29
Четырнадцатого июля в одиннадцать утра в одной из часовен в центре Риги состоялась панихида по Байбе Лиепе. Валландер прилетел накануне, рейсом из Копенгагена. Выйдя из самолета, он сразу сориентировался, хотя здание аэропорта было перестроено. Советских военных самолетов, стоявших на летном поле тогда, в начале девяностых, теперь не было. За окном такси мелькал изменившийся город. До сих пор за пределами центра тут и там он видел свиней, рывшихся в навозных кучах рядом с убогими крестьянскими домишками. В самом городе постройки все те же. Только вывески другие, фасады выкрашены заново, тротуары отремонтированы. Но главное отличие составляли все-таки люди, одетые совершенно иначе, и автомобили, теснившиеся у светофоров и у въездов на парковки в центре.
Рига встретила Валландера теплым дождем. Лилья — ее фамилия была Блоомс — перезвонила ему и подробно сообщила о предстоящих похоронах. Спросил он только об одном: не будет ли его присутствие воспринято как неуместное?
«Почему же?»
«Возможно, мне неизвестны тонкости взаимоотношений в семье?»
«Все знают, кто вы такой, — сказала Лилья Блоомс. — Байба рассказывала. Тайной она вас никогда не окружала».
«Вопрос в том, что именно она говорила».
«Почему вы беспокоитесь? Вы же, по-моему, любили друг друга? Я думала, вы поженитесь. Все мы так думали».
«Она не захотела».
Он услышал, что эти слова удивили ее.
«А мы думали, вы пошли на попятный. Сама она ничего не говорила. Лишь много позже мы поняли, что все кончилось. Вообще-то она не желала говорить об этом».
К решению поехать на похороны его подтолкнула Линда. Когда он ей позвонил, она немедля села в машину. Так расстроилась, что в дом к нему вошла со слезами на глазах. Поэтому он мог горевать открыто и долго рассказывал ей о том, как они с Байбой были вместе.
— Мужа Байбы, Карлиса Лиепу, убили, — рассказывал он. — Убийство произошло на политической почве, отношения между русскими и латышами были тогда весьма и весьма напряженные. И в Ригу я поехал, чтобы помочь в расследовании этого убийства. Но, конечно, даже не подозревал о политических безднах, разверзшихся в стране. Сейчас мне кажется, именно в ту пору я начал понимать, как, собственно, выглядел мир во время холодной войны. Семнадцать лет назад.
— Я помню про ту твою поездку, — сказала Линда. — Я тогда посещала народный университет и знать не знала, чем хочу заниматься. Хотя в глубине души, наверно, понимала, что пойду в полицейские.
— Помнится, ты говорила о чем угодно, только не об этом.
— Это вызвало бы у тебя подозрения. Надо же, ты совершенно не догадывался, о чем я думала!
— Я и о Байбе не догадывался, когда Карлис Лиепа вошел в Истадское полицейское управление.
Валландер отчетливо помнил тогдашние события. Если не считать бесконечного курения, вызывавшего решительные протесты у некурящих полицейских, Карлис Лиепа был человек тихий, почти незаметный, и сам Валландер легко с ним поладил. Однажды вечером, во время свирепой снежной бури, привез его к себе на Мариягатан. Угостил виски и, к своей радости, обнаружил, что майор полиции Лиепа не меньше его увлекается оперой. В тот вечер они слушали запись «Турандот» с Марией Каллас, меж тем как снаружи резкий ветер гнал снег по безлюдным городским улицам.
Где сейчас эта пластинка? Ее не было среди тех, какие он нашел накануне на чердаке. Ответ он получил от Линды: оказалось, запись у нее.
— Ты подарил ее мне, когда я мечтала стать актрисой, — сказала она. — Я хотела тогда сделать сольный спектакль о трагической судьбе Марии Каллас. Можешь себе представить? Если уж я на кого не похожа, так это на маленькую гречанку-певицу.
— С никудышными нервами, — добавил Валландер.
— Чем, собственно, занималась Байба? Работала учительницей?
— Когда мы познакомились, она переводила техническую литературу с английского. Но у нее было много профессий.
— Ты должен поехать на похороны. Ради себя.
Не сразу, но она все-таки сумела убедить его. Проследила, чтобы он купил новый темный костюм, съездила вместе с ним в Мальмё, а когда он ужаснулся цене, объяснила, что костюм качественный и прослужит ему до конца дней.
— Свадеб все меньше, — сказала Линда. — В твои годы чаще случаются похороны.
Он пробурчал что-то невнятное и заплатил. А Линда не спросила, что он буркнул в ответ.
Валландер вылез из такси и с маленькой сумкой в руках вошел в холл гостиницы «Латвия». Кафе, где Лилья Блоомс видела его и Байбу, больше не существовало, это он заметил сразу. Зарегистрировался, получил ключ — номер 1516. А когда поднялся лифтом наверх и подошел к двери, ему вдруг показалось, будто и в первый раз в Риге он жил в этом номере. Точно помнил цифры 5 и 6. Открыл, шагнул внутрь. Обстановка совершенно иная. Но вид из окна тот же, красивая церковь, название которой в памяти не сохранилось. Он распаковал вещи, повесил новый костюм на плечики. Мысль, что именно в этой гостинице, может быть, в этой самой комнате, он впервые встретился с Байбой, обернулась почти невыносимой болью.
Он прошел в ванную, ополоснул лицо. На часах всего лишь половина первого. Никаких планов он не строил, думал разве что прогуляться. Хотел отдать скорбную дань Байбе, вспоминая ее такой, какой увидел впервые.
Внезапно он задал себе вопрос, который прежде никогда не смел поставить ребром. Любил ли он Байбу сильнее, чем когда-то Мону? Пусть даже Мона — мать Линды. Но твердо ответить не смог и никогда не сможет.
Вышел в город, побродил по улицам, пообедал в ресторане, хотя вообще-то не особо проголодался. Вечером устроился в одном из гостиничных баров. Какая-то девушка лет двадцати подсела к нему, спросила, не нужна ли ему компания. Он лишь молча покачал головой. Перед самым закрытием гостиничного ресторана успел поужинать, заказал спагетти, но к еде почти не прикоснулся. Только пил красное вино и изрядно захмелел, когда встал из-за стола.
Пока сидел в ресторане, шел дождь, но теперь прояснилось. Валландер взял куртку и вышел во влажный летний вечер. Добрался до Монумента свободы, где когда-то фотографировался с Байбой. Юнцы на скейтбордах катались по каменным плитам вокруг монумента. Он зашагал дальше и в гостиницу вернулся очень поздно. Рухнул на кровать и уснул, успел только снять ботинки.
Утром его разбудил стук в дверь. И спросонья он подумал, что это опять Байба. А когда открыл, увидел молодую женщину. Разозлился и подумал: какая мерзость, юные проститутки могут заявиться в любое время дня и ночи. Хотел захлопнуть дверь, но что-то в лице девушки остановило его.
— Курт Валландер? — спросила она. — Вы меня не знаете. Но знали мою мать.
Валландер наморщил лоб, по-прежнему в сомнениях, однако впустил ее. Неужели у Байбы все-таки была дочь, о которой он не подозревал? На краткий и пугающий миг даже спросил себя, уж не его ли это дочь? Но отбросил эту мысль. Байба наверняка бы сказала. Предложил девушке кресло, а сам сел на край кровати. Девушка была светловолосая, лет восемнадцати-девятнадцати, одета просто, не накрашена.
— Я — Вера, а маму звали Инес.
В ту же секунду Валландер понял. Инес, подруга Байбы, он познакомился с ней в первый свой приезд в Ригу. Она заезжала за ним раз-другой, когда он ночами посещал тайную политическую группировку, которая попросила его о помощи. И видел, как она погибла в жуткой перестрелке, случившейся во время налета на помещение, где собиралась группа Сопротивления. До сих пор видел ее как наяву, окровавленную, упавшую на опрокинутый стул.
— Да, — сказал он. — Я встречался с вашей матерью. Не знал ее близко. Знал только, что она подруга Байбы.
— Лилья сказала, вы приедете на похороны. Когда мама погибла, мне было всего два года. Я не стану вас беспокоить. Хотела только увидеть вас, потому что когда-то вы встречали мою маму, а сама я совсем ее не помню.
— Я помню, она была очень красивая. А вдобавок храбрая и сильная.
— Это правда, что она погибла у вас на глазах?
Вопрос был задан быстро и без тени сомнения. Валландер кивнул.
— Я расспрашиваю всех, с кем встречаюсь, всех, кто, возможно, что-то помнит. Всегда есть детали, углубляющие образ или вовсе мне не известные.
— Прошло так много времени. Я уже и сам не знаю, что в самом деле помню, а что мне кажется, будто помню.
Тем не менее он постарался вспомнить все, что мог, рассказал обо всем, что сохранилось в памяти, постарался как можно отчетливее воскресить события и отдельные минуты. И постарался быть максимально честным. Но, когда подошел к тому мгновению, когда мертвая Инес лежала на опрокинутом стуле, сказал только, что она определенно умерла мгновенно, едва пуля настигла ее.
Вера задала несколько вопросов. Но он рассказал все, что помнил, добавить было нечего. Девушка встала, расправила свою белую юбку. На секунду Валландеру показалось, что она похожа на мать. Однако он не мог вполне доверять памяти, иной раз она подводит.
— Кто твой отец? — спросил он.
— Не знаю. Мама говорила Байбе, что расскажет мне о нем, когда я подрасту. Но сама Байба тоже не знала, Инес ничего не говорила подругам. Иногда я думаю, может, он был из Советского Союза.
— Почему?
— Потому что мама не говорила, кто он. Может, стыдилась. Спасибо, что согласились поговорить со мной, — сказала Вера. — Я видела, вы хотели захлопнуть дверь. Думали, я из этих, из продажных? У вас вправду такое предвзятое мнение о нас?
— Не знаю, что именно я думал.
— Лилья просила передать, что придет сюда в десять. И вы вместе пойдете в часовню.
Он проводил ее до двери, смотрел, как она идет по коридору к лифтам. Потом надел костюм и спустился позавтракать, хотя вовсе не был голоден.
В Каструпе он купил две маленькие бутылочки водки. Одна из них лежала во внутреннем кармане. Спускаясь лифтом в ресторан, он открутил крышку и отпил глоток.
Валландер ждал в холле, когда в стеклянную дверь вошла Лилья Блоомс. Она сразу увидела его и пошла навстречу. Наверно, Байба ей и фотографии показывала, те немногие, что существовали, подумал он.
Лилья оказалась маленькой полной женщиной с очень короткой стрижкой. В общем, выглядела совсем не так, как он себе представлял. Он почему-то думал, что она похожа на Байбу. Когда они поздоровались, Валландер заметил, что смущен неизвестно по какой причине.
— Часовня тут неподалеку, — сообщила Лилья. — Минут десять пешком. Я успею выкурить сигарету. Вы можете подождать здесь.
— Я с вами, — сказал Валландер.
Они стояли на солнце перед гостиницей, Лилья в темных очках, с сигаретой в руке.
— Она была пьяна, — вдруг сказала Лилья.
Лишь через секунду он сообразил, о чем речь.
— Байба?
— Перед смертью она была пьяна. Так показало вскрытие. Когда она съехала с шоссе, уровень алкоголя в крови был очень высок.
— Трудно поверить.
— Мне тоже. Все ее друзья недоумевают. Но, с другой стороны, откуда нам знать, как думает смертельно больной человек?
— Вы полагаете, она покончила с собой? Сознательно? Въехала в стену?
— Какой смысл ломать себе голову, все равно мы никогда в точности не узнаем. Однако на месте происшествия не найдено следов торможения. Водитель, который ехал позади нее, сообщил, что ехала она не слишком быстро, но машина виляла.
Валландер попытался увидеть эту картину, последние мгновения жизни Байбы. Он понимал, у него никогда не будет уверенности в том, что произошло — несчастный случай или самоубийство. И внезапно в голове мелькнула другая мысль. Может быть, смерть Луизы фон Энке тоже несчастный случай? Наперекор всему не убийство и не самоубийство?
До конца он эту мысль не додумал, так как Лилья затушила сигарету и сказала, что можно идти. Валландер извинился, наведался в туалет и отпил еще глоток водки. Посмотрел на себя в зеркало — стареющий мужчина, обеспокоенный тем, что ожидает его в оставшиеся годы жизни.
Вот и часовня, они шагнули в темноту, которая казалась непроглядной, оттого что снаружи ярко сияло солнце. Лишь через некоторое время глаза Валландера привыкли к перемене.
В этот миг ему вдруг почудилось, что похороны Байбы Лиепы — как бы репетиция его собственных. Он испугался и едва не ушел. Зря поехал в Ригу, нечего ему здесь делать.
Но он не ушел и, главным образом благодаря выпитой водке, сумел не расплакаться, даже когда увидел, как горюет сидящая рядом Лилья. Гроб — словно одинокий островок среди моря, укрытие и последний приют покоя для человека, которого я когда-то любил, подумал Валландер.
Неизвестно почему перед его внутренним взором вдруг возник Хокан фон Энке. Он с досадой отогнал эту мысль.
Валландер почувствовал, что хмелеет. Панихида словно бы не имела к нему касательства. Когда церемония закончилась и Лилья Блоомс прошла вперед, к матери Байбы, он тихонько улизнул из часовни. Ни разу не оглянувшись, вернулся в гостиницу и попросил портье помочь ему поменять билет на самолет. Сперва он планировал остаться до завтра, но теперь решил как можно скорее улететь домой. Нашлось место на одном из послеобеденных копенгагенских рейсов. Он собрал вещи, костюм снимать не стал, взял такси и спешно уехал из гостиницы, опасаясь, как бы Лилья Блоомс не стала его искать. Почти три часа провел на скамейке возле здания аэропорта, пока не объявили посадку.
В самолете он продолжал пить. В Истаде взял такси до дома и, выйдя из машины, едва не грохнулся наземь. Юсси, как всегда, был у соседей, и он решил забрать его завтра.
Рухнул на кровать и крепко уснул, а когда около девяти утра открыл глаза, вполне выспался. Его мучило раскаяние, что он сбежал из часовни, даже не попрощавшись с Лильей. Надо бы позвонить ей через день-другой, сослаться на какую-нибудь благовидную причину. Но что он сможет сказать?
Хотя и выспался, чувствовал он себя скверно. Обыскал ванную и все ящики на кухне — таблеток от головной боли не нашлось. Ехать в Истад невмоготу, он остался дома, зашел к ближайшей соседке, спросил, нет ли таблеток от головы. Прямо у нее на кухне растворил их в стакане с водой, выпил и захватил еще несколько штук с собой.
Вернувшись, закрыл Юсси в загоне. В доме мигала лампочка автоответчика. Снова звонил Стен Нурдландер. Валландер нашел номер его мобильного, позвонил. Стен Нурдландер ответил, в трубке слышался вой ветра.
— Я перезвоню! — крикнул он. — Надо найти затишье.
— Я дома.
— Через десять минут! У вас все хорошо?
— Да, вполне.
— Перезвоню!
Валландер сел за кухонный стол, стал ждать. Юсси бродил по своему загону, принюхивался, не гостили ли там мыши или птицы. И время от времени поглядывал на кухонное окно. Валландер поднял руку, помахал ему. Юсси не реагировал, он не видел, просто знал, что хозяин в доме. Валландер открыл окно. Юсси немедля завилял хвостом, встал на задние лапы, положив передние на ограду.
Зазвонил телефон. Стен Нурдландер нашел затишье, ветер больше не завывал.
— Я в море, — сказал он. — На маленьком островке, в общем-то на голой скале, поблизости от Мёйи. Знаете, где это?
— Нет.
— На самой окраине Стокгольмских шхер. Здесь очень красиво.
— Хорошо, что вы позвонили, — сказал Валландер. — Кое-что произошло. Я и сам хотел связаться с вами. Хокан объявился.
Он коротко рассказал, как все было.
— Странное дело! — сказал Стен Нурдландер. — Как только ступил на берег тут в шхерах, я думал о нем.
— По какой-то особой причине?
— Он любил острова. Как-то рассказывал, что в юности мечтал посетить острова всех на свете морей.
— Он когда-нибудь пытался осуществить эту мечту?
— Не думаю. Луиза не слишком любила летать на самолетах и плавать на кораблях.
— Проблем из-за этого не возникало?
— Я не знаю. Он был очень привязан к ней, а она к нему. Мечты ценятся и тогда, когда остаются мечтами.
Связь была плохая, островок, где находился Стен Нурдландер, лежал на пределе зоны доступа. Они договорились, что он позвонит Валландеру, когда вернется на сушу.
Валландер осторожно положил телефон на стол. Сидел, задумчиво глядя в пространство. И вдруг очень ясно ощутил, что знает, где прячется Хокан фон Энке. Стен Нурдландер подсказал, в каком направлении надо идти.
Уверенности не было, доказательств тоже. И все-таки он знал.
Неожиданно вспомнилась книжка из шкафа Сигне фон Энке, одна из тех, что не про Бабара. Сказка о Спящей красавице. Я спал долгим сном, думал Валландер. Ведь должен был гораздо раньше понять, где он скрывается. Но проснулся я только сейчас.
Он вправду стареет. Раз не видел того, что было прямо перед глазами.
Юсси залаял. Валландер вышел, покормил его.
На другой день, рано утром, он сел в машину. Жена арендатора удивленно воззрилась на него, когда он опять привез Юсси.
Спросила, надолго ли он уезжает. Он сказал как есть.
Сам не знает. Понятия не имеет.