Все началось с того, что зазвонил телефон.

Анн-Бритт шла по коридору к Мартинсону, когда ее вызвали по громкоговорителю. Она вернулась в кабинет и подошла к телефону. Звонил человек, говоривший невероятно тихим голосом, и сначала она подумала, что он болен или ранен. Как она поняла, он хотел переговорить с Валландером. Ни с кем другим, и уж, конечно, не с женщиной. Она объяснила, что Валландера сейчас нет на месте, где он и когда вернется, никто не знает. Но мужчина стоял на своем, хотя Анн-Бритт была удивлена, как человек с таким тихим голосом может быть настолько упрямым. В какое-то мгновение ей пришла мысль соединить его с Мартинсоном, который мог бы сыграть роль Валландера. Но она удержалась. Что-то в интонациях звонившего наводило ее на мысль о том, что, возможно, голос Валландера ему знаком.

Еще в начале разговора он заявил, что у него есть для них важная информация. Она спросила, связано ли это с Густавом Веттерстедтом. «Возможно», — ответил он. Потом она спросила, имеет ли это отношение к Арне Карлману. «Возможно», — повторил он еще раз. Анн-Бритт поняла, что надо любым способом продержать его на связи, хотя он отказался назвать свое имя и дать телефон.

В конце концов проблему решил он сам. В трубке так долго царило молчание, что Анн-Бритт уже было решила, что разговор прервали. Вдруг мужчина заговорил вновь и попросил у нее номер факса полицейского управления. «Отдайте это Валландеру, — сказал он. — Лично в руки».

Спустя час пришел факс. И вот он лежал у нее на столе. Анн-Бритт протянула бумагу Валландеру, который уселся на стул для посетителей. С удивлением Валландер обнаружил, что факс был отправлен из скобяного магазина Скугланда в Стокгольме.

— Я выяснила номер и позвонила туда, — сказала Анн-Бритт. — Странно, думаю, что скобяной магазин работает в воскресенье. Автоответчик сообщил мне номер сотового телефона владельца магазина. Хозяин даже не представлял, кто мог бы отправить факс из его конторы. Он как раз направлялся играть в гольф, но обещал выяснить этот вопрос. Через полчаса он перезвонил и возмущенно сообщил, что в конторе кто-то взломал дверь.

— Странная история, — сказал Валландер.

Он молча прочел факс, написанный частично от руки, очень неразборчиво. Валландер подумал, что скоро, наверно, придется обзавестись очками. Буквы расплывались перед глазами, обычно он приписывал это ощущение усталости и переутомлению. В письме напечатанные куски чередовались с рукописным текстом, казалось, оно было написано в страшной спешке. Затем он прочитал письмо вслух, чтобы проверить, не упустил ли чего.

— «Арне Карлман весной 1969 года сидел в тюрьме Лонгхольмен за сбыт краденого и ложные показания. Густав Веттерстедт в те времена был министром юстиции. Карлман написал ему письмо. Он этим хвастался. Когда он вышел из тюрьмы, они с Веттерстедтом встретились. О чем они говорили? Что они делали? Об этом мы не знаем. Но после этого у Карлмана дела пошли на лад. В тюрьму он больше не попадал. А теперь они оба мертвы». Я все правильно прочитал?

— Я поняла так же, — ответила Анн-Бритт.

— Подпись отсутствует, — сказал Валландер. — Что, собственно, он имел в виду? Кто он? Откуда ему это известно? Да правда ли все это?

— Не знаю, — ответила она. — Но у меня такое чувство, будто этот человек знает, о чем говорит. К тому же нам несложно проверить, действительно ли Карлман сидел в Лонгхольмене весной 1969 года. То, что Веттерстедт был в то время министром юстиции, нам и без того известно.

— А Лонгхольмен теперь закрыли? — поинтересовался Валландер.

— Несколько лет спустя. Кажется, в 1975-м. Если хочешь, могу узнать точную дату.

Валландер протестующе замахал руками.

— Почему же он хотел говорить только со мной? — спросил он. — Он никак это не объяснил?

— У меня такое чувство, что он о тебе где-то слышал.

— То есть лично он со мной не знаком?

— Нет.

Валландер задумался.

— Будем надеяться, что он написал правду, — сказал он. — И тогда уже сейчас мы установим, какая между ними связь.

— Разобраться в том, так ли это, совсем несложно, — ответила Анн-Бритт. — Хотя сегодня и воскресенье.

— Знаю, — сказал Валландер. — Поеду поговорю с вдовой Карлмана. Уж она-то должна знать, сидел ли ее муж в тюрьме.

— Хочешь, я поеду с тобой?

— Не надо.

Через полчаса Валландер припарковал машину за ограждениями в Бьярешё. Какой-то полицейский с недовольной миной сидел в машине и читал газету. Увидев Валландера, он вытянулся по струнке.

— Нюберг все еще здесь? — удивился Валландер. — Разве осмотр места преступления еще не закончен?

— Криминальных экспертов я не видел, — ответил полицейский.

— Позвони в Истад и спроси, почему до сих пор не убрали ограждения. Близкие Карлмана дома?

— Вдова пока здесь, — сказал полицейский. — И дочь. А сыновья уехали на машине несколько часов назад.

Валландер вошел в сад. Он заметил, что скамейки и стола в беседке нет. Стоял прекрасный летний день, и минувшие события казались просто невероятными. Он постучал в дверь. Вдова Арне Карлмана открыла почти сразу.

— Извините за беспокойство, — начал Валландер. — Но у меня есть несколько вопросов, на которые надо ответить в срочном порядке.

Он заметил, что женщина по-прежнему очень бледна. Оказавшись рядом, он почувствовал слабый запах алкоголя. Откуда-то раздался голос дочери Карлмана, спросившей, кто пришел. Валландер попытался вспомнить имя женщины, идущей впереди него. А она вообще представилась? Потом он припомнил, что зовут ее Анита. Он слышал, как Сведберг упоминал ее имя на затянувшемся заседании следственной группы. Он уселся на диван прямо напротив нее. Женщина закурила и взглянула на него. Она была одета в светлое летнее платье. Валландер на секунду почувствовал, что ему это неприятно. Даже если она и не любила мужа, ведь теперь он мертв. Неужели люди не утруждают себя мыслью об уважении к смерти? Могла бы выбрать что-нибудь не такое яркое.

Затем он подумал, что иногда его взгляды настолько консервативны, аж самому удивительно. Горе и уважение не знают цвета.

— Не желает ли комиссар чего-нибудь выпить? — спросила она.

— Нет, спасибо, — ответил Валландер. — Я буду краток.

Вдруг он заметил, что она смотрит мимо него. Валландер обернулся. В комнату бесшумно вошла дочь и села на стул у него за спиной. Она курила и была очень взволнованна.

— Ничего, что я послушаю? — спросила она голосом, в котором Валландеру послышались агрессивные нотки.

— Пожалуйста, — ответил он. — Присаживайтесь сюда.

— Мне и здесь неплохо, — ответила девушка.

Мать почти незаметно покачала головой. Валландеру почудилось, что тем самым женщина выразила свое бессилие перед дочерью.

— Собственно, я приехал к вам потому, что сегодня воскресный день, — начал Валландер. — А это значит, что получить сведения из различных архивов и картотек очень сложно. Ответ нам понадобился срочно, поэтому я и приехал сюда.

— Можете не извиняться за то, что сегодня воскресенье, — ответила женщина. — Что вы хотели узнать?

— Сидел ли ваш муж в тюрьме в 1969 году?

Ответ последовал быстро и решительно.

— Он сидел в Лонгхольмене с девятнадцатого февраля по восемнадцатое июня. Я сама его туда отвозила и забирала обратно. Его обвиняли в сбыте краденого и даче ложных показаний.

Откровенность этой женщины на мгновение сбила Валландера с толка. А чего он, собственно, ожидал? Что она будет все отрицать?

— Его впервые осудили на тюремное заключение?

— В первый и последний раз.

— Он был осужден за сбыт краденого и дачу ложных показаний?

— Да.

— Вы могли бы что-нибудь добавить к сказанному?

— Он был осужден несправедливо. Он не укрывал краденых картин и не подделывал чеки. Это делали другие люди, которые прикрывались его именем.

— Таким образом, вы считаете его невиновным?

— Дело не в том, что считаю я. Он был невиновен независимо от этого.

Валландер решил изменить тактику.

— К нам поступили сведения о том, что ваш муж был знаком с Густавом Веттерстедтом. Хотя вы и ваши дети ранее утверждали, что это не так.

— Если бы он был знаком с Густавом Веттерстедтом, я бы об этом знала.

— Может, они только переписывались?

Женщина задумалась.

— Сложно в такое поверить, — ответила она.

Валландер тотчас почувствовал, что она говорит неправду. Но сначала не мог понять, в чем именно заключается эта неправда. И поскольку вопросов у него больше не было, он встал.

— Можно я не буду вас провожать? — спросила женщина. Она вдруг показалась ему ужасно усталой.

Валландер подошел к дверям. Когда он проходил мимо девушки, сидевшей на стуле и следившей за каждым его движением, она вскочила и перегородила ему дорогу.

И вдруг она влепила Валландеру звонкую пощечину по левой щеке. Он был так ошарашен, что отпрянул назад, споткнулся и упал навзничь.

— Как вы позволили этому произойти? — закричала девушка.

Затем она принялась избивать Валландера. Поднявшись с пола, он попытался от нее отцепиться. Женщина пришла ему на помощь. Она сделала то же, что минуту назад позволила себе дочь по отношению к Валландеру: сильно ударила ее по лицу. Когда та успокоилась, мать усадила ее на диван. Затем вернулась к Валландеру, который так и стоял с пылающей щекой, испытывая одновременно бешенство и удивление.

— Она очень расстроена из-за того, что произошло, — сказала Анита Карлман. — Совсем себя не контролирует. Комиссар должен извинить ее.

— Наверно, ей стоит обратиться ко врачу, — ответил Валландер дрожащим голосом.

— Она уже обратилась.

Валландер кивнул и вышел. Он все еще пребывал в состоянии шока от этой дикой пощечины. Он попробовал вспомнить, когда его били в последний раз. Это случилось больше десяти лет назад. Он допрашивал человека, подозревавшегося во взломе. И вдруг мужчина перекинулся через стол и дал ему кулаком по зубам. В тот раз Валландер повалился на спину. Его охватила такая бешеная ярость, что он сломал этому мужчине нос. Мужчина пытался привлечь Валландера к ответственности за превышение служебных полномочий, но, разумеется, того признали невиновным. Потом он подавал заявление на Валландера инспектору по юридическим вопросам, который не стал принимать меры.

Но женщины его никогда не били. Когда его жена Мона была настолько рассержена, что не владела собой, она бросала в него вещами. Часто он со страхом думал о том, что бы произошло, ударь она его по-настоящему. Ведь он вполне мог бы ответить ей тем же.

Он стоял в саду, ощущая, как пылает щека. И словно весь заряд бодрости, который утром принесла с собой Линда, вместе с подругой стоявшая на пороге его квартиры, улетучился в никуда. Он настолько устал, что был не в силах удержать ту энергию, которая появилась в нем нынче утром.

Валландер поплелся обратно к машине. Полицейский, не торопясь, сворачивал полосатую ленту, ограждавшую место преступления.

Валландер вставил кассету в автомагнитолу. «Женитьба Фигаро». Включил звук на полную громкость, так что автомобиль задрожал. Щека все еще горела. В боковое зеркало он увидел, что она покраснела. Подъезжая к Истаду, Валландер свернул на огромную парковку возле Дома мебели. Все было заперто, парковка пустовала. Он открыл дверцу автомобиля, и музыка прорвалась наружу. Барбара Хендрикс позволила ему на время забыть Веттерстедта и Карлмана. Но горящая девушка по-прежнему бежала у него перед глазами. Рапсовое поле казалось бесконечным. Она бежала и бежала. А огонь все пылал.

Он выключил музыку и принялся ходить взад-вперед по парковке. Как обычно, он думал на ходу, глядя себе под ноги. И поэтому даже не заметил фоторепортера, который случайно обнаружил и сфотографировал его. Несколько недель спустя, когда Валландер к собственному удивлению обнаружил свою фотографию с парковки, он уже успел позабыть, что действительно остановился там, чтобы собраться с мыслями и попытаться понять, в чем суть этого непростого дела.

Следственная группа собралась в воскресенье очень ненадолго в два часа дня. Матс Экхольм также принимал участие в заседании и резюмировал то, к чему они пришли вместе с Хансоном и Валландером. Анн-Бритт Хёглунд ознакомила всех с содержанием анонимного факса, а Валландер сообщил, что Анита Карлман подтвердила сведения, содержавшиеся в этом факсе. О пощечине он умолчал. Когда Хансон осторожно спросил его, не мог бы он поговорить с журналистами, которые столпились вокруг полицейского управления, Валландер отказался.

— Надо приучать журналистов к тому, что мы бываем неимоверно заняты, — сказал он, почувствовав, что прозвучало это слишком высокопарно. — Об этом может позаботиться Анн-Бритт. Я не буду этого делать.

— Есть ли такие вещи, о которых говорить не стоит? — спросила она.

— Не стоит говорить, что мы уже кого-то подозреваем, — ответил Валландер. — Потому что это не соответствует действительности.

После заседания Валландер обменялся несколькими словами с Мартинсоном.

— Нет ли новых сведений о девушке, которая сожгла себя на рапсовом поле? — спросил Валландер.

— Пока нет, — ответил Мартинсон.

— Постоянно держи меня в курсе.

Валландер вошел к себе в кабинет. В тот же момент зазвонил телефон. Валландер вздрогнул. Каждый раз, когда раздавался телефонный звонок, он думал, что звонят из дежурной части сообщить, что совершено еще одно убийство. Но это была его сестра. Она рассказала, что говорила с Гертруд, домохозяйкой отца, которая вышла за него замуж. Нет никакого сомнения, что у отца болезнь Альцгеймера. Валландер слышал, какой у нее расстроенный голос.

— Ему как-никак скоро восемьдесят лет, — утешал он сестру. — Рано или поздно должно было что-нибудь произойти.

— И все-таки, — говорила она.

Валландер все прекрасно понимал. То же самое чувствовал и он. Слишком часто вся жизнь сжимается до бессильного слова «и все-таки».

— Он не выдержит поездки в Италию, — сказала сестра.

— Если захочет, справится, — ответил Валландер. — К тому же, я ему обещал.

— Может, мне тоже поехать?

— Нет. Это будет наше путешествие, его и мое.

Валландер попрощался, так и не поняв, действительно ли он не хочет, чтобы сестра ехала с ними в Италию. Но он отбросил эти мысли, решив, что должен наконец съездить навестить отца. Он нашел бумажку с телефоном Линды и набрал номер. Погода была прекрасная, и он не ожидал застать девочек дома, поэтому очень удивился, когда к телефону подошла Кайса. Подозвав Линду, он спросил, может ли она оторваться от репетиций и съездить с ним к отцу.

— А можно, я возьму с собой Кайсу?

— Можно, — ответил Валландер. — Но только сегодня мне хотелось побыть с тобой вдвоем. Надо кое о чем поговорить.

Через полчаса он заехал за ней на Эстерпортсторг. По дороге в Лёдеруп он рассказал ей о том, что отец приезжал к нему на работу и сообщил о своей болезни.

— Как долго это продлится, никто не знает, — сказал Валландер. — Но постепенно он уходит. Он как корабль, который уплывает к горизонту. Мы по-прежнему видим его довольно отчетливо. А для него мы начинаем расплываться в призрачные образы. Наши лица, слова, общие воспоминания — все уплывает в тумане, чтобы потом исчезнуть навсегда. Он может разозлиться, сам не понимая, что с ним происходит. Он может стать совершенно другим человеком.

Валландер заметил, что Линда очень огорчена.

— Неужели ничего нельзя сделать? — спросила она после долгого молчания.

— Думаю, медицина здесь бессильна, — ответил он.

Он рассказал ей и о поездке в Италию.

— Только он и я, — сказал Валландер. — Может, наконец-то разберемся, что стояло между нами столько долгих лет.

Гертруд встретила их на лестнице, когда они въезжали во двор. Линда тотчас помчалась к дедушке, который рисовал что-то у себя в летней мастерской, устроенной в одном из помещений бывшего скотного двора. Валландер пошел на кухню поговорить с Гертруд. Так он и думал. Остается только жить, как ни в чем не бывало, и ждать.

— Он выдержит поездку в Италию? — спросил Валландер.

— Да он ни о чем другом говорить не может, — ответила Гертруд. — А если он и умрет во время путешествия, то, видит бог, это не худшее, что может произойти.

Она рассказала, что отец принял известие о надвигающейся болезни очень спокойно. Валландер удивился, потому что отец всегда капризничал из-за малейшего недомогания.

— По-моему, он пришел в согласие со своим возрастом, — сказала Гертруд. — Наверно, если бы ему предложили прожить еще одну жизнь, он прожил бы ее так же.

— В этой другой жизни он не допустил бы того, чтобы я стал полицейским, — ответил Валландер.

— Я читала в газетах обо всех этих ужасах, что недавно произошли, — сказала она. — Просто кошмар, чем тебе приходится заниматься.

— Кто-то же должен это делать, — сказал Валландер. — Все просто.

Они пообедали в саду. Валландер видел, что отец весь вечер был в прекрасном настроении. Он подумал, что причиной тому стала Линда. Домой они собрались только в одиннадцать.

— Взрослые иногда ведут себя совсем как дети, — неожиданно сказала она. — Иногда просто дурачатся. А иногда хотят казаться моложе. Но дедушка — настоящий ребенок.

— Дедушка очень необычный человек, — сказал Валландер. — Он всегда таким был.

— Ты знаешь, что ты становишься похожим на него? — вдруг спросила Линда. — С каждым годом все больше.

— Знаю, — ответил Валландер. — Но не пойму, нравится мне это или нет.

Он привез ее на Эстерпортсторг. Они договорились, что на днях Линда позвонит ему. Наблюдая за тем, как она удаляется, он вдруг понял, что за весь вечер даже мельком не подумал о расследовании. Валландер почувствовал, что совесть его нечиста. Но тут же отогнал эту мысль. Он знал, что делает все возможное.

Он подъехал к полицейскому управлению и ненадолго зашел туда. Никого из криминалистов не было. Он поехал домой, припарковал машину и поднялся наверх. В распахнутые окна квартиры струился теплый летний вечер. Он поставил в магнитофон кассету Пуччини. Допил остатки виски. Впервые с тех пор, как он выехал на вызов Саломонсона, Валландер вновь ощутил спокойствие и радость. Последний раз такое было с ним еще до того, как произошло непоправимое. А теперь вот вовсю идет расследование, за которым тянется целых два хвоста. Во-первых, они пока еще очень недалеко продвинулись, чтобы установить личность преступника. А во-вторых, вполне может быть, сейчас он вовсю готовится к тому, чтобы совершить третье убийство. Валландер подумал, что в этот поздний час он должен забыть о расследовании. И на какой-то миг горящая девушка перестала маячить у него перед глазами. Просто надо осознать, что ты не один на один с этими зверскими убийствами, которые навалились на истадский полицейский участок. Не может же он через себя перепрыгнуть. И никто этого не может.

Он улегся на диван и задремал под звуки музыки и шум летней ночи, со стаканом виски, стоявшим поблизости.

Но какая-то смутная мысль всплыла в голове и не давала ему уснуть. Линда что-то говорила по дороге от отца. Ее случайная реплика вдруг приобрела совсем иное значение. Валландер напряженно припоминал. Что же она сказала? Взрослые часто ведут себя совсем как дети. Чего-то он не мог понять. Взрослые ведут себя совсем как дети.

И тут он осознал, что́ ему напомнили эти слова. Мысленно он выругал себя за непростительное легкомыслие. Валландер обулся, достал из кухонного шкафа фонарик и вышел из дома. Он выехал на Эстерледен, свернул направо и остановился возле скрытой во тьме виллы Веттерстедта. Валландер открыл ворота, ведущие в сад. Он вздрогнул, увидев, как кошачья тень испуганно шмыгнула в кустах смородины. Посветил фонариком у основания фундамента. Долго искать не пришлось. Двумя пальцами он бережно поднял изорванную газету и посветил на нее. Это был один из выпусков подросткового журнала комиксов «Фантом». Валландер нашел в кармане полиэтиленовый пакет и убрал газету.

Затем он поехал домой. Он все еще злился на себя за свою недогадливость. Надо все-таки думать головой.

Взрослые совсем как дети.

Взрослый мужчина вполне мог сидеть на крыше гаража и читать номер «Фантома».