Книга: Неугомонный
Назад: 17
Дальше: 19

18

Наутро у Валландера поднялась температура и заболело горло. Он долго пытался внушить себе, что это плод его фантазии, но в конце концов все-таки достал градусник. Оказалось 38,9. Пришлось позвонить на работу и взять больничный. Большую часть дня он провел в постели и на кухне, с библиотечными книгами, которые еще не успел просмотреть.

 

Ночью ему снилась Сигне. Он приехал в «Никласгорден» навестить ее. И вдруг обнаружил, что в кровати скорчившись лежит кто-то другой. В комнате было темно, он попробовал включить свет, но свет не горел. Тогда он достал из кармана мобильный и включил фонарик. В тусклом голубом луче разглядел, что в кровати лежит Луиза. Точная копия своей дочери. Его охватил жуткий страх, который он не мог контролировать. А когда хотел выйти из палаты, дверь оказалась на замке.
И вот тут проснулся. На часах четыре, лето, светло. Уже тогда болело горло, он чувствовал жар и поспешил опять заснуть. Утром попробовал истолковать сон, но ни к чему не пришел. Разве что все вроде как совпадает, в смысле в исчезновении Хокана и Луизы фон Энке.
Валландер встал, замотал шею шарфом, включил компьютер и поискал в Интернете Густава фон Энке. Такого не нашлось. В восемь он позвонил Иттербергу, который с завтрашнего дня уходил в отпуск. Ему как раз предстоял крайне неприятный допрос человека, пытавшегося задушить жену и двоих детей, скорей всего потому, что завел себе другую женщину и собирался жить с ней.
— Но зачем же душить детей… — задумчиво проговорил Иттерберг. — Прямо как в древнегреческой трагедии рока.
Валландер мало что знал о театральных пьесах, написанных более двух тысяч лет назад. Хотя однажды Линда все же затащила его в Мальмё на «Медею». И он увлекся. Но не настолько, чтобы регулярно ходить в театр. А уж последний спектакль отнюдь не подогрел его интерес.
Он рассказал о вчерашнем разговоре с «Никласгорденом».
— Вы уверены?
— Да, — сказал Валландер. — У отца Сигне нет братьев. Есть кузен в Англии, и всё.
— В самом деле очень странно.
— Я знаю, вы уезжаете в отпуск. Но, может, пошлете кого-нибудь в «Никласгорден», пусть попробует составить словесный портрет?
— Есть у меня одна сотрудница, Ребекка Андерссон. Она просто создана для таких задач, хотя очень молода. Поговорю с ней.
Они сверили номера телефонов, и Валландер уже хотел попрощаться, но Иттерберг вдруг сказал:
— У вас бывает такое чувство, как у меня? Прямо-таки отчаянное желание вылезти из всей этой грязи, в которой мы увязли по горло?
— Бывает.
— Что же заставляет нас терпеть?
— Не знаю. Наверно, чувство ответственности, что ли. Когда-то у меня был наставник, старый полицейский комиссар по фамилии Рюдберг. Он всегда говорил: все дело в ответственности, а больше ни в чем.
Через полчаса позвонила Ребекка Андерссон. Уточнила данные, полученные от Иттерберга, и сказала, что еще до полудня выезжает в «Никласгорден».
Валландер приготовил завтрак и пошел в туалет. А когда спустил воду, случился потоп. Попробовал прочистить слив вантузом, но безуспешно. Злобно пнул ногой унитаз и позвонил Ярму. Тот был пьян, правда поработать не отказывался, однако Валландер предпочел сказать «нет». И часа два разыскивал другого сантехника, который мог бы заехать и прочистить засор. В двенадцать во двор зарулил рабочий фургон, из кабины вылез веселый поляк-сантехник, говоривший по-шведски весьма невразумительно. Валландеру вспомнилась газетная дискуссия двух-трехгодичной давности, насчет польских ремесленников, заполонивших Европу точно стая саранчи. Но минут через двадцать сантехник все исправил. Расплачиваясь, Валландер отметил, что берет он куда меньше, чем Ярму.
Он вернулся к книгам. Ребекка Андерссон позвонила в два, она все еще была в «Никласгордене».
— Как я поняла, вам срочно нужна эта информация, — сказала она. — Я сижу на скамейке в саду. Погода чудесная. У вас есть чем записать?
— Я готов.
— Мужчина лет пятидесяти, в строгом костюме, при галстуке, очень вежливый, светлые курчавые волосы, голубые глаза. Говорил на литературном шведском, то есть без диалектных примесей, но и без какого-либо иностранного акцента. Одно совершенно точно выяснилось сразу. Раньше он никогда здесь не бывал. Им пришлось проводить его в палату Сигне. Хотя это никого, похоже, не удивило.
— Что он говорил?
— Вообще-то ничего. Но держался очень приветливо.
— А как насчет палаты?
— Я попросила двух сотрудников, каждого в отдельности, посмотреть, нет ли в палате каких-нибудь перемен. Они ничего такого не обнаружили. По-моему, оба совершенно уверены.
— И все же он оставался там чуть не два часа?
— Не совсем так. Сведения разнятся. Они явно не очень аккуратно записывают посетителей и время в своих журналах. Думаю, он пробыл час или максимум полтора.
— А потом?
— Он ушел.
— Как он туда добирался?
— На машине. Я уверена. Но машину никто не видал. Он просто вдруг пропал.
Валландер задумался. Но вопросов у него больше не было, и он поблагодарил Ребекку Андерссон за помощь. За окном мелькнул желтый почтовый автомобиль. В халате и деревянных башмаках он прошел к почтовому ящику. Там лежало письмо с истадским штемпелем. Отправитель — некий Роберт Окерблум. Имя Валландер смутно припоминал, но не ситуацию, в какой встречал этого человека. Сел за кухонный стол, распечатал конверт. Внутри оказалась фотография: мужчина и две молодые женщины. Увидев мужчину, Валландер тотчас сообразил, кто это. В мозгу всплыло давнее мучительное воспоминание. Пятнадцать с лишним лет назад, в начале 1990-х, жена Роберта Окерблума была зверски убита, и ее убийство оказалось странным образом связано с Южной Африкой и покушением на Нельсона Манделу. Он перевернул фотографию и прочитал: «В напоминание о нас и в благодарность за поддержку, какую Вы оказали нам в самое трудное время нашей жизни».
Вот именно это мне и требовалось, подумал Валландер. Напоминание, что для многих людей наша работа все же имеет решающее значение. Он пришпилил фото к стене.
Завтра Праздник середины лета, вечером приедет в гости Линда с семьей. И несмотря на прескверное самочувствие, он решил съездить в магазин. Вообще-то не любил толкаться в очередях да и покупки делать не любил, но подумал, что и на его праздничном столе всего должно быть вдоволь. Напитками он сообразил запастись заранее. Составил список и сел в машину.

 

Следующим утром горло болело меньше и температура была нормальная. Ночью прошел дождь, но уже прояснилось. Окинув взглядом горизонт, Валландер решил, что можно будет посидеть на воздухе. К пяти, когда приехала Линда с Хансом и Кларой, он закончил подготовку. Дочь оценила его старания, потом отвела его в сторонку.
— Приедет еще один человек.
— Кто?
— Мама.
— Я не хочу. Зачем? Ты же знаешь, как было последний раз.
— А я не хочу, чтобы в такой вечер она сидела одна.
— Можешь взять ее к себе.
— Не беспокойся. Лучше думай, что, позволяя ей быть с нами, делаешь доброе дело.
— Когда она приедет?
— Я сказала, к половине шестого. Скоро приедет.
— Проследи, чтобы она не напилась.
— Прослежу. А ты не забывай, что Хансу она нравится. Вдобавок она тоже имеет право повидать свою внучку.
Валландер больше ничего не сказал. Но, на минуту оставшись один на кухне, быстро опрокинул рюмку бренди, чтобы успокоиться.
Мона приехала, и поначалу все шло хорошо. Она принарядилась и была в добром расположении духа. Все закусывали, в меру выпивали, наслаждались погодой. Валландер наблюдал, как Мона совершенно естественно занимается внучкой. Он будто снова видел ее с Линдой. Но мир продолжался не весь вечер. Около одиннадцати Мона вдруг завела речь о давних обидах. Линда попробовала ее урезонить, но она явно выпила больше, чем они думали, наверно, прятала бутылку в сумке. Сперва Валландер молчал, только слушал ее ламентации, но в конце концов не выдержал. Хватил кулаком по столу и велел ей исчезнуть. Линда, которая тоже слегка захмелела, прикрикнула на него, велела успокоиться, мол, ничего страшного не произошло. Но у Валландера испортилось настроение. Когда после стольких лет он наконец-то понял, что больше не тоскует по ней, любовь обернулась обвинением. Ведь кто, как не Мона, виноват, что за все эти годы он так и не нашел себе другую женщину, подругу жизни. Он встал из-за стола, подозвал Юсси и ушел со двора.
Через полчаса, когда он вернулся, гости собирались уезжать. Мона уже была в машине, Ханс, который выпил всего один бокал вина, сядет за руль.
— Жаль, что так получилось, — сказала Линда. — Прекрасный был вечер. Но теперь мне понятно: возлияния Моны всегда будут кончаться таким манером.
— Значит, я был прав?
— Если хочешь. Наверно, без нее было бы лучше. Однако теперь хотя бы ясно, что надо принимать меры. Как же я раньше не сообразила, что мама попросту спивается.
Линда погладила отца по щеке, они обнялись.
— Без тебя я бы нипочем не справился.
— Скоро Клара сможет бывать здесь с тобой. Через годик-другой. Время бежит быстро.
Валландер помахал им вслед, собрал мусор и грязную посуду. А затем сделал то, что позволял себе всего лишь раз или два в год, — достал сигару и раскурил ее во дворе.
Становилось прохладно. Мысли текли свободно. Вспомнились одноклассники, с которыми он учился в Лимхамне. Как сложилась их жизнь? Несколько лет назад отмечали годовщину выпуска, но он не поехал. А теперь жалел. Может быть, увидев, что сталось с ними, он сумел бы по-новому взглянуть на свою жизнь. Отложив сигару, он отыскал в ящике старую фотографию 1962 года, последнего года в школе. Лица он помнил, как и почти все имена. Вот эта девочка, Сив, до невозможности застенчивая, в математике была гением. Сам он стоял в верхнем ряду, второй слева, стриженный ежиком, с легкой усмешкой на губах. В сером джемпере поверх фланелевой рубашки.
Теперь нам шестьдесят, думал он. Наши жизни потихоньку вступают в последнюю фазу. И мало что может особенно измениться.
До двух он сидел на воздухе, на миг уловил вдалеке музыку — вроде бы «Калле-Шевенсвальс», а может, и нет. Потом лег и проспал чуть не до полудня. Проснувшись, вставать не стал, но опять занялся библиотечными книгами. И вдруг рывком сел. Листая книгу об американских субмаринах и их постоянном соперничестве с соответствующими русскими подлодками в годы холодной войны, он открыл разворот с черно-белыми фотографиями.
Взгляд уткнулся в один из снимков, сердце забилось быстрее. Сомнений нет. На фото в точности та самая штуковина, привезенная с Букё. Валландер вскочил с постели, вытащил тяжелый цилиндр, спрятанный за шкафчиком со старой обувью.
Вооружившись английским словарем, он попробовал удостовериться, что правильно понял текст главы, к которой относились фотографии. Речь там шла о начале 1970-х и о Джеймсе Брэдли, тогдашнем командующем американским подводным флотом. Он славился тем, что нередко проводил ночи в своем кабинете в Пентагоне, измысливая новые способы помериться силами с русскими. Однажды ночью, когда огромное здание было почти безлюдно, если не считать охранников, которые бродили туда-сюда по коридорам, у него возникла идея. Настолько дерзкая, что он сразу смекнул: надо идти прямиком к Генри Киссинджеру, советнику президента Никсона по национальной безопасности. В ту пору ходила байка, что Киссинджер, когда ему о чем-то докладывали, очень редко слушал больше пяти минут и никогда дольше двадцати. Брэдли говорил сорок пять минут с лишним. И, возвращаясь в Пентагон, был уверен, что получит необходимые ассигнования и оборудование. Киссинджер ничего не обещал, но Брэдли видел, что он очень заинтересовался.
Спешно приняли решение задействовать в сверхсекретном проекте подводную лодку «Халибут», из числа самых больших в подводном флоте США. Валландер изумился, прочитав данные о водоизмещении, размерах, вооружении и численности экипажа. В принципе она могла находиться на боевом дежурстве круглый год, лишь время от времени всплывая, чтобы освежить воздух и загрузить провиант. Пополнить запасы продовольствия в открытом море лодка могла менее чем за час. Но для новой задачи ее все-таки пришлось переоборудовать — оснастить кессонной камерой для водолазов, которым предстояло осуществить самую сложную часть операции — на морском дне.
По сути, идея Брэдли была очень проста. Чтобы держать связь между штабами на суше и подводными лодками с ядерным оружием на борту, которые базировались в Петропавловске-Камчатском, русские проложили в Охотском море кабель. План Брэдли заключался в том, чтобы просто-напросто подсоединить к этому кабелю подслушивающее устройство.
Однако существовала загвоздка, и большая. Охотское море велико — более 600 000 квадратных километров. Как локализовать кабель? Решение оказалось опять же невероятно простым, как и сама идея.
Как-то ночью в пентагоновском кабинете Брэдли вспомнил детство, летние каникулы на Миссисипи. И детские воспоминания мгновенно разрешили проблему. По берегам реки на равном расстоянии друг от друга встречались таблички: «Становиться на якорь запрещено. Подводный кабель!» Если не считать город Владивосток, дальневосточная Россия — сущее безлюдье. Стало быть, вряд ли найдется очень уж много мест, где может лежать подводный кабель. И таблички в СССР тоже ставили.
«Халибут» вышел в море и в подводном положении направился через Тихий океан. После рискованного похода, во время которого они неоднократно имели гидроакустический контакт с русскими подлодками, им удалось подойти к русской территории. Начался один из самых опасных этапов операции — надо было прошмыгнуть через какой-либо пролив между островами Курильской гряды. Лишь благодаря тому, что «Халибут» оснастили новейшими приборами по обнаружению минных заграждений и новейшими гидролокаторами, удалось выполнить и эту задачу. За сравнительно короткое время кабель тоже был найден. Далее предстояла самая трудная часть операции. Как подсоединить подслушивающее устройство к кабелю, чтобы русские ничего не заметили? После ряда неудачных попыток решили и эту проблему, и на борту подлодки можно было слушать переговоры между берегом и командирами русских субмарин. В благодарность Никсон позднее лично встретился с Брэдли и поздравил его с большим успехом.

 

Валландер вышел из дома, сел в садовое кресло. Дул прохладный ветер, но он отыскал затишье в уголке возле самого дома. Выпустил Юсси из собачьего загона, тот мгновенно исчез на задворках. Теперь у Валландера осталось всего несколько простых вопросов: как такой цилиндр оказался в шведском лодочном сарае? Каким образом это связано с Хоканом и Луизой фон Энке? А дело-то куда масштабнее, чем я себе представлял, подумал он. За их исчезновением кроется что-то такое, в чем мне одному не разобраться. Нужна помощь.
Некоторое время он колебался, правда не слишком долго. Потом пошел к телефону, позвонил Стену Нурдландеру. Связь, по обыкновению, была плохая, но, хоть и с трудом, поговорить удалось.
— Вы где? — спросил Валландер.
— В бухте Евле. Слабый зюйд-вест, небольшая облачность, иначе говоря, красота. А вы где?
— Дома. Вы должны приехать сюда. Я нашел кое-что, и вам надо это увидеть. Прилетайте самолетом.
— Значит, дело важное?
— Я более чем уверен. Каким-то образом это связано с исчезновением Хокана.
— Признаться, вы меня заинтриговали.
— Конечно, есть риск, что я ошибаюсь. Но в любом случае вы завтра же вернетесь на свою лодку. Авиабилеты я оплачу.
— Этого не требуется. Но прилететь я смогу только поздно вечером. До Евле мне еще надо добраться.
— Я вас встречу, сообщите время прилета.
Стен Нурдландер отзвонил в шесть. Он был в Арланде и через час вылетал в Мальмё.
Валландер поехал в аэропорт. Юсси он оставил в доме. Возможного взломщика пес наверняка отпугнет.
Самолет приземлился по расписанию. Валландер уже был на месте, когда Стен Нурдландер вышел из бесшумных дверей в зал прилетов. Они сели в машину и поехали домой к Валландеру, где дожидался странный стальной цилиндр.
Назад: 17
Дальше: 19