Глава 31

— Впечатляет, — проговорил А.Беттик.

Я бы, наверно, выразился иначе, но в тот момент у меня просто не нашлось слов. Я крутил головой, пытаясь собраться с мыслями. Итак, мы уже не среди джунглей и не на реке и тонуть уже не тонем. (Сколько «не»!)

Плот ловко перепрыгивал с волны на волну; несмотря на то что вода захлестывала палубу, наше средство передвижения уверенно держалось на плаву. Я встал на колени, зачерпнул в пригоршню воды и осторожно попробовал на вкус, после чего надолго приник губами к фляжке. Здешняя вода была солонее даже той, которой полны моря Гипериона.

— Ух ты, — пробормотала Энея. Должно быть, она разумела луны. Три громадных оранжевых диска и впрямь производили внушительное впечатление, причем центральный был настолько огромен, что, поднявшись над водой ровно наполовину, заслонил собою горизонт. На фоне этой громадины Энея выглядела совсем крохотной. Я закрепил руль и присоединился к своим спутникам. Плот покачивало, и, чтобы не упасть, мы все трое держались за шест, на котором по-прежнему болталась рубашка А.Беттика, отливавшая белым в свете звезд.

Я перестал разыгрывать из себя бывалого мореплавателя и окинул небеса взглядом пастуха. Созвездий, к которым я привык с детства — Лебедя, Близняшек, «Ковчегов» и Главной Базы, — видно не было (или, может, я не узнал их исказившиеся очертания). Однако Млечный Путь никуда не делся: извилистое галактическое шоссе протянулось от горизонта к горизонту, уходя в неведомые дали. Звезды в нем сверкали неожиданно ярко, хотя должны были бы потускнеть в свете лун (ведь тускнели же звезды в сиянии не слишком крупной луны, что вращалась вокруг Старой Земли). Очевидно, атмосфера на планете была довольно разреженной; к тому же искусственного освещения не было и в помине. Этим и объяснялось великолепие небес. Жутко представить, что творится на здешнем небе в безлунные ночи.

Интересно, куда нас занесло?

— Корабль, — проговорил я в комлог, — ты меня слышишь?

— С вами говорит дистанционный модуль. — Признаться, я не ожидал, что корабль откликнется. — Чем могу помочь, месье Эндимион?

Мои спутники уставились на комлог.

— Значит, я говорю не с кораблем?

— Прямая связь с бортовым компьютером невозможна, — объявил механический голос. — Контакт прервался в тот момент, когда вы прошли через нуль-портал. Однако дистанционный модуль имеет аудио— и видеодатчики.

— Ты можешь сказать, где мы находимся?

— Минуточку. Приподнимите, пожалуйста, комлог. Благодарю. Мне нужно сделать снимок неба и сопоставить его со звездной картой и исходными координатами.

Модуль углубился в подсчеты.

— Мне кажется, я знаю, куда мы попали, — произнес А.Беттик.

У меня тоже были на сей счет кое-какие соображения, но я не стал торопиться.

— Очень похоже на планету под названием Безбрежное Море, — продолжал андроид. — Когда-то она входила в Сеть, а ныне подчиняется Ордену.

Энея, молча наблюдавшая за восходом лун, не проронила ни слова. Лицо девочки выражало восторг. Я понял вдруг, что различаю рыжевато-коричневые облака, бегущие над темной поверхностью самой большой луны, а присмотревшись, разглядел долину с многочисленными ответвлениями, следы лавовых потоков и нечто вроде громадного ледника, уловил намек на горный кряж. Мне вспомнились голографические изображения Марса, каким тот был до терраформирования.

— У Безбрежного Моря как раз три луны. Впрочем, планета сама является спутником гиганта размерами с Юпитер.

— А луны вон такие? — Я ткнул пальцем в сторону оранжевых дисков.

— Именно такие, — отозвался андроид. — Я видел снимки… В эпоху Гегемонии на Безбрежном Море трудились роботы, добывавшие полезные ископаемые.

— Я с тобой согласен, это очень похоже на Безбрежное Море. Мне доводилось слышать рассказы охотников, которые расхваливали здешнюю рыбалку. Они утверждали, что тут водится некая разновидность головоногих, достигающая в длину сотни метров. Эта тварь питает слабость к рыбацким судам…

Я замолчал. Мы все трое уставились на темную воду. Тишину нарушил голос комлога:

— Готово! Результат моих вычислений в точности совпадает с координатами! Вы находитесь на спутнике планеты в системе Семидесятой Змееносца альфа, в двадцати семи целых девяти десятых световых лет от Гипериона, в шестнадцати целых восьмидесяти двух сотых световых лет от Старой Земли. Это двойная система, расстояние до альфы Змееносца составляет ноль целых шестьдесят четыре сотых астрономической единицы, а до беты восемь целых девять десятых. Поскольку здесь имеется атмосфера и обнаружена вода, логично предположить, что вы находитесь на втором по счету спутнике планеты, известном во времена Гегемонии под названием Безбрежное Море.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Что касается координат…

— Потом, — перебил я, выключая комлог.

А.Беттик снял с шеста рубашку и надел ее на себя. Дул сильный ветер, было совсем не жарко. Я достал из вещмешка свой терможилет, спутники последовали моему примеру. А невероятных размеров оранжевая луна продолжала подниматься в усыпанное звездами небо.

«Путешествие по Безбрежному Морю, — говорилось в «Путеводителе по мирам Великой Сети», — представляет собой непродолжительную, но приятную интерлюдию между другими, более приспособленными для отдыха и развлечений мирами. — Мы сгрудились у очага и читали при свете единственного уцелевшего во время бури фонаря. Впрочем, необходимости в фонаре не было, поскольку свет трех лун успешно разгонял ночную тьму. — Фиолетовый цвет воды вызван наличием в ней особой разновидности фитопланктона и никак не связан с разреженностью атмосферы, которой объясняются прекрасные закаты. Расстояние между порталами на планете составляет около пяти километров — этого вполне достаточно для большинства путешественников, — и приблизительно посредине располагается знаменитый на всю Сеть Аквариум и Гриль-Бар Гаса. Не упустите возможности попробовать жаркое из морских обитателей, суп из гектонога и замечательное вино из желтых водорослей. С одной из множества террас на Океанской Платформе Гаса вы можете понаблюдать за великолепным закатом и еще более великолепным восходом лун. Планета известна тем, что на ней нет ни клочка суши, а в океане обитают агрессивные формы жизни (к примеру, «левиафан с пламенной пастью»); тем не менее беспокоиться не стоит — экскурсионный катер пройдет по «коридору безопасности» между порталами в сопровождении боевых кораблей. У путешественника, побывавшего на Безбрежном Море и заглянувшего в Гриль-Бар Гаса, останутся только хорошие воспоминания. (Примечание: в случае плохой погоды или усиления агрессивности фауны путешествие на Безбрежное Море может не состояться. Возможно, вы посетите планету в следующий раз.)».

И все. Я вернул книгу А.Беттику, выключил фонарь, перебрался на нос и стал изучать горизонт через прибор ночного видения.

— Вранье. Видимость километров двадцать пять, а второго портала что-то не заметно.

— Быть может, его передвинули, — предположил А.Беттик.

— Или он затонул, — прибавила Энея.

— Очень смешно. — Я снял прибор и вновь подсел к нагревательному кубу.

— Вполне возможно, что здесь, как и на других мирах, существуют два отрезка реки — один короче, а другой длиннее, — сказал андроид.

— Если так, мы почему-то все время оказываемся на длинных отрезках.

Хотелось есть, поэтому мы взялись за готовку. После бури, которую мы выдержали на реке, аппетит у всех разыгрался настолько, что его не смогли утолить ни хлопья, ни тосты с кофе.

Мы скоро привыкли к размеренному покачиванию плота и заодно убедились, что морской болезни никто из нас не подвержен. После второй чашки кофе я почувствовал себя лучше. Признаться, описание планеты в «Путеводителе» возбудило мое любопытство, хотя мне не слишком понравилось упоминание о «левиафане с пламенной пастью».

— Я вижу, ты доволен? — спросила Энея, когда мы остались вдвоем — А.Беттик отправился к рулю.

— Пожалуй, да.

— Почему?

— Приключение. — Я развел руками. — Вдобавок никто не пострадал…

— Если бы не портал, мы бы наверняка утонули, — заметила девочка.

— Может быть.

— Что ты чувствуешь? — Судя по тону, Энее действительно было интересно.

— Мне всегда нравилось путешествовать. Убегать от рутины. Знаешь, природа дает ощутить… как бы поточнее выразиться… связь с чем-то более значительным… — Я умолк, сообразив, что моя последняя фраза сильно смахивает на цитату из проповеди какого-нибудь правоверного дзенгностика.

— Мой отец когда-то написал поэму. — Девочка придвинулась поближе. — Не он сам, естественно, а тот древний поэт, клоном которого был кибрид… В этой поэме он выразил свои чувства… — Прежде чем я успел задать вопрос, она продолжила: — Он был молод, моложе, чем ты, и его философия кажется довольно неглубокой, но в своей поэме он попытался описать ступени, по которым человек приближается к слиянию со вселенной. В одном письме он уподобил эти ступени «делениям на шкале наслаждения».

Честно говоря, я слегка опешил. Мне еще не доводилось слышать, чтобы Энея рассуждала о столь серьезных вещах, а в словах насчет «шкалы наслаждения» чудилась некая скабрезность.

— Отец считал, что первой ступенью является «близость с естеством», — продолжала девочка. Я заметил, что А.Беттик прислушивается к нашему разговору. — Под этим он разумел творчество, отклик на чудеса природы — в общем, то, о чем говоришь ты.

Я потер щеку, густо поросшую щетиной. Если не побриться в ближайшие дни, у меня отрастет борода.

— Поэзия и музыка были для него такими откликами. Он говорил, что это ошибочный, но чисто человеческий путь к единению со вселенной, что природа порождает в нас энергию созидать. Истину и воображение он воспринимал как равноценные вещи. Помнится, в письме он выразился так: «Воображение можно уподобить сну Адама: он пробудился и увидел, что все это — правда».

— Погоди, я что-то запутался. Отсюда следует, что вымысел реальнее истины?

Энея покачала головой:

— Не думаю. В той поэме, о которой я упоминала, есть гимн Пану.

Ты отворяешь двери, ужасая
Безмерным знаньем неземных пучин.

Девочка подула на чай.

— Для отца Пан олицетворял воображение… в особенности романтическое воображение. — Она поднесла чашку к губам. — Рауль, а тебе известно, что Пан в определенном смысле является предшественником Христа?

Я моргнул. Неужели две ночи назад та же девочка просила рассказать ей историю с привидениями?

— Христа? — переспросил я, невольно поморщившись (сказывалось воспитание — в словах Энеи мне послышалось нечто кощунственное).

Девочка пригубила чай, затем вскинула голову и взглянула на небо.

— Отец считал, что люди, которые слышат природу, наделены романтическим, «паническим» воображением. — Она обняла левой рукой колени и процитировала:

Останься необорною твердыней
Высоким душам, жаждущим пустыни,
Что в небо рвутся, в бесконечный путь,
Питая разум свой, — закваской будь,
Которая тупой земли скудель
Легко преобразует в колыбель, —
Будь символом величия природы,
Небесной твердью осенившей воды,
Стихией будь, летучею, воздушной, —
Не будь ничем иным!

Некоторое время все молчали. Я, можно сказать, вырос на поэзии — на грубых пастушеских балладах, «Песнях» Мартина Силена, «Садовом эпосе», где рассказывалось о приключениях юных Тихо и Гли и кентавра Рауля — и сызмальства привык слушать стихи под звездным небом. Впрочем, большинство стихотворений, которые я знал и любил, были куда проще отрывка, прочитанного Энеей.

— Значит, вот как твой отец представлял себе счастье? — спросил я наконец, нарушив молчание.

Энея тряхнула головой.

— Вовсе нет, — ответила она. — Это всего лишь первая ступень. Чтобы достичь счастья, надо преодолеть две другие.

Девочка закрыла глаза и принялась декламировать ровным мелодичным голосом, но не нараспев, как то в обычае у людей, чья манера читать стихи губит поэзию.

Но и так
Бывает, что ведут за шагом шаг
К овеществленью призраков ночных
Две страсти, два стремленья роковых.
Любовь и дружба — вот их имена,
Им власть над человечеством дана.

Я поглядел на громадный диск луны, исчерченный вихревыми потоками. По оранжевому диску ползли буро-желтые облака.

— Вот как? — Признаться, я был слегка разочарован. — Сначала природа, потом дружба с любовью и все?

— Не совсем. Отец считал, что настоящая дружба между людьми больше, чем умение слышать природу. Но выше всего он ставил любовь.

Я кивнул:

— Церковь учит тому же самому. Возлюби Господа и ближнего своего…

— Угу, — пробормотала Энея, допивая чай. — Отец разумел плотскую любовь. Секс. — Она снова закрыла глаза.

Познал я сладость тайников души.
И страсти, что когда-то сердце жгли,
Все в почву удобреньями легли,
Питая корни древа, чтобы ввысь,
В благоуханье неба вознеслись
Мои плоды.

Я не сразу нашелся, что ответить. Допил кофе, прокашлялся, бросил взгляд на громадную луну и на по-прежнему видимый Млечный Путь и наконец произнес:

— Ты хочешь сказать, что он… э-э… был в курсе? — Мне тут же захотелось дать себе подзатыльник. Девочка наверняка не понимает, о чем речь: она цитирует древнюю поэзию, но с тем же успехом и столь же невинно могла бы цитировать какой-нибудь эротический трактат.

Глаза Энеи сверкали в лунном свете.

— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось моему отцу с его философией.

— Понятно. — Черт возьми, кто такой Горацио?

— Мой отец написал эти строки в молодости. Первая, неудачная поэма… Он хотел описать — точнее, хотел, чтобы узнал его герой-пастух, — сколько всего таится в поэзии, природе, мудрости, в голосах друзей, храбрых поступках, очаровании неведомого и притяжении противоположного пола. Но остановился, так и не добравшись до сути.

— До какой сути? — не понял я. Плот продолжал мерно раскачиваться на волнах.

— Познает смысл вещей и хоть чуть-чуть субстанций, звуков, форм постигнет суть… — прошептала девочка.

Почему эти слова кажутся знакомыми? Какое-то время спустя я вспомнил.

Наш плот медленно плыл сквозь ночь под аккомпанемент волн, плескавшихся об его борта.

Мы проснулись на рассвете. После завтрака я проверил оружие. Философская поэзия — замечательное развлечение при лунном свете, а исправное и заряженное оружие — суровая необходимость.

До сих пор у меня не было возможности пристрелять винтовки, поэтому я, честно говоря, слегка беспокоился. Армейская служба и работа проводником научили Рауля Эндимиона одной простой вещи: чем лучше ты умеешь обращаться со своим оружием, тем больше у тебя шансов уцелеть.

В небе по-прежнему виднелась самая крупная из трех лун, успевшая изрядно потускнеть; теперь к ней добавились два солнца — сначала ослепительная бета, затмившая собой Млечный Путь, а затем альфа, уступавшая размерами звезде Гипериона, но очень яркая. Небо приобрело оттенок ультрамарина, потом сделалось кобальтово-синим. В свете солнц лунная атмосфера превратилась в этакую дымку, скрывшую поверхность спутника. Палило нещадно, мы не знали, куда деваться от жары.

Волны стали выше, однако накатывали равномерно, поэтому мы не испытывали особых неудобств, да и плоту никакие неприятности не угрожали. Как и обещал «Путеводитель», вода сделалась фиолетовой; гребни волн были иссиня-черными, иногда среди них мелькали желтые водоросли, в воздухе летали лиловые пенные брызги. Плот двигался в ту сторону, откуда появились луны и солнца (мы считали, что на восток); оставалось лишь надеяться, что сильное течение в конце концов принесет нас к порталу. Порой начинало казаться, что мы стоим на месте. Тогда кто-нибудь из нас бросал в воду обрывок бумаги или что-либо еще, и все наблюдали, как ветер пытается отобрать добычу у течения. Волны шли с юга на север, а мы, как я уже сказал, старались придерживаться направления на восток.

Сперва я опробовал свой револьвер сорок пятого калибра, предварительно убедившись, что патроны в барабане (не забыть бы перезарядить эту древнюю штуковину, а то в самый неподходящий момент выяснится, что магазин пуст). В качестве мишени я после непродолжительных поисков выбрал пустой пищевой контейнер, который и швырнул в воду.

Когда расстояние между плотом и контейнером составило около пятнадцати метров, я выстрелил. Над плотом словно прогремел гром. Я знал, что подобные револьверы стреляют громко (ими были вооружены многие повстанцы с Ледяного Когтя), но такого грохота никак не ожидал, а потому чуть не выронил оружие. Энея, сидевшая на носу и размышлявшая о чем-то своем, испуганно вскочила; даже всегда невозмутимый андроид и тот подпрыгнул от неожиданности.

— Прошу прощения. — Я стиснул револьвер в ладонях и выстрелил во второй раз.

Расстреляв приблизительно две драгоценные обоймы, я удостоверился, что с пятнадцати метров уж как-нибудь не промахнусь. На большем расстоянии… Будем надеяться, что тот, в кого я выстрелю, испугается грохота и поспешит ретироваться, не дожидаясь, пока я приближусь.

Опустив оружие, я вновь упомянул о том, что оно могло принадлежать Ламии Брон.

— Я уже говорила, что никогда не видела маминого пистолета, — отозвалась Энея.

— Быть может, она одолжила его Консулу, когда тот решил вернуться в Сеть, — предположил я, продувая ствол.

— Нет, — возразил А.Беттик, стоявший у руля.

— Что значит «нет»? — поинтересовался я.

— Я видел оружие мадам Брон на борту «Бенареса», — ответил андроид. — Это был древний пистолет, принадлежавший, по-моему, ее отцу — с перламутровой рукоятью и лазерным прицелом. Стрелял он иглами.

— Понятно. — Жаль, конечно, что мои предположения не оправдались, но ничего страшного. — Надо признать, эта штуковина хорошо сохранилась. — По всей видимости, револьвер хранили в стазисе, иначе он бы просто-напросто развалился от старости. А может, это не настоящий револьвер, а всего лишь точная копия, сделанная по заказу Консула. Впрочем, какая разница? Для кого как; я всегда ощущал, если можно так выразиться, запах истории, исходивший от старинного оружия.

Следом за револьвером я проверил игломет. Чтобы удостовериться, что с ним все в порядке, хватило одного-единственного выстрела. Качавшийся на волнах пищевой контейнер исчез в мгновение ока, осколки разлетелись метров на тридцать. Гребень волны словно срезало. Да, из такого оружия трудно промахнуться, вдобавок оно бьет наповал, почему я его и выбрал. Я поставил игломет на предохранитель и сунул обратно в вещмешок.

С плазменной винтовкой пришлось повозиться. Оптический прицел позволял навести винтовку на что угодно, от очередного пищевого контейнера метрах в тридцати от плота до горизонта, расстояние до которого составляло километров двадцать пять, но если в эффективности оружия в ближнем бою сомневаться не приходилось — я утопил контейнер с первого же выстрела, — то относительно поражения удаленных целей сомнения оставались, и разрешить их не представлялось возможным, поскольку стрелять было не по чему. Теоретически импульсный заряд способен поразить любую цель (не надо делать никаких поправок на ветер или падение пули); в прицел я видел, как выпущенный из винтовки заряд проделал дырку в волне на расстоянии в двадцать километров от плота. Но волны волнами, а цели целями… Я навел оружие на луну, на поверхности которой виднелась увенчанная снежной шапкой гора — скорее это не снег, а замерзший углекислый газ, — и, сам не знаю почему, нажал на спусковой крючок. По сравнению с древним пистолетом винтовка стреляла практически бесшумно: так, обычное негромкое «кхе-кхе». В прицел, естественно, было не разглядеть, попал я или нет, да и следовало принять во внимание вращение небесных тел, но меня удивило бы, если бы выяснилось, что я промахнулся. Бойцы гиперионских сил самообороны на все лады пересказывали историю, случившуюся со швейцарскими гвардейцами: по слухам, те ухитрились однажды сбить вражеских коммандос с расстояния в несколько тысяч километров. Главное, как подтверждает тысячелетний опыт, — первым заметить врага.

Ухватившись за эту мысль, я сказал, после того как проверил напоследок дробовик:

— Нам не мешало бы провести разведку.

— Боишься, что портала может не оказаться на месте? — спросила Энея.

Я пожал плечами:

— В «Путеводителе» сказано, что расстояние между порталами всего пять километров. А мы проделали уже сотню, если не больше.

— Мы полетим на ковре? — Свет местных солнц золотил кожу девочки.

— Вообще-то я собирался воспользоваться левитатором. — Ковер с большей вероятностью засекут на радаре, прибавил я мысленно, а вслух сказал: — И полечу один. Ты останешься с А.Беттиком.

Я достал левитатор, застегнул ремни, стиснул в одной руке плазменную винтовку, а другой прикоснулся к рукояти управления. Ничего не произошло. Неужели местное электромагнитное поле вытворяет такие же штучки, как и гиперионское? Тут мне бросилось в глаза, что индикатор батареи мигает красным. Аккумулятор сел. Замечательно. Очень вовремя.

— Черт! — Я расстегнул ремни и принялся проверять контакты. Спутники молча наблюдали за моими действиями. — Я ведь зарядил его, перед тем как покинуть корабль. Причем зарядил вместе с ковром.

А.Беттик попытался запустить диагностическую программу, но мощности не хватило даже на такую малость.

— Может, попробовать комлог? В него встроена похожая программа.

— Правда? — глупо спросил я.

— Разрешите. — Андроид протянул руку. Я вручил ему браслет.

А.Беттик открыл крошечное отделение, которое я только что заметил, вытащил бусинку-индикатор, за которой тянулся тонюсенький провод, и подсоединил ее к левитатору. Замигали разноцветные огоньки.

— Левитатор поврежден, — сообщил механический голос. — Аккумулятор разрядился приблизительно на двадцать семь часов раньше расчетного времени. Вероятно, повреждены накопительные элементы.

— Здорово! — с горечью проговорил я. — А можно его починить или хотя бы снова зарядить?

— Батарею починить невозможно, — отозвался комлог. — Но в трюме корабля находятся три запасных элемента.

— Какое счастье! — С этими словами я поднял левитатор и швырнул за борт. Он мгновенно исчез под водой.

— Все готово, — сказала Энея, сидевшая скрестив ноги на ковре-самолете, который парил сантиметрах в двадцати над плотом. — Не желаешь прокатиться?

Я не стал спорить — молча сел позади девочки, которая тут же прикоснулась к нитям управления.

С высоты приблизительно пять тысяч метров — мы жадно хватали воздух и цеплялись за края ковра — планета выглядела просто устрашающе. Кроме нашего плота, крохотного черного прямоугольника на лиловой поверхности воды, в бескрайнем море ничего не было. Волны, которые с палубы представлялись чуть ли не штормовыми валами, отсюда были практически не видны.

— По-моему, мы отыскали новую ступень «близости к естеству», о которой писал твой отец, — заметил я.

— Какую именно? — Энея дрожала от холода. На ней были только рубашка с жилетом, неудивительно, что она замерзла.

— Перепугаться до смерти.

Девочка засмеялась. Мне нравилось, как она смеется; даже сейчас, через столько лет, я с удовольствием вспоминаю ее смех — звонкий, мелодичный, доброжелательный… Признаться, я сильно по нему скучаю.

— Надо было остаться на плоту, а на разведку отправить А.Беттика.

— Почему?

— Судя по тому, что он рассказывал, ему вовсе не обязательно дышать, да и перепад давления на него не очень действует.

Энея прижалась ко мне.

— Ты зря так думаешь, — возразила она. — Просто у него такая кожа, которая может, если понадобится, ненадолго сойти за скафандр. А дыхание он умеет задерживать немногим дольше нашего.

— Похоже, ты разбираешься в конструкции андроидов.

— Мне стало интересно, и я спросила у него, — объяснила девочка. Она прикоснулась к нитям управления, и мы полетели на восток.

Честно говоря, мне жутко не хотелось терять из виду плот, тем паче кружить над безбрежным океаном. А вдруг сядет аккумулятор и мы рухнем в воду, где нас поджидает левиафан с пламенной пастью? Впрочем, я запрограммировал инерционный компас, взяв за исходную точку плот; если я не потеряю компас, что маловероятно, поскольку он висит у меня на шее, мы всегда сможем отыскать наше средство передвижения. Тем не менее меня снедали сомнения.

— Давай держаться поблизости от плота.

— Хорошо. — Энея снизила скорость километров до шестидесяти — семидесяти в час и направила ковер вниз. Какое-то время спустя дышать стало легче, заметно потеплело. Под нами расстилалась безбрежная фиолетовая гладь.

— Твои порталы словно играют с нами в прятки.

— Почему мои, Рауль?

— Почему? Так ведь это тебя они… узнают. — Энея промолчала. — Нет, серьезно. Как ты думаешь, есть в наших прыжках из мира в мир какая-то логика?

— Естественно, есть, — отозвалась Энея, смерив меня взглядом. Я молча ждал продолжения. Скорость была невысокой, поэтому силовое поле имело минимальную мощность и ветер так и норовил забраться под одежду и трепал волосы Энеи. — Что ты знаешь о Сети? И о порталах?

Я пожал плечами, потом заметил, что Энея не смотрит в мою сторону, и сказал:

— Порталами управляли ИскИны из Техно-Центра. Церковь и твой дядюшка Мартин, если судить по «Песням», сходятся в том, что ИскИны использовали порталы, чтобы создать нечто вроде гигантского биокомпьютера. Этот компьютер получал импульс всякий раз, когда кто-нибудь из людей входил в портал. Правильно?

— Да.

— Иными словами, когда люди путешествовали по Сети, ИскИны, где бы они ни находились, присасывались к ним точно кровожадные клещи.

— Ты ошибаешься. — Девочка вновь повернулась ко мне. — Разными порталами управляли разные сущности. В «Песнях» упоминается о гражданской войне в Техно-Центре? О войне, первым о которой узнал мой отец?

— Да. — Я закрыл глаза и попытался вспомнить нужные строчки. — В «Песнях» говорится о некоем ИскИне, с которым кибрид Китса беседовал в мегасфере киберпространства.

— А, Уммон, — проговорила девочка. — Его звали Уммон. Мама побывала однажды в мегасфере вместе с отцом… Но лоб в лоб с Уммоном столкнулся мой… э-э… дядя, второй кибрид Китса. Продолжай.

— Зачем? — удивился я. — Тебе, похоже, и так все известно.

— Нет. Когда мы встречались с дядюшкой Мартином, он говорил, что не хочет заканчивать «Песни»… Ты помнишь, какими словами Уммон описывает гражданскую войну в Техно-Центре?

Я снова закрыл глаза и напряг память.

Два века мы размышляли,
затем разделились,
пошли своими путями:
Ортодоксы хотели сохранить симбиоз,
Ренегаты грозили смертью,
Богостроители призывали
дождаться просветления.
Начались размолвки
и разразилась война.

— Для тебя это случилось двести семьдесят с лишним стандартных лет назад, — проговорила Энея. — Перед самым Падением.

— Ну да, — подтвердил я, открывая глаза и тщетно пытаясь различить хоть что-нибудь на фоне фиолетового безбрежья.

— А дядюшка Мартин объясняет, что двигало Ортодоксами, Ренегатами и Богостроителями?

— Более или менее. Понять нелегко, Уммон и прочие ИскИны изъясняются у него коанами.

Энея кивнула:

— Так и было.

— Из «Песней» следует, что ИскИны, известные под именем Ортодоксов, стремились сохранить прежний порядок вещей. То есть они хотели и дальше паразитировать на людях. Ренегаты требовали уничтожить человечество. А Богостроителям, насколько я могу судить, на людей было плевать, лишь бы им не мешали создавать их бога… Как, кстати, они его называли?

— ВР. — Энея сбросила скорость. — Высший Разум.

— Точно. В общем, сплошная эзотерика. Не пойму, какое это имеет отношение к нашим прыжкам… Признаться, я не уверен, что мы найдем портал. — Я не кривил душой: сомнения терзали меня все сильнее. Океан казался поистине безбрежным; даже если течение несет плот в нужном направлении, вероятность того, что мы в конце концов отыщем арку шириной в какую-то сотню метров, представлялась почти нулевой.

— Далеко не всеми порталами управляли Ортодоксы, эти, как ты выразился, кровожадные клещи.

— Да? А кто еще?

— Порталы реки Тетис сконструировали Богостроители. Это был эксперимент, так сказать, попытка заглянуть в Связующую Пропасть. Это выражение ИскИнов. Дядюшка Мартин использовал его в «Песнях»?

— Да. — Мы опустились ниже, ковер парил приблизительно в километре над поверхностью воды, но плота нигде видно не было. — Летим обратно.

— Как скажешь. — Мы сверились с компасом, развернули ковер и направились домой — если можно назвать домом потихоньку разваливающийся плот.

— Никогда не понимал, что такое «Связующая Пропасть». Ясно, что это некое гиперпространство, в котором действовали порталы и прятался Техно-Центр. Но не более того. И потом, разве оно не было уничтожено, когда Мейна Гладстон распорядилась взорвать порталы?

— Связующую Пропасть нельзя уничтожить, — объяснила Энея. Девочка говорила отстраненно, словно размышляя о чем-то своем. — Как ее описывает дядюшка Мартин?

— Планково время и пространство… Точно не помню, но вроде бы там упоминались производные трех основополагающих физических констант — гравитационной, постоянной Планка и скорости света. Если мне не изменяет память, какие-то смехотворно малые единицы пространства и времени.

— Приблизительно десять в минус тридцать пятой степени для пространства, — сказала девочка, слегка увеличивая скорость, — и десять в минус сорок третьей степени для времени.

— Может быть. Я только знаю, что они были чертовски маленькими. Как говорится, меньше комариной задницы… О, прошу прощения.

— Ничего, я и не такое слышала. — Ковер потихоньку забирался все выше. — Важны не столько пространство и время сами по себе, сколько то, что они вплетены в Связующую Пропасть. Отец пытался мне объяснить еще до моего рождения… — Я моргнул. — Тебе известно, что такое планетарная инфосфера?

— Да. Эта хреновина, — я постучал по комлогу, — утверждает, что на Безбрежном Море инфосферы нет.

— Правильно. Однако на большинстве миров Сети они были. А все инфосферы объединялись в мегасферу.

— Пропасть связывала между собой инфосферы, так? Электронное правительство Гегемонии, электронный генштаб ВКС, Альтинг и все прочее — они использовали не только мультилинии, но и мегасферу?

— Да. Мегасфера существовала в иной плоскости мультилинии.

— Этого я не знал. — В мое время никаких мультилиний уже не было.

— Помнишь, какое сообщение пришло по мультилинии последним?

— Помню. — Я в очередной раз закрыл глаза. Но память меня подвела. Мне всегда казалось, что финал «Песней» не представляет особого интереса, поэтому, несмотря на настойчивость бабушки, я так его и не выучил. — Что-то весьма загадочное. Смысл, по-моему, сводился к тому, что хватит валять дурака и пытаться починить то, что невозможно исправить.

— Сообщение гласило: «ВПРЕДЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ДАННОГО КАНАЛА НЕ ПО НАЗНАЧЕНИЮ. ВЫ МЕШАЕТЕ ТЕМ, КТО ПОЛЬЗУЕТСЯ ИМ В СЕРЬЕЗНЫХ ЦЕЛЯХ. ДОСТУП БУДЕТ ВОССТАНОВЛЕН, КОГДА ВЫ ПОЙМЕТЕ, ДЛЯ ЧЕГО ОН».

— Верно. А потом мультилиния взяла и перестала работать. Техно-Центр вырубил ее после того, как отправил сообщение.

— Сообщение отправил не Техно-Центр, — сказала Энея.

Несмотря на то что на небе сияли сразу два солнца, меня бросило в дрожь.

— То есть как? — тупо спросил я. — А кто?

— Хороший вопрос. Когда мой отец рассуждал о метасфере — об информационном пространстве, которое каким-то образом состыковано со Связующей Пропастью, — он обычно говорил, что там водятся львы, медведи и тигры.

— Львы, медведи и тигры, — повторил я. Животные со Старой Земли. По-моему, никому из них не удалось пережить Хиджру. Во всяком случае, ни один экземпляр, даже в виде ДНК, наверняка не покинул Старую Землю до Большой Ошибки, когда планета провалилась в черную дыру.

— Гм… — протянула Энея. — Хотелось бы повидать хотя бы одного… Между прочим, мы на месте.

Я поглядел вниз. В тысяче метров под нами виднелся наш плот, на котором стоял А.Беттик. Андроид вновь снял рубашку, и его голубая кожа блестела на солнце. Он помахал рукой. Мы замахали в ответ.

— Интересно, есть у нас что-нибудь на обед?

— Если нет, завернем в Гриль-Бар Гаса.

Девочка засмеялась и направила ковер вниз.

Вскоре после того, как стемнело, но луны еще не успели взойти, мы увидели на горизонте огни. Все тут же вооружились оптическими устройствами: Энея схватила бинокль, А.Беттик взял прибор ночного видения, а я поднес к глазам лазерный прицел.

— Это не арка, — сказала Энея. — Какая-то большая платформа на сваях.

— А я вижу арку, — сообщил андроид, который глядел чуть в сторону. Мы с девочкой дружно повернулись.

Портал черным клином врезался в Млечный Путь над самым горизонтом. Платформа, на которой мигали маяки для летательных аппаратов и сверкали окна, располагалась на пути к нему.

— Черт, — пробормотал я. — Интересно, что это такое?

— Заведение Гаса? — предположила Энея.

— Думаю, у него теперь другие хозяева. — Я вздохнул. — В последние двести лет наплыв туристов наверняка уменьшился. — Я внимательно изучил платформу в окуляр прицела. — Несколько уровней, какие-то корабли — похоже, рыбацкие суда. Площадка для скиммеров. Кажется, я различаю парочку орнитоптеров.

— Что такое орнитоптер? — спросила девочка, опуская бинокль.

— Летательный аппарат со складными крыльями, мадемуазель Энея, — объяснил А.Беттик. — Очень похожий на насекомое. Во времена Гегемонии они пользовались популярностью, хотя на Гиперионе их почти не было. Если не ошибаюсь, такие аппараты еще называли «стрекозами».

— И называют до сих пор, — прибавил я. — На Гиперионе на них летают вояки Ордена. Я своими глазами видел «стрекозу» на Урсе. — Присмотревшись, я разглядел блистеры, придававшие аппаратам сходство с пучеглазыми насекомыми. — Точно, орнитоптеры.

— Мне представляется, у нас немного шансов проскользнуть незамеченными, — сказал А.Беттик.

— Надо опустить мачту и убрать палатку. Ну-ка, живо.

Мы переделали палатку таким образом, что на правом борту появилось маленькое отделение, скажем так, гигиенического назначения. Разрушать построенное своими руками было жаль, но мы быстро скатали материал. Получился тугой шар размерами с мой кулак. А.Беттик опустил мачту.

— Как насчет руля? — спросил он.

Я посмотрел на весло:

— Пускай остается. Радар его вряд ли засечет.

Энея вновь навела бинокль на платформу.

— Пока нас скрывают волны. Но когда мы подойдем ближе…

— И когда взойдут луны… — присовокупил я.

— А если обогнуть платформу по широкой дуге? — предложил А.Беттик, усаживаясь на корточки у куба.

Я почесал подбородок:

— Я думал воспользоваться левитатором, протащить плот на буксире, но теперь…

— У нас есть ковер, — сказала девочка. Без палатки плот казался неестественно плоским.

— К ковру буксир не привяжешь, — возразил я. — Если только прожечь в нем дырку…

— Будь у нас ремни… — начал было андроид.

— У нас были замечательные ремни, — перебил я. — Теперь они в брюхе здешнего левиафана.

— Можно сделать другие, — продолжал А.Беттик. — Один конец веревки закрепить на плоту, а другой будет держать тот, кто полетит на ковре.

— Замечательно. Между прочим, ковер отлично виден на экране радара. А раз у них там скиммеры и орнитоптеры, они наверняка располагают хотя бы примитивными устройствами слежения.

— Можно вести ковер над волнами, — сказала Энея, — на высоте человеческого роста.

— Можно, конечно. Но если мы и впрямь двинемся в обход, то в темноте до арки никак не доберемся. Проклятие! Все равно что плыть, никуда не сворачивая. Кроме того, от платформы до портала не больше километра. Нас обязательно заметят.

— С чего ты взял, что они наблюдают за порталом? — поинтересовалась девочка.

Я помотал головой. Перед моим мысленным взором вновь возник образ того священника в чине капитана, который поджидал нас у Парвати, а потом у Возрождения-Вектор. Воротник с застежкой сзади поверх черной формы офицера Ордена… Честно говоря, я был наполовину уверен, что этот капитан находится на платформе.

— Какая разница? Даже если они решат, что мы потерпели крушение, и поспешат на помощь… Что ты им скажешь?

— Что мы отправились на прогулку и нас унесло в море. — Энея невесело усмехнулась. — Правильно, Рауль. Думаю, нам целый год придется объяснять, кто мы такие и откуда взялись. Ты говорил, здесь хозяйничает Орден…

— Совершенно верно, — вмешался А.Беттик. — Орден уделяет Безбрежному Морю самое пристальное внимание. Из того, что нам удалось узнать за время пребывания в разрушенном городе, явствует, что Орден пришел сюда не так, кстати, давно, чтобы управлять рыбацкими артелями и приобщить к христианству тех, кто пережил Падение. Когда-то Безбрежное Море было протекторатом Гегемонии; теперь оно полностью перешло под власть Церкви.

— Ничего не скажешь, хорошие новости. — Энея посмотрела на андроида, затем повернулась ко мне. — Есть идеи?

— Может быть. — Я встал. Несмотря на то что до платформы было как минимум полтора десятка километров, мы почему-то разговаривали шепотом. — Чем гадать что да как, я предлагаю слетать на разведку. А вдруг платформой заправляют потомки Гаса, которые привечают местных рыбаков?

Энея фыркнула:

— Знаешь, о чем я подумала, когда заметила огни?

— О чем?

— Что это может быть сортир дядюшки Мартина.

— Прошу прощения? — Андроид явно не понял девочку.

— Мама рассказывала, что, когда Мартин Силен купался в лучах славы, у него был дом с комнатами на разных планетах.

— Кажется, бабушка что-то такое говорила… — Я нахмурился. — Порталы в дверных проемах, верно?

— Угу. Если верить маме, дом дядюшки Мартина стоял сразу на дюжинах миров. На Безбрежном Море у него была ванная. Плавучий док с туалетом. Ни стен, ни потолка…

— Вот что такое единение с природой. — Я окинул взглядом океан и хлопнул себя по бедру. — Ладно, пора лететь, а то еще передумаю.

Никто со мной не спорил, не порывался занять мое место. Если честно, меня это слегка задело. Если бы они попросили, я бы, наверно, уступил.

Я напялил брюки потемнее, надел самый темный свитер, накинул сверху грязно-коричневый жилет. В моих приготовлениях присутствовал некий налет мелодраматичности. «Коммандо идет на войну» — мелькнула шальная мысль. Я отогнал непрошеную гостью, добавил к пистолету на поясе три детонатора и упаковку пластиковой взрывчатки, повесил на шею очки ночного видения, чтобы одновременно не мешались и были всегда под рукой, надел наушники и прикрепил у горла микрофон. Энея взяла вторые наушники, и мы проверили, работает ли прибор. Комлог я вручил А.Беттику.

— Во-первых, от него отражается свет. А во-вторых, с компьютера станется подать голос в самый неподходящий момент.

Андроид понимающе кивнул и положил браслет в нагрудный карман.

— У вас есть план, месье Эндимион?

— Буду действовать по обстоятельствам. — Я приподнял ковер над палубой, прикоснулся к плечу Энеи. Меня словно ударило током. Это случилось уже не в первый раз: разумеется, ни о чем таком я не думал, тем не менее… — Не высовывайся, малышка. Если понадобится помощь, я крикну.

— Не стоит, Рауль, — серьезно проговорила девочка. — Мы все равно ничего не сможем сделать.

— Знаю. Я просто пошутил.

— Глупая шутка. Запомни, — прошептала она, — если тебя не будет с нами, когда плот пройдет через портал, ты останешься здесь.

Я кивнул. Ее слова подействовали на меня гораздо сильнее, чем мысль об опасности, которая может подстерегать на платформе.

— Я вернусь. Судя по силе течение, вы окажетесь у арки через… Как по-твоему, А.Беттик?

— Примерно через час, месье Эндимион.

— Я тоже так думаю. Как раз взойдет самая большая из этих треклятых лун. Постараюсь придумать что-нибудь, чтобы отвлечь парней на платформе.

Вновь погладив Энею по плечу, я кивнул А.Беттику и пустил ковер над водой.

Преодолеть те несколько километров, что отделяли плот от платформы, оказалось не так-то просто, несмотря на яркие звезды. Чтобы меня не заметили, приходилось лететь ниже пенных гребней, а тут требовались особое умение и изрядная доля везения. Я не представлял, что случится, если ковер заденет один из гребней — может, ничего, а может, произойдет замыкание; во всяком случае, выяснять это не хотелось.

Чем ближе я подлетал к платформе, тем больше она становилась. По сравнению с плотом, на котором мы в течение двух суток болтались в здешнем океане, платформа выглядела чудовищно громадной — деревянная, на стальных подпорках, что удерживали ее метрах в пятнадцати над водой… Неужели волны в шторм достигают такой высоты? Если да, нам повезло, что мы не попали в шторм. У причалов стояло пять или шесть рыбацких катеров, на главной палубе сверкали ряды освещенных окон, над которыми возвышались две башенки (одну из них венчало маленькое «блюдце» радара); еще я разглядел три посадочные площадки — с плота мы заметили только одну. На площадках выстроилось с полдюжины орнитоптеров со сложенными крыльями, поблизости от радарной башенки виднелись силуэты двух больших скиммеров.

По дороге я составил замечательный план: устроить диверсию — зря, что ли, я прихватил с собой пластиковую взрывчатку? Она наделает переполоху, особенно если начнется пожар. А я тем временем украду один из орнитоптеров. Если за нами организуют погоню, мы пролетим на нем через портал, если нет — используем в качестве буксира.

Да, план был замечательный, однако в нем присутствовал серьезный изъян: я не имел ни малейшего понятия, как управлять орнитоптером. С героями голодрам, которые я смотрел в театрах Порт-Романтика и в комнате отдыха в казарме сил самообороны, такого никогда не случалось. Они умели управлять всем на свете — скиммерами, ТМП, орнитоптерами, вертолетами, самолетами, космическими кораблями… По всей видимости, я не прошел курс молодого героя; даже если мне удастся забраться в один из летательных аппаратов, я буду сидеть и грызть ногти, тупо уставясь на панель управления, до тех пор, пока за мной не явятся охранники. В эпоху Гегемонии стать героем было намного легче: машины в ту пору были гораздо умнее, поэтому от кандидата не требовалось ровным счетом никаких интеллектуальных усилий. А теперь… Рано или поздно придется, скрепя сердце, признаться товарищам, что я мало на что гожусь. Ну, ходил на барже. Ну, водил на службе армейский грузовик. И, честно говоря, от души порадовался, когда не обнаружил на звездолете Консула рубки со штурвалом.

Ладно, сейчас не время забивать себе голову всякой ерундой. До платформы оставалось несколько сотен метров. Повсюду сверкали огни — зеленые на причалах, красные на посадочных площадках, желтые в окнах. Ого, сколько тут окон! Я решил пролететь под радарной башенкой — с той стороны было темнее, — развернул ковер и направил к платформе по широкой дуге. Потом обернулся, рассчитывая увидеть плот, но не сумел различить его в темноте.

Надеюсь, парни на платформе его тоже не видят. Я слышал мужские голоса и громкий смех. Мне сразу вспомнились не слишком трезвые охотники, прилетавшие на Гиперион пострелять уток, и те олухи, с которыми я служил в силах самообороны.

— Почти на месте, — проговорил я в микрофон.

— Ясно, — прошептала мне в ухо Энея. Мы договорились, что она будет отвечать односложно и сама меня вызывать не станет — если на плоту ничего не случится.

Я разглядел под главной палубой паутину брусьев, балок и трапов. В отличие от залитых светом лестниц и площадок на северной и западной сторонах восточный фасад оставался темным. Должно быть, там располагались служебные уровни. Я выбрал самый темный закуток, посадил ковер, скатал его в рулон и засунул в пространство между двумя балками, а тянувшуюся от ковра веревку перерезал ножом. Внезапно у меня возникло предчувствие, что сегодня я обязательно кого-то зарежу. Бр-р! Ну и фантазия у вас, молодой человек! Если не считать инцидента с месье Херригом, я никогда никого не убивал лицом к лицу и, Бог даст, никогда не убью.

Ступеньки лестницы поскрипывали под ногами, но вряд ли этот скрип был слышен за плеском волн и доносившимся сверху хохотом. Я поднялся на два пролета, отыскал трап, взобравшись по которому, уткнулся в люк и осторожно приподнял крышку, в глубине души ожидая увидеть у себя перед носом дуло винтовки.

Люк находился на посадочной площадке, над которой возвышалась радарная башенка. В двух метрах над собой я различил антенну, черным клином рассекавшую при каждом обороте Млечный Путь.

Я выбрался из люка и направился к башне, кое-как подавив желание ступать на цыпочках. Рядом с башней стояли два скиммера, на той площадке, что располагалась уровнем ниже, размещались орнитоптеры, корпуса которых поблескивали в свете звезд. У меня по спине побежали мурашки, я никак не мог отделаться от ощущения, что за мной следят. Я пришлепнул пластиковую взрывчатку к брюху ближайшего скиммера, установил детонатор — чтобы он сработал, следовало послать радиосигнал, — затем спустился на вторую площадку и проделал там то же самое. Как ни странно, никто не окликнул юного героя Рауля Эндимиона. Я постарался принять небрежный вид, поднялся на верхнюю площадку, подкрался к башенке и рискнул выглянуть из-за угла.

Очередная лесенка. Окна ярко освещены, многие распахнуты настежь. Слышится смех и звон кружек, кто-то пытается петь.

Я сделал глубокий вдох и вышел на палубу, пригибаясь как можно ниже, чтобы меня не заметили из окон. Сердце бешено колотилось. Если кто-нибудь выйдет из двери, он отрежет мне путь к ковру-самолету. Я прикоснулся к рукояти пистолета, что висел в кобуре на поясе, и постарался приободриться. До чего же было бы здорово снова очутиться на плоту! Так, взрывчатку я установил… Что еще? Нет, это не простое любопытство: если на платформе хозяйничают вовсе не вояки Ордена, с какой стати ее взрывать, правильно? Повстанцы, с которыми я сражался на Когте, бомбили все подряд — деревни и казармы сил самообороны, не проводя различия между солдатами и мирным населением. На мой взгляд, так могли поступать только трусы и отъявленные мерзавцы. Ведь бомба убивает всех, кто оказался поблизости; она не смотрит, кто ты — военный или штатский. Разумеется, так ведут себя не герои, а последние идиоты, но я не собирался взрывать заряды, не удостоверившись в том, что это необходимо. Если на платформе рыбаки — мужчины, женщины, а может, и дети, — они нам ничего плохого не сделали.

Медленно, очень медленно, словно пародируя улитку, я выпрямился и заглянул в ближайшее окно. Звон посуды доносился из кухни — точнее, из камбуза (поскольку мы в море, терминология должна быть соответствующей). На камбузе находились с полдюжины молодых мужчин. Формы я не заметил, если, конечно, не считать фартуков и маек. Все дружно мыли посуду. По-видимому, на ужин я опоздал.

Я двинулся вдоль стены, соскользнул по лестнице и подкрался к другому, более протяженному ряду окон. Со своего места я мог видеть, что творится внутри, даже не выпрямляясь. За окнами виднелись столы. Похоже, кают-компания. За столами десятка три мужчин — одних мужчин! — попивали кофе. Некоторые курили эрзац-сигареты. Один, судя по цвету жидкости в стакане, потягивал виски. Мог бы и поделиться, стервец этакий.

На многих были костюмы цвета хаки, но определить, форма это или излюбленный наряд местных рыбаков, не представлялось возможным. Черных мундиров Ордена видно не было. Уже приятно. Быть может, платформа и впрямь служит приютом для рыбаков, отелем, где останавливаются толстосумы с других планет, швыряющие невообразимые суммы ради сомнительного удовольствия подстрелить некую экзотическую живность. Кстати говоря, расплачиваются за удовольствие скорее всего не они, а их друзья и родные (ведь речь идет о космических полетах, которые длятся годами, а тот, кто покоится в фуге, платить, естественно, не в состоянии). Вполне возможно, я кое с кем знаком: здесь они рыболовы, а на Гиперионе были охотниками. Ну да ладно, особого желания возобновить знакомство все равно нет.

Слегка успокоившись, я двинулся дальше, уже не прячась. Охранников видно не было. Может, никакая диверсия и не понадобится? Может, мы просто проплывем мимо платформы и на нас не обратят ни малейшего внимания? Пока они будут пить и смеяться, течение отнесет плот к порталу. Вон она, арка, в паре километров к северо-востоку, едва различимая на фоне звездного неба. Решено: когда мы окажемся рядом с порталом, я специальным сигналом дезактивирую детонаторы.

Свернув за угол, я буквально врезался в человека, стоявшего у стены. Чуть поодаль, у поручня, находились еще двое; один смотрел на север в бинокль ночного видения.

— Эй! — воскликнул тот, на которого я налетел.

— Извините, — пробормотал я. Уж с героями голодрам такого точно не случается.

Те двое, что стояли у поручня, держали в руках иглометы — с тем небрежно-высокомерным видом, который характерен для кадровых военных. Дуло одного игломета повернулось в мою сторону. Человек, в которого я врезался, закурил, потушил спичку, выпустил изо рта дым и смерил меня испепеляющим взглядом.

— Что ты здесь делаешь? — Он выглядел моложе меня: должно быть, двадцать с небольшим стандартных лет; на нем была форма Ордена с лейтенантскими нашивками. По старой привычке, приобретенной в силах самообороны, я чуть было не отдал честь. Говорил лейтенант с сильным акцентом, вот только я не мог определить с каким.

— Вышел освежиться, — брякнул я. Что-то подсказывало мне, что настоящий герой выхватил бы пистолет и уложил всю троицу на месте. Впрочем, голос рассудка советовал даже не думать об этом.

Второй солдат тоже навел на меня игломет и щелкнул предохранителем.

— Ты из группы Клингмана? — продолжал допытываться лейтенант. — Или из «Выдр»? — Из-за акцента последнее слово прозвучало не то как «Выдр», то ли как «дыр». Может, я зря беспокоился? Может, это морской концентрационный лагерь для тех, кто не умеет правильно и красиво изъясняться? Сердце колотилось в груди с такой силой, что я испугался: а вдруг со мной прямо сейчас случится инфаркт?

— Я с Клингманом. — Чем фраза короче, тем лучше. Такой акцент мне все равно не сымитировать, сколько ни старайся.

Лейтенант ткнул пальцем в сторону двери.

— Пьяная свинья! Забыл, что с наступлением темноты комендантский час?

Я кивнул и постарался изобразить раскаяние. Может, они не заметят кобуру под моим жилетом…

— Пошли. — Лейтенант повернулся и направился к двери. Солдаты по-прежнему держали иглометы на изготовку. Если они выстрелят, меня разнесет на столько кусочков, что потом не соберешь.

Следом за лейтенантом я прошел в дверь и очутился в помещении, залитом светом и битком набитом людьми. Столь яркого света и такого количества людей я не видел никогда в жизни.

Глава 32

Они устали умирать. Восемь звездных систем за шестьдесят три дня, восемь ужасных смертей и мучительных воскрешений для каждого. Капитан де Сойя, сержант Грегориус, капрал Ки и стрелок Реттиг устали умирать и воскресать.

Всякий раз, стоило ему прийти в себя после воскрешения, де Сойя вставал перед зеркалом и разглядывал свое обнаженное тело, которое выглядело так, словно с него только что содрали кожу. Капитан осторожно прикасался к крестоформу, который непрерывно менял цвет с красного на лиловый и обратно, смотрел на свои дрожащие руки… В течение нескольких дней он обычно не мог собраться с мыслями, голоса других доносились как бы издалека, капитан с трудом разбирал слова собеседника, будь то адмирал космофлота, губернатор какой-либо планеты или приходской священник.

Де Сойя все чаще предпочитал черной форме Ордена одежду священника — сутану с высоким воротником. На поясе у него висели четки, которых он практически не выпускал из рук: молитвы успокаивали, помогали привести в порядок мысли. Капитану давно перестали сниться сны, в которых Энея была его дочерью, в которых он бродил по Возрождению-Вектор, разыскивая свою сестру Марию. Теперь ему снился Армагеддон — пылающие орбитальные леса, охваченные пламенем миры, лучи нейродеструкторов, утюжащие плодородные долины и оставляющие горы трупов…

Уже после первого прыжка де Сойя понял, что ошибался. В беседе с адмиралом Марусиным он заявил, что за два стандартных года обследует двести планет: три дня на воскрешение, разведка — и новый прыжок. Приблизительно шестьсот стандартных суток, около двухсот добровольных смертей. Но выяснилось, что на деле все обстоит иначе.

Первый прыжок они совершили на ТК-Центр, бывшую административную столицу Великой Сети, объединявшей множество миров Гегемонии. В былые годы на ТКЦ проживали десятки миллиардов человек; планету окружало кольцо орбитальных поселений, куда ходили с поверхности космические лифты. Порталы, река Тетис, Гранд-Конкурс, мультилиния — словом, ТКЦ был центром информационной мегасферы; на нем находилось здание правительства Гегемонии, на нем приняла смерть от рук разъяренной толпы Мейна Гладстон, по приказу которой корабли ВКС уничтожили Сеть. Когда произошло Падение, прекратилась подача энергии, летающие города рухнули наземь. В стоэтажных небоскребах десятки тысяч людей умерли с голоду прежде, чем их успели вывезти на скиммерах спасательные команды, — ведь попасть туда можно было только через порталы или с помощью лифта. Поскольку собственного сельского хозяйства на ТКЦ не было (продукты питания доставлялись с других планет через наземные и космические порталы), вспыхнули голодные бунты, продолжавшиеся пятьдесят местных лет, то бишь тридцать стандартных. Когда они наконец отбушевали, статистика подсчитала, что потери ужасны — миллиарды погибли голодной смертью и пали в кровавых схватках.

В эпоху Гегемонии ТК-Центр был также столицей вольнодумства и разврата. Там приживались только наиболее сибаритские и наиболее жестокие культы — Церковь Последнего Искупления, Церковь Шрайка, которые худо-бедно пользовались популярностью у скучающих, утомленных жизнью обитателей ТКЦ. На самом же деле на протяжении столетий владычества Гегемонии предметом поклонения была для таукитян власть: они стремились к власти, безмерно ее жаждали, а добыв, всячески старались сохранить. Власть была божеством миллиардов, а когда божество кануло в небытие вместе с большинством приверженцев, уцелевшие прокляли власть. Им было не до прежних услад: они трудились на развалинах городов, в тени полуразрушенных небоскребов, распахивали плугами собственного изготовления поросшие сорняками участки земли между бесчисленными шоссе и среди опустевших магазинов Гранд-Конкурса, ловили рыбу в реке Тетис, которую еще недавно бороздили тысячи роскошных яхт и прогулочных катеров.

Иными словами, перемены буквально напрашивались, и когда через шестьдесят стандартных лет после Падения на планете появились миссионеры и солдаты Ордена, обращение нескольких миллиардов обитателей ТКЦ прошло быстро и гладко. Остовы правительственных зданий сровняли с землей, а на их месте, используя камни и сталопласт, из которых они были сложены, воздвигли величественные соборы, куда каждый день приходили возблагодарить Господа толпы новообращенных.

Архиепископ ТКЦ со временем сделался настолько влиятелен, что начало казаться, будто он бросает вызов Святейшему Престолу. Так продолжалось много лет. Наконец могущество архиепископа достигло пределов, выйти за которые означало навлечь на себя гнев Ватикана — эти пределы были установлены в 2978 году от Рождества Христова, или в 126 году после Падения, когда от Церкви отлучили его высокопреосвященство, кардинала Клауса Кроненберга; итак, могущество достигло пределов и далее распространялось уже в установленных рамках.

Все это капитан де Сойя узнал после прыжка от Возрождения-Вектор к ТК-Центру.

На ТКЦ они пробыли восемь дней. Войдя в систему, «Рафаил» отправил на планету опознавательный код; четырнадцать часов спустя состоялось рандеву с кораблями Ордена, которые несли боевое дежурство на орбите. Восемь часов ушло на торможение, еще четыре на то, чтобы доставить тела в столицу ТКЦ, город Сент-Пол. Так прошел первый день.

Лишь спустя четыре дня (техники настояли на том, что капитану и его спутникам необходим дополнительный отдых) де Сойя встретился с архиепископом ТКЦ, ее преосвященством Ахиллой Сильвацкой. Целый день ушел на всякие формальности. Поскольку де Сойя имел при себе папский диск, то бишь обладал, можно сказать, неслыханными полномочиями, местные церковники решили воспользоваться случаем. Через несколько часов капитан получил в общем-то довольно смутное, но достаточное представление о провинциальных интригах и борьбе за власть: архиепископ Сильвацкая могла только мечтать о сане кардинала, ибо после отлучения Кроненберга было установлено, что духовный лидер ТКЦ, желающий остаться на планете, не может подняться выше архиепископа; тем не менее ее влияние в этом секторе галактики превосходило влияние не только многих кардиналов, но и адмиралов космофлота. Судя по всему, Сильвацкая опасалась, что де Сойя прибыл с проверкой.

Впрочем, капитана нимало не затрагивали ни опасения Сильвацкой, ни провинциальные дрязги. Его заботили только нуль-порталы. На пятый день пребывания на планете он наконец-то одолел пятьсот метров, отделявшие собор Святого Петра и дворец архиепископа от реки — точнее, от оправленной в камень речушки, которая когда-то была частью Тетиса.

Громадные арки порталов (инженеры предупреждали, что любая попытка разобрать их может привести к ядерному взрыву) давным-давно затянули хоругвями, чтобы убрать с глаз долой эти ошметки язычества. Канал тянулся вдоль бывшего Дома Правительства и Оленьего парка; расстояние между порталами составляло около двух километров. В сопровождении своих солдат и архиепископа, за которой следовала толпа охранников, капитан приблизился к первому порталу и встал так, чтобы отчетливо видеть второй, с хоругвью, изображавшей страдания святого Петра.

Поскольку этот участок Тетиса находился ныне во владениях ее преосвященства, вдоль канала и на перекинутых через него мостах стояли часовые. Офицеры службы безопасности заверили де Сойю, что порталы бездействуют и никто из них в последние дни не появлялся.

Де Сойя потребовал организовать круглосуточную охрану порталов, установить поблизости камеры, датчики, сигналы тревоги и ловушки. Посовещавшись с архиепископом, представители службы безопасности неохотно согласились. Они явно воспринимали действия капитана как посягательство на их полномочия. Де Сойя не знал, смеяться ему или плакать.

На шестой день капрал Ки подцепил некую загадочную лихорадку и оказался в больнице. Де Сойя решил, что болезнь — побочный эффект воскрешения: ведь каждому из них пришлось пережить немало неприятных минут. День спустя выяснилось, что Ки уже в состоянии самостоятельно передвигаться; капрал умолял де Сойю забрать его из больницы на «Рафаил», и капитан было согласился, но архиепископ Сильвацкая попросила отслужить мессу за Папу Юлия. Отказаться не представлялось возможным, и де Сойя отслужил тем вечером мессу кардиналам в красных сутанах — стоя под гигантским изображением Тройного Венца и Скрещенных Ключей (то же изображение присутствовало и на папском диске), купаясь в ароматах благовоний, под звон колокольцев и пение детского хора, в котором насчитывалось шестьсот человек, простой солдат-священник с Мадре-де-Диос и утонченная Ахилла Сильвацкая совершили таинство Христова распятия и воскрешения. Сержант Грегориус, как обычно, принял причастие из рук капитана, несколько десятков избранных также получили гостию, а три тысячи прихожан молились и благоговейно взирали на происходящее.

На восьмой день «Рафаил» покинул систему ТКЦ, и капитан де Сойя впервые обрадовался неизбежной смерти.

В следующий раз они воскресли на Небесных Вратах. В эпоху Гегемонии эту планету подвергли терраформированию, после чего засадили деревьями, а ныне она почти вернулась к своему первобытному состоянию: смертоносные болота, ядовитая атмосфера, испепеляющее излучение Веги-Прим… Бортовой компьютер «Рафаила» проявил самостоятельность и вывел последовательность миров Сети, которые, по его мнению, следовало проверить (интересно, спросил себя капитан, на чем строились эти расчеты — ведь кто знает, куда ведет портал на Возрождении-Вектор?); какое-то время спустя де Сойя заметил, что они постепенно приближаются к Старой Земле — та находилась менее чем в двенадцати световых годах от ТКЦ и в восьми с хвостиком от Небесных Врат. Неожиданно для себя де Сойя понял, что хотел бы посетить систему Старой Земли, пускай даже самой Земли давно нет, пускай Марс и прочие населенные планеты, спутники и астероиды представляют собой галактические задворки, глухую провинцию, не заслуживающую, как и Мадре-де-Диос, ни малейшего внимания с точки зрения Ордена.

Но на Старой Земле порталов никогда не было; посему де Сойе пришлось обуздать свое любопытство и удовлетвориться тем соображением, что он приблизится к системе Старой Земли настолько, насколько это возможно.

Пребывание на Небесных Вратах также растянулось на восемь дней, но вовсе не из-за внутрицерковных интриг. На орбите находился небольшой воинский гарнизон, охранявший планету, но практически не ступавший на ее поверхность. В былые годы население Небесных Врат составляло четыре миллиона человек, но за двести семьдесят четыре года после Падения оно сократилось до восьмидесяти безумцев, месивших грязь на поверхности: еще до того как Мейна Гладстон приказала взорвать порталы, на Врата обрушились Бродяги, которые уничтожили планетарную сферу сингулярности, стерли с лица земли столицу с ее чудесными садами и разбомбили аэростанции, строившиеся не одно столетие. Со временем почва окислилась и на ней перестало расти что бы то ни было.

На планете вроде бы имелись полезные ископаемые, но солдатам они были не нужны, поэтому редко кто спускался на поверхность. Де Сойе пришлось долго убеждать начальника гарнизона, майора Лима, в необходимости организовать экспедицию. На пятый день пребывания в системе Веги-Прим де Сойя, Грегориус, Ки, Реттиг, лейтенант Бристоль и десяток солдат облачились в скафандры и поднялись на борт челнока, который доставил их к бывшему руслу реки. Порталов не обнаружилось.

— Я полагал, их невозможно уничтожить, — заметил де Сойя. — Техно-Центр сконструировал порталы таким образом, что они способны выдержать что угодно.

— Но ведь их нет, — отозвался лейтенант Бристоль и приказал пилоту возвращаться на орбиту.

Де Сойя отменил приказ и на основании полномочий, которые давал папский диск, потребовал просканировать русло. Вскоре выяснилось, что порталы на месте, километрах в шестнадцати друг от друга, но погребены под стометровым слоем грязи.

— Вы удовлетворены? — поинтересовался у де Сойи по рации майор Лим. — То ли Бродяги постарались, то ли арки завалило оползнями. Это ведь не планета, а сущий ад.

— Может быть. Я хочу, чтобы ваши люди откопали порталы и установили вокруг атмосферные купола. И не забудьте выставить часовых.

— Вы что, спятили? — рявкнул майор. — Прошу прощения, сэр, — добавил он чуть погодя, вспомнив, видимо, о папском диске.

— Напротив, я в здравом уме, — холодно отозвался де Сойя. — У вас семьдесят два часа. Если не уложитесь, майор, пеняйте на себя — следующие три года вам придется провести не на орбите, а на поверхности планеты.

Майор уложился в семьдесят часов. Порталы откопали, установили атмосферные купола и выставили охрану. Что ж, тех, кто путешествует по реке Тетис, ожидает радушный прием: кипящая грязь, ядовитая атмосфера, солдаты в боевых скафандрах с оружием на изготовку… В последнюю ночь на орбите, уже на борту «Рафаила», де Сойя вознес молитву Господу. Ему очень хотелось верить, что Энея не появлялась на Небесных Вратах. Когда раскапывали порталы, никаких костей не нашли, но почва здесь настолько кислая, что моментально разъедает кости…

На девятый день капитан покинул систему Веги-Прим, напоследок строго-настрого наказав майору Лиму наблюдать за порталами, куполов не убирать и быть в будущем повежливее с гостями.

В третьей по счету системе, которую посетил «Рафаил», их никто не ждал. Авизо вошел в систему NGC-26296, передавая опознавательный код, на который не получил ответа. В системе имелось восемь планет, но только одна из них, известная под прозаическим названием NGC-4BIV, была пригодна для жизни. Данные, которыми располагал бортовой компьютер, свидетельствовали, что нуль-порталы на этой планете — не более чем каприз правительства Гегемонии и Техно-Центра. Планету никогда не терраформировали и не пытались колонизировать, лишь осуществили в начале Хиджры посев РНК; Тетис провели сюда, по-видимому, лишь для того, чтобы туристы получили как можно больше впечатлений.

Тем не менее на планете жили люди, которых компьютер «Рафаила» обнаружил, дожидаясь, пока придут в себя после воскрешения члены его экипажа. Насколько мог судить ущербный — по сравнению с настоящими ИскИнами — искусственный интеллект корабля, население планеты составляли биологи, зоологи, туристы и снабженцы, застрявшие на ней во времена Падения и вернувшиеся к первобытному состоянию. Спаривались дикари часто и охотно, однако в джунглях и высокогорных районах планеты обитали от силы несколько тысяч человек. Все объяснялось очень просто: численность населения регулировали хищные животные, появившиеся на поверхности NGC-4BIV благодаря посеву РНК. Человечина считалась у зверья деликатесом.

Пытаясь разыскать порталы, бортовой компьютер едва не перегрелся от напряжения. В памяти хранились только сведения о том, что порталы расположены в северном полушарии, на реке протяженностью шесть тысяч километров. Корабль вышел на орбиту над громадным континентом в северном полушарии и стал фотографировать и сканировать русло реки. К несчастью, на континенте обнаружилось три крупные реки, две из которых текли на восток, а одна на запад; компьютер не сумел определить приоритеты и принял решение просканировать все три, а общая протяженность рек составляла более двадцати тысяч километров.

Короче, когда к исходу третьего дня начали биться сердца членов экипажа, компьютер ощутил нечто вроде электронного эквивалента облегчения.

Стоя перед зеркалом и слушая, как механический голос описывает планету, Федерико де Сойя ощутил отчаяние. Ему захотелось плакать. Он остро завидовал капитанам Стоун, Буле и Хирну, которые охраняли внешние рубежи и, быть может, в эту самую минуту сражались с Бродягами. Господи, у них там наверняка все просто и понятно!

Поговорив с Грегориусом и двумя другими подчиненными, де Сойя внимательно изучил результаты компьютерного анализа, немедленно отверг реку, которая текла на запад, вдалеке от наполненных жизнью джунглей и болот, на том основании, что для Тетиса она не слишком живописна — сплошные каньоны; вторая река не годилась из-за избытка порогов и водопадов. Оставалась третья — широкая и спокойная. В ходе предварительного сканирования обнаружились десятки, если не сотни объектов, напоминавших порталы, — нагромождения камней и тому подобное, но более тщательный осмотр всякий раз разочаровывал.

Порталы нашлись на пятый день. Их разделяло громадное расстояние, но ошибки быть не могло. На всякий случай оставив на борту «Рафаила» капрала Ки, де Сойя лично повел катер к ближайшей из арок.

События разворачивались по сценарию, которого капитан страшился сильнее всего. Как определить, побывала девочка на этой планете или нет? Расстояние между порталами составляло без малого двести километров; кружить на катере над джунглями можно было сколько угодно — выяснить что-либо не представлялось возможным, да и спросить было не у кого.

Катер приземлился на островке неподалеку от первого портала. Де Сойя обсудил положение дел с Грегориусом и Реттигом.

— Их корабль прошел через портал на Возрождении-Вектор три недели назад, — сказал сержант, не вставая с кресла.

— Если они попали в мир вроде этого, — заметил Реттиг, глядя на свой скафандр, напоминавший вторую кожу, — то запросто могли улететь. С какой стати им и дальше двигаться по реке?

— Верно, — согласился де Сойя. — Но я почти уверен, что их корабль поврежден.

— Мы не знаем, насколько сильно, — проговорил Грегориус. — Может, он заделал пробоину или отправился чиниться на базу Бродяг? В конце концов отсюда рукой подать до Окраины.

— А девчонка не могла бросить корабль? — спросил Реттиг.

— Могла. Но мы не знаем даже, вправду ли порталы работают или это какая-то хитрая уловка.

— Смешно, сэр, честное слово. — Грегориус положил руки на колени. — Уж проще найти иголку в стоге сена… Была такая поговорка.

Капитан поглядел в иллюминатор, за которым бесшумно раскачивались на ветру высокие папоротники.

— Мне почему-то кажется, что порталы действуют. И девчонка, уверен, поплывет по реке. Не знаю на чем — может, на том аппарате, на котором улетела из долины Гробниц Времени, может, на плоту или на лодке, но поплывет.

— А что мы делаем здесь? — поинтересовался Реттиг. — Либо девчонка нас опередила, либо… Ждать можно хоть до скончания века. Вот если бы у нас была сотня «архангелов», можно было бы забросить патрули на все миры…

Де Сойя кивнул. В часы молитвы его не раз посещала мысль, насколько все было бы проще, если бы «архангелы» представляли собой обыкновенные авизо с искусственным интеллектом на борту. Такой корабль по прибытии в ту или иную систему передавал бы местным властям послание Ватикана и, даже не тратя времени на торможение, снова уходил бы в гиперпространство. Однако капитан знал, что Церковь запрещает использование настоящих ИскИнов, да и полагаться на местные власти достаточно рискованно. Насколько было известно де Сойе, авизо класса «архангел» насчитывалось всего три — «Михаил», «Гавриил» (на котором к нему прибыли посланцы Святейшего Престола) и «Рафаил». Находясь на орбите Возрождения-Вектор, он думал о том, чтобы послать на поиски девочки другие авизо, но быстро выяснил, что это невозможно: у Ватикана были другие планы относительно «Михаила» и «Гавриила». Умом де Сойя понимал, почему девочку должен искать только он и никто другой. Умом, но не сердцем. Ведь что получается: они потратили без малого три недели на то, чтобы обследовать два мира. Между тем корабль-робот способен облететь двести миров и передать нужное сообщение меньше чем за десять стандартных дней… Тогда как «Рафаилу» с экипажем, при нынешних темпах, потребуется четыре-пять лет. Капитан с трудом подавил желание рассмеяться.

— Будем искать корабль, — проговорил де Сойя. — Если девочка отправилась дальше самостоятельно, их корабль либо куда-то улетел, либо находится на одном из миров Сети.

— Вы сказали «их», сэр, — произнес Грегориус. — По-вашему, девочка не одна?

— Кто-то же помог ей улететь с Гипериона, — ответил де Сойя.

— Может, ей помогали Бродяги? — предположил Реттиг. — Если так, они наверняка на полпути к своему Рою. И девчонку, кстати, могли забрать с собой.

Эту возможность они обсуждали не раз и не два. Де Сойя поднял ладонь, показывая, что разговор окончен.

— Надо искать корабль. Он может навести нас на след девочки.

— Сэр, мы осмотрели джунгли с воздуха. — Грегориус ткнул пальцем в сторону зеленой стены, проступавшей сквозь пелену дождя. — Корабля там нет. Может, вернемся на «Рафаил»? В конце концов, когда попадем в следующую систему, кто вам мешает отправить сюда военный отряд? Пускай охраняют порталы.

— А сколько этот отряд будет добираться? Восемь-девять месяцев, не меньше. — Капитан посмотрел на капли дождя на лобовом стекле катера. — Надо обыскать реку.

— Не понял, сэр, — проговорил Реттиг.

— Если обстоятельства вынуждают бросить корабль, его наверняка постараются спрятать, так?

Швейцарские гвардейцы уставились на своего командира. Де Сойя заметил, что у них дрожат руки. Видимо, еще не до конца пришли в себя после воскрешения.

— Мы просканируем русло реки и близлежащие джунгли, — подытожил капитан.

— На это уйдет целый день, — заметил Реттиг.

— Передайте капралу Ки, пускай запрограммирует радар на сканирование джунглей в пределах двухсот километров от русла в каждую сторону. А мы осмотрим реку. Наш радар слабее, зато территория меньше.

Гвардейцы молча кивнули.

Они обнаружили нечто со второго захода. Крупный металлический объект находился на дне реки, в нескольких километрах от первого портала. Катер завис над находкой, а де Сойя связался с «Рафаилом».

— Капрал, мы тут кое-что нашли. Если понадобится, будьте готовы уничтожить цель по моей команде. Понятно? Только по моей команде.

— Так точно, сэр, — отрапортовал Ки.

Грегориус и Реттиг, взяв необходимое снаряжение, подошли к открытому люку.

— С Богом, — сказал де Сойя.

Сержант прыгнул. Ранцевый двигатель скафандра сработал за мгновение до того, как ноги Грегориуса коснулись воды. В следующую секунду к сержанту присоединился Реттиг. Оба держали оружие на изготовку.

— Вижу цель на тактическом дисплее, — доложил Грегориус.

— Изображение удовлетворительное, — отозвался де Сойя. — Ныряйте.

Гвардейцы исчезли под водой. Де Сойя опустил катер к самой поверхности и включил носовые прожекторы, лучи которых легко проникли сквозь толщу темно-зеленой воды.

— Глубина около восьми метров.

— Есть контакт! — воскликнул сержант.

На видеомониторе возник металлический корпус, вокруг которого сновали рыбы и клубился ил.

— Воздушный шлюз открыт, — продолжал Грегориус. — Судя по размерам, очень может быть, что мы нашли то, что искали. Реттиг останется снаружи. Я пошел внутрь.

Де Сойе захотелось пожелать сержанту удачи, однако он промолчал. Грегориусу наверняка не требуется никаких пожеланий. Капитан положил руку на панель управления плазменной пушкой, которая составляла все вооружение катера.

Картинка на мониторе оставалась прежней, поскольку изображение на нее теперь передавала камера, установленная на скафандре Реттига. Прошла минута-другая. Потом еще столько же. Де Сойя буквально не находил себе места от беспокойства. Ему казалось, что звездолет вот-вот выпрыгнет из воды и устремится ввысь в отчаянной попытке оторваться от погони.

— Реттиг! — окликнул он.

— Здесь, сэр.

— Что у вас там происходит?

— Не могу сказать, сэр. Наверно, корпус блокирует передачу. Подожду минут пять, потом… Я что-то вижу, сэр!

Де Сойя тоже различил на мониторе шлем сержанта Грегориуса, показавшийся из открытого люка. В объектив камеры Реттига угодил луч фонаря, и монитор на мгновение сделался серым.

— Капитан, — донесся бас Грегориуса, — это не тот корабль. Похоже на прогулочную яхту, такие были в прошлом у толстосумов. Знаете небось, они могли летать и плавать.

— Что с ней стряслось? — осведомился де Сойя, переведя дыхание.

На мониторе было видно, как сержант ткнул пальцем вверх и оба гвардейца устремились к поверхности.

— По-моему, ее затопили, сэр. Внутри с десяток скелетов. Может, и побольше. Два детских. Как я уже сказал, эта штука могла летать и плавать, даже под водой; вряд ли они забыли задраить люки… — На глазах у глядевшего в иллюминатор де Сойи две фигуры в боевых скафандрах взмыли над рекой. — Наверно, застряли тут после Падения и решили не мучиться. Я, конечно, могу ошибаться, но…

— Мне кажется, вы правы, сержант, — откликнулся де Сойя. — Возвращайтесь. — Он нажал на кнопку, приводя в действие механизм люка.

В те несколько секунд, которые он еще оставался в одиночестве, капитан успел поднять руку и благословить реку, корабль на дне и тех, кто принял смерть на его борту. Вообще-то Церковь не жалует самоубийц, но Ей известно, что в жизни и в смерти нет ничего постоянного. Точнее, подумалось де Сойе, Церкви, может, и неизвестно, зато он знает наверняка.

* * *

Они установили у каждой из арок датчики движения — девочку приборы, естественно, не остановят, зато сообщат отряду, который де Сойя намеревался прислать на планету, проходил кто-либо через порталы или нет. Затем катер взмыл в небо и какое-то время спустя состыковался с «Рафаилом» над сверкающим лимбом затянутой облаками NGC-4BIV. Корабль тут же начал разгоняться, готовясь к прыжку. Следующим по списку, составленному компьютером, был Мир Барнарда.

Эта планета находилась в непосредственной близости от системы Старой Земли — каких-то шесть световых лет, а потому была колонизирована одной из первых, еще до Хиджры. Капитану подумалось, что он как бы получает возможность заглянуть в прошлое человечества. Впрочем, очнувшись на базе Ордена, в шести астрономических единицах от Мира Барнарда, де Сойя сразу же ощутил разницу. Красный карлик, звезда Мира Барнарда, имела массу приблизительно в пять раз меньше той, какой обладало солнце Старой Земли, а ее спектральная световая эффективность составляла всего 1/2500 солнечной. Мир Барнарда занимал столь высокое место по шкале Сольмева только благодаря тому, что располагался очень близко к своей звезде, в 0,126 астроединицы; к тому же на его терраформирование ушло не столетие и не два. Очутившись на поверхности планеты, де Сойя убедился воочию, что те, кто терраформировал Мир Барнарда, сотворили настоящее чудо.

Планета сильно пострадала во время предшествовавшей Падению атаки Бродяг, а вот само Падение если и сказалось на ней, то лишь в незначительной степени. Во времена Гегемонии она представляла собой разительную противоположность многим другим мирам Сети: развитое сельское хозяйство (здесь выращивали множество культур, завезенных со Старой Земли, — кукурузу, пшеницу, соевые бобы и тому подобное) причудливо сочеталось на ней с большим количеством институтов и колледжей, которыми Мир Барнарда и славился. Эта комбинация сельскохозяйственной глубинки (укладом жизни Мир Барнарда напоминал какой-нибудь крохотный североамериканский городок начала двадцатого столетия) с интеллектуальным центром дала Гегемонии немало замечательных ученых, писателей и мыслителей.

После Падения Мир Барнарда рассчитывал не столько на свой интеллектуальный потенциал, сколько на сельское хозяйство. Орден, прибывший сюда лет пятьдесят спустя, на первых порах столкнулся с ожесточенным сопротивлением. Местные жители не нуждались ни в новом христианстве, ни в Святейшем Престоле на Пасеме. Под власть Ордена планета перешла только в 3061 году от Рождества Христова, через 212 лет после Падения, когда завершилась кровопролитная война между католиками и партизанскими шайками, члены которых называли себя Истинно Верующими.

Как сообщил де Сойе архиепископ Герберт Стерн, большинство колледжей опустело, часть превратили в мужские и женские семинарии. С партизанами в общем и целом удалось покончить, хотя отдельные стычки случались и по сей день — в лесистой горной местности, известной под названием Индюшиный Край.

Река Тетис протекала именно там, и на пятый день пребывания в системе де Сойя вместе со своими спутниками отправился туда в сопровождении шестидесяти солдат и отряда личных телохранителей архиепископа.

Партизаны им не встретились. Река текла по широким долинам, потом ныряла в теснины, прорезала лиственные леса, выросшие из доставленных когда-то со Старой Земли семян, и разливалась наконец по возделанным землям. В основном то были плантации кукурузы, среди которых иногда попадались фермерские домики с хозяйственными постройками. Ничто не предвещало опасности и ничего не произошло.

Воздушные патрули облетели на скиммерах лес, но корабля Энеи не обнаружили. Река же была слишком мелкой, чтобы на ее дне мог спрятаться звездолет. Майор Энди Форд, который командовал солдатами, выразился весьма поэтично: «Самое лучшее место для прогулок на байдарках по эту сторону Шугар-Крик». Кроме того, протяженность реки составляла всего несколько километров. Поскольку на Мире Барнарда имелись современные средства слежения, предположение о том, что корабль девочки мог взлететь незамеченным, отпадало. Из разговоров с фермерами выяснилось, что никакие чужаки в Индюшином Краю в последнее время не появлялись. Начальник гарнизона, архиепископ и местные гражданские власти пообещали де Сойе не спускать глаз с порталов и заверили, что партизаны, буде те объявятся, им не помеха.

На восьмой день де Сойя попрощался со всеми новыми друзьями и покинул Мир Барнарда. «Челнок» доставил капитана на орбиту, где он пересел на факельщик и вскоре очутился на борту «Рафаила». В памяти де Сойи, бросившего прощальный взгляд на планету, запечатлелась идиллическая картина: двойной шпиль величественного собора в городе Сент-Томас, который раньше назывался Буссард-сити.

Теперь дорога вела прочь от Старой Земли. Де Сойя, Грегориус, Ки и Реттиг пришли в себя в системе Лакайль-9352; если Тау Кита лишь казалась невообразимо далекой экипажам первых «ковчегов», то Лакайль-9352 была таковой на самом деле. Очередная задержка объяснялась не бюрократическими проволочками и не теплым приемом. Проблема заключалась в природных условиях. Планета, известная в эпоху Гегемонии как Горечь Сибиату, а позднее переименованная приверженцами Новой Церкви в Неизреченную Благодать, еще в прежние времена едва ли подходила для жизни, а ныне не соответствовала никаким стандартам. Река Тетис когда-то бежала по двенадцатикилометровому пенолитовому туннелю, воздух, в котором поддерживалось приемлемое давление, был пригоден для дыхания. Двести с лишним лет назад туннель обветшал и развалился, вода выкипела при низком давлении, а воздух улетучился в разреженную метаново-аммиачную атмосферу.

Де Сойя не представлял, кому понадобилось включать этот мир в состав Сети. Гарнизона на планете не было, присутствия Церкви тоже не ощущалось, если не считать нескольких священников, которые поддерживали дух глубоко религиозных колонистов, добывавших бокситы и серу. Двое или трое колонистов вняли уговорам де Сойи и согласились отвести капитана к руслу реки.

— Если девчонка выскочила здесь, она должна была умереть на месте, — заметил Грегориус, изучая портал над пересохшим руслом и осколками пенолитовой трубы. Задувал смертоносный ветер, пыль так и норовила проникнуть под скафандры.

— Не обязательно, — возразил де Сойя. Он медленно поднял голову и поглядел на оранжево-желтое небо. Атмосферный скафандр в отличие от боевого значительно затруднял движения. — Корпусу корабля метан с аммиаком не страшен. Кстати, до колонии далеко… Взлетай сколько угодно, никто не заметит.

Седовласый и сутулый проводник в видавшем виды скафандре утвердительно кивнул:

— Верно, святой отец. Некогда нам на звезды-то таращиться, работать надо.

Судя по всему, сюда присылать военный отряд не стоило. Во всяком случае, так считали подчиненные де Сойи.

— Пожалейте парней, сэр, — проговорил Грегориус. — Препоганое местечко, того и гляди задница отвалится. Прошу прощения, святой отец.

Де Сойя отвлеченно кивнул. Они установили у порталов последние из имевшихся на борту «Рафаила» датчики движения: побывали на пяти мирах из двухсот, а запасы уже иссякли. Как ни крути, придется посылать солдат. К боли, которая терзала все тело, и сумятице в мыслях — неизбежным последствиям воскрешения — теперь примешивались сомнение в собственных силах и уныние, переходящее в отчаяние. Капитан чувствовал себя дряхлым, ослепшим от старости котом, которому велели поймать мышь, но который не в состоянии караулить сразу у двухсот норок. Далеко не в первый раз ему остро захотелось очутиться на Окраине — с теми, кто сражается с Бродягами.

Словно догадавшись, о чем думает командир, Грегориус спросил:

— Сэр, а вы заглядывали в тот список планет, который составил компьютер?

— Разумеется, сержант. А что?

— Некоторые из этих планет нам больше не принадлежат. Я имею в виду миры на Окраине. Они ближе к концу списка. На них давным-давно хозяйничают Бродяги, а компьютеру хоть бы хны…

— Знаю, сержант, — устало проговорил де Сойя. — Когда я давал задание компьютеру, то не стал уточнять, какие миры не следует включать в список.

— Восемнадцать планет, — произнес Грегориус с кривой усмешкой. — Как по-вашему, сэр, хорошо нас там встретят?

Де Сойя молча кивнул.

— Сэр, — сказал капрал Ки, — если вы решите обследовать эти планеты, мы с радостью пойдем за вами.

Де Сойя оглядел подчиненных и подумал, что, наверно, требует от них слишком многого.

— Спасибо, ребята. Если не возражаете, решение примем, когда настанет время.

— То есть лет через сто? — уточнил Реттиг.

— Может быть. Ладно, пора отсюда сматываться.

Вскоре «Рафаил» покинул систему Лакайль-9352.

* * *

Не выходя за пределы Задворок (этот сектор был обследован и получил свое название еще до Хиджры), авизо совершил два прыжка к терраформированным планетам, исполнявшим некий изысканный танец на расстоянии в половину светового года между тусклым Эпсилоном Эридана и не менее, если не более тусклым Эпсилоном Индейца.

Евразийский Эксперимент на Омикроне II и Эпсилоне III представлял собой смелую попытку осуществить наяву утопию, добиться совершенства в процессе терраформирования и политического переустройства планеты. Этот эксперимент затеяли в основном неомарксисты, которые норовили укрыться от гонений на враждебных, казалось бы, человеку мирах. Во времена Гегемонии на смену утопиям наяву пришли космические базы и автоматические заправочные станции ВКС, однако благодаря тому, что путь «ковчегов» и спин-звездолетов, направлявшихся когда-то на Окраину, пролегал через системы Эридана и Индейца, две планеты были колонизированы. Именно у них впоследствии потерпел поражение флот Гленнон-Хайта. Орден, привлеченный стратегическим местоположением планет, реконструировал заброшенные базы ВКС и восстановил мало-помалу выходившие из строя терраформационные установки.

Обследование реки Тетис на этих планетах не заняло много времени. Оба участка находились в глубине территорий, на которых размещались военные базы; кругом было столько солдат, что девочка, не говоря уж о корабле, ни за что не смогла бы ускользнуть незамеченной. Де Сойе уже доводилось бывать на Эпсилоне Эридана — по пути на Окраину, — и он знал, что мимо тамошних караулов не прошмыгнет и мышь, но все же решил взглянуть на порталы собственными глазами.

Впрочем, была и другая причина, по которой капитан задержался на Эпсилоне Эридана. Ки с Реттигом пришлось отправить в лазарет. «Рафаил» поставили в док, техники осмотрели бортовой реаниматор и обнаружили в нем серьезные неполадки. На ремонт ушло три стандартных дня.

Теперь можно было надеяться, что успевшие сделаться привычными последствия воскрешения — боль во всем теле, сумятица в мыслях и перепады настроения — если и не исчезнут совсем, то станут существенно слабее.

— Куда вы направляетесь? — спросил отец Дмитрий, священник-реаниматор, неотступно сопровождавший де Сойю на протяжении всего пребывания капитана на планете.

Де Сойя помедлил с ответом. «А почему бы и не сказать?» — подумалось ему.

— На Безбрежное Море. — Это была последняя планета на Задворках Старой Земли, далее шли миры, колонизированные уже после Хиджры. — Отсюда до нее около трех парсеков. Это водный мир, расположенный в паре световых лет от…

— Как же, помню, помню, — проговорил пожилой священник. — Мне довелось побывать на ней десятки лет назад. Я обращал рыбаков-язычников, приводя их в лоно Церкви. — Седовласый отец Дмитрий благословил собеседника. — Капитан де Сойя, молю Господа, чтобы вы нашли то, что ищете.

Едва ли не перед самым отлетом с Безбрежного Моря де Сойя по чистой случайности наткнулся на след.

То был шестьдесят третий день путешествия, второй после воскрешения на орбитальной станции и последний на планете. Роль связного с командованием гарнизона — и одновременно гида — выполнял разговорчивый молодой лейтенант по имени Бэрин Алан Спраул; подобно всем гидам, юнец говорил не умолкая и сообщил де Сойе гораздо больше того, чем капитану хотелось знать. Впрочем, лейтенант оказался неплохим пилотом, что пришлось весьма кстати: де Сойя ни разу в жизни не садился за штурвал орнитоптера.

Летательный аппарат взмыл в воздух и полетел на юг, прочь от плавучего города Сент-Терез; капитан наслаждался положением пассажира.

— Почему порталы стоят так далеко друг от друга? — спросил он.

— Ну, это целая история, — отозвался лейтенант.

Де Сойя перехватил взгляд Грегориуса. Сержант позволял себе улыбаться в открытую только перед боем, но за время, проведенное вместе, де Сойя научился различать мимику Грегориуса. Любой другой человек расхохотался бы, а сержант лишь состроил гримасу.

— Гегемонии почему-то вздумалось построить здесь порталы реки Тетис, хотя уже была и сфера сингулярности, и куча личных порталов… По-моему, бредовая идея. Где это видано, чтобы река текла в океане? Короче, порталы воткнули на пути Срединного Течения, что в общем-то имело смысл — только там и можно встретить левиафанов и прочих тварей. Сплошная экзотика… Правда, возникла одна проблема… — Де Сойя посмотрел на капрала Ки, дремавшего у иллюминатора, сквозь который в салон проникал солнечный свет. — Никто не знал, на чем строить порталы — а они настолько громадные, сэр… Скоро сами увидите. Конечно, есть коралловые рифы, но с ними лучше не связываться, того и гляди уплывут; в океане попадаются плавучие острова, но те тоже не годятся — не выдерживают даже человеческого веса, нога и та сразу проваливается. Вон, сэр, с правого борта как раз такой остров. Знаете, что в конце концов придумали инженеры? Порталы закрепили приблизительно тем же способом, каким мы фиксируем на месте наши города и платформы. Спустили на воду здоровенные площадки — «здоровенные» самое подходящее слово, сэр… Потом забросили в море тяжелые якоря, такие разлапистые, знаете, чтобы уж наверняка зацепились… Вот только до дна далековато. По меньшей мере десять тысяч фатомов. Ничего себе глубинка, верно, сэр? Кстати, на дне обитают всякие странные личности, отдаленные родичи тех, что иногда появляются на поверхности. Жуткие твари, сэр, несколько километров длиной…

— Лейтенант, — перебил де Сойя, — скажите на милость, какое отношение все это имеет к моему вопросу? — Снаружи доносился свист рассекаемого крыльями машины воздуха — высокий, почти на пределе слышимости, буквально уваливавший в сон. Капитан еще держался не в пример похрапывавшему Ки и Реттигу, который сидел задрав ноги и закрыв глаза.

— Потерпите, сэр. — Спраул ухмыльнулся. — Наши платформы и города тоже держатся на якорях, поэтому их местонахождение практически не изменяется, даже во время Большого Прилива. А что касается порталов… Наши приборы отмечают на планете повышенную вулканическую деятельность. Между прочим, сэр, на дне все иначе, нежели на поверхности, уж поверьте. Местные твари порой как сцепятся — только щепки летят… В общем, инженеры придумали вот что: если датчики порталов фиксируют увеличение вулканической активности, то порталы… гм… мигрируют. Пожалуй, это наиболее точное определение, сэр.

— Вы хотите сказать, что расстояние между порталами реки Тетис зависит от вулканической деятельности на дне океана?

— Так точно, сэр. — Улыбка на лице лейтенанта Спраула выражала, по всей видимости, удовольствие и искреннее изумление по поводу того, что офицер космофлота, оказывается, разбирается в подобных вещах. — Кстати, вон один из них. — Лейтенант заложил вираж. Вскоре машина зависла в нескольких метрах над порталом, у подножия которого плескались фиолетовые волны, разбивавшиеся о ржавое металлическое основание арки.

Де Сойя потер подбородок. Он устал до изнеможения; спутники капитана, судя по их виду, чувствовали себя ничуть не лучше. Если бы можно было увеличить срок между воскрешением и смертью…

— Я бы хотел увидеть второй портал.

— Слушаюсь, сэр! — Лейтенант развернул машину и повел ее над волнами. Де Сойя незаметно для себя задремал и очнулся, лишь когда Спраул, не слишком церемонясь, потряс его за плечо. Близился вечер, на фиолетовую поверхность моря падали косые лучи солнца, а черная арка портала отчетливо вырисовывалась на фоне закатного неба.

— Отлично, — проговорил капитан. — Сканирование продолжается?

— Так точно, сэр, — отозвался пилот. — Мне сообщили, что техники увеличили радиус сканирования, но пока не обнаружили ничего, кроме нескольких левиафанов. Кстати, теперь к нам валом повалят рыбаки.

— Насколько я понимаю, сэр, — подал голос Грегориус, сидевший рядом с лейтенантом, — рыбаков тут много.

— Вы правы, сержант. — Спраул искоса поглядел на чернокожего гиганта. — Если не считать добычи водорослей, рыба — наш основной источник доходов.

Де Сойя ткнул пальцем в сторону платформы, находившейся в нескольких километрах от портала.

— Очередной приют рыбаков? — Капитану вспомнился день, который он провел вместе с начальником местного гарнизона, разбирая доклады с таких вот платформ. Ни в одном докладе не упоминалось ни о корабле, ни о девочке, хотя на Безбрежном Море подобные платформы попадались едва ли не на каждом шагу. Уж кто-то должен был заметить звездолет…

— Он самый, сэр. Подлететь поближе или не стоит?

Де Сойя окинул взглядом портал, арка которого возвышалась над орнитоптером, и сказал:

— Возвращаемся на базу, лейтенант. Нас ждет к обеду епископ Меландриано.

Брови Спраула поползли вверх, словно им захотелось добраться до линии коротко остриженных волос. Лейтенант повел машину по кругу — так сказать, давая старшему по званию возможность бросить прощальный взгляд.

— На платформе, похоже, не так давно произошла авария, — заметил де Сойя, который не отрывался от иллюминатора.

— Так точно, сэр, — откликнулся лейтенант. — Один мой приятель нес там дежурство, недавно сменился… Официальное название этой платформы — «Станция номер триста двадцать шесть в Срединном Течении». Так вот, приятель рассказывал, что какому-то браконьеру взбрело в голову взорвать станцию.

— Диверсия? — поинтересовался де Сойя.

— Скорее партизанская война, сэр. Ее ведут местные жители, потомки тех, кто поселился здесь еще до прибытия Ордена. Не случайно на каждой платформе несут дежурство воинские отряды, а море на протяжении рыбацкого сезона патрулируют катера. Если рыбаки разбредутся, сэр, на них наверняка нападут, поэтому приходится держать ухо востро. Видите лодки, сэр? Скоро они выйдут в море в сопровождении боевых катеров. Левиафаны поднимаются к поверхности, когда встают все три луны… Вон, большая уже показалась. На лодках установлены прожекторы, чтобы дурить головы левиафанам: те думают, что это луны, и сами лезут в ловушку. Браконьеры тоже применяют этот способ.

— Мне кажется, тут просто негде спрятаться, — проговорил де Сойя, поглядев на бескрайнее водное пространство.

— Так точно, сэр, — отозвался Спраул. — То есть вовсе нет. Браконьеры маскируют свои лодки под плавучие острова, у них есть субмарины и одна драга, как две капли воды похожая на левиафана, честное слово.

— Значит, какой-то браконьер попытался взорвать платформу? — Де Сойя поддерживал беседу только для того, чтобы не заснуть.

— Ну да, сэр. Это случилось восемь Больших Приливов тому назад. Одиночка, что немного странно… Как правило, они нападают толпой. Подорвал несколько скиммеров и орнитоптеров. Обычное дело; правда, больше достается лодкам и катерам…

— Прощу прощения, лейтенант, — прервал де Сойя. — Восемь Больших Приливов — сколько это суток?

— Извините, сэр. — Спраул закусил губу. — Я тут родился. Сами понимаете, привык… В месяц бывает в среднем четыре Больших Прилива, то есть диверсию устроили два месяца назад.

— Злоумышленника задержали?

— Так точно, сэр. — Лейтенант снова ухмыльнулся. — Это целая история. — Спраул поглядел на капитана, словно испрашивая разрешения продолжать. — Если в двух словах, то браконьера сначала поймали, потом он взорвал свои заряды и попытался удрать, и кто-то из часовых его застрелил.

Де Сойя кивнул и закрыл глаза. В докладах, которые он просматривал на базе, упоминалось о множестве подобных инцидентов. Похоже, на Безбрежном Море партизанская война уступала в популярности только рыбной ловле.

— Что самое забавное, — закончил свой рассказ лейтенант, — этот парень пытался улететь с платформы на ковре-самолете. Такими пользовались во времена Гегемонии…

Де Сойя резко выпрямился, посмотрел на своих людей, которые тоже мгновенно встрепенулись.

— Поворачивайте, лейтенант. Я хочу побывать на платформе.

— И что случилось потом? — в пятый раз спросил де Сойя. Вместе со швейцарскими гвардейцами он сидел в кабинете управляющего. Кабинет находился на верху радарной башенки, прямо под радаром. За окном вставали три луны.

Управляющий, капитан морского флота Ч.Доббс Поул, дородный мужчина с нездоровым румянцем на лице, уже в начале разговора вспотел от напряжения.

— Когда стало ясно, что этот человек не принадлежит ни к одной из рыбацких групп, лейтенант Белиус решил его допросить. Стандартная процедура, святой отец.

— А потом? — Де Сойя не сводил с управляющего взгляда.

— Ему каким-то образом удалось ускользнуть. — Управляющий провел языком по губам. — Мы выяснили, что он столкнул лейтенанта Белиуса за борт.

— Могу я поговорить с лейтенантом?

— Боюсь, что нет, святой отец. Он то ли утонул, то ли его сожрали акулы. Их всегда много у платформы…

— Опишите того человека, которого вы умудрились упустить. — Де Сойя подчеркнул последнее слово.

— Лет двадцать пять или около того, святой отец. Высокий, широкоплечий…

— Вы сами его видели?

— А как же, святой отец! Я находился на палубе вместе с Белиусом и стрелком Аментом в тот самый миг, когда парень начал вырываться и столкнул Белиуса за борт.

— Столкнул лейтенанта, ускользнул от вас с вашим стрелком, хотя вы оба были вооружены… Вы позаботились надеть на него наручники?

— Конечно, святой отец. — Управляющий вытер носовым платком испарину со лба.

— Заметили вы что-нибудь необычное в его поведении? Что-нибудь, о чем не сообщили в своем… изумительно кратком отчете?

Управляющий было сунул платок в карман, потом достал снова и вытер шею.

— Нет, святой отец. Ну вообще-то… Ему порвали свитер на груди. Я успел заметить, что он отличается от нас с вами… — Де Сойя вопросительно приподнял бровь. — У него не было креста. В смысле, крестоформа. Я как-то не подумал, что это может быть важно… Большинство местных браконьеров отвергают крест. И то сказать, какие они браконьеры с крестами?..

Де Сойя пропустил вопрос мимо ушей.

— Значит, этот человек спрыгнул на нижнюю палубу и исчез? — спросил он, подойдя вплотную к управляющему.

— Никуда он не исчезал, сэр. На нижней палубе был спрятан его летательный аппарат. Я, как полагается, объявил тревогу и поднял гарнизон в ружье.

— Тем не менее ему удалось взлететь и покинуть платформу?

— Да. — Судя по всему, управляющий ломал голову над своей участью. — Мы засекли его на радаре, потом разглядели в приборы ночного видения. Он летел на ковре… Стоило нам открыть огонь, как он направил ковер обратно к платформе.

— На какой высоте?

— Высоте? — Капитан Поул озадаченно нахмурился. — По-моему, метров двадцать пять или тридцать. Приблизительно вровень с нашей верхней палубой. Он летел прямо на нас, святой отец, будто собирался сбросить бомбу. Тут как раз сработали заряды, которые он установил раньше… Честно сказать, перепугал меня до полусмерти…

— Продолжайте. — Де Сойя посмотрел на Грегориуса, который стоял в позе «вольно» за спиной управляющего. На лице сержанта было написано отвращение; чувствовалось, что он готов задушить капитана Поула собственными руками.

— Ну… Раздался взрыв, потом другой, третий… Спецкоманда кинулась тушить огонь, а мы со стрелком Аментом и другими часовыми остались на месте…

— Весьма похвально, — с нескрываемой иронией заметил де Сойя. — Продолжайте.

— Это все, святой отец, — проговорил капитан Поул.

— Неужели? Вы приказали стрелять по ковру?

— Да… Приказал, сэр.

— И все часовые выстрелили одновременно?

— Да. — Глаза управляющего словно остекленели: он отчаянно пытался вспомнить, как все было. — По-моему, да. Часовых было шестеро, не считая нас с Аментом.

— Вы тоже выстрелили?

— Э-э… Понимаете, на платформу напали, летная площадка горела, а этот террорист приближался к нам… Что у него было на уме, одному Богу известно…

Де Сойя кивнул, хотя ответ капитана его не удовлетворил.

— На ковре рядом с ним никого не было?

— Кажется, нет. В темноте трудно что-либо разглядеть, сэр.

Де Сойя посмотрел в окно, за которым вставали луны. Сквозь стекло струился оранжевый свет.

— В ту ночь луны уже взошли?

Поул снова облизнулся, как бы прикидывая, соврать или не стоит. Он знал, что де Сойя уже допросил стрелка Амента и остальных часовых; а де Сойя знал, что Поул об этом знает.

— Только-только, сэр, — пробормотал управляющий.

— Как сейчас?

— Да.

— Так видели вы на ковре кого-нибудь еще или нет? Кого-нибудь или что-нибудь? Скажем, вещмешок или пресловутую бомбу?

— Нет, — раздраженно бросил Поул, на какой-то миг справившись со страхом. — Между прочим, святой отец, чтобы взорвать два скиммера и три орнитоптера, ему понадобилась всего-навсего одна упаковка пластиковой взрывчатки.

— Верно подмечено. — Де Сойя подошел к окну. — У ваших часовых, включая стрелка Амента, были иглометы?

— Так точно.

— У вас, если мне не изменяет память, тоже?

— Да.

— И все заряды попали точно в цель?

— Думаю, да, — ответил Поул после непродолжительной паузы.

— Вы это видели? — негромко поинтересовался де Сойя.

— Стервеца разнесло в клочки, сэр… Я видел… Как если бы в вентилятор сунули кусок дерьма… Потом ковер полетел обратно, словно кто-то потянул за веревочку… Пролетел пару метров и упал в море, рядом со стойкой Л-3. Тут же подскочили акулы, ну и…

— Значит, тело вы не обнаружили?

— Нет, — с вызовом ответил Поул. — Я заставил Амента и Килмера подобрать то, что осталось. Они взяли багры, «кошки» и сеть… Но это было уже после того, как мы потушили пожар и убедились, что платформа в общем и целом не пострадала. — Судя по тону, капитан постепенно обретал уверенность в себе.

Де Сойя кивнул:

— И где сейчас эти останки?

Управляющий скрестил пальцы рук, которые едва заметно дрожали.

— Мы их похоронили, сэр. В море, разумеется. Сбросили на следующее утро с южной стороны… Так сказать, устроили акулам званый завтрак.

— Но вы убедились, что это был тот самый человек?

Поул прищурился, отчего его глазки сделались совсем крошечными.

— Конечно, сэр. Тот самый браконьер. Вы меня простите, святой отец, но я не понимаю, чем он вас заинтересовал. Обыкновенный браконьер, таких на Безбрежном Море полным-полно.

— У вас что, все браконьеры летают на коврах-самолетах, то бишь на старинных ТМП, капитан?

— ТМП? — дрогнувшим голосом переспросил Поул.

— Совершенно верно. Кстати, почему вы не упомянули о ковре в своем отчете?

— Не думал, что это настолько важно. — Поул пожал плечами.

— Вы сказали, ковер некоторое время продолжал лететь? А потом упал в море и утонул?

— Да. — Поул выпрямился и расправил складки кителя.

— Стрелок Амент утверждает, что все было по-другому. — Де Сойя пристально взглянул на капитана. — По словам вашего подчиненного, ковер достали из воды, после чего вы забрали его себе. Это правда?

— Ничего подобного! — воскликнул управляющий, переводя взгляд с де Сойи на Грегориуса, затем на Спраула, на Ки с Реттигом и обратно на де Сойю. — После того как он упал в море, я его больше не видел. Амент — гнусный лжец.

Де Сойя кивнул Грегориусу и произнес, обращаясь к Поулу:

— Насколько мне известно, капитан, за старинную вещь, тем более в рабочем состоянии, даже на Безбрежном Море можно выручить кругленькую сумму. Так?

— Не знаю, — выдавил Поул, не сводивший глаз с Грегориуса. Сержант приблизился к личному шкафчику управляющего, запертому на ключ. — Я не имел ни малейшего понятия, что это за штука.

Де Сойя вновь повернулся к окну. Самая крупная из трех лун заслонила собой небо у восточного горизонта. На фоне луны отчетливо виднелась арка нуль-портала.

— Эта штука называется ковром-самолетом, — тихо проговорил он. — Мы уже имели удовольствие наблюдать ее на радаре в Долине Гробниц Времени на планете Гиперион. — Священник кивнул Грегориусу.

Сержанту хватило одного удара, чтобы сорвать дверь шкафчика с петель. Грегориус сунул руку внутрь, пошарил среди бумаг и пачек и достал аккуратно свернутый ковер, который и выложил на стол управляющего.

— Арестуйте этого человека и уберите его с глаз долой, — приказал де Сойя. Лейтенант Спраул и капрал Ки выволокли Поула из кабинета.

Де Сойя и Грегориус развернули ковер. В лунном свете засверкали золотые нити. Де Сойя прикоснулся к поверхности ковра, нащупал дырки в тех местах, где в ткань вонзились иглы. Повсюду виднелись пятна крови, скрывавшие затейливые узоры; к задней части ковра пристал кусок человеческой плоти.

— Сержант, вы читали длинную поэму под названием «Песни»? — осведомился де Сойя, поглядев на Грегориуса.

— «Песни»? Никак нет, сэр. Я вообще мало читаю… И потом, разве она не запрещена?

— Кажется, вы правы, сержант. — Де Сойя отступил на шаг от стола и в который уже раз бросил взгляд на луну за окном. «Очередная загадка, — подумалось ему. — Когда мы ее решим, девчонка окажется в моих руках». — Поэма действительно запрещена. — Де Сойя повернулся и направился к двери, жестом приказав Реттигу скатать ковер. — Пошли. — Из его голоса начисто исчезла всякая усталость. — У нас много дел.

Глава 33

Воспоминания о тех двадцати минутах, которые я провел в просторном, залитом светом кубрике, похожи на страшные сны, рано или поздно посещающие каждого из нас. Вы знаете, что я разумею: сны, в которых мы попадаем в собственное прошлое, но не можем понять, с какой стати нас туда занесло и что за люди вокруг. Когда меня втолкнули в кубрик, я вдруг испытал кошмарное ощущение — будто все это мне почему-то знакомо. Не забывайте, большую часть своей жизни я провел в казармах и кубриках, казино и камбузах. Мужские компании были привычны, даже чересчур; громкая похвальба в устах городских жителей, которые и сами не рады, что ввязались в авантюру, представлявшуюся в городе совершенно безопасной, мне давным-давно надоела. Впрочем, к ощущению привычности примешивалось нечто иное — возможно, причиной тому были своеобразный диалект рыбаков, их одежда, дым дешевых сигарет… Вдобавок я отчетливо сознавал, что стоит кому-нибудь из них заговорить со мной, как меня в два счета раскусят.

Мне попался на глаза стоявший в дальнем углу стол с высоким кофейником (этим все кубрики похожи друг на друга), и я направился к нему, постаравшись принять небрежный вид. Отыскал сравнительно чистую чашку, налил себе кофе, продолжая одновременно наблюдать за лейтенантом. Тот вроде бы удостоверился, что я здесь не чужой, повернулся и вышел, уведя за собой солдат. Я пригубил дрянной кофе, с удивлением заметил, что моя рука, несмотря на переполнявшие меня эмоции, отнюдь не дрожит, и стал прикидывать, как мне выбраться.

По невероятному стечению обстоятельств при мне осталась вся моя амуниция — нож с пистолетом и передатчик. Значит, я в любой момент могу взорвать заряды и, воспользовавшись суматохой, добежать до того места, где спрятал ковер-самолет. Просто так провести плот мимо платформы не удастся, слишком много на ней часовых. Я подошел к окну, которое, по моим прикидкам, смотрело на север: из него виднелись горизонт, озаренный светом восходящих лун, и арка портала. Окно не открывалось — рама была то ли закрыта на задвижку, которой я не заметил, то ли прибита гвоздями. Чуть пониже окна находилась гофрированная стальная крыша, но до нее, к сожалению, было не добраться.

— Ты с кем, паренек?

Я обернулся. Ко мне приблизились пятеро, говорил самый маленький и толстый из них. На нем была пятнистая фланелевая рубашка, парусиновые брюки и жилет, почти такой же, как у меня; на поясе висел рыбацкий нож. Должно быть, солдаты приняли кобуру, которая виднелась из-под моего жилета, за чехол для ножа…

Толстяк тоже говорил с акцентом, который отличался от акцента солдат. По-видимому, рыбаки прилетали сюда со множества планет, поэтому мой акцент вряд ли кого-то насторожит. И то хорошо.

— С Клингманом, — ответил я, вновь поднося к губам чашку с кофе, который по вкусу напоминал речной ил. С вояками моя уловка сработала, подействует ли она на рыбаков?

Увы! Мужчины переглянулись. Толстяк сказал:

— Паренек, мы сами из группы Клингмана. Прилетели вместе из Сент-Терез. Тебя на гидроплане не было. Давай выкладывай, откуда ты взялся.

— Не ерепенься, приятель, — усмехнулся я. — На самом деле я с «Выдрами». Отстал от них в Сент-Терез.

Снова мимо. Мужчины зашептались. Я расслышал слово «браконьер», повторенное несколько раз. Двое отделились от компании и направились к двери. Толстяк ткнул в меня пальцем.

— Я сидел за одним столиком с проводником «Выдр». Он тебя никогда не видел. Стой здесь и никуда не уходи, понял?

Естественно, этого я допустить не мог.

— Ну уж нет. — Я поставил чашку на стол. — Пожалуй, не мешает позвать лейтенанта, чтобы он во всем разобрался. Пойду схожу за ним.

Толстяк не нашелся, что ответить. Я пересек кубрик, в котором теперь царила тишина, распахнул дверь и вышел на палубу.

Мне не повезло. Справа от меня стояли двое солдат с иглометами на изготовку. Слева показался тот самый лейтенант, с которым я имел неосторожность столкнуться. Он спускался по трапу с двумя штатскими и дородным мужчиной в мундире капитана.

— Проклятие! — Я опустил голову и прошептал в микрофон: — Детка, у меня неприятности. Вполне возможно, я попался. Передатчик выключать не буду, чтобы ты могла слышать. Плывите к порталу. И не вздумай отвечать! — Для полного счастья мне не хватало только детского голоска из микрофона в разгар беседы. — Эй! — Я шагнул навстречу капитану и протянул ему руку. — Вас-то я и ищу!

— Это он! — воскликнул один из рыбаков. — Говорит, что прилетел с «Выдрами», но мы его не видели. Наверняка из тех браконьеров, про которых вы нам все уши прожужжали.

— В наручники его! — приказал капитан, и, прежде чем я опомнился и успел сказать что-нибудь умное, солдаты схватили меня за плечи, а лейтенант надел мне наручники. Старомодные, металлические, однако весьма надежные: они стиснули запястья с такой силой, что у меня чуть не отнялись руки.

В тот миг я понял, что шпион из меня никудышный, что моя затея изначально была обречена на провал. Солдаты до сих пор не додумались обыскать задержанного — и вообще, вместо того чтобы, держа под прицелом, спокойно обыскать Рауля Эндимиона, разоружить, а потом уж надеть на него наручники, они стояли вплотную ко мне, — однако через несколько секунд им наверняка придет в голову здравая мысль.

Я решил не дожидаться неизбежного. Взмахнул скованными руками, схватил капитана за рубашку и толкнул его на рыбаков. Раздались крики, началась суматоха, которой я не преминул воспользоваться: повернулся, изо всех сил ударил первого солдата ногой в пах и попытался сорвать с плеча у второго винтовку. Солдат закричал, стиснул оружие обеими руками — а когда я дернул за ремень, врезался головой в переборку и затих. Тот, что стоял на коленях, прижимая ладонь к животу, разорвал мне свитер, заодно стащив с меня очки ночного видения. Я пнул его в лицо, и он повалился ничком.

Лейтенант, тем временем выхвативший игломет, сообразил, что, выстрелив, прикончит не только диверсанта, но и своих подчиненных, а потому ударил меня рукоятью по голове.

Иглометы никогда не были особенно увесистыми. От удара у меня из глаз посыпались искры. Ощутив, как из раны потекла кровь, я окончательно разъярился. Резко развернувшись, я ударил лейтенанта кулаком в лицо. Он взмахнул руками, перевалился через поручень и рухнул в море. На мгновение все замерли, прислушиваясь к крикам, которыми он оглашал ночь на протяжении всех двадцати пяти метров, отделявших палубу от поверхности воды.

Точнее, замерли все, кроме меня. В тот миг, когда над поручнем мелькнули подошвы лейтенантских башмаков, я перепрыгнул через распростертого на палубе солдата, распахнул дверь и ворвался в кубрик. Рыбаки толпились у окон, наблюдая за тем, что происходит снаружи. Как ни странно, меня никто остановить не пытался; я проскочил сквозь толпу, словно нож сквозь масло.

Позади распахнулась дверь, и я услышал, как кто-то — то ли капитан, то ли солдат — крикнул:

— На пол! Прочь с дороги!

У меня по спине пробежал холодок, когда я представил, что сейчас за мной вдогонку бросятся сотни игл. Одним движением я вскочил на стол, закрыл лицо руками и, выставив вперед правое плечо, прыгнул в окно.

Пока я летел, мне пришло в голову, что, если в окне перспекс или что-нибудь еще в том же духе, моя песенка спета и вместо удачного побега получится грубый фарс — я отскочу от окна, точно мячик, и меня тут же подстрелят или закуют в кандалы на потеху солдатне. В принципе на платформе посреди океана окна и должны быть небьющимися. Но когда я несколько минут назад притронулся к окну, мне показалось, что в нем обыкновенное стекло.

По счастью, так оно и оказалось.

Я рухнул на гофрированную стальную крышу и покатился по ней, давя телом осколки стекла. Кажется, я вышиб стекло вместе с рамой; по крайней мере в жилете торчали щепки. Отряхиваться было некогда. На краю крыши я остановился: инстинкт побуждал меня катиться дальше, пока по мне не стреляют, в надежде на то, что внизу окажется палуба; здравый смысл советовал сначала удостовериться, а память подсказывала, что с этой стороны платформы никакой палубы нет.

В результате я пошел на компромисс: перекатился через край, ухватился пальцами за карниз и бросил взгляд под ноги. Палубы действительно не было. Метрах в двадцати подо мной плескались фиолетовые волны, сверкавшие в лунном свете.

Я осторожно подтянулся и выглянул из-за карниза. У разбитого окна толпились солдаты; стоило мне высунуть голову, как один из них тут же выстрелил. Облако игл пронеслось в двух-трех сантиметрах над моими пальцами; я невольно моргнул, прислушиваясь к звуку, с каким они пролетели надо мной. Этот звук напоминал гудение рассерженных пчел. Вдоль стены тянулась какая-то труба шириной около десяти сантиметров. Между трубой и стеной виднелось крошечное свободное пространство — быть может, хватит, чтобы ухватиться за трубу, если она, конечно, не обломится под тяжестью моего тела, если рывок не вывернет мне руки, если не подведут пальцы, если… Я не додумал до конца — я прыгнул. Наручники лязгнули по трубе, меня чуть было не развернуло спиной к стене, но пальцы уже стиснули трубу, вцепились в нее мертвой хваткой.

Второй залп разнес в клочья карниз крыши и изрешетил стену. Во все стороны полетели осколки, вновь послышались крики и проклятия.

Я услышал, как кто-то вскарабкался на крышу, а потому принялся раскачиваться, рассчитывая перепрыгнуть на палубу, угол которой виднелся слева от меня, метрах в трех внизу. Дело шло туго, плечи сводила судорога, пальцы постепенно немели. Кровь заливала глаза, кожу саднило от бесчисленных порезов. Неужели я не успею? Неужели солдаты доберутся до меня раньше, чем я сумею достаточно раскачаться?

Неожиданно раздался грохот, сопровождаемый ругательствами. Крыша просела. Должно быть, изрешеченная иглами стена не выдержала нагрузки.

Продолжая браниться, солдаты выбрались из обломков. Эта непредвиденная задержка дала мне необходимые секунды. Я перехватился поудобнее, раскачался, на третьем проходе разжал руки — и мешком свалился на палубу, ударившись о поручень с такой силой, что чуть было не потерял сознание.

На то, чтобы отдышаться и прийти в себя, времени не было. Я быстро откатился в сторону, постарался забиться в тень. Прогремели два выстрела — первый пришелся в «молоко» (я увидел, как вскипела вода метрах в пятнадцати от платформы), а второй угодил в палубу. Словно заработала разом сотня пневматических пистолетов… Я вскочил и побежал, пригибаясь, чтобы не удариться головой, и пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в нагромождении теней. Где-то надо мной затопали башмаки. У солдат было преимущество: они знали конструкцию платформы как свои пять пальцев. Однако лишь мне было ведомо, куда я направляюсь.

Я спрятал ковер на нижней палубе, с восточной стороны платформы. К сожалению, вскоре выяснилось, что с этого уровня мне туда не добраться: мостки вели исключительно на север и на юг. Прикинув, что уже, по всей вероятности, поравнялся с восточной палубой, я перебрался на опору шириной около шести сантиметров и, размахивая скованными руками, кое-как перелез на соседнюю. Затем то же самое пришлось проделать снова. Несмотря на все трудности, я упорно продвигался к цели.

На главной палубе распахивались люки, по мостикам бежали солдаты, но все же я добрался до восточной стороны первым. Спрыгнул на палубу, отыскал и раскатал ковер, прикоснулся к нитям и взмыл в воздух в тот самый миг, когда открылся люк над ведущей к палубе лесенкой. Я распластался на ковре, словно желая слиться с материалом, и вновь протянул руки к золотым нитям. Если бы не наручники, все было бы гораздо быстрее.

Инстинкт подсказывал, что нужно лететь на север, но я быстро сообразил, что так рисковать не стоит. Иглометы бьют на шестьдесят — семьдесят метров, но что если у кого-то на платформе окажется плазменная винтовка? Нет, поскольку все солдаты сейчас столпились на восточной стороне, лучше всего лететь на запад или на юг.

Я свернул налево, пролетел под балками и направил ковер над волнами. С этой стороны в море выдавалась та самая палуба, на которую я не так давно приземлился; она была пуста и вдобавок настолько изрешечена иглами, что вряд ли бы выдержала и ребенка. Пролетев под ней, я направился на запад. На верхней палубе громыхали башмаки. Но если меня кто-то и заметит, ему придется потрудиться, чтобы попасть в ковер среди переплетения балок и брусьев.

Выскочив из-под платформы, я нырнул в ее тень, по-прежнему не рискуя поднимать ковер выше нескольких сантиметров над гребнями волн, которые закрывали меня от платформы. Расстояние неуклонно увеличивалось, я уже собирался облегченно вздохнуть, когда справа донесся плеск и кашель.

Я сразу понял, кто это: лейтенант, которого я столкнул за борт. Моим первым побуждением было лететь дальше. На платформе царил настоящий бардак — крики, проклятия, выстрелы, — меня, похоже, никто не замечал. И потом, с какой стати спасать человека, от которого ты получил пистолетом по голове и который с радостью прикончит тебя при первом удобном случае? Ну да, парню не повезло: течение сильное, его отнесло далеко от платформы. И что с того? Сам виноват.

«Я могу скинуть его на палубу — или на какую-нибудь опору. В конце концов, сумел удрать один раз, выберусь и во второй. Человек выполнял свой долг, он не заслуживает такой смерти».

Скажу честно, в подобные моменты я ненавижу свою совесть. Хорошо, правда, что она нечасто дает о себе знать.

Я остановил ковер над волнами и осторожно приподнялся на локтях, пытаясь разглядеть лейтенанта.

Сначала я заметил рыб. Своими спинными плавниками они сильно напоминали акул со Старой Земли и саблеспинов из гиперионского Южного моря, однако у этих на спине был не один плавник, а два. Рыбьи тела, от плавников до брюха, переливались всеми цветами радуги. Около трех метров в длину, твари изящно скользили по волнам, время от времени демонстрируя свои ослепительно-белые зубы.

Проследив взглядом за одной из рыбин, я наконец заметил лейтенанта. Он отчаянно старался удержать голову над водой и отогнать подальше разноцветных хищников. То и дело какая-нибудь из тварей устремлялась на него, клацала зубами, игнорируя попытки лейтенанта ударить ее ногой, и отплывала в сторону, освобождая место другим. Было видно, что силы лейтенанта на исходе.

— Черт, — прошептал я. Естественно, о том, чтобы бросить его в такой ситуации, не могло быть и речи.

Перво-наперво я набрал код, снимающий силовой экран — то есть поле, которое на высокой скорости защищает пассажиров от ветра и не дает им, в особенности детям, свалиться с ковра. Пока я буду вытаскивать лейтенанта из воды, у меня и без того возникнет достаточно проблем, чтобы еще сражаться с силовым экраном.

Я направил ковер вправо и мгновение спустя завис над тем местом, где только что бултыхался лейтенант. Его там не оказалось. Он скрылся под водой. Я хотел было нырнуть, но потом различил очертания рук. Акулы почему-то не спешили нападать. Возможно, их смутила тень, которую отбрасывал ковер.

Я ухватил лейтенанта за запястье и потянул вверх, чуть было сам не потеряв при этом равновесия. Потом перехватил за штаны и втащил мокрого, отплевывающегося вояку на ковер.

Его била дрожь; тем не менее, избавившись от воды, которую успел набрать в легкие, он на удивление быстро пришел в себя и начал дышать. Это меня обрадовало: честно говоря, я не настолько человеколюбив, чтобы восстанавливать дыхание способом «рот в рот». Убедившись, что он не свалится и акулы ничего ему не отхватят, я принялся колдовать над нитями. Ковер взял курс на платформу и поднялся чуть выше. Пошарив под жилетом, я отыскал передатчик и набрал код, приводивший в действие заряды, оставленные мною на летной площадке. Мы должны были подлететь к платформе с юга; удостоверившись, что на площадках никого нет, я нажму на кнопку, а когда прогремят взрывы и начнется всеобщий переполох, разверну ковер, подлечу к платформе с запада и высажу лейтенанта на первой попавшейся балке.

Я обернулся, решив проверить, дышит он или перестал, и увидел, что лейтенант стоит на коленях, сжимая в руке что-то блестящее…

Он вонзил мне нож прямо в сердце.

Точнее, вонзил бы, не сумей я извернуться в ту долю секунды, которая потребовалась ножу, чтобы пропороть жилет, свитер и кожу. Короткое лезвие вонзилось мне в бок и уткнулось в ребро. Боли я не почувствовал — только изумление, сродни электрическому шоку. Лейтенант снова замахнулся. Я попытался перехватить его руку, но мои ладони, мокрые от воды и крови, лишь скользнули по запястью. Я повалился навзничь, прижимая цепочкой, что соединяла наручники, руку с ножом к поверхности ковра. Если бы не это движение, на сей раз он бы добился своего.

А так — лезвие попало в передатчик и отклонилось в сторону.

За спиной гремели взрывы; должно быть, нож задел кнопку. Ковер поднимался все выше, его уже отделяло от воды метров восемь — десять.

Лейтенант вскочил и принял позу завзятого уличного бойца. Откровенно говоря, я всегда терпеть не мог холодное оружие. Разумеется, мне приходилось свежевать дичь и чистить рыбу, но я никогда не понимал, как можно поступать таким образом с людьми. Поэтому, хотя у меня был свой нож, лейтенанту я и в подметки не годился. Оставалось только надеяться, что я успею выхватить из кобуры пистолет, но проделать это в наручниках было не так-то просто, даром что кобура висела на левом бедре. Вот расстегну кобуру, вытащу пистолет…

Лейтенант взмахнул рукой слева направо. Я отпрыгнул к самому краю ковра, но было уже поздно — на правой руке появился глубокий порез. Боль пронзила тело, и я невольно вскрикнул. Лейтенант ухмыльнулся, оскалив блестевшие от морской воды зубы, шагнул вперед и, зная, что отступать мне некуда, сделал выпад, направляя нож по дуге, которая заканчивалась у моего живота.

В тот момент, когда он задел меня во второй раз, я начал поворачиваться вправо, а сейчас докончил поворот, спрыгнул с набиравшего высоту ковра и ушел под воду с вытянутыми над головой руками. Воздуха в легких было мало, темнота сбивала с толку, и на долю секунды мне вдруг почудилось, что я не знаю, где верх, а где низ. Но потом я заметил блики лунного света и устремился в том направлении. Моя голова показалась над поверхностью воды как раз вовремя, чтобы я увидел лейтенанта, стоящего на ковре-самолете, который приближался к платформе, неуклонно забираясь все выше. Лейтенант глядел в мою сторону, будто ожидая, когда я вернусь.

Возвращаться я не собирался, а вот выяснить отношения мне хотелось. Пошарив под водой, я извлек пистолет и постарался лечь на спину, чтобы иметь возможность как следует прицелиться. Фигура лейтенанта отчетливо вырисовывалась на фоне громадной луны.

Лейтенант наконец перестал высматривать меня и повернулся лицом к платформе. В ту же секунду часовые выстрелили. С такого расстояния не промахнулся бы даже я, а уж они и подавно.

В него угодили по меньшей мере три заряда. Лейтенант свалился с ковра, точно корзина с бельем. Я ничуть не преувеличиваю — сквозь его продырявленное тело можно было увидеть луну. В следующее мгновение мимо проскользнула акула: она так торопилась попробовать лейтенанта на вкус, что буквально отпихнула меня в сторону.

На моих глазах кто-то из солдат схватил ковер. Пришлось оставить надежду: мне почему-то верилось, что ковер обязательно развернется, подлетит ко мне и доставит на плот, который сейчас, наверно, качается на волнах в километре или двух к северу отсюда. Признаться, я, как бы это сказать, сроднился с ковром и с мифом, который он олицетворял, поэтому расставание с ним, тем более такое, отозвалось болью в груди.

К горлу подкатила тошнота. Естественно, я наглотался воды, к тому же потерял много крови… Некоторое время я просто лежал на спине, удерживая над водой голову и сжимая в руках пистолет.

Если я собираюсь куда-то плыть, надо избавиться от наручников. Но каким образом? Цепочка была толщиной в половину моего запястья; как бы я ни старался, мне не удастся развернуть ствол пистолета так, чтобы пуля угодила в нее.

Между тем акулы расправились с тем, что осталось от лейтенанта, и стали потихоньку подбираться ко мне. Их наверняка привлекала кровь, сочившаяся из моих многочисленных ран, в первую очередь из порезов на боку и на правой руке. Соленая кровь течет в соленый океан… Если эти твари и впрямь похожи на саблеспинов и земных акул, они способны почувствовать кровь за несколько километров. Значит, необходимо добраться до платформы, пристрелив по дороге парочку наиболее бесцеремонных рыбин, и взобраться на стойку. А там начну звать на помощь. Глядишь, услышат. Выбора все равно не остается.

Я перевернулся на живот и поплыл на север, в открытый океан. С меня вполне хватило того времени, что я провел на платформе. Больше Рауля Эндимиона туда не заманишь.

Назад: Глава 27

Дальше: Глава 34

KinogoBlue

Постоянно донимаетесь с проблемы, то что стоит присмотреть увлекательное у ближайшее досуг? С источнике бесплатного также новых кинофильмов Киного Запретная Зона 3D (2015) смотреть онлайн бесплатно Вы можете скоропостижно обнаружить подходящий вариант киноленты распространенного жанра касательно содействия панели навигации, фильтрации или области поисковой системы. KINOGO все определил взамен посетителей также сделали подбор сериалов более лучше, по главной стороне зрители сможете оценить недавно новые сезон, известные многосерийное кино и предельно высокие кино, в случае в период если захотите посмотреть трейлеры актуальных кино данного года, тогда кликайте у вкладку «Уже скоро у большом экране» и смотрите достаточно ближайшие кино по сеансах кино. Короткое определение темы, сделанный показатель со стороны любителей кино плюс свободные рассуждения подсказывают Вам подготовить кино, который подойдет вовсе не лишь посетителю, еще возможно всем близким. Заходите затем включайте качественные сериалы непременно сегодня!

greenpescom

Большое число людей умеют делать приятные рекомендации у виде денег, благодаря этому всемирный букмекер Мальбет не стоит у сторонке затем рекомендует специально для совершенно первых игроков уникальное стимул по виде бонусных средств в десяти тысяч четыреста купюр виртуальных денег во время указания пароля. Просмотреть промокод вполне нетрудно благодаря указанному интернет-ресурсу промокод на мелбет, каков по очереди преподносит руководство одержания и использования действующего числа текущего года, который предоставляет выполнимость 100% одержать начисление в размере десяти тысяч четыреста рублей при создания аккаунта, деньги Вы сможет поставить на футбол или другой спорт с высоким коэффициентом. Здесь на указанном сайте пользователи сумеют просмотреть комбинацию под получения вознагражения на актив у онлайн казино Мальбет либо специально для ставок на события. Актуальный код функционирует собственно к концу текущего периода, пользователи сумеют указать код для себя либо поделиться со своими друзьями к тому же коллегами, какие также имеют возможность использовать его во время создания аккаунта.

spbdosukru

путаны озерки