорошо, дай подумать. Сидней, как твоя нога?

– Могу наступить на нее, если нужно.

– Тогда подашь мне руку. Пусть Кроухерст отойдет от служебного входа. А ты поднимись на балкон.

Бидл, прихрамывая, устремился вперед, а остальные отслеживали фигуру светом фонариков.

– Я знаю, кто это, – заявил Гарри, когда они взобрались на подъемник. – Это тот забияка, писавший про нас забияка-критик. На премьере ругался и прохрапел всю вторую половину. Отдавил мне все ноги в антракте, когда рванул к бару, незадолго до вашего отъезда.

– Гилберт Райли? – спросила Елена Пароль. – Ты уверен? Что он делает наверху? Мистер Райли, это вы?

– Уважаемая дама, – раздался нерешительный голос. – Я кое-что записывал, но внезапно застрял. Брюки за что-то зацепились.

Заносчивость в его тоне как рукой сняло. Когда лучи фонарика его высветили, то все увидели, что над сценой, подобно аэростату заграждения в костюме с Сэвилл-роу, неуклюже повис критик с козлиной бородкой.

– Сидней, проверь, можно ли его оттуда вытащить, – приказал Мэй.

– Может, пускай лучше там и остается?

– Не искушай меня. Что вы там забыли, мистер Райли? Разве вы не в курсе, что вход сюда запрещен?

– В том-то и проблема, – прохныкал Райли. – Никто не удосужился рассказать мне, что тут происходит. Пытаюсь написать статью, а правды никто не говорит. Я оказываю услугу вашему спектаклю, наполняю его кислородом рекламы. Можно было бы как минимум ответить на мои вопросы.

– Значит, вы решили сунуть сюда нос без приглашения.

– Отчего же? Я знаю парней у служебного входа.

– Хотите сказать, вы их подкупили. И попутно чуть кого-то не убили.

Критик в ужасе всплеснул руками.

– Я всего лишь облокотился на один из прожекторов, чтобы было лучше видно, и он оторвался. Все здесь наверху держится на зажимах и веревках.

– Вам вообще не полагалось здесь находиться, Райли, – произнес Бидл, подойдя к нему и дернув его за брюки. – Идите отсюда.

Послышался звук рвущейся материи, и критик с визгом рухнул. Офицеры сопроводили его на балкон.

– Как я вам благодарен, милый друг, – произнес Райли с дрожью в голосе. Стряхнул грязь с брюк на коленях, снова обретая хладнокровие. – Жуть какая-то. Кто-то стоял у меня за спиной, тяжело дыша через нос. Как в противогазе. Я слышал, как он двигался, прыгая между площадками. Встал прямо напротив меня, посмотрел и удалился.

– Вы его не рассмотрели? – спросил Мэй.

– Ровно настолько, чтобы заметить – его и человеком-то не назовешь. Он какой-то нескладный и сгорбленный, вроде гигантского карлика или большого зверя с огромными клыками. Уверен, он хотел напасть на меня.

– Не он один, – пробормотала Пароль. – И я не поняла, кого вы имели в виду под гигантским карликом.

– Мне кажется, вам следует спуститься в партер и извиниться перед труппой за то, что чуть не убили звезду спектакля, – сказал ему Бидл. – Затем мы пойдем и занесем в протокол ваши показания, а мистер Мэй определит степень вашей вины.

– Моей вины? – Райли выглядел ошарашенным.

– Противоправное проникновение и нанесение ущерба, – согласился Мэй, уловив намек Бидла. – Обстоятельства, при которых нарушены уставные нормы, ведь это общественное здание, несколько каузальных и ситуационных проступков, а может, и еще что-нибудь, прецедент есть, смотри дело «Государство против Вулмингтона», тысяча девятьсот тридцать пятый год. Затем мисс Нориак, вероятно, пожелает настоять на возмещении убытков за вмешательство в ее частную жизнь и попытку нападения и подаст в суд на вас и вашу газету, допустив, что вы действовали по наущению редакции и нанесли ей моральный и эмоциональный ущерб.

– Пожалуйста, не надо! Подумайте о рекламе! – простонал Райли.

– Думаю, она может смягчиться, если вы продемонстрируете жест раскаяния.

– А может, вы нарочно пришпилили себя, чтобы дамы внизу созерцали вашу задницу, – добавил Бидл, сопровождая испуганного критика вниз по лестнице. Пароль и Мэй шли сзади, сохраняя дистанцию.

– Вы действительно собираетесь потребовать возмещения убытков? – поинтересовалась Пароль, когда они подошли к партеру.

– Нет, я нес полную ахинею. Что ж, еще один ложный сигнал.

– Это нервирует мою труппу. Им в каждом темном углу мерещится угроза. Мы все напуганы, но, безусловно, никто не хочет, чтобы постановку запретили. Кажется, я бы уж предпочла, чтоб это действительно был гуляющий на свободе убийца. Ведь сейчас все в один голос говорят о каком-то чудовище.

– Не следует верить всему, о чем пишут в газетах, – ответил Мэй.

– Нет, ведь его же многие видели. Коринна говорит, что снова заметила его на балконе. Утверждает, он прыгал на руках, как обезьяна. Мадлен, моя помощница, находилась под сценой и слышала рядом с оркестром то ли вой, то ли плач. Как вопль раненого животного, по ее словам. Ваша Бетти никак не отойдет от шока.

«Вот оно что, – подумал Мэй. – А мы собирались увидеться в выходные». И вдруг понял, что так погрузился в расследование, что забыл ей позвонить.

– Все это явно не плод воображения, – продолжила Елена, – но кто, скажите на милость, это может быть? Он не похож на шаловливого домашнего любимца, что прячется за кулисами. Стэн Лоу оставался здесь один прошлой ночью и сказал, что только собрался запереть дверь, как увидел чью-то тень, качающуюся из стороны в сторону в нижней части бельэтажа. Знаю, они крайне артистические натуры, но это напоминает массовый психоз. Дилемма такова: или мы продолжаем действовать в надежде поймать эту тварь, или разбегаемся, так никогда и не узнав правды. Есть какие-то новости из муниципалитета?

– Ни слова из Вестминстера по поводу мер безопасности, – ответил Мэй, – и управление лорда-гофмейстера подозрительно молчит, так что, думаю, можно с уверенностью сказать – Ренальда их подкупил.

Елена остановилась, когда они дошли до лестничной площадки.

– Говорят, ваш напарник обвинил Ренальду в саботаже его собственной постановки и его отстранили от расследования. – Она зловеще ухмыльнулась. – Не делайте удивленное лицо. Все об этом говорят. Наверняка до вас доходят слухи. К тому же я слышала, у него был роман с бедняжкой Элспет, но уверена, это вранье.

– Почему вы так уверены?

– Дорогой мой, она профессиональная старая дева. Замужем за театром. Некоторые так выражают ему свою преданность. В этом смысле они совсем как монахини.

– Что еще обсуждает ваша труппа в своих гримерных?

– Говорят, что призрак снова нападет завтра вечером, во время спектакля. Это же торжественный благотворительный бенефис, мы ждем массу знаменитостей, включая Веру Лин, половину группы «Развеселые ребята» и мистера Клода Рейнса, так что, если призрак объявится, возможно, они смогут выяснить отношения, качаясь на люстрах.

– Похоже, вы не слишком напуганы.

– Ну, чтобы я впрямь изумилась, надо, чтобы Эвридика вспыхнула и сгорела дотла на глазах у тысячи зрителей. Хотя, с другой стороны, бедной старушке Валери выбили мозги при полном аншлаге. – Елена посмотрела на кончик своей сигареты. – Подумать только, она всегда так боялась оказаться не на виду.