В эту ночь в Сконе сгорели до основания две церкви. Пламя было такое сильное, что к рассвету от них остались лишь почерневшие остовы. В Хурупе рухнула колокольня. Те, кто находился поблизости, слышали отчаянный стон колоколов, словно вскрикнувших в смертный час. Церкви находились довольно близко друг от друга, в треугольнике между Стаффанторпом, Андерслёвом и Истадом.

Но сгорели не только церкви. В Френнестаде живущий поблизости церковный староста был первым, кто, заметив пожар, ринулся в церковь, чтобы спасти бесценные средневековые ризы. И увидел картину, которая будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Перед алтарем лежала женщина лет тридцати, удушенная грубым канатом, стянутым настолько сильно, что голова едва не отделилась от туловища. Он, крича от ужаса, выскочил наружу и потерял сознание.

Пожарный автомобиль из Стаффанторпа был на месте буквально через несколько минут. Они направлялись в Хуруп, но их переадресовали в Френнестад. Никто из пожарников толком не понимал, что происходит. Была ли первая тревога ошибкой, или в самом деле горят две церкви сразу? Брандмейстер по имени Матс Ульссон, человек опытный и здравомыслящий, нашел старосту у входа в церковь. Он тоже вошел в горящую церковь, чтобы убедиться, что там никого нет. Когда он увидел женщину у алтаря, то принял решение, за которое полиция ему была потом очень благодарна. Самым естественным поступком с его стороны было бы вытащить тело наружу, пока огонь охватил еще не всю церковь. Но Матс Ульссон сразу понял, что имеет дело с убийством. Поэтому полиция должна видеть место преступления в нетронутом виде. Брандмейстер, правда, заподозрил в убийстве постепенно приходящего в себя старосту.

В полиции в первые минуты после этого известия царила полная неразбериха. Курт Валландер встал из-за кухонного стола в полной уверенности, что ему нужно ехать в Хуруп, поскольку ему сообщили, что в горящей церкви перед алтарем лежит труп женщины. Он выпил за ужином вина, поэтому попросил, чтобы за ним заехали, и спустился вниз. Через несколько минут у подъезда остановился полицейский автомобиль.

Не успели они выехать из Истада, пришло сообщение, что произошло недоразумение. Церковь в Хурупе и в самом деле горит, но мертвую женщину нашли не там, а во Френнестадской церкви. Мартинссон, сидевший за рулем, рявкнул на дежурного, чтобы тот наконец выяснил, сколько церквей горит и где лежат трупы.

За дорогу Курт Валландер не проронил ни слова; И не потому, что Мартинссон был очень плохим водителем. Он думал о том, что худшие его опасения подтвердились, что горящие звери были только прелюдией. Психи. Сатанисты, помешанные. Но ему не удавалось себя убедить. Летя сквозь темноту, он видел во всем этом некую логику, но при этом не мог сообразить, в чем она заключается.

Они затормозили у горящей церкви во Френнестаде. Все тут же выяснилось — обе церкви загорелись почти одновременно. А здесь, во Френнестаде, ко всему прочему, нашли еще и мертвую женщину перед алтарем. Они поздоровались с Матсом Ульссоном, который, кстати, оказался каким-то дальним родственником Мартинссону. Посреди общего замешательства и страшного пекла Курт Валландер, не веря своим ушам, слышал, как они передали взаимные приветы женам. Потом они вошли в церковь. Женщина лежала у алтаря, на шее у нее была петля из каната. Курт Валландер постарался запомнить картину — что-то говорило ему, что ее положили так умышленно. Он повернулся к Матсу Ульссону:

— Сколько мы можем здесь находиться?

— Боюсь, мы не справимся с кровлей. Она рухнет.

— Когда?

— Скоро.

— Сколько времени ты нам даешь?

— Десять минут. Не больше. За большее я не отвечаю.

Курт Валландер понял, что криминалисты не успеют. Он надел протянутую ему каску.

— Скорее узнай, нет ли у кого из любопытных фотоаппарата или видеокамеры. Если есть, конфискуй. Необходимо все это зафиксировать.

Мартинссон исчез. Валландер смотрел на труп. Веревка, толстая и грубая, напоминающая корабельный канат, петлей охватила шею. Концы ее были откинуты в разные стороны. Петлю затягивали двое, подумал он, каждый тянул к себе. Словно в древние времена, когда казнимого привязывали к лошадям и пускали их в разные стороны.

Он посмотрел на потолок, через который уже начали пробиваться языки пламени. Вокруг него бегали люди, вынося церковную утварь. Пожилой человек в пижаме с неимоверным трудом тащил дарохранительницу. В этом есть что-то трогательное, подумал он. Люди вдруг понимают, что они вот-вот потеряют что-то, чего нельзя возместить…

Явился Мартинссон с видеокамерой.

— Ты в этом что-нибудь понимаешь?

— Думаю, разберусь, — сказал Мартинссон.

— Значит, будешь снимать. Общий план, детали, со всех ракурсов.

— Пять минут, — сказал Мате Ульссон. — Не больше.

Валландер присел на корточки. У убитой были светлые волосы, худое лицо — он даже вздрогнул: она чем-то напомнила ему его сестру Кристину. Казнь, подумал он. До этого гибли звери, теперь гибнут люди в пылающих церквах. Что там послышалось Ами Линдберг? Божья воля?

Он быстро обыскал карманы. Пусто. Огляделся — ничего. Даже сумочки нет. Он уже хотел встать, как вдруг заметил нагрудный карман на блузке. Там лежала бумажка с написанными от руки именем и адресом. Харриет Болсон, 5 Авеню, Талса.

Он встал.

— Все, — сказал Мате Ульссон. — Сматываемся.

Он начал выталкивать всех находившихся в церкви. Труп вынесли. О канате Курт позаботился сам. За ограждением кучей лежала церковная утварь. Рядом неподвижно стояла пожилая женщина, держа в руке закопченный подсвечник. Уже собралась довольно большая толпа и все продолжала прибывала. Многие плакали.

Мартинссон позвонил в Истад:

— Нам нужны данные на некую женщину из Талсы в Штатах. Харриет Болсон. Пусть ищут по всем регистрам: местным, европейским, международным. Это очень важно.

Линда нетерпеливо выключила телевизор. Она взяла запасные ключи от отцовской машины, лежавшие на книжной полке в гостиной, и побежала к полицейской стоянке.

Машина стояла с самого края. Она узнала и другую, стоявшую рядом, — это была машина Анн-Бритт Хёглунд. Она нащупала в кармане перочинный ножик. Нет, сегодня она не будет протыкать никому шины. Хуруп, сказал он. И Френнестад. Она села в машину и вырулила с парковки. Остановилась у водонапорной башни и нашла карту. Где находится Френнестад, она знала, а про Хуруп даже не слышала. Найдя его на карте, она погасила свет в салоне и выехала из города. На полпути к Хёрбю свернула налево и через несколько километров увидела горящую церковь. Она подъехала поближе, насколько это было возможно, и вышла из машины. Отца здесь не было — только несколько полицейских из отдела охраны порядка. Ей пришло в голову, что, загорись церковь на несколько дней позже, она была бы среди них и стояла бы в оцеплении. Она представилась и спросила, не видели ли они отца.

— Там еще одна церковь горит, — получила она ответ. — Френнестад. Там еще и труп.

— А что случилось?

— Можно исходить из того, что обе церкви подожгли намеренно. Не бывает такого, чтобы загорелись две церкви одновременно. А что случилось во Френнестаде, мы толком не знаем. Но труп там есть.

Она вернулась к машине и поехала во Френнестад. Там, как и в Хурупе, пожар был виден издалека. Церкви горят, когда война, подумала она. А тут — в мирное время, мирным сентябрьским вечером полыхают сразу две церкви. Может быть, страну оккупировали невидимые враги? Эту глубокую мысль ей не удалось додумать до конца. Дорога была запружена машинами. Наконец она увидела отца в отблесках пламени и остановилась. Он разговаривал с пожарным, держа что-то в руке, но что именно, разглядеть она не могла. Пожарный шланг? Она подошла поближе. Теперь она видела — в руке у него был канат.

Рядом с ней какой-то человек возбужденно говорил по мобильнику. Он пытался описать происходящее кому-то, очевидно, пьяному или не успевшему проснуться. Линда навострила уши, когда он сказал что-то о том, что в церкви найден труп. «Женщина. Из Трусы. Возможно, из Трусы. Почему она из Трусы? Откуда мне знать? Кто-то слышал, как один из полицейских передавал на нее данные. Харриет из Трусы». Разговор прервался.

— Там кто-то погиб? — спросила Линда.

Она знала, что истинный швед изменяет своей обычной сдержанности только в двух случаях: если город завалило снегом или случилось какое-то несчастье.

— Нашли мертвеца у алтаря.

— Из Трусы?

— Я так слышал. Может быть, и нет. Хотя если посреди ночи лежит человек в церкви, значит, его убили. Или самоубийство. Люди стали странными в последнее время.

Линда вдруг ощутила себя гиеной, охотницей за падалью, с упоением подглядывающей за чужим несчастьем.

Нюберг направился к церкви. Вид у него был, как всегда, кислый и раздраженный. Но и отец, и Мартинссон очень высоко ценили его как профессионала. Ему скоро на пенсию, и Мартинссон все время повторял, что вряд ли они найдут кого-то такого же уровня.

— Думаю, вам стоит на это взглянуть, — сказал он, протягивая руку.

На ладони лежал маленький кулон. Валландер полез за очками и сломал дужку. Он чертыхнулся и поднес очки к глазам, придерживая их рукой.

— Башмачок? Кулон в виде башмачка.

— Он был у нее на шее, — сказал Нюберг. — Или, вернее, был до убийства. Когда канат затягивали, замочек открылся. Кулон лежал рядом с блузкой. Врач нашел.

Мартинссон взял у Валландера кулон и повернулся к свету.

— Странная идея для кулона — башмак.

— А может быть, это след, — сказал Нюберг, — или подметка. Я как-то видел кулон в форме морковки. С бриллиантовым хвостиком. Каких только украшений не делают. Эта самая морковка стоила четыреста тысяч.

— Может помочь при идентификации, — сказал Курт Валландер. — Сейчас это самое важное.

Нюберг отошел в угол кладбища и тут же затеял свару с каким-то фотографом, снимающим горящую церковь. Валландер и Мартинссон остановились у заграждения, и тут они увидели Линду. Курт Валландер жестом подозвал ее.

— Значит, не могла усидеть, — сказал он. — Ну что ж, тогда присоединяйся.

— Что удалось узнать?

— Мы сами не знаем, что ищем, — медленно сказал Курт Валландер, — но что я знаю точно, так это то, что ни та, ни другая церковь не загорелись сами по себе.

— Сейчас пытаются установить, кто она — Харриет Болсон, — сказал Мартинссон. — Они позвонят сразу, как только что-нибудь прояснится.

— Я пытаюсь понять всю эту историю с канатом, — сказал Валландер. — Почему в церкви? И почему американка? Что все это значит?

— Несколько человек, минимум трое, но, скорее всего, больше, приходят поздно вечером в церковь, — сказал Мартинссон.

Курт Валландер прервал его:

— Почему больше? Двое убийц и одна убитая. Разве этого мало?

— Может, и достаточно. Я не уверен. Я поэтому и сказал — как минимум трое. Но может быть, и больше. Даже намного больше. Двери открыты ключом. Существует только два ключа от церкви, один у священника, другой — у старосты, у того, что упал в обморок. Оба ключа на месте. Значит, кто-то пользуется очень хорошей отмычкой либо просто-напросто имеет дубликат ключа.

Мартинссон помолчал.

— Какое-то общество, — продолжил он, — выбрало эту церковь для казни женщины по имени Харриет Болсон. Провинилась ли она в чем-то перед ними? Или это какое-то религиозное жертвоприношение? Кто они — сатанисты? Или еще какие-нибудь умалишенные? Мы пока не знаем.

— И еще одно, — сказал Валландер. — Эта бумажка, что я на ней нашел. Почему все остальное исчезло, а эта записка осталась?

— Может быть, они хотят, что мы ее идентифицировали. Это своего рода послание.

— Надо подтвердить как можно быстрее, что это именно она, — сказал Валландер. — Если она хотя бы раз была у зубного врача в этой стране, то мы узнаем, кто она.

— Этим занимаются, — сухо произнес Мартинссон, и Валландер понял, что он обиделся.

— Я тебя ни в чем не упрекаю. Какие получены сведения?

— Пока никаких.

— Надо всем вдолбить, насколько это важно.

— Я попросил вмешаться Стокгольм. Там у них есть один свирепый парень — может навести страх на кого угодно, хоть на директора ЦРУ.

— Это кто такой?

— Ты что, никогда не слышал о Тобиасе Яльмарссоне?

— Может быть. Лишь бы он понимал, что это как раз тот случай, когда и надо быть свирепым.

— Будем надеяться. И еще одно: кто-нибудь когда-нибудь видел украшение, изображающее башмак? Или сандалию? — Он покачал головой и пошел прочь.

Линда замерла — не ослышалась ли она?

— Что он сказал? Что вы нашли?

— Записку с именем и адресом?

— Нет, еще что-то.

— Кулон.

— Похожий на что?

— На след ноги.

— Он не так сказал.

— Башмак. А почему ты спрашиваешь?

Она не обратила внимание на его вопрос.

— Какой башмак?

— Может быть, сандалию.

Языки пламени то и дело взмывали в небо — ветер налетал порывами.

— Думаю, стоит тебе напомнить, что отец Анны перед своим исчезновением занимался тем, что делал сандалии. Вот и все.

Он не сразу понял, потом задумчиво наклонил голову.

— Хорошо, — сказал он. — Очень хорошо. Может быть, это куда-нибудь нас и приведет. Вопрос только куда.