Эта вещь — как, впрочем, и все остальное, — зародилась с неясной мысли, зашевелилась в утробе с телефонной подачи «Звездного пути: Вояджер», появилась на свет при содействии Роберта Сильверберга, а в результате я из-за нее пропустил Девятый Ежегодный Водяной Бой на Линкольн-стрит. Вещь, по-моему, получилась приличная, но пропускать Водяной Бой из-за нее не стоило.
Некоторым читателям, быть может, известно, что мною написаны четыре романа о мире Гипериона — «Гиперион», «Падение Гипериона», «Эндимион» и «Восход Эндимиона».
Среди этих читателей выделим подмножество внимательных — составляющее, вероятно, большинство, — которые знают, что этот так называемый эпос фактически состоит из двух долгих, переплетенных историй, двух соединенных повествований о Гиперионе и двух соединенных романов об Эндимионе, разделенных на четыре книги суровой реальностью издательского дела. Еще более узкое подмножество читателей может знать, что я поклялся не писать нового цикла романов о мире Гипериона — по разным причинам, среди которых главная — что у меня нет желания разбавлять соль жизни эпоса водичкой выгодных, но чем дальше, тем более бессодержательных сиквелов.
Однако я не зарекался не возвращаться к миру Гипериона вообще, даже коротким рассказом или новеллой. Читателям такие миры нравятся, читатель жалеет, когда они уходят (или навсегда уходит автор, их создавший). Вот эта-то ностальгия по былому удовольствию от чтения и порождает совершенно легальное мародерство — испольную работу на оригинальном авторском замысле, — которое свойственно современному издательскому миру и которое я ненавижу всей душой. Но порой возвращение к уже законченной вселенной коротким рассказом — моя попытка найти компромисс между интенсивной вспашкой истощенных полей и полным их забвением.
Или что-то в этом роде.
Как бы там ни было, мысль относительно будущего рассказа о вселенной Гипериона еще не успела стать перенасыщенным раствором (что необходимо, чтобы начать писать), как со мной связался продюсер «Звездного пути» и предложил написать эпизод для серии о «Вояджере». На меня уже и до того выходили люди из этого проекта, и я был вынужден просить прощение за отказ даже обсуждать такие варианты из-за горящих сроков романа или сценария, над которым я в тот момент работал, или же под любым другим предлогом.
Обо мне было известно, что я всегда готов публично высказать что-нибудь неприятное по поводу вселенной «Звездного пути». Один раз, например, выступая с речью почетного гостя, я обозвал «Следующее поколение» из «Звездного пути» «Кастрированным поколением», в другой раз заявил в интервью, что в столь популярных изображениях будущего Джином Родденберри я вижу по сути дела фашизм. Очевидно, продюсеры простили мне эти комментарии. Или — что гораздо более вероятно — никому из занятых в проекте «Звездный путь» они не попались на глаза. Как бы то ни было, меня пригласили в Лос-Анджелес «дать подачу» (выражение, которое я просто обожаю за его неотъемлемую бессодержательность) для новой программы «Звездный путь: Вояджер». Когда я ответил, что у меня нет времени на поездку, мне предложили сделать это по телефону.
Тем временем мне прислали томов этак десять материалов по «Звездному пути» — «Библию» этой серии, технические руководства, описания персонажей, обзор прошедших и будущих эпизодов, схемы и планы «Вояджера» — все, что можно было придумать. Должен признать, все это я пролистывал не без удовольствия, особенно «научные обоснования» всех фантастических примочек вроде транспортера или уорп-драйва. Отчасти это и привлекает к «Звездному пути» — всем «Звездным путям»: сложный мир со своими законами и ограничениями, со своими структурами, лишь поверхностно доступными наблюдателю. Думаю, именно это и служит пищей для обильных домыслов и фантазий любого рода, будь то гомоэротические истории про персонажей в фэнских журналах или же бесчисленные игры-сиквелы.
Да, так вот, мне позвонил продюсер и назначил дату, хотя я, честно говоря, начисто забыл о грядущей «подаче».
— В сущности, — заявил я, — мне бы хотелось написать сценарий не такой, в котором команда «Вояджера» в надцатый раз упускает шанс вернуться домой, а наоборот — получает возможность выбраться из своего дурацкого корабля.
— Ага, ага, — отозвался продюсер. — А что вы имеете в виду?
— То, что хотя аппаратура у них все круче, и голодеки, и все прочее, но сами персонажи запечатаны в консервной банке, — объяснил я. — Эти ребята годами, целыми годами мотаются по коридорам и турболифтам приевшегося постмодернистского мостика. А личные каюты у них похожи на номера в «Холидей-инн-экспресс». Что, если дать им шанс навеки покинуть корабль и уйти в космос?
— Ага, ага, — произнес продюсер. — Давайте дальше.
— Жокей, — сказал я, подхватив уже вирус «подачи», разогретый чудесами собственного воображения. — Допустим, «Вояджер» вынужден выйти из искривленного пространства и заглянуть на какую-нибудь планетную систему, чтобы пополнить запас кристаллов дилития, или отскрести с корпуса налет антиматерии, или набрать пресной воды — в общем, какая угодно дурацкая причина из тех, по которым они у вас всегда уходят в сторону и находят приключения на собственную задницу.
— Ага, ага. Давайте дальше.
— Но тут они попадают не в систему солнечного типа, а в систему двойной звезды с красным гигантом и звездой класса G, и…
Меня повело излагать блестящую идею орбитального леса, созданного космическими растениями, которые приспособились к глубокому вакууму, породили бабочек с магнитными крыльями сотни километров размахом, эти бабочки умеют улавливать солнечный ветер, джигитовать на волнах космической магнитосферы, как птицы над фронтом урагана. Я говорил о гигантских программируемых пожирающих машинах, проходящих раз в неимоверное количество лет по далеким эллиптическим орбитам от звезды класса G к красному гиганту и обратно, пожирая леса, где обитают космические бабочки. Я рассказывал, откуда можно взять основную «пружину» произведения: как эти бабочки предлагают команде «Вояджера» — в обмен на взрыв одной из пожирающих машин с помощью фотонной торпеды — нанотехнологию, которая может приспособить членов экипажа к условиям глубокого космоса, вытащить их на свободу из «прозябания в консервной банке», дать возможность странствовать между мирами подобно перелетным птицам. Некоторые из членов экипажа не могут не захотеть обрести эту свободу, и капитан Как-Ее-Бишь должна будет провести черту на песке, решая, кто улетит, а кто останется…
— Ага, ага, — вежливо перебил меня продюсер. — Извините, можно вопрос?
— Да-да, конечно.
— Что это за штука такая — система двойной звезды?
Ну, блин…
Отвергнута моя «подача» была не столько по астрономическим причинам, сколько из-за беспокойства по поводу бюджета съемок данного эпизода. Когда я указал, что астральные бабочки обойдутся не слишком дорого — хлопающие крылья на фоне обычных цифровых изображений планет, — мне напомнили, что когда бабочки посетят корабль, должны они выглядеть… в общем… инопланетянами. В «Звездном пути» инопланетяне представлены актерами-людьми с большими бровями, накладными носами, перкекрученными шеями или всем этим реквизитом. А я предлагаю вот таких огромных и насекомоподобных… созданий.
Расстались мы друзьями.
Должен признать, что испытал некоторое облегчение. Это семечко идеи мне никогда не хотелось по-настоящему видеть эпизодом «Звездного пути». И уж если бы меня наняли писать эту чертову штуку, я бы точно попытался заставить подавляющее большинство членов команды смыться в бабочки, и пусть себе капитан миссис Коламбо останется стоять руки в боки, и еще несколько главных «звездных путников» застрянут с ней в этой консервной банке, а остальная команда почти в полном составе будет резвиться вокруг улетающего корабля, провожая его из планетной системы.
Теперь перескочим на несколько месяцев вперед, когда Роберт Силверберг предложил мне написать что-нибудь для готовящейся антологии, «Далеких горизонтов». Боб рассматривал эту книгу как продолжение своей антологии бестселлеров «Легенды», в которой авторы фэнтези возвращаются к своим излюбленным мирам, радуя нас оригинальными историями. Он приглашал авторов НФ, создателей мегаэпосов, на бумагу для которых сводились леса, оживить рожденные ими миры, и среди прочих писателей были Урсула Ле Гуин с мирами Экумены, Джо Холдеман со своей Сепаратной Войной; Скотту Карду предстояло эксгумировать Эндера, Дэвид Брин возрождал чудеса вселенной Возвышения, Фредерик Пол снова возвращал нас в мир хичи, и так далее. У меня не так уж много правил, диктующих мне профессиональные решения, но среди них есть одно: не отвергать предложений ввести меня в пантеон богов. Так что я согласился.
Труднее всего оказалось втиснуть около миллиона слов «Песен Гипериона» в «не более 1000 слов», отведенных на предисловие к рассказу. А рассказом этим был, разумеется, «Сироты Спирали»; и мои космические бабочки, мои падшие ангелы глубокого вакуума стали тем, чем были в начале: мутировавшими людьми — Бродягами из четырех книг «Гипериона».
Рассказ был принят. И напечатан. И это было хорошо. (Если закрыть глаза на то, что в списке аннотаций на последней странице бумажной обложки меня назвали «Дэвид Симмонс» вопреки моим непрерывным хныканьям, жалобам и робким вялым возражениям, обращенным к издателям, которые, как оказывается, являются моими же редакторами и издателями в «Харпер Коллинз». Может быть, они (вместе с Бобом) хотели мне этим что-то сказать.)
Вот так это было. Такова история появления…
Стоп, погодите. Главное забыл.
Как вышло, что из-за «Сирот Спирали» я пропустил Девятый Ежегодный Водяной Бой на Линкольн-стрит.
Вскоре после выхода «Далеких горизонтов» мне позвонил Чарльз Браун из «Локуса» и сообщил, что «Сироты» получили ежегодную премию читателей «Локуса» за лучшее произведение малой формы. Я получил уже не одну премию читательских симпатий, и должен сказать, что для меня это очень важно… Дело в том, что к премии придается бесплатная годовая подписка на «Локус», а моей целью было и остается постоянно получать этот журнал, ничего за него не платя. (И цели этой я достиг бы, надо сказать, если бы не узколобая политика редакции, дающей бесплатную подписку всего на один год, даже если автор получил приз более чем в одной номинации года.)
Таким образом, Чарльз меня проинформировал о премии приблизительно тогда, когда меня пригласили на конгресс на Гавайях — «Вестеркорн 53» в Гонолулу, 1–4 июля 2000 года, и я приглашение принял (что со мной случается редко — обычно я на конгрессы НФ не езжу из-за графика работы и сроков сдачи).
— Не поняла? — сказала мне моя жена Карен. — Тебя не будет Четвертого июля?
Моя дочь высказалась еще короче:
— Па, ты спятил?
Дело в том, видите ли, что мы живем в старом приятном районе не слишком крупного городка у Передового хребта в Колорадо, недалеко от Боулдера, и несколько лет назад, в девяносто втором, мы с Джейн — под влиянием момента — нарисовали и размножили комикс-афишку, в которой все желающие приглашались в наш квартал на Линкольн-стрит ровно в полдень Дня Независимости, на середину улицы, с водяными шарами, водяными пистолетами, шлангами, ведрами или брызгалками любого иного вида, дабы принять участие в Водяном Бое на Линкольн-стрит. «Приходи, а то просохнешь!» — гласила наша афишка. В первый год явились человек двадцать пять, и успех был потрясающий — мы кидались налитыми водой шариками, поливая друзей и соседей не менее часа, пока не свалились от усталости.
К двухтысячному число участников Водяного Боя на Линкольн-стрит выросло до семидесяти пяти. Люди откладывали поездки, чтобы принять участие в ВОДЯНОМ БОЕ. Возраст бойцов был от трех до восьмидесяти трех лет. С ударом часов в полдень Четвертого июля в воздух взлетают тысячи водяных шаров (ага, мы построили для них катапульты), воздух наполняется галлонами воды, надуваются шланги высокого давления и опрокидываются ведра размером с гондолу. Никто не хочет пропускать ВОДЯНОЙ БОЙ.
И программа праздника сильно расширилась по сравнению с девяносто первым годом. После водяного боя народ обсыхает и идет во двор местной Центральной школы, где я одиннадцать лет учил шестиклассников, и начинается долгая и веселая игра в софтбол, и опять же участвуют все, от детишек до стариков, а городской оркестр в Томсон-парке на той стороне улицы непрерывно играет марши. Ближе к вечеру соседи и друзья собираются на барбекю, раскачивая заднюю или переднюю веранду, на которой оно организуется. Где-то к девяти вечера люди расходятся — в основном на близлежащее поле для гольфа, откуда хорошо виден фейерверк с игровой площадки на холме.
— Ты действительно собираешься пропустить Водяной Бой? — спросила Карен.
Но я уже обещал явиться на конгресс. И явился. На Гавайях мне было хорошо. Меня радовали встречи и споры с фэнами и коллегами. Я получил удовольствие от бесед с моими редакторами и издателем из «Харпер Коллинз», которые тоже приехали. («Дэн меня зовут, — повторил я не один раз, — Дэн, а не Дэвид…» — и все без толку.) Мне нравилось болтаться просто так с Чарли и народом из «Локуса». И премию получить тоже было приятно.
Но четвертого я улетел на материк и застал уже только намеки на фейерверк, увиденные из левого иллюминатора над крылом, когда летел над Сан-Франциско; прибыл в денверский аэропорт в полночь и ехал домой сквозь мрак и в настроении столь же мрачном. Я знал, что утром увижу залитые водой дворы, ведра и водяные пистолеты на террасах, висящие на палках купальники и футболки, промокшие кроссовки на ступенях, мелкие обрывки на траве от десяти тысяч лопнувших водяных шаров, незамеченные во время уборки после боя, и нашу псину Ферджи породы пемброук-уэлш-корги, которая лежит на крыльце, выпятив пузо (она считает своим долгом попить из каждого шланга), а на морде у нее сияет блудливая улыбка послепраздничного удовлетворения.
Надеюсь, что «Сироты Спирали» вам понравятся. Мне было приятно вернуться в мир Гипериона и посмотреть, что сталось с некоторыми из Бродяг и народом Спирали. И хочется думать, что вам тоже будет приятно взглянуть, что было, так сказать, «после Гипериона». Признаюсь, что у меня задуманы на будущее еще кое-какие короткие вещи, связанные с миром Гипериона. Но если они, часом, получат какую угодно премию, которая будет вручаться Четвертого июля, — на меня прошу не рассчитывать.
Летом две тысячи первого, незадолго до сего дня, когда я пишу это предисловие, произошел Десятый и Лучший Водяной Бой на Линкольн-стрит. Пришел весь город. Сухих не наблюдалось. В тот же день игра в софтбол тянулась часами, на счет всем было наплевать, а в парке наяривал оркестр. Таких барбекю старожилы не упомнят, а фейерверк был великолепен, как никогда.
Видите ли, чем старше человек, тем более необходимо ему определить свои приоритеты. Я это сделал. Литература и путешествия, слава и хвалебный хор критиков — все это важно, не спорю, но не стоит Водяного Боя на Линкольн-стрит.
Никак не стоит.
Дэн Симмонс
