Глава 12
Стеклодувный мыс превратился в синевато-серый треугольник над горизонтом и постепенно растворился в дымке, как давнее воспоминание в слабеющем уме. Впереди между низкими берегами простирался Виссель — порой не больше полукилометра в ширину, а иногда разливавшийся настолько, что вся Вселенная казалась состоящей из воды и неба. Консультируясь с «Речным справочником», Замп обнаружил, что в нем упоминались только три существенных населенных пункта на всем оставшемся пути до Бездонного озера: городок Скивари в месте слияния Висселя и Пелоруса, Гаркен — рыночный город работорговцев и конечная станция караванов — а также Погромная Излучина. Айдентус, Степной Простор и Порт-Венобль были отмечены на карте колечками, а не кружками, что указывало на отсутствие надежной информации. За Порт-Веноблем на триста километров тянулись дикие, необжитые места — болота, степи и рукав Тартаркского леса; наконец, за базальтовыми столбами Мандаманскими Палисадов начиналось Бездонное озеро.
На протяжении всего первого дня после отплытия из Лантина дул свежий ветер, обрывки перистых облаков спешили по небу, и «Миральдра» бодро продвигалась вверх по течению, вспенивая белые «усы» поперек мутной коричневатой реки.
На следующий день ветер подул еще сильнее. По небу тянулись длинные гребенчатые вереницы слоистых облаков, а к полудню с юга надвинулась угрожающая масса дождевых туч. Гассун нервно приказал поднять фок и бизань и взять рифы на гроте — подрагивая, судно боролось с вечерним штормом, пока Замп репетировал версию «Макбета», предназначенную для исполнения в Морнуне. Гассун наблюдал за репетицией, выпятив губы, после чего, с отвращением покачав головой, удалился к себе в кабинет. В дополнение к танцу ведьм и развлечениям на пиру Замп вставил танец с саблями, коронационное шествие и целый ряд эпизодов, разъяснявших побуждения ведьм, заморочивших голову Макбету. В начале новой сцены три ведьмы завывали заклинания вокруг огромного котла, скакали, дурачились и кувыркались, ломая руки и жонглируя шарами голубого пламени, и в конце концов произвели на свет обнаженную длинноволосую ламию (в исполнении Денеис, младшей из девушек-мимов); ламия должна была высасывать кровь леди Макбет в качестве предварительной расплаты за предзнаменованную судьбу Макбета. Проснувшись, леди Макбет обнаруживала стоящую на коленях и склонившуюся над ней ламию; ламия убегала, но ее преследовали и убивали в лесу — этот эпизод Замп находил самым впечатляющим. Пылая жаждой мести, ведьмы предупреждали Макдуфа о том, что во время осады Дунсинана его армия должна была нести с собой ветви из Бирнамского леса. После смерти Макбета и его супруги по настоянию Зампа была предусмотрена сцена, полная мрачного величия: коронация нового короля Малькольма в Сконе. Здесь Малькольм клянется искоренить колдовство, и в финале снова изображается каменистая пустошь в грозовых сумерках. Три ведьмы ворожат вокруг костра, кудахчут и давятся от смеха, издеваясь над тщетными потугами Малькольма, после чего сосредоточивают внимание на изобретении новых интриг и кровопролитий.
Верста за верстой река убегала за корму, неизменно и монотонно. Иногда на берегу виднелась хижина рыбака или деревня из дюжины потрепанных непогодой избушек, откуда высыпали стайки детей со взъерошенными волосами, с изумлением провожавших глазами плавучий театр, вздымающий волну на речной глади.
На четвертый день после отплытия из Лантина река внезапно превратилась в обширный разлив почти стоячей воды, мерцавшей мелкой рябью в солнечных лучах, и вскоре можно было различить устье Пелоруса, еще одного могучего притока, вливавшегося в Виссель с северо-запада. На мысу, разделявшем две реки, гнездилось беспорядочное скопление беленых домиков — Скивари.
По сведениям «Речного справочника», обитатели Скивари были потомками немногих выживших беженцев из страны Дуновений Смерти, находившейся далеко на востоке, в фестоне XXV. Знамения, истолкованные их ведунами, заставили их мигрировать. Через сто лет тридцать четыре человека — все оставшиеся в живых переселенцы — прибыли на берега Висселя, где новые знамения побудили их осесть. Благодаря особым навыкам они заслужили уважение разбойничающих кочевников и вскоре добились завидного благополучия. Ныне мастера-татуировщики из Скивари, пользовавшиеся иглами из рыбных позвонков и чернилами секретного состава, обслуживали все племена степи Тинзит-Алá. В скиварийском «Колледже благородных девиц» дочерей рыцарей-кочевников обучали хорошим манерам, ковроткачеству, изготовлению седел, танцу из четырех па и танцу из восьми па. «Речной справочник» приписывал скиварийцам такие качества, как приветливость, незлобивость и терпимость. Невзирая на все свидетельства обратного, скиварийцы считали себя представителями сверхчеловеческой расы, превосходящей все народы Большой Планеты и несовместимой с ними. Посвященная Скивари статья «Речного справочника» заканчивалась, однако, следующим леденящим кровь предупреждением:
«Берегите и бдительно охраняйте детей! Ни в коем случае не позволяйте им бродить без присмотра по закоулкам Скивари! Не испытывая ни малейшего сострадания, местные жители хватают чужого ребенка, сворачивают ему шею, разделывают, сдабривают приправами, приготовляют и подают в виде одного из дюжины традиционных блюд. Никакого чувства вины и никаких угрызений совести поедание детей у них не вызывает. Подробное описание обычаев этого странного племени не входит в намерения авторов справочника».
Гассун решил остановиться в Скивари — как для того, чтобы получить доход от спектакля, так и для того, чтобы приобрести свежие овощи и зелень, составлявшие основу диеты владельца музея; в Лантине они были слишком дóроги. Замп не возражал, и во второй половине дня матросы «Миральдры» накинули швартовы на причальные тумбы Скивари. Замп выставил плакаты и выступил с объявлением о предстоящем вечернем представлении, а Гассун немедленно направился на рынок, чтобы познакомиться с ассортиментом местной сельской продукции.
До начала спектакля оставалось еще часа два, и Замп решил прогуляться по городку в компании фокусника Виливега. Улицы Скивари, постоянно продуваемые речными ветрами, выглядели пустынными. Все беленые каменные дома, лишенные каких-либо украшений или росписей, были обращены фасадами на юг, но их взаимное расположение казалось случайным, так как место строительства определялось знамениями. В тщательно спланированном квартале, прилегавшем к побережью Висселя, находились ателье татуировщиков, три гостиницы, пять пивных под открытым небом и пустырь, где посетители городка могли расставлять палатки и шатры. Замп заметил представителей более чем десятка различных племен в характерных традиционных костюмах: димнатиков, варлей более чем двухметрового роста, гончо, полностью прятавших головы под конструкциями из кожи и дерева, хулов с кожей чернее беззвездной ночи, лалюков, нацепивших ритуальные хвосты — все они приехали в Скивари издалека, чтобы их разукрасили татуировками. Как правило, кочевники держались с настороженной вежливостью и говорили только тогда, когда это было необходимо, ограничиваясь минимальным количеством слов; все они носили с собой оружие, соответствовавшее особым обычаям их племени, бросая пронзительно-вызывающие взгляды на традиционных врагов, но удерживаясь от насилия согласно строгим правилам татуировщиков, не желавших, чтобы междоусобицы и вендетты препятствовали их доходному ремеслу. Горожане Скивари — упитанные, с круглыми невыразительными лицами и редкими волосами имбирного оттенка — ничем не походили на своих клиентов. Если скиварийцы считали себя богоподобными пришельцами со звезд, Замп не намеревался их в этом разубеждать — постольку, поскольку они исправно платили за вход полновесным чугуном.
Вернувшись к плавучему театру, Замп обнаружил, что именно чугун стал предметом спора между Гассуном и местным должностным лицом, утверждавшим, что запрашиваемая Гассуном плата была чрезмерной и превосходила всякое разумение.
«Вы ошибаетесь! — заявлял Гассун. — Подумайте! Я вложил немалые средства в свое судно и театральное имущество. Кроме того, мне приходится находить, нанимать, обучать, кормить и снабжать деньгами разношерстную многочисленную толпу актеров, музыкантов и матросов. В третьих, я проделал невероятно долгий путь вверх по этой бесконечной реке и не извлек практически никаких доходов до прибытия в Скивари. Почему вас удивляет мое возмущение вашим требованием о снижении расценок?»
«В том, что вы говорите, есть некоторый смысл, — согласился чиновник. — Тем не менее, в Скивари редко предлагают развлечения, и здесь каждый хотел бы присутствовать на вашем спектакле. Но почему бы кто-нибудь решил потратить дневной заработок на двухчасовое бездеятельное времяпровождение?»
Гассун упрямо мотал головой: «Мои расценки никак нельзя назвать завышенными. Возможно, местные ставки заработной платы ниже общепринятых».
«Что ж, посмотрим, посмотрим, — благодушно отозвался чиновник. — В конце концов, какое это имеет значение? Назначайте любую плату за вход — свободных мест у вас не останется в любом случае».
Вскоре после захода солнца Гассун открыл окошко кассовой будки на нижней площадке трапа; оркестр на квартердеке играл бодрые джиги и тарантеллы. Сразу начали собираться скиварийцы — они вносили указанную Гассуном плату, поднимались на борт и вскоре заполнили все места на скамьях театрального зала.
Замп подготовил три вступительных номера на авансцене — акробатов, балансировавших на длинных шестах, Виливега с его надувательством на стеклянных ходулях и клоунов, исполнивших комический танец спасения от уродов, переодевшихся в огрей. После этого поднялся занавес и началась первая сцена «Макбета».
Замп остался доволен эффектом, произведенным его нововведениями. Зрители сидели смирно, с застывшими на лицах улыбками безмятежного удовольствия. По окончании пьесы скиварийцы не выразили бурного одобрения, но покинули судно тихо и дисциплинированно.
К Гассуну тут же подошел чиновник, возражавший против дороговизны представления: «Прекрасный спектакль, просто замечательный! Вы не поскупились на декорации, и продолжительность представления не оставляет желать ничего лучшего. Оркестранты не сбивались и не фальшивили, а трагедия отличалась глубиной содержания и даже злободневностью».
Гассун был приятно удивлен: «Не ожидал от вас столь похвального отзыва после состоявшейся между нами дискуссии по поводу платы за вход».
Чиновник вежливо поклонился: «Зачем упоминать о таких мелочах? Пока я здесь, однако, будет лучше всего, если мы сразу решим вопрос о портовом сборе — я рассчитал его во время представления». Он передал Гассуну листок бумаги: «Вот ваша квитанция. Будьте добры, уплатите эту сумму железом».
Гассун возмущенно отступил на пару шагов: «Портовый сбор? С плавучих театров не взимают портовые сборы! Беспрецедентная наглость! Почему бы я стал платить такие деньги? Это же не меньше половины наших сегодняшних поступлений!»
Продолжая улыбаться, чиновник кивнул: «Сумма сбора рассчитывалась именно на упомянутой вами основе. В нашем мире, полном неопределенностей и недоразумений, простая и четкая концепция «половины» внушает незыблемую уверенность в завтрашнем дне».
Гассун не мог дождаться рассвета. Как только над горизонтом появились первые намеки на утреннюю зарю, он приказал поднять и взять на рифы все паруса — несмотря на то, что они бессильно обвисли в безветренных серебристых сумерках. Наконец появилась величественная Федра, и на речные воды легла полоса красно-оранжевого света. Воздух тут же оживился, и поверхность реки покрылась мелкой рябью. Паруса захлопали и надулись; швартовы сбросили с причальных тумб — судно неохотно отчалило, едва преодолевая течение. Чтобы плыть быстрее — и чтобы волы не привыкли бездельничать — Замп приказал пустить в ход гребное колесо, чем заслужил обжигающий гневный взгляд Гассуна, ненавидевшего любое присвоение его полномочий.
Виссель, теперь уже заметно менее полноводный, начинал виться излучинами — назад, вперед, кругом и около; матросы поворачивали реи, чтобы ставить паруса то одним галсом, то другим, а гребное колесо прилежно вспенивало воду за кормой. Берега украсились чудесным разнообразием деревьев и кустарников: огромные черноствольные просвирняки вздымали в небо кроны, напоминавшие облака бледно-зеленого пуха; ниже темнели плотными купами чернильные деревья, заросли черники и плакучие ивы. Изредка попадался гигантский тамариск со стволом семиметрового диаметра и могучими ветвями, сплошь покрытыми блестящими белыми древесными прилипалами.
Во второй половине дня река обогнула группу древних вулканических останцев — согласно «Речному справочнику», в этих местах часто находили кристаллы пирита. С берега за проплывающим мимо судном следил отряд верховых кочевников. Они неподвижно сидели на длинноногих черных лошадях, никак не приветствуя необычное зрелище и не обмениваясь никакими замечаниями — их оцепенение производило зловещее впечатление. Рассматривая эту банду в подзорную трубу Гассуна, Замп никак не мог определить происхождение этих всадников. Они отличались смуглой, почти темной кожей, выступающими острыми скулами и подбородками и странными, надвинутыми почти на горящие черные глаза черными шапками с высокими острыми навершиями и торчащими в стороны длинными наушниками. Чужеземцы напоминали злобных сказочных персонажей; ветер доносил с берега их отчетливый запах, напоминавший о мускусе, лакрице и дыме тлеющего ароматического дерева.
Налившись желчью от раздражения, Гассун подошел сзади и отобрал у Зампа подзорную трубу: «Я предпочел бы, маэстро Замп, чтобы вы не пользовались моими инструментами — они дóроги и требуют осторожного обращения».
Замп вздохнул, но ничего не ответил. Гассун тоже рассмотрел кочевников в трубу: «У них отталкивающая внешность. Рад, что мы не бросили якорь у берега — у них нет возможности напасть. Иначе нас могла постигнуть судьба несчастного Гарта Пеплошторма. Поистине, отправляясь в это плавание, я допустил безрассудную, непростительную оплошность!»
Кочевники развернули коней и скрылись. Замп взобрался в «воронье гнездо» и, к своему облегчению, увидел, что бандиты скачут на юг.
День прошел без особых происшествий. Отмели и песчаные косы затрудняли навигацию, и Гассуну пришлось уделять все внимание управлению судном.
Два дня ветры капризно меняли направление, после чего снова подул настойчивый южный муссон; на четвертый день после отплытия из Скивари новая «Миральдра» прибыла в Гаркен — укрепленный город побольше, чем Скивари, служивший конечной станцией караванных путей, ведущих на северо-восток в Центральный фестон XXIV и на запад, к берегам Неизведанного океана в фестоне XXII. У причалов стояли два небольших купеческих судна с зелеными, желтыми и черными вымпелами на мачтах. Заглянув в приложение VIII «Речного справочника», Замп определил по расцветке флагов, что суда эти принадлежали «Малу-Мандаман-Лакустринскому товариществу грузовых и пассажирских перевозок по Верхнему Висселю».
В том, что касалось Гаркена, «Речной справочник» содержал лишь следующие скудные сведения:
«Город, хорошо защищенный оборонительными сооружениями от нападений мандаманских василисков и различных прочих племен, кочующих по степи Тинзит-Алá. В Гаркене находятся погрузочно-разгрузочные площадки и рыночная складская база караванов, привозящих и увозящих минералы, масла, рабов, ценные породы дерева, лантинское стекло, музыкальные инструменты из Кобля, бальзам из Бей-Нары, мандаманский «эликсир бессмертия», гранатовые кристаллы из Нового Сегеда и десятки других товаров. Гаркенский базар — исключительно красочное, захватывающее зрелище; здесь производится обмен коммерческими грузами астрономической стоимости, причем сделки заключаются практически без слов: одному купцу достаточно подмигнуть другому, кивнуть или, если предложенная цена недостаточна, покачать пальцем.
Купеческий синдикат содержит эффективную, знаменитую своей строгостью полицию, создающую почти нереальное ощущение спокойствия и безопасности в этом оазисе посреди степи, кишащей разбойниками. В Гаркене нет бандитов, воров или дерзких головорезов; их хватают, как только они появляются в городе, и подвергают скорой и решительной расправе. Поэтому Гаркен считается убежищем справедливости и добросовестности; если вам дорогá жизнь, ни в коем случае не пытайтесь заключать незаконные сделки, мошенничать, приставать к женщинам или прибегать к насилию».
Замп выразительно прочел вслух эти параграфы, бросая многозначительные взгляды на Гассуна; тот с возмущением уставился на партнера: «Почему бы я стал опасаться гаркенских блюстителей порядка? За всю жизнь я ни разу не нарушил закон!»
«Не начинайте преступную карьеру в Гаркене, — посоветовал Замп. — Иначе многие годы вашего самообуздания пойдут коту под хвост».
«Нет никаких поводов для беспокойства, — отозвался Гассун. — Мы объявим программу, как обычно, и будем давать представления — если сборы окажутся достаточными. Мне не терпится извлечь хоть какой-нибудь доход из этого разорительного путешествия».
«Мы можем провести здесь пару дней, не больше, — предупредил Замп. — Сроки поджимают».
«Посмотрим!»
«Миральдра» приблизилась к причалу Гаркена и пришвартовалась, почти не привлекая внимания находящихся на набережной. Замп выставил плакаты, оркестр заиграл веселые мелодии, девушки-мимы стали прохаживаться по верхней палубе — но лишь несколько портовых зевак остановились, чтобы взглянуть на плавучий театр.
«Странно! — заметил Гассун. — Даже любопытно. Гаркен — достаточно многонаселенный город. Причем местные жители, надо полагать, не страдают от избытка развлечений».
«Простая реклама делает чудеса, — подбодрил его Замп. — Устроим парад с музыкой, и все будет хорошо».
«Надеюсь, — проворчал Гассун. — В противном случае мы потеряем зря целый день и весь вечер».
Замп положил в чемоданчик несколько пачек билетов, построил музыкантов в колонну и поручил трем девушкам-мимам идти с плакатами в руках справа от колонны, а трем другим — слева. Замп подал знак рукой — оркестр стал маршировать по набережной, и вскоре музыканты заиграли бодрую мелодию. Встревоженный, Замп выбежал вперед и замахал руками, призывая к молчанию: «Еще не время! Здесь может быть запрещено исполнять громкую музыку по утрам или что-нибудь в этом роде. Давайте сначала убедимся в том, что мы не нарушаем никаких правил. Пойдем вперед — строем, в ногу! Девушки, поднимите плакаты повыше! Мы продаем билеты, а не разглядываем прохожих!»
Замп провел рекламную демонстрацию по широкой улице на центральную площадь, где создавали оживленную красочную суматоху многочисленные торговцы в палатках и лавках, с лотками и тележками. По обеим сторонам главной улицы тянулись вереницы гостиниц и таверн; в следующем квартале под сенью дубильно-ореховых деревьев расположились загоны для рабов — одни пустовали, другие были буквально набиты людьми. Прямо напротив через огромные ворота в массивной стене из черного кирпича открывался вид на бескрайнюю степь.
Замп остановил парадное шествие, уже начинавшее привлекать внимание. Поблизости стоял высокий темноволосый человек с болезненно желтоватой физиономией, обвисшими щеками и хищным горбатым носом — сочетание этих особенностей придавало ему исключительно мрачный вид. На нем была кираса из полированных стеблей черного бамбука, а его хитроумно устроенная кожаная шляпа с десятками фигурных вмятин и складок, по-видимому, свидетельствовала о каком-то должностном статусе. Замп подошел к нему, будучи уверен, что тот сможет предоставить достоверную информацию.
«Мы еще никогда не бывали в Гаркене, — сказал Замп. — По существу, мы только что прибыли на плавучем театре под наименованием «Очарование Миральдры» и хотели бы рекламировать предлагаемую нами развлекательную программу. Нарушим ли мы какие-нибудь местные постановления, если будем исполнять музыку и делать объявления?»
«Это не приведет к нарушениям, — ответил человек в черной кирасе. — Могу вас официально в этом заверить, так как я — один из городских магистратов».
«В таком случае я хотел бы предложить вам привилегию приобретения нашего первого билета, проданного в Гаркене, — Замп раскрыл чемоданчик. — Всего лишь за полгроша».
Магистрат поразмышлял несколько секунд, после чего согласился: «Не откажусь. По сути дела, я куплю сразу четыре билета». Он вынул из поясной сумки стопку бумаг толщиной в два пальца, скрепил одну из бумаг черной печатью, пользуясь карманным устройством, и передал ее Зампу: «Два гроша — насколько я понимаю, такова цена четырех билетов?»
Замп с сомнением взглянул на листок бумаги: «Откровенно говоря, я предпочел бы получить плату полновесным железом».
«Вексель служит эквивалентом железа, — решительно возразил магистрат. — Он подлежит обмену на любые товары в городской черте Гаркена. У нас все сделки заключаются на этой основе».
«Изобретательная концепция! — заметил Замп. — Могу ли я обменять эту бумагу на два железных гроша — и, если это возможно, где производится такой обмен?»
«В большом здании из черного кирпича, — магистрат указал на упомянутое строение пальцем, длиной и бледностью соперничавшим с пальцами Гассуна. — Это банк, где любые местные векселя можно обменивать на наличные деньги».
«В таком случае благодарю вас — как за предоставленные сведения, так и за покупку», — сказал Замп. Он подал знак оркестру, тут же заигравшему веселую мелодию. Установив плакаты, девушки-мимы принялись исполнять сложный танец, кружась по одиночке и взявшись за руки, прыгая из стороны в сторону, приседая и кувыркаясь в воздухе. Стали собираться зрители; Замп время от времени прерывал оркестрантов и танцовщиц, громко объявляя о предстоящем вечернем исполнении высококачественной развлекательной программы на борту «Очарования Миральдры». Ему удалось продать много билетов, причем все покупатели расплачивались листками бумаги с проставленными на них печатями.
Внимание Зампа отвлекли отчаянная жестикуляция и выкрики группы рабов, столпившихся в загоне под дубильно-ореховым деревом. Любопытствуя, Замп подошел к бамбуковой ограде. За ней он обнаружил Гарта Пеплошторма и многочисленных участников его труппы.
Почти прикасаясь лицом к прутьям бамбуковой решетки, Замп серьезно произнес: «Маэстро Пеплошторм! Никак не ожидал встретить вас в Гаркене».
«Мы здесь не по своей воле! — слегка дрожащим голосом воскликнул Пеплошторм. — Нас схватили, нам угрожали, нас погоняли, как скотину, и привезли сюда, чтобы продать в рабство! Можете ли вы представить себе такую нелепость? Какую радость, какое неописуемое облегчение я ощутил, как только вас заметил!»
«Всегда приятно увидеть знакомое лицо в чужой стране, — кивнул Замп. — Но прошу меня извинить, мне нужно продавать билеты на вечернее представление».
Замп вернулся к оркестрантам, обратился к толпе с громким объявлением и продал почти сотню билетов.
Гарт Пеплошторм продолжал возбужденно жестикулировать, и Замп вернулся к загону: «Маэстро Пеплошторм, вы меня звали?»
«Конечно! Когда вы сможете вызволить нас из этой клетки? Нам не терпится выкупаться и плотно закусить».
Замп скорбно улыбнулся: «У вас преувеличенное представление о моих возможностях. Я ничего не могу для вас сделать».
Гарт Пеплошторм ошеломленно отшатнулся: «Как? Вы намерены бросить нас в беде?»
«У меня нет другого выбора».
«Но вы могли бы, конечно же, заключить какое-нибудь соглашение с работорговцем!»
Замп с сожалением покачал головой: «Зачем мне столько рабов — даже если бы я мог за них заплатить?»
Помолчав несколько секунд, Пеплошторм холодно произнес: «Если вы поможете нам в этой безвыходной ситуации, можете не сомневаться в том, что ваше железо будет возвращено с благодарностью».
«У меня нет железа, — возразил Замп. — Все, что у меня было, осталось у разбойников в Голодном Порту. Возможно, поэтическая справедливость так-таки существует».
«А маэстро Гассун? У него тоже нет денег?»
Замп задумчиво погладил козлиную бородку: «Могу сделать одно предложение. Нам не хватает четырех волов — но вы, надо полагать, не желаете спать в хлеву и толкать ворот?»
Пеплошторм глубоко вздохнул: «Если не остается ничего другого — придется с этим смириться».
Замп направился размашистыми шагами к конторе работорговца, тучного субъекта в темно-красной мантии. Тот сердечно приветствовал антрепренера: «Чем я могу вам помочь?»
«Примерно через неделю, — ответил Замп, — я мог бы продать дюжину рабов. Сколько вы согласились бы за них заплатить?»
«Все зависит от качества товара. Не могу назвать определенную сумму, пока не произведу осмотр».
«Исключительно для сравнения — скажем, они примерно напоминают ту группу в бамбуковом загоне».
«Это невыносливый сброд без полезных навыков, на тяжелой работе они не продержатся и нескольких недель. На таких нет особого спроса — мне их сбыли по пятнадцать грошей за голову».
«Даже так! — удивился Замп. — Никак бы не подумал, что рабов можно купить так дешево. А по какой цене они продаются?»
Работорговец поджал губы: «Я уступил бы их по сорок грошей за каждого. Так вы продаете или покупаете?»
«Сегодня, если вы назовете разумную цену, я мог бы их купить. Но не могу предложить больше двадцати грошей за голову».
Томно полузакрытые глаза работорговца раскрылись и потрясенно выпучились: «Как может прокормиться коммерсант, если он покрывает издержки на содержание товара, а потом продает его в убыток себе? Легкомыслие в нашем деле неуместно».
В конце концов торговец согласился получить по двадцать шесть с половиной грошей за голову, то есть ровно пятьсот грошей за всю партию рабов. «Теперь поговорим об оплате, — деловито продолжил Замп. — Вот пачка заверенных ценных бумаг, переданных мне жителями Гаркена, общей стоимостью шестьдесят три гроша. Я вручаю ее вам, после чего с меня причитаются еще четыреста двадцать семь грошей». Замп открыл чемоданчик с билетами: «Таким образом, я должен уплатить вам восемьсот пятьдесят четыре векселя по полгроша каждый, подобных ценным бумагам, имеющим хождение в Гаркене — как вы можете видеть, на каждом выдавлена официальная эмблема знаменитого плавучего театра «Очарование Миральдры». Предъявив любой такой вексель у трапа, можно получить право на вход, причем он сохраняет стоимость бессрочно, вплоть до обмена».
Работорговец внимательно рассмотрел билеты, полученные от Зампа: «Меня приводит в некоторое замешательство назначение этих векселей. Их можно обменять на железо?»
«На железо, если таково будет решение маэстро Гассуна, на какой-либо товар или на услугу эквивалентной стоимости — например, предъявителю векселя предоставляется право присутствовать на представлении трагедии «Макбет». По вашему усмотрению, вы можете извлечь прибыль, предлагая эти векселя степным кочевникам по цене, в два раза превышающей их номинальную стоимость».
«Хорошо. Рабы — ваши. Но я не могу предоставить никаких гарантий, сбывая их с такой скидкой».
«Придется рискнуть, — пожал плечами Замп. — Мне потребуется веревка, чтобы привязать их друг к другу, шея к шее, и тем самым предотвратить возможность побега».
«О каком побеге может идти речь? Тем не менее, вот крепкий шнур, вполне соответствующий вашим целям».
Замп повел бывших рабов к плавучему театру, а марширующие оркестранты и девушки-мимы завершали шествие. Все они шеренгой поднялись по трапу на главную палубу; остановившись, Гарт Пеплошторм произнес срывающимся от волнения голосом: «Аполлон Замп! В свое время между нами возникали расхождения, но сегодня вы сделали поистине доброе дело. Будьте уверены в том, что по меньшей мере я никогда об этом не забуду!»
«Я тоже! — заявил Альпо, выступавший главным акробатом в бывшей труппе Зампа. — Гип-гип-ура! Качать Аполлона Зампа, нашего благородного избавителя!»
«Всему свое время, — удержал акробата Пеплошторм. — В данный момент я настолько проголодался и ослаб, что просто не способен веселиться. Не могу дождаться возможности принять ванну, переодеться в чистое белье, хорошенько поужинать, а затем, наконец, растянуться на кровати и отдохнуть!»
«Не спешите, — с мрачной усмешкой заметил Замп. — Небезызвестные события на реке Лант и в таверне «Зеленая звезда» все еще не стерлись из моей памяти».
«Будет вам, дружище Замп! — с укоризной отозвался Пеплошторм. — Я, например, готов обо всем забыть — что было, то прошло!»
«Не сомневаюсь, что со временем все забудется, но прежде всего следует помнить о сиюминутных проблемах. Выкупив вас из рабства, я понес существенные расходы».
«Разумеется! Мы всецело признаём нашу задолженность, — с готовностью подтвердил Пеплошторм. — Каждый из нас обязуется вернуть свою долю выкупа».
«Прекрасно! — кивнул Замп. — Вы можете сейчас же выписать на мое имя безотзывный банковский аккредитив на тысячу железных грошей, после чего каждый из ваших спутников вернет вам свою долю выкупа в соответствии с принятыми обязательствами».
Гарт Пеплошторм начал было громко протестовать, но Замп остановил его резким жестом: «Само собой разумеется, что, пока упомянутая сумма не будет вручена мне полновесным железом, ваша задолженность остается в силе, и всем вам придется толкать ворот».
«Вы меня огорчаете, — заметил Пеплошторм. — У вашего сострадания желчный привкус».
Замп хотел было холодно возразить, но его прервал звенящий возглас Гассуна: «Маэстро Замп, чем объясняется это вторжение?»
«Одну минуту, — сказал Замп и подозвал боцмана. — Отведите этих людей на нижнюю палубу и проследите за тем, чтобы они никуда оттуда не выходили».
Боцман увел Пеплошторма и других выкупленных рабов, после чего Замп присоединился к Гассуну на квартердеке.
«Может быть, вы соблаговолите объяснить мне происходящее?» — потребовал Гассун.
«Объясню. Разве вы не узнали Гарта Пеплошторма и его труппу? Я нашел их в загоне для рабов!»
Гассун вопросительно поднял брови: «И каким образом, не располагая денежными средствами, вы их освободили? Надеюсь, вы не прибегали к насилию или мошенничеству?»
Замп ответил надменно-ледяным тоном: «Ввиду отсутствия денежных средств мне пришлось положиться на изобретательность и убедительное красноречие».
Гассун схватился за голову — пучки растрепанных белых волос встали торчком у него между пальцами: «Ваши слова чреваты зловещими последствиями!»
«Я честно заключил сделку на самых недвусмысленных условиях, — спокойно, с достоинством возразил Замп. — По существу, работорговец назначен нашим агентом по продаже билетов. На мой взгляд, это самый удовлетворительный результат для всех заинтересованных сторон».
Гассун, казалось, обреченно обмяк. Он спросил, выдавливая слова, как металлическую проволоку: «Каковы конкретные условия этой сделки?»
«Я выдал торговцу определенное количество билетов, совокупная стоимость каковых точно соответствовала запрашиваемой цене».
Гассун застонал: «Сколько билетов?»
«В общей сложности восемьсот пятьдесят четыре».
«Восемьсот пятьдесят четыре билета! Даже если все билеты раскупят сразу, нам придется давать три представления, не получив за это ни гроша!»
«Не обязательно, — возразил Замп. — У агента есть несколько возможностей. Он может прибыльно продавать билеты с наценкой, распределять их среди друзей и знакомых или даже обменивать на железо у нас на борту».
Гассун возопил, пронзительно и гнусаво: «И я буду вынужден платить железом за мои собственные билеты? Да вы с ума сошли! У меня просто нет таких денег!»
«До этого дело не дойдет, — успокоил его Замп. — Возникшая ситуация отличается многими преимуществами. Маэстро Пеплошторм и его товарищи вызвались выполнять работу недостающих волов. Кроме того, они возместят нам издержки, когда мы вернемся в Кобль. Как мы можем что-либо потерять?»
Гассун воздел руки к небу и скрылся у себя в кабинете.
Когда началось вечернее представление, зал наполовину пустовал. Присутствовали работорговец в красной мантии, магистрат в черной бамбуковой кирасе и другие обитатели Гаркена, заплатившие за билеты бумажными сертификатами на площади, человек тридцать, обменявших проштампованные бумажные векселя на билеты, поднимаясь по трапу, и еще дюжина зрителей, по-видимому купивших билеты у работорговца.
Гассун мрачно взирал на пустые места: «Если дело пойдет таким образом, нам придется торчать на причале в Гаркене две недели и давать по два представления в день — ничего при этом не зарабатывая».
«Это было бы нецелесообразно, — заметил Замп. — Возможно…» Антрепренер замолчал, задумчиво подергивая козлиную бородку.
«Возможно — что?»
Прежде, чем Замп успел ответить, к нему приблизились магистрат и работорговец.
«Прекрасный спектакль, — похвалил магистрат, — хотя, на мой взгляд, в какой-то мере мрачноватый и тягостный. Что вы будете показывать завтра?»
«То же самое», — буркнул Замп.
Работорговец недовольно покачал головой: «Я не смогу распродать билеты на такое унылое представление. Здесь, в Гаркене, любят веселые, легкомысленные развлечения — даже, можно сказать, в какой-то мере непристойные, хотя и не выходящие за грани дозволенного. Думаю, что мне придется обменять ваши векселя на железо».
Гассун поднял глаза к небу. Замп любезно ответил: «Наши векселя — так же, как местные бумажные сертификаты — можно обменять на железо в банке».
Работорговец начал было возражать, но вмешался магистрат: «Это вполне разумное решение вопроса. Кто станет рисковать суровыми последствиями мошенничества из-за какой-то жалкой кучки железных грошей?»
«Конечно, никто, — согласился работорговец. — Но день банковских расчетов наступит только через шесть месяцев!»
«Как это так? — мгновенно разъярился Гассун. — Проштампованные бумажки, которые вы всучили кассиру у трапа, нельзя обменять на железо раньше, чем через шесть месяцев?»
«В связи с особыми обстоятельствами, — уступил магистрат, — я попрошу банковских служащих обменять на железо как бумажные сертификаты, полученные театром, так и векселя, выданные от имени театра, уже завтра утром. Не беспокойтесь о своем железе, господа — в Гаркене такие вопросы решаются методично и добросовестно. У тех, кто не придерживался этого правила, давно нет никаких вопросов».
Как только магистрат и работорговец удалились, Замп и Гассун тревожно переглянулись. Аполлон Замп сказал: «Выход из положения очевиден».
На этот раз Гассуну пришлось согласиться. Владелец судна подозвал боцмана: «Запрячь волов. Поднять паруса и отдать концы. Мы покидаем Гаркен сию же минуту».
Глава 13
С юга дул настойчивый прохладный ветер; появившиеся было звезды скоро скрылись за летящими клочьями облаков. Руководствуясь почти невидимыми очертаниями низких берегов, команда «Миральдры» направляла судно вверх по течению полноводной реки.
К полуночи ветер ослаб. Волы крутили два ворота, а Гарта Пеплошторма и его труппу, невзирая на их протесты, заставили толкать спицы третьего, и судно продолжало упорно плыть на север.
На рассвете ветер снова наполнил паруса, и кормовое гребное колесо подняли из воды. Часа через четыре на восточном берегу появились шестеро скачущих на юг всадников — заметив плавучий театр, они развернулись и принялись догонять судно, крича и размахивая руками. Гассун предусмотрительно держался поближе к западному берегу и притворялся, что не замечает возбужденную жестикуляцию. В конце концов всадникам надоело бесполезное преследование, и они разочарованно продолжили путь на юг. Зампу, наблюдавшему за ними в подзорную трубу, показалось, что он узнал тучную фигуру работорговца, хотя просторный капюшон почти полностью закрывал его лицо.
«Мы достаточно далеко от Гаркена, — заметил он, повернувшись к Гассуну. — Но местные жители отличаются мелочным и злобным характером, у них нет никакого чувства юмора. Как только перед ними открывается возможность воспользоваться каким-либо преимуществом, они ни перед чем не останавливаются».
«Тем не менее, — прорычал Гассун, — моя безукоризненная репутация, приобретенная с таким трудом, отныне запятнана».
«Не обязательно, — возразил Замп. — Гаркенский банк может действительно обменять наши билеты на железо, в каковом случае никто не останется в проигрыше».
Вечером следующего дня плавучий театр приблизился к Погромной Излучине, о которой в «Речном справочнике» не было вообще никаких сведений. Гассун хотел дать пару представлений, чтобы поправить финансовые дела; Замп подозревал, однако, что всадники из Гаркена могли опередить судно и поджидать его в Погромной Излучине, что было бы чревато нежелательными последствиями. Между партнерами завязался длительный и возбужденный спор.
Вопрос решился сам собой, когда в поле зрения показалась Погромная Излучина — полуразрушенный, покинутый жителями поселок. Гассун подвел судно поближе к обвалившимся причалам, чтобы получше рассмотреть городок в подзорную трубу. На пустынных улицах не было ни души — хотя Гассуну показалось, что в тенях украдкой перемещались какие-то фигуры. Так или иначе, представление здесь никак не могло принести какой-либо доход, и «Миральдра» поплыла дальше.
Окружающая местность превратилась в бескрайнюю степь, по плоской поверхности которой Виссель растекся подобно гигантскому спруту, мягкому и ленивому. «Миральдра» почти беззвучно парила на воде, как во сне, под нежнейшими солнечно-голубыми небесами. Несколько раз показывались шайки кочевников — иногда они молча сидели в седлах, провожая глазами плавучий театр, иногда скакали за ним по берегу со свистом и улюлюканьем, размахивая шапками.
«Речной справочник» уже почти не позволял получить какие-нибудь полезные сведения, хотя на карте было обозначено примерное местонахождение нескольких населенных пунктов: Степного Простора, Айдентуса, Порт-Венобля и замка Банури. Несмотря на предупреждения Зампа, все еще опасавшегося погони из Гаркена, Гассун настоял на остановке в Степном Просторе. Поселок состоял, по-видимому, не более чем из пристани, склада и горстки фермерских жилищ; тем не менее, местная публика пришла в восторг от «Макбета», и Гассун оказался настолько доволен как реакцией зрителей, так и кассовыми поступлениями, что хотел остаться в Степном Просторе на несколько дней. Замп, однако, твердо наложил вето, ссылаясь на недостаток времени.
На следующий день после отплытия из Степного Простора на берегу появилась банда кочевников; понаблюдав за судном несколько секунд, они поспешили вверх по течению, пришпоривая коней с целеустремленностью, показавшейся Зампу зловещей. Гассун, увлеченно обсуждавший поэзию с мадемуазелью Бланш-Астер, презрительно отмахнулся от Зампа, когда тот попытался объяснить причину своего беспокойства. Через два часа «Миральдру», огибавшую очередной плоский мыс, встретила целая флотилия из дюжины сплетенных из ивняка и обтянутых кожей лодок — в лодках сидели встревожившие Зампа кочевники, вооруженные луками и стрелами, боевыми топорами и абордажными крюками.
Нисколько не успокоенный безмятежной уверенностью Гассуна, Замп поднял всеобщую тревогу, и команда немедленно приняла предусмотренные им заранее оборонные меры. Подняли щиты, предохранявшие от стрел рулевого и вороты — к спицам уже пристегнули волов. На носу верхней палубы Замп навел на цель пушку из цементированного стекловолокна и поднес горящую спичку к запалу; пушка изрыгнула разрушительный веер кремневых голышей и потопила три кожаные лодки сразу. Пеплошторма и его труппу приставили к планширям; им приказали немедленно хватать и сбрасывать за борт любые абордажные крюки. Тем временем команда принялась обстреливать разбойничьи лодки из катапульт бурдюками, наполненными летучим эфирным маслом. Как только поверхность реки между лодками покрылась разлившейся маслянистой пленкой, в нее метнули из тех же катапульт охапки горящего мусора. Почти взрывообразно возникла сплошная стена огня. Горе-разбойники отчаянно вопили, бросались в воду и плыли к берегу. Замп перезарядил пушку и разрядил ее в направлении еще остававшихся на плаву лодок — нападение было отражено практически сразу после того, как началось.
Гассун ворчливо признал эффективность оборонительных маневров Зампа, но считал, что они, вероятно, были преждевременными: «Думаю, что их можно было бы отпугнуть грозным предупреждением или просто какой-нибудь демонстрацией наших возможностей. Ненавижу излишнее кровопролитие, зрелище человеческой смерти меня удручает».
«Зато теперь на обратном пути будет меньше кровожадных бездельников, готовых перерезать вам глотку и пустить ко дну все ваши экспонаты, не испытывая ни малейших угрызений совести», — парировал Замп.
Гассун что-то пробормотал себе под нос и скрылся в кабинете.
Через час над степью воцарился мертвый штиль. С севера, где уже высились неясные темные очертания Мандаманских гор, надвигались клубящиеся тучи. Справа и слева молнии ударяли в безразличную равнину, и тут же налетел шквал холодного ливня. Но уже через пять минут гроза разлетелась во все стороны, словно кто-то ударил по тучам кулаком. Открылось ясное небо, и легкий бриз стал подталкивать «Миральдру» вверх по течению.
Перед заходом солнца на восточном берегу показался небольшой городок. Сверившись с картой, Замп заявил, что это Айдентус. В связи с полным отсутствием информации Замп хотел продолжать плавание и как можно незаметнее миновать этот поселок, но Гассун приказал пришвартоваться к местному причалу — не только для того, чтобы дать представление и тем самым пополнить кассу, но и потому, что он боялся провести ночь, бросив якорь посередине реки.
Замп мог противопоставить этим аргументам лишь общее ощущение беспокойства, вызвавшее со стороны Гассуна презрительные насмешки. Команда спустила паруса, и «Миральдра», потихоньку перемещаясь поперек течения, причалила к пристани Айдентуса.
На пристани немедленно собралась толпа местных жителей — крепко сколоченных субъектов с румяными физиономиями, волосами соломенного оттенка и открытыми, непринужденными манерами. Особенно очаровательно вели себя дети, бросавшие цветы на палубу плавучего театра.
Когда Гассун вышел на верхнюю площадку трапа, чтобы представиться и объяснить назначение своего прибытия, айденты приветствовали его с энтузиазмом. Они сообщили, что «Очарование Миральдры» — первый плавучий театр, посетивший их городок; по их словам, их редко навещали какие-либо суда.
При виде столь доброжелательно настроенной публики опасения Зампа рассеялись. На вечернем представлении скамьи ломились — казалось, в зале собралось все население Айдентуса. Кроме того, к вящему удовлетворению Гассуна, айденты платили звонким холодным чугуном.
Местные жители остались довольны трагедией — настолько довольны, что после того, как закрылся занавес, Гассун счел необходимым выйти на сцену: «Благодарю вас за энтузиазм — очень приятно видеть, что вам понравилась пьеса. Я на самом деле считаю, что вы, проницательные и восприимчивые горожане Айдентуса, в полной мере постигли глубину и сложность содержания шекспировского шедевра».
Гассун с улыбкой поднял руку, чтобы остановить поток доносившихся из зала выкриков: «Бис, бис! Еще раз!»
«Мы устали, нам нужно отдохнуть — хотя, если кто-нибудь из горожан пропустил сегодняшнее представление, я не вижу причины, по которой мы не могли бы повторить спектакль завтра утром — перед тем, как нам придется, к сожалению, покинуть ваше замечательное селение!»
Наконец публика покинула плавучий театр; Гассун, благодаря судьбу, подсчитал извлеченный за вечер солидный доход и переместил железо из кассы в сейф.
Наутро во всем городке явно преобладало праздничное настроение. Дети сплели гирлянды из льняных метелок и соцветий бобадиля и украсили ими все судно, от носа до кормы вдоль обоих бортов; гребное колесо оказалось опутано таким количеством листвы и цветов, что Замп встревожился — гирлянды могли воспрепятствовать навигации.
Гассун, по такому случаю надевший поверх обычных черных брюк «выходной» сюртук с красновато-коричневыми отворотами, возбужденно воскликнул, обращаясь к Зампу: «Наконец мы нашли то, что я уже почти отчаялся найти: поистине проницательную, отзывчивую аудиторию! Смешно подумать, что вас снедали опасения по поводу остановки в Айдентусе!»
«Вы совершенно правы, — отозвался Замп. — Но время не ждет — давайте поскорее покончим с утренним спектаклем».
К Гассуну подошел городской старейшина: «Разумеется, я никак не могу распоряжаться вашими делами, но вчера вечером мы потратили все железо, накопленное за несколько лет. Короче говоря, у нас больше не осталось никаких денег. Тем не менее…»
Замп сразу нашелся: «Вы могли бы заплатить свежими пищевыми продуктами и кормом для волов».
Старейшина почесал в затылке: «Корма для скота у нас нет, а что касается овощей и прочего, вы же не станете отнимать у друзей последнюю корку хлеба? Пусть начинается представление! А о расценках и прибылях мы побеспокоимся как-нибудь в другой раз. В конце концов, разве все это так уж важно? Через три дня мы устроим в вашу честь настоящий пир горой! Каждый принесет все лучшее, что у него есть, каждый наестся от пуза и напьется по горло. Мы уже заказали шесть бочек медовухи, шилликов и печависов для грилей, целую телегу леденцов и цукатов — устроим празднество, подобного которому не было во всей истории Айдентуса!»
«Подготовка такого фестиваля обойдется недешево, — заметил Замп. — Как вы намерены за все это заплатить, если у вас кончилось железо?»
«Как-нибудь справимся. Безоговорочная щедрость у нас считается первейшей добродетелью — в Айдентусе никто никогда не скупится и не прячет от других свое добро. Накопить кучу железа и не поделиться с товарищем, у которого ничего нет и который не может за что-нибудь заплатить — что может быть подлее и отвратительнее?» На какое-то мгновение глаза старейшины сверкнули — он казался почти возмущенным.
«Благородный принцип!» — задумчиво отозвался Гассун.
«Тем временем, начинайте представление! Насладимся вполне каждым мгновением нашей слишком скоротечной жизни!»
«Хорошо! — уступил Замп. — Одно последнее представление, после чего мы сразу отчалим — нас ждут важные дела в других местах!»
Шокированный, старейшина разочарованно всплеснул руками: «Неужели вы нас покинете, не дожидаясь роскошного пира?»
«У нас нет выбора, — объяснил Замп. — Как я уже упомянул, нас ждут срочные дела».
«Да, — поддержал партнера Гассун. — В высшей степени срочные. Неотложные!»
«Это всех огорчит необычайно, — опустил голову старейшина. — Мы надеялись развлечься от души и познакомиться со всем вашим репертуаром. А теперь получается, что нам придется довольствоваться единственной вчерашней трагедией — весьма меланхолического характера, надо сказать».
«В нашем репертуаре больше ничего нет, — возразил Замп. — Сегодня мы исполним ту же самую пьесу. Мы готовы поднять занавес — пожалуйста, занимайте места».
И опять на сцене стали разворачиваться события, неизменно приводившие к кровавой кончине Макбета и несопоставимые с фестивальной атмосферой городка и веселым убранством судна — тем более, что Замп на этот раз сократил представление, выкроив несколько сцен, вставленных для того, чтобы несколько оживить мрачность сюжета. На этот раз аплодисментам айдентов, все еще искренним и продолжительным, не хватало вчерашней восторженности.
Как только занавес опустился, Гассун снова вышел на сцену: «Нам очень жаль, но теперь мы должны отправиться в путь. Мы понимаем, что провели в Айдентусе слишком мало времени — тем не менее…»
Из зала послышались выкрики: «Не уезжайте! Оставайтесь у нас! Оставайтесь навсегда и развлекайте нас каждый день! Дайте еще одно представление! Сыграйте другую пьесу! У вас большой репертуар — сыграйте что-нибудь другое!»
Улыбаясь, Гассун поднял руки, чтобы утихомирить публику: «Нам очень льстит ваше внимание, но мы должны вас покинуть. Будьте добры, уберите гирлянды и цветы, украшающие судно, чтобы мы могли отчалить без промедления».
«Это не гирлянды, это «пряди любви»! — возразил старейшина. — Никто из нас не посмеет их сорвать».
Замп тоже вышел на сцену: «Нас переполняет чувство благодарности за ваше понимание драматического искусства и за вашу щедрость — нам не остается ничего другого, как уступить вашим пожеланиям. Поэтому мы дадим еще одно представление величественной трагедии «Макбет»».
«Опять «Макбет»?» — не веря своим ушам, спросил старейшина.
«Смысловое содержание этого шедевра отличается неисчерпаемой глубиной, — заявил Замп. — Для того, чтобы по заслугам оценить его всесторонние преимущества, требуется неистощимое терпение».
Актерам пришлось снова произносить реплики персонажей «Макбета»; на сей раз Замп полностью устранил пение, пляски и завывания, придававшие остроту ведьмовским сценам, а монологи приказал повторять дважды. Те зрители, у кого были дела в городе, пытались потихоньку уйти, но обнаружили, что трап убрали — им пришлось остаться в зале.
Когда трагедия закончилась, Замп снова появился на сцене и объявил: «Невозможно допустить, чтобы кто-либо превзошел нас в братском великодушии и расточительстве! Не поднимайтесь с мест — мы повторим представление в третий раз, и совершенно бесплатно. Итак — сцена первая первого акта! Прошу уделить должное внимание богатству и сложности языка, а также философскому резонансу неоднозначных эмоциональных переживаний, мастерски выраженных с тонкостью, отражающей непревзойденное понимание человеческой природы!»
Теперь в первой сцене ведьмы сидели на стульях в повседневных платьях и напоминали сплетничающих после работы уставших уборщиц, все монологи произносились по три раза, а музыкальное сопровождение ограничивалось, по мере сюжетной необходимости, имитацией фанфар на одиноком ревгорне, скупым воспроизведением раскатов грома и редкой барабанной дробью. Как только занавес опустился по окончании последней сцены, он тут же взметнулся, снова предлагая взорам публики ночную вересковую пустошь.
Зрители начинали беспокоиться; многие встали со скамей и стояли в проходах, в связи с чем Замп прервал один из бесконечных монологов и выступил на авансцену: «Дорогие друзья! Пожалуйста, не мешайте исполнению! Мы делаем все, что в наших силах, и намерены прилагать дальнейшие усилия неустанно!»
«Будьте добры, спустите трап! — попросил старейшина. — Меня ждут дела на берегу».
«Мы можем оставаться в Айдентусе так долго, как потребуется — все время, пока вы уделяете нашему спектаклю свое просвещенное внимание! — продолжал Замп. — Поэтому будьте любезны, вернитесь на свое место».
«Исполните что-нибудь другое! Нам надоела эта выспренняя, претенциозная драма».
«Мы исполняем только «Макбет» — это все, что мы умеем».
«В таком случае вам придется покинуть Айдентус, — с внезапной решительностью заявил старейшина. — И забирайте с собой вашего осточертевшего «Макбета»!»
В восьмидесяти километрах к северу от Айдентуса Виссель струился среди скалистых холмов и зеленых лугов, осененных дорическими вязами, одинокими черноствольными сираксами и тремблантами с трепетной серо-зеленой листвой, отливавшей серебром; ландшафт был ласков и приятен для глаз, как потерянная блаженная Аркадия, но полон зловещей тишины — даже ветер умолк, а речная вода казалась вязкой, как сироп. Гассун приказал привести в действие гребное колесо; волов, в компании Гарта Пеплошторма и его актеров, заставили крутить ворот, и судно продолжало плыть вверх по все еще полноводной реке. Замп сидел на квартердеке, прихлебывая вино и посматривая то на пейзаж, то на вспотевшего Пеплошторма, налегавшего на спицу ворота.
Там, где к самому берегу подступал высокий темный лес, приютился городок, состоявший из бревенчатых домов, выкрашенных в ярко-синий и ярко-красный цвета; по мнению Зампа, это был Порт-Венобль. Так как уже приближалась ночь, а ветра не было, Гассун решил причалить и дать представление, надеясь что-нибудь заработать. Замп снова позволил себе выразить опасения: «Мы ничего не знаем о местных жителях — надеюсь, что опыт, приобретенный по пути, научил вас осторожности».
Гассун разглядывал городок в подзорную трубу: «Не вижу ничего, что могло бы вызвать тревогу. Горожане — люди среднего роста, у них нет ни клыков, ни рогов, ни хвостов. Должен заметить, Аполлон Замп, что вы в некоторой степени предрасположены к малодушию и автоматически относитесь с недоверием ко всем и каждому — достойная сожаления черта характера».
Замп не нашел слов, позволявших опровергнуть это заключение, и Гассун торжествующе отправился давать указания рулевому. «Миральдра» повернула поперек реки и осторожно приблизилась к причалу.
Немногочисленная группа серьезных угрюмых субъектов собралась выслушать Гассуна, выступавшего с объявлением на верхней площадке трапа: «Перед вами чудесный плавучий театр, «Очарование Миральдры», и мы готовы исполнить для вашего развлечения классическую трагедию средневековой Земли под наименованием «Макбет». Но прежде всего я должен познакомиться с местными правилами и с тем, как они могут применяться по отношению к нашему театру. Например, взимаете ли вы портовые сборы?»
Представитель населения Порт-Венобля — а этот поселок назывался именно так — заверил Гассуна в том, что в их городской черте не действовали какие-либо необычные или чрезмерно обременительные правила: «Тем не менее, у нас считается традиционным проявлением вежливости распределение бесплатных билетов среди муниципальных чиновников и их ближайших родственников».
Гассун погладил длинный подбородок: «И сколько у вас таких муниципальных чиновников?»
«Примерно тридцать человек».
«И каково, в среднем, количество лиц, считающихся ближайшими родственниками?»
«В Порт-Венобле семья, как правило, состоит из одиннадцати или двенадцати человек».
«Любопытно! — заметил Гассун. — Таким образом, в вашем городке преобладают исключительно тесные и устойчивые семейные связи».
«Именно так».
Рассматривая поселок в подзорную трубу, Гассун примерно оценил численность местного населения — здесь не могли проживать больше четырехсот человек. «Мы сделаем еще более щедрую уступку! — торжественно заявил он. — Как правило, в нашем театре плата за вход составляет один грош. Но сегодня вечером вместо того, чтобы распределять бесплатные билеты, мы будем взимать с каждого зрителя в два раза меньше — всего лишь по полгроша. Это будет выгодно каждому местному жителю, независимо от уровня его дохода».
«Рад слышать! — отозвался гражданин Порт-Венобля. — В наше время редко можно встретить такую бескорыстную готовность пойти навстречу потребностям общины!»
Гассун немедленно занялся продажей билетов, а Замп направился в находившуюся на пристани таверну. Там ему сообщили, что до Бездонного озера оставалось плыть еще не меньше ста пятидесяти километров, причем по диким местам, кишевшим разбойниками.
«К северу от Порт-Венобля нашли пристанище изгнанники из Сойванесса, — указал один из посетителей таверны. — Хуже всех — барон Банури, поселившийся в замке над Мандаманскими Воротами. С такого театра, как ваш, барон потребует огромную пошлину — не меньше двухсот грошей. А если вы откажетесь платить, он сбросит на ваше судно каменные глыбы, когда вы будете плыть по ущелью».
Замп надул щеки от огорчения: «И такая пошлина взимается последовательно, с каждого судна?»
«Так же последовательно, как пиво льется из бочки в кружку, из кружки в желудок, а затем в мочевой пузырь, каковой затем опорожняется общеизвестным способом».
«Мой партнер, Теодорус Гассун, неохотно подчиняется произвольным требованиям самозваных сборщиков податей, — заметил Замп. — Он может отказаться от плавания под Мандаманскими Воротами или даже не пожелает приближаться к ущелью».
«Вольному воля, как говорится».
Вечернее представление ни в чем нельзя было упрекнуть, и зрители подходили к Гассуну, высказывая красноречивые комплименты по поводу мастерства и правдоподобности актерской игры. Замп находился поблизости и внимательно прислушивался к замечаниям местных жителей. Кто-то сказал: «Как жаль, что возникла постыдная ситуация, в которой барон Банури позволяет себе…»
Замп не позволил говорившему закончить фразу: «Да-да, мы надеемся посетить Порт-Венобль снова и предложить вам другой репертуар».
Удрученно поежившись, еще один комментатор решил поделиться сходным наблюдением: «Замки древней Земли, такие, как Гламис, несомненно отличались мрачной суровостью, но если сравнить их с замком барона…»
Замп поспешно вмешался: «На обратном пути вниз по течению Висселя мы обязательно снова остановимся в Порт-Венобле и дадим здесь несколько представлений».
«Да-да, разумеется, — пробормотал несколько озадаченный Гассун. — Но кто этот барон?»
Замп прикоснулся к локтю партнера: «Прошу прощения, маэстро Гассун — пока вы принимаете заслуженные поздравления достопочтенных граждан, мадемуазель Бланш-Астер и я пойдем пропустим пару стаканчиков в местной таверне».
«Подождите-ка! — взревел Гассун. — Мне нужно срочно обсудить с ней несколько важных вопросов, а ваше присутствие сделает такое обсуждение неудобным как для меня, так и для нее. Идите, пьянствуйте в компании Виливега или кого-нибудь еще из ваших закадычных приятелей». Извинившись перед горожанами, Гассун отправился искать надменную красавицу.
На рассвете «Миральдра» отчалила от пристани Порт-Венобля и поспешила на север под всеми парусами, подгоняемая то крепчавшим, то ослабевавшим ветром — сезон муссонов подходил к концу. Замп пригласил судового инженера, Итэна Квэйнера, плотника Балтропа и еще нескольких человек собраться в трюме под тем участком палубы, где находился зрительный зал, и приказал изменить конструкцию домкратов, позволявших поднимать и наклонять секции палубы, сбрасывая в реку разбушевавшуюся публику.
Гассун не преминул услышать стук и тяжелые глухие удары, раздававшиеся под палубой, и потребовал объяснений. Замп сообщил сухопарому владельцу судна, что потребовалось отремонтировать кое-какие укосины и стойки: «Возможно, вам следует спуститься в трюм и проследить за производством работ, пока они не будут закончены. Конечно, я мог бы это сделать сам… — тут Замп покосился на квартердек, где стояла мадемуазель Бланш-Астер, праздно наблюдавшая за проплывающими мимо берегами —…но у меня есть другие дела».
Гассун заметил направление взгляда Зампа и холодно сказал: «Ваших способностей вполне достаточно для выполнения этой функции».
«Как вам будет угодно».
Шло время, и окружающая местность становилась все более дикой и пустынной. Прямо впереди показались Мандаманские Палисады — издали казалось, что отвесные утесы перегородили русло реки. По берегам то и дело появлялись банды всадников-дикарей, изумленно провожавших глазами диковинное судно. Когда сгустились сумерки, вместо того, чтобы бросать якорь и подвергаться риску нападения, Гассун решил продолжать плавание вверх по течению, маневрируя при свете звезд, отбрасывавших слабые отблески на поверхности реки.
На следующее утро Мандаманские базальтовые столбы уже словно упирались вершинами в северное небо, а к полудню стало очевидно, что их расщепляло глубокое ущелье, по которому Виссель вытекал из Бездонного озера. Не более чем в километре от ущелья, словно выросший из невысокого скального уступа, гнездился замок, состоявший из внутренней цитадели, шести башен различной высоты и внешней крепостной стены с узким арочным проходом, перегороженным бревенчатыми воротами.
Как только «Миральдра» стала приближаться к замку, от находившегося неподалеку причала отделился черный баркас, с которого громко прокричали в рупор: «Эй, на борту! Уберите паруса, встаньте на якорь и приготовьтесь платить пошлину барону Банури!»
Гассун бешено откинул голову назад, как норовистая лошадь: «Какая такая пошлина? Что за чепуха? Мы плывем в Морнун!»
«Неважно. Спускайте лестницу!»
Гассун неохотно подал знак боцману, и тот опустил висевшую на крюках приставную лестницу. На палубу взобрался грузный человек в черных латах с лиловыми узорами. Гассун вышел ему навстречу: «Ни о каких пошлинах не может быть речи! Мы здесь по приглашению короля Вальдемара, гарантировавшего нам освобождение от любых путевых сборов».
«Протестовать бесполезно. Самому Вальдемару тоже пришлось бы платить. Барон Банури контролирует Мандаманские Ворота. Если вы желаете плыть дальше, вам придется выложить пятьсот грошей».
Гассун словно подавился, не находя слов: «Ничего подобного! Вы не получите ни гроша! Это неприкрытое, бессовестное вымогательство! Мне остается только развернуться и плыть обратно в Кобль!»
Замп подошел к человеку в латах: «Вы — барон Банури?»
«Я — сэр Арбан, благородный рыцарь, начальник охраны, хранитель Ворот и главный сборщик податей!»
«Как вы можете видеть, вы находитесь на палубе плавучего театра, — сказал Замп. — Мы направляемся в Морнун, чтобы участвовать в фестивале, и не можем заплатить такую невероятную пошлину».
«Тогда мы не позволим вам плыть дальше».
«Может быть, вы позволите нам дать представление вместо того, чтобы платить пошлину? Оно позволило бы развлечься и вам, и барону Банури, а также его придворным дамам и господам».
«Ага! Вы не отделаетесь так дешево!»
«Насколько уменьшится сумма пошлины, если мы дадим такое представление?»
Сэр Арбан задумался: «Если я получу соответствующее разрешение барона, пошлина уменьшится в десять раз. Но вам придется подавать закуски и напитки!»
Гассун яростно застонал: «Ваши требования непомерны!»
«Так или иначе, — успокоительно произнес Замп, — мы исполним перед бароном и его приближенными нашу величественную трагедию — возможно, это в какой-то степени утолит их жажду к наживе».
Сэр Арбан усмехнулся: «Если ваш спектакль настолько великолепен, насколько цветисто вы выражаетесь, мы проведем приятный вечер. Поворачивайте судно и швартуйтесь к причалу».
«С удовольствием! — отозвался Замп. — Представление начнется ровно через час».
Гребное колесо «Миральдры» лениво вращалось, едва преодолевая течение Висселя — плавучий театр мало-помалу протиснулся к причалу. Над головой возвышалась крепостная стена, за ней тянулись в небо шесть башен. По бокам арочных ворот из стены торчала пара сторожевых башенок-бартизанов; у амбразур, наблюдая за приближением необычного длинного судна, толпились любопытствующие. «Миральдру» привязали к швартовным тумбам; как только опустился трап, Замп установил на причале рекламные плакаты, после чего вернулся на палубу, чтобы своими глазами удостовериться в готовности предусмотренных им приспособлений.
К нему подбежал дрожащий от волнения Гассун: «Почему не расставляют скамьи? Хаскель говорит, что вы приказали ни в коем случае их не устанавливать!»
«Совершенно верно. Я знаю, как справиться с бароном-вымогателем — надеюсь, после нашей встречи у него поубавится наглости. В конце концов, разве мы — не Аполлон Замп и Теодорус Гассун, отважные капитаны плавучих театров и повелители Висселя?»
Длинные белые зубы Гассуна обнажились в нервной усмешке: «Когда нас бросят в темницу, вы сможете утешаться такими фантазиями. Нет, Замп! Как всегда, вы валяете дурака в погоне за химерой! Наша единственная надежда на избавление от грабительской пошлины — в том, чтобы вести себя вежливо, проявлять стремление к сотрудничеству и всячески провоцировать дружелюбие. Если этого окажется недостаточно — что ж, так тому и быть, придется вернуться в Кобль. Хаскель! Расставьте скамьи! И оберните их декоративными полотнищами!»
«Возможно, вы правы, — сказал Замп. — Но я хотел бы продемонстрировать вам одно важное примечание в «Речном справочнике»». Он отвел владельца судна на корму, к двери его кабинета, и вежливо пропустил Гассуна внутрь, после чего захлопнул дверь у него за спиной. Не обращая внимания на вопли изумленного партнера, Замп крепко заклинил дверь кабинета двумя шестами, упиравшимися в основание противоположной перегородки — шесты были измерены, обтесаны и приготовлены утром именно с этой целью.
Продолжая игнорировать возмущенные возгласы Гассуна, Замп вернулся на главную палубу и отменил последний приказ, полученный Хаскелем. Уже через пять минут распахнулись бревенчатые ворота в проходе нависшей над судном стены, и вниз по дороге двинулась роскошная процессия, возглавляемая парой герольдов в сиреневых лосинах и серых камзолах. Они медленно маршировали церемониальными длинными шагами и несли пару высоко развевающихся черных хоругвей с пурпурными гербами. За ними важно спускались знатные придворные в кирасах и шлемах из лиловой, зеленой, темно-красной и черной отвержденной кожи, лакированной и полированной, украшенной серебристыми розетками и блестками. На дамах были расшитые узорами длинные платья, мягкие кожаные туфли и хитроумные головные уборы невероятно сложной конструкции. На некоторых рыцарях постарше, сохранявших непреклонно-язвительное выражение лиц, были костюмы из блестящего черного бархата и черные цилиндры с узкими полями. С кистей многих придворных свисали на плетеных шелковых шнурках драгоценные футлярчики с ароматическими шариками, каковые они то и дело деликатно подносили к носу — так, словно легкий речной ветерок был слишком свеж и раздражал их чувствительные натуры.
Вслед за аристократами маршировала группа совсем иного сорта — приземистые мускулистые увальни в черных с лиловыми полосками униформах, вооруженные алебардами и мечами. Их круглые мясистые физиономии, безразличные, как маски из засохшей овсяной каши, с наморщенными носами, маленькими прищуренными глазками и брезгливо искривленными ртами, настолько походили одна на другую, что можно было смело предположить наличие в окрестностях замка клана, размножавшегося в условиях близкородственного скрещивания. Охранники шли точно в ногу, не глядя по сторонам и сосредоточенно следя только за тем, куда и когда опускались подошвы их тяжелых сапог.
Герольды задержались у трапа; пока знатные придворные с ленивым любопытством разглядывали театральные плакаты, Замп предположительно определил, кто из них мог быть бароном Банури — скорее всего, дородный субъект средних лет, приземистый, с кудрявыми темно-рыжими волосами и усами того же оттенка. Голова его спутницы, тучной и высокой, поддерживала потрясающее сооружение из пучков, спиралей, волнистых каскадов и завитых локонов.
Капитан охраны поднес к губам свисток; прозвучала оглушительная короткая трель — близнецы в черных униформах взбежали вверх по трапу, чтобы проверить палубу, сцену, кулисы и проходы на наличие признаков предательской засады. Не обнаружив ничего подозрительного, они вернулись на причал и выстроились по стойке «смирно». Только после этого барон Банури и его свита соблаговолили подняться по трапу.
Замп выступил им навстречу: «Команда и труппа «Очарования Миральдры» приветствуют барона Банури и других высокопоставленных гостей на борту нашего плавучего театра! Мы надеемся заслужить благоволение барона Банури, достаточное для освобождения нашего судна от его обычной пошлины. С этой целью мы подготовили развлекательную программу из нескольких забавных номеров и музыкальных фантазий».
«Я — барон Банури! — заявил дородный рыжий господин. — Ваши намерения понятны, но я вынужден настаивать на уплате обычной пошлины — хотя бы для того, чтобы не создавать нежелательный прецедент».
Замп ответил любезным жестом: «Высокочтимый барон, мне тоже понятны как ваши намерения, так и вопрос, ожидающий вашего решения. Тем не менее, уплата требуемой пошлины приведет к нашему разорению — по сути дела, я сомневаюсь, что нам вообще удалось бы собрать такую сумму».
Барон Банури протянул руку, указывая на Мандаманские Палисады: «Поднимите глаза к вершине утеса. Что вы видите на фоне неба?»
Замп прищурился и рассмотрел вереницу приспособлений, черневших вдоль края отвесного утеса: «Насколько я понимаю, это какие-то перекладины, установленные на столбах с укосинами. Человек, предрасположенный к мрачным догадкам, сказал бы, что они напоминают виселицы».
Барон Банури кивнул: «Я указываю на эти устройства всего лишь для того, чтобы продемонстрировать серьезность моего подхода к погашению финансовых задолженностей. Тот, кто желает проплыть через Мандаманские ворота, обязан за это платить».
Замп слегка поклонился: «Но вы, разумеется, не откажетесь щедро вознаградить нас за представление?»
«Посмотрим, посмотрим! — барон Банури снова протянул руку, на этот раз в направлении пустующего участка палубы перед сценой. — Почему для нас не приготовили сиденья?»
«Наш вступительный номер — павана. Благородным господам и дамам, как правило, нравится этот величавый танец». Замп повернулся лицом к сцене: «Пусть звучит музыка! Барон Банури желает танцевать!»
Поднялся занавес: сидевший на сцене оркестр заиграл степенную, торжественно-грациозную мелодию.
Барон Банури не проявил ни малейшего желания танцевать, но подошел к авансцене вместе со свитой, чтобы взглянуть на оркестр поближе. Аполлон Замп поднял руку: музыка тотчас же смолкла. Стоявшие в трюме боцман и плотник Балтроп размахнулись кувалдами и выбили пару опор, поддерживавших половины внутреннего участка палубы. Слегка раздвинувшись посередине, секции палубы обрушились вниз, повиснув на петлях. Барон Банури и весь его антураж провалились в образовавшийся проем. Волы налегли на спицы воротов — тросы натянулись, заскрипели шкивы; из трюма поднялась большая грузовая сеть, набитая трепыхающимися телами барона, надушенных кавалеров и носительниц потрясающих образцов парикмахерского искусства. Несколько секунд стоявший на причале отряд наблюдал за происходящим с тупым изумлением, после чего, разразившись хриплыми яростными возгласами, охранники бросились на квартердек, но их встретили в упор и смыли за борт мощные струи воды.
«Отдать концы! — приказал Замп. — Поднять паруса! Погонщики волов — полный вперед! Нам предстоит проплыть через знаменитые Мандаманские Ворота!»
«Миральдра» устремилась вверх по течению. Теперь Замп обратил внимание на содержимое грузовой сети, болтавшейся на конце поворотной стрелы в семи метрах над нижней палубой. Вглядываясь в плотно стиснутую мешанину рук, ног, задниц и перекошенных от напряжения лиц, он пытался определить местонахождение барона Банури и наконец нашел его в нижней части сети — тяжеловесная супруга сидела у барона на шее, тогда как нога, принадлежавшая, по-видимому, сэру Арбану, не слишком любезно перекинулась через ее плечо, не говоря уже о том, что чей-то локоть непоправимо нарушил целостность ее многоэтажной прически. Сеть дрожала и пучилась, сотрясаемая судорожными движениями пленников — те, что оказались внизу, тщетно пытались избавиться от веса тел, навалившихся на них сверху. У барона Банури, прижатого к сети ягодицами супруги, не было почти никакой возможности пошевелиться. Выгнув шею и подняв глаза, Замп сумел заглянуть в лицо барона. Но в таком положении разговаривать было неудобно, в связи с чем Замп приказал поднять живой груз повыше и повернуть стрелу так, чтобы сеть повисла над верхней палубой.
Перекрикивая стоны и ругательства, Замп обратился к барону: «Весьма сожалею о необходимости причинять вам такое неудобство — но, как вы сами знаете, в некоторых ситуациях такие меры неизбежны».
Побагровевший барон не смог ответить членораздельно.
Вспомнив о Гассуне, Замп поручил стюарду открыть дверь кабинета. Гассун раздраженно поднялся на палубу и остановился, дико озираясь по сторонам. Заметив качающуюся над головой сеть, Гассун испуганно пригнулся и отскочил.
Облокотившись на поручень квартердека, Замп сказал: «Перед вами барон Банури собственной персоной и его свита — они будут сопровождать нас в плавании через Мандаманские Ворота. По сути дела, они будут у нас гостить до самого Морнуна».
Несмотря на явный успех замысла Зампа, Гассун не смог удержаться от упреков; Замп спокойно отвечал на них, приводя самые разумные доводы.
Судно приближалось к внушающей трепет базальтовой стене Палисадов. Отвесные скалы поднимались из реки, за миллионы лет прорубившей себе путь через горы.
Течение ускорилось, и «Миральдра» практически остановилась. Замп приказал Гарту Пеплошторму и его труппе налечь на спицы воротов и помогать волам — плавучий театр стал с трудом продвигаться по ущелью, завоевывая пядь за пядью, шаг за шагом. Темная молчаливая вода, вязкая, как сахарная меласса, струилась вдоль бортов, безжалостно толкая судно назад.
Так они проплыли километра полтора, после чего ущелье сузилось пуще прежнего — теперь нависшие над водой скалы словно смыкались где-то в вышине. Обратив лицо к небу, Замп почувствовал головокружение и поспешно перевел взгляд на грузовую сеть: обитателям замка Банури удалось наконец переместиться так, чтобы барон мог занять более удобное положение. Заметив, что Замп на него смотрит, Банури закричал: «Опустите сеть! Дайте нам выйти на палубу!»
«В свое время вы поможете волам крутить вороты. До тех пор наберитесь терпения».
«Мерзавец! Тебе не пройдет даром это предательство!»
Угрозы не производили на Зампа никакого впечатления.
Стены ущелья сошлись настолько, что русло реки вряд ли было в два раза шире судна. Тем не менее, здесь течение парадоксально замедлилось — вода казалась почти стоячей. Замп пытался представить себе, насколько глубоким должен был быть провал для того, чтобы такое явление стало возможным.
Теперь «Миральдра» приобрела беззаботную подвижность, бурно рассекая темную холодную воду. Впереди утесы уже расходились — открылся вид на безмятежные дали под небесами сонливого жемчужного оттенка. Уже через несколько минут судно покинуло Виссель и выплыло на простор Бездонного озера.
