Высокие ставки

Глава 10

Приняв решение, Скарлетт радикально изменилась. У нее теперь была цель, и вся ее энергия была направлена на ее достижение. Она подумает позже, как именно она собиралась заполучить Ретта обратно, после приезда в Чарльстон. Сейчас ей надо было готовиться к поездке.

Миссис Мэри воздела свои руки и заявила, что невозможно сшить полностью новый гардероб за несколько недель; дядя Генри сложил кончики пальцев вместе и выразил свое неодобрение, когда Скарлетт сказала ему, что ей было надо от него. Их столкновение зажгло глаза Скарлетт радостью битвы, и, в конце концов, она выиграла. К началу ноября дядя Генри взял на себя финансовое руководство магазином и салуном с гарантией, что деньги пойдут Джо Коллтону. В спальне Скарлетт царил хаос: ее новые наряда были выложены для упаковки в дорогу.

Она все еще была худенькой, а под глазами были круги, так как ночи были для нее пытками из-за бессонницы и яростных усилий противостоять графину бренди. Но она выиграла и эту битву, и к ней вернулся нормальный аппетит. Ее лицо пополнело так, что уже стали появляться ямочки, когда она улыбалась, а ее грудь стала соблазнительно округлой. С умело нанесенной краской на губы и щеки, она выглядела снова почти, как девочка, она была уверена в этом.

Настало время ехать.

«До свидания. Атланта, — сказала про себя Скарлетт, косца поезд тронулся со станции. — Ты попыталась меня сразить, но я не далась. Меня не волнует, одобряешь ты меня или нет».

Она не боялась, ни чуточки. Она проведет замечательное время в Чарльстоне. Не говорили ли люди, что это самый праздничный город на всем Юге? И не было никаких сомнений, что она будет приглашена повсюду. Ее тетушки знали всех. Они знают все о Ретте: где он живет, куда он уехал, что он делал.

Нет смысла думать об этом сейчас. Она примет решение, когда доберется туда. Если она будет думать об этом сейчас, она может разнервничаться. Как будто Чарльстон был краем света. Да. Тони Фонтейн уехал в Техас, миллион миль отсюда, так же легко, как будто это была только прогулка в Декатур. Она была уже в Чарльстоне. Она знает, куда едет…

Ничего не значит, что она его ненавидела. Она была такой юной тогда, всего семнадцать лет, и молодой вдовой с ребенком к тому же. У Уэйда даже не прорезались зубки. Это было более двенадцати лет назад. Все совершенно изменилось сейчас. Все будет просто отлично, так, как она хотела.

— Панси, сходи к кондуктору, попроси его подвинуть наши вещи, я хочу сесть поближе к печке. Из окна дует.

Скарлетт послала телеграмму со станции в Огюсте, где она пересаживалась на ветку железной дороги Южной Каролины:

ПРИБЫВАЮ ЧЕТЫРЕ ВЕЧЕРА ПОЕЗДОМ ТЧК ОДНА СЛУЖАНКА ТЧК ЛЮБЛЮ СКАРЛЕТТ

Она все продумала. Точно десять слов, и не было риска, что ее тетушки телеграфируют обратно, придумав какую-нибудь причину, удержать ее от приезда, так как она уже была в дороге. Вряд ли они хотели бы так сделать. Элали молила ее ухе вечность приехать навестить их, а гостеприимство было неписаным законом на Юге. Но нет смысла играть, когда можно действовать наверняка, и у нее будет дом ее тетушек и их защита для начала. Чарльстон был очень высокомерным местом, а Ретт очевидно пытался настроить людей против нее.

Нет, она не будет думать об этом сейчас. Она полюбит Чарльстон в этот раз. Она четко решила. Все будет по-другому. Вся ее жизнь будет другой. «Не смотри назад», — все время говорила она себе. Вся ее жизнь была позади нее, все больше удаляясь с каждым поворотом колес. Все дела были в руках дяди Генри, ее обязанности по отношению к Мелани были выполнены, ее дети пристроены в Таре. В первый раз в течение ее взрослой жизни она могла делать все, что захочет. Она докажет Репу, что он был неправ, когда отказался верить, что она действительно любит его. Он увидит. И тогда он пожалеет, что оставил ее. Он обнимет ее, поцелует, и они будут счастливы. Даже в Чарльстоне.

Задремав, Скарлетт не замечала мужчину, который сел в поезд в Риджвиле, пока он не качнулся на ручку ее сиденья. Она отшатнулась, будто он ударил ее: он был одет в голубую форму армии Союза.

Янки! Что он делает здесь? Те дни прошли, и ей хотелось забыть их навсегда, но вид униформы оживил воспоминания о них. Страх, когда Атланта была в осаде, вероломство солдат, когда они собирали жалкие запасы еды и поджигали дома, брызги крови, когда она застрелила отставшего солдата, попытавшегося ее изнасиловать… Скарлетт чувствовала, как ее сердце забилось снова от ужаса, и она чуть было не закричала. Будь они прокляты за то, что заставили ее почувствовать себя беспомощной и испытать страх. Она ненавидит это чувство и ненавидит их!

«Я не позволю этому расстроить меня, не позволю. Ничто не может беспокоить меня теперь, когда мне нужны все мои силы для Чарльстона и для Ретта. Я не буду смотреть на янки и не буду думать о прошлом. Только будущее в счет». Скарлетт решительно уставилась из окна на холмистый пейзаж, такой похожий на окрестности Атланты. Красные дороги, идущие через островки темных сосновых лесов и подмерзшие поля. Она находится в дороге уже более дня. «Спеши, — поторапливала она поезд, — спеши».

— Как выглядит Чарльстон, мисс Скарлетт? — спросила в сотый раз Панси, когда свет за окном стал угасать.

— Очень мило, тебе он понравится, — ответила в сотый раз Скарлетт. — Там! — она указала на пейзаж. Видишь то дерево с чем-то болтающимся на нем? Это испанский мох, о котором я тебе рассказывала.

Панси прижалась носом к стеклу.

— У-у-у-у, — захныкала она, — кажется, что движутся привидения. Я боюсь привидений, мисс Скарлетт.

— Не будь дурочкой! — Скарлетт вздрогнула.

Длинные, дрожащие, серые клочья мха были жуткими в сером свете, и ей не нравилось, как все это выглядело. Однако это означало, что они въезжали в низкую местность, ближе к морю и к Чарльстону. Скарлетт посмотрела на свои часы. Пять тридцать. Поезд опаздывает более чем на два часа. Ее тетушки подождут, она была уверена. Но она все равно не хотела бы приехать в темноте. В ней есть что-то недружелюбное.

Станция в Чарльстоне была плохо освещена. Скарлетт вытянула шею, ища своих тетушек или их кучера. Вместо этого она увидела с полдюжины солдат в голубой униформе с ружьями через плечо.

— Мисс Скарлетт, — Панси тянула ее за рукав, — здесь солдаты ПОВСЮДУ.

Голос молодой служанки дрожал.

Ее страх заставил Скарлетт казаться храброй.

— Просто веди себя, как будто их нет вообще. Они не могут причинить тебе вреда. Война окончена уже десять лет назад. Пошли.

Она сделала жест носильщику, который толкал тележку с ее вещами.

— Где я могу найти экипаж, который ожидает меня? — спросила она.

Он повел их наружу, но единственным экипажем там оказался ветхий багги, с дряхлой лошадью и расстрепанным кучером. У Скарлетт упало сердце. Что, если тетушки уехали из города? Они могли поехать в Саванну навестить отца. Что, если телеграмма лежит в пустом, темном доме?

Она глубоко вздохнула. Ей наплевать, в чем дело, но ей надо уехать со станции от этих янки. «Я разобью стекло, если надо будет пролезть в дом. Почему не должна? Я просто заплачу, чтобы его починили, так же, как я заплатила за починку крыши». Она присылала тетушкам деньги на жизнь с тех пор, как они потеряли свои состояния во время войны.

— Положи мои вещи в эту колымагу, — приказала она носильщику, — и скажи кучеру, чтобы он сошел помочь тебе. Я еду в Баттери.

Волшебное слово «Баттери» оказало именно такой эффект, на который она надеялась. Оба, кучер и носильщик, стали более уважительными и желающими услужить. «Значит, это все еще один из наиболее модных районов в Чарльстоне, — подумала Скарлетт. — Слава небесам! Было бы ужасно, если бы Ретт услышал, что я живу в трущобах».

Как только багги остановился, Полина и Элали распахнули двери своего дома. Золотой свет падал на дорожку, ведущую к дому, и Скарлетт побежала через него к прибежищу, которое он обещал.

«Боже, как они постарели! — подумала она, когда приблизилась к своим тетям. — Я не помню, чтоб тетя Полина была худа, как тросточка, и такая сморщенная. И когда тетя Элали так располнела? Она выглядит, как воздушный шарик».

— Посмотрите на нее! — вскричала Элали. — Ты так изменилась, Скарлетт, я едва узнаю тебя.

Скарлетт вздрогнула. Не постарела ли она? Она ответила на объятия теток и выдавила улыбку.

— Посмотри, сестра, — болтала Элали, — Скарлетт очень похожа на Эллин.

Полина фыркнула.

— Эллин никогда не была такой худой, сестра, ты ведь знаешь это.

Она взяла Скарлетт за руку и оттащила ее от Элали.

— Хотя есть удивительное сходство.

Скарлетт улыбнулась на этот раз счастливо. Не было лучшего комплимента для нее, чем этот.

Тетушки болтали и спорили об устройстве Панси на половине слуг и о чемоданах Скарлетт.

— Не вздумай браться за что-нибудь, милая, ты, наверное, вымоталась за такую долгую дорогу, — сказала Элали.

Скарлетт уселась на диванчике в гостиной подальше от суматохи. Теперь, когда она доехала сюда, лихорадочная энергия, с которой она готовилась к поездке, казалось, испарилась, и она поняла, что ее тетя была права: она вымоталась.

Она почти засыпала за ужином. У обеих ее тетушек был мягкий голос с характерным местным акцентом, который вытягивал гласные и сглаживал согласные. Несмотря на то, что их разговор состоял в основном из мягко выраженного несогласия во всем, звук его был убаюкивающим. Она узнала то, что ей было нужно, как только она переступила порог: Ретт живет в доме своей матери, но сейчас он уехал из города.

— Поехал на Север, — с горьким чувством сказала Полина.

— Но с хорошей целью, сестра, — напомнила ей Элали. — Он в Филадельфии покупает семейное серебро, которое украли у них янки.

Полина смягчилась.

— Приятно видеть, как он предан матери.

На этот раз Элали стала критиковать.

— Он мог показать эту преданность намного раньше.

Скарлетт была занята своими собственными размышлениями: когда она может пойти спать. «Бессонница не будет мучить меня сегодня», — подумала она.

И она была права. Теперь, когда ее жизнь была у нее в руках и она была на пути к тому, что она хотела получить, она спала, как ребенок. Утром она проснулась с чувством удовлетворения, чего уже давно не испытывала. Она была хорошо принята тетушками, ее не гнали, она не была одинокой, как в Атланте, и ей не надо было даже думать, что сказать Ретту при встрече. Она сможет отдохнуть, дожидаясь, когда он вернется из Филадельфии.

Но прежде чем она успела допить первую чашечку кофе за завтраком, Элали заставила Скарлетт вскипеть.

— Я знаю, что тебе не терпится увидеть Кэррин, милая, но к ней допускают посетителей только по вторникам и субботам, так что мы запланировали кое-что другое на сегодня.

«Кэррин! — Губы Скарлетт сжались. Ей вовсе не хотелось ее видеть. — Предательница! Отдать свою часть Тары, будто она ничего не значила… Но что она скажет тетушкам? Они никогда не поймут, что сестра может не сгорать от нетерпения увидеть другую сестру. Да, они живут вместе, они близки. — Я должна притворяться, что хочу увидеть Кэррин больше всего на свете, а когда настанет время идти, разыграть головную боль».

Внезапно до нее дошло, что говорила Полина, и у нее сильно застучало в висках.

— …так мы послали служанку с запиской Элеоноре Батлер. Мы навестим ее сегодня, — она потянулась за сиропом. — Ты не передашь сироп, Скарлетт?

Скарлетт автоматически протянула руку, но опрокинула сироп, разлив липкую жидкость по столу. Мать Ретта… Она еще не была готова встретиться с ней. Она видела ее только однажды, на похоронах Бонни, и она почти не сохранила ничего в памяти о ней, только то, что миссис Батлер была очень высокой, полной достоинства и величественно молчаливой. «Я знаю, что мне придется увидеть ее, — подумала Скарлетт, — но еще не сейчас. Я не готова». Ее сердце бешено колотилось, и она неловко промокала салфеткой липкую жидкость на скатерти.

— Скарлетт, дорогая, не втирай так пятна в материю.

Полина положила ей свою руку на запястье. Скарлетт отдернула руку. Кто может волноваться об этой дурацкой скатерти в такое время?

— Я извиняюсь, тетушка, — пересилила она себя.

— Все в порядке, дорогая. Ты просто делаешь дырку, а у нас осталось так мало приятных вещей… — голос Элали горестно затих.

Скарлетт скрипнула зубами. Ей хотелось кричать. Какое значение имела скатерть, когда ей придется увидеться с мамой Ретта, которую он обожал? Что если он сказал ей правду, почему он оставил Атланту?

— Я лучше пойду, разберусь в моих платьях, — сказала Скарлетт через спазм в горле. — Панси придется гладить складки на платье, которое я решу надеть.

Ей надо избавиться от Полины и Элали, она должна привести себя в порядок.

— Я прикажу Сюсси разогреть утюги, — предложила Элали. Она позвонила в серебряный колокольчик, который лежал рядом с ее тарелкой.

— Ей бы лучше постирать скатерть, прежде чем заниматься чем-то другим, — сказала Полина. — Раз пятна высохнут…

— Ты могла бы заметить, сестра, что я еще не закончила свой завтрак. Не думаешь ли ты, что я позволю ему остыть, пока Сюсси будет вытирать стол?

Скарлетт выскользнула из комнаты.

— Тебе не понадобится эта тяжелая меховая накидка, Скарлетт, — сказала Полина.

— На самом деле, — добавила Элали. — Сегодня типичный зимний день в Чарльстоне. Да, я бы тоже не надела эту шаль, если бы у меня не было простуды.

Скарлетт отстегнула накидку и протянула ее Панси. Если Элали захотела, чтобы все остальные простудились тоже, она будет рада доставить ей удовольствие. Ее тетки должно быть принимают ее за дурочку. Она знает, почему они не хотят, чтобы она надевала эту меховую накидку. Они совсем, как Старая Гвардия в Атланте. Человек должен быть таким же потертым, как и они, чтобы быть уважаемым. Она заметила, как Элали разглядывала ее модную отделанную перьями шапочку, и ее скулы напряглись. Если ей придется встретиться с мамой Ретта, то по крайней мере она сделает это в стиле.

— Тогда, тронулись, — сказала Элали, сдаваясь.

Сюсси растворила настежь большую дверь, и Скарлетт проследовала за своими тетушками на улицу. Она задохнулась, когда сошла вниз с крыльца. Было, как в мае, а не в ноябре. Солнце ослепительно отражалось от поверхности дорожки и покрывало ее плечи невесомым одеялом. Она подняла свой подбородок, чтобы ощутить его на лице, и ее глаза закрылись в чувственном удовольствии.

— Ах, тетушки, это так замечательно, — сказала она. — Я надеюсь, у вашего экипажа складывающаяся крыша.

Тетки засмеялись.

— Милый ребенок, — сказала Элали. — Ни у одной живущей в Чарльстоне души нет экипажа, кроме Салли Брютон. Мы пойдем пешком. Все так делают.

— Есть экипажи, сестра, — поправила Полина. — У саквояжников они есть.

— Ты едва ли можешь называть саквояжников «живущими душами», сестра. Бездушные они, иначе бы они не были саквояжниками.

— Хищники, — согласилась, сопя, Полина.

— Канюки, — сказала Элали.

Сестры рассмеялись. Скарлетт вместе с ними. Замечательный день опьянял ее с наслаждением. Ничто не может быть плохо в такой прекрасный день. Внезапно она почувствовала большое расположение к своим тетушкам, даже к их безобидному ворчанию. Она следовала за ними через широкую улицу.

Бриз растрепал перья у нее на шапке и коснулся ее губ солоноватым привкусом.

На дальнем конце набережной коричневато-зеленые воды чарльстонского залива простирались перед ней до горизонта. Слева от нее развевались флажки на мачтах кораблей, стоящих у причала. Справа ярко светились зеленые деревья низкого длинного острова. Солнечный свет сверкал на гребнях маленьких волн, как бриллианты, перекатывающиеся по воде. Три ослепительно белые птицы прорезали безоблачное небо, бросившись вниз, чтобы коснуться гребешков воды. Казалось, что они играют в беззаботную игру. Слабый солоноватый бриз ласкал шею Скарлетт.

Она была права, что приехала, она была в этом уверена теперь. Она повернулась к тетушкам.

— Это чудесный день.

Набережная была такой широкой, что они шли втроем вдоль нее. Дважды они останавливались: при встрече с пожилым мужчиной в старомодном сюртуке и касторовой шляпе, затем с дамой, сопровождаемой мальчиком, который краснел, когда с ним заговаривали. Каждый раз они останавливались, и тетушки представляли Скарлетт.

— …наша племянница из Атланты. Ее мать была нашей сестрой, она замужем за мальчиком Элеоноры Батлер, Реттом.

Старый джентльмен поклонился и поцеловал руку Скарлетт, дама представила своего внука, который вытаращился на Скарлетт, будто он был поражен молнией. День становился все лучше с каждой минутой для нее. Затем она заметила прогуливающихся в голубых униформах.

Ее походка стала неровной, она схватила руку Полины.

— Тетушка, — прошептала она, — там солдаты-янки приближаются к нам.

— Продолжай идти, — четко произнесла Полина. — Им придется убраться с нашей дороги.

Скарлетт в шоке посмотрела на Полину. Кто бы подумал, что эта худенькая старенькая тетушка может быть столь храброй? Ее собственное сердце так громко стучало, что она боялась, как бы янки его не услышали, но она заставила свои ноги двигаться.

Когда их разделяло только три шага, солдаты отошли в сторону, прижавшись к металлической ограде, окаймлявшей край дорожки около воды. Полина и Элали проплыли мимо них, как будто их там и не было. Скарлетт подняла свой подбородок, чтобы выровнять его с наклоном тетушкиных и проследовала за ними.

Где-то впереди оркестр наигрывал «Ох, Сюзанна» Веселая мелодия была такой же легкой и солнечной, как и день. Элали и Полина ускорили свой шаг в такт музыки, но ноги Скарлетт были, как свинец. «Трусиха!» — ругала она себя. Но не могла остановить дрожь внутри себя.

— Почему здесь так много проклятых янки? — сердито спросила она. — Я видела несколько и на станции.

— Моя дорогая, Скарлетт, — сказала Элали. — Ты не знала? Чарльстон все еще оккупирован военными. Они кажется никогда не оставят нас в покое. Они ненавидят нас потому, что мы их вышвырнули из форта Самтер, а затем удерживали его против всего их флота.

— И Бог знает, против скольких полков, — добавила Полина.

Лица сестер гордо сияли.

— Матерь божья, — прошептала Скарлетт.

Что она наделала? Пришла прямо в лапы врага. Она знала, что такое военное управление: беспомощность и ярость, постоянный страх, что они конфискуют твой дом или бросят тебя в тюрьму, или расстреляют. Военное правительство было всемогущим. Она жила под его капризным правлением долгие пять лет. Как она могла быть такой дурой, чтобы нарваться на него снова?

— Но у них приятный оркестр, — сказала Полина. — Следуй за нами, Скарлетт, мы переходим здесь. Дом Батлеров — тот, что недавно выкрашен.

— Везучая Элеонора, — сказала Элали, — у нее такой любящий сын. Ретт действительно преклоняется перед своей мамой.

Скарлетт посмотрела на дом. Не дом, а имение. Ослепительно белые колонны поддерживали крышу над большими верандами, идущими вдоль высокого, величественного кирпичного дома. Скарлетт почувствовала слабость и коленях. «Она не может войти, не может. Что она скажет женщине, которая живет в таком великолепии? Женщине, которая могла бы разбить все ее надежды».

Полина держала ее под руку, поторапливая перейти улицу. Скарлетт позволила вести себя, как лунатика. Через какое-то время, она очутилась за дверью перед высокой элегантной женщиной с ослепительно белыми волосами, обрамлявшими вытянутое миловидное лицо.

— Дорогая Элеонора, — сказала Элали.

— Вы привели Скарлетт, — прервала миссис Батлер. — Мое дорогое дитя, ты выглядишь такой бледной!

Она легко положила свои руки ей на плечи и наклонилась поцеловать ее в щечку.

Скарлетт закрыла глаза. Легкий аромат лимонной вербены окружил ее, распространяясь мягко от шелкового платья и шелковистых волос Элеоноры Батлер. Это был запах, который все время был частью Эллин О'Хара, запах комфорта, любви, спокойствия довоенной жизни.

Скарлетт почувствовала, что у нее невольно льются слезы.

— Ну вот, вот, — говорила мама Ретта, — все в порядке, моя дорогая, все в порядке теперь. Ты приехала домой, наконец. Я страстно желала, чтобы ты приехала.

Она обняла свою невестку и крепко прижала ее.

Глава 11

Элеонора Батлер была южанка. Ее мягкий голос и грациозные движения прикрывали необычайную энергию. Дамы здесь с самого детства учили восхищаться собеседницами, быть беспомощными, пустоголовыми и обожающими. Они также были научены справляться с громадными домами и большими, часто воюющими между собой, штатами слуг все время делая вид, как будто дом, сад, кухня, слуги сами управляются безупречно в то время, как хозяйка дома сосредоточивается на подборе цветов для вышивки.

Когда лишения войны уменьшили штат слуг с тридцати — сорока до одного или двух, требования к женщинам увеличились соответственно. Разбитые дома должны укрывать семьи, сиять чистыми окнами и натертой до блеска медью и иметь ухоженную, невозмутимую хозяйку, отдыхающую в гостиной комнате. Каким-то образом дамы Юга умудрялись все это совмещать.

Элеонора успокоила Скарлетт нежными словами и душистым чаем, польстила Полине, спросив ее мнение о столике, недавно поставленном в гостиную, развлекла Элали просьбой попробовать торт и оценить, достаточно ли там ванильного порошка. Она также пробормотала слугам, чтобы они помогли служанке Скарлетт перенести ее вещи из дома тетушек в большую спальню Ретта с видом в сад.

Менее, чем за десять минут, все было устроено, чтобы Скарлетт переехала под крышу Элеоноры Батлер, не поранив ее чувств и не нарушив хода размеренной жизни в ее доме. Скарлетт почувствовала себя снова девочкой, в безопасности, защищенной всемогущественной любовью матери.

Она смотрела на Элеонору затуманенными, обожающими глазами. Вот кем она все время хотела быть, постоянно пыталась быть, дамой вроде ее мамы, вроде Элеоноры Батлер. Эллин О'Хара учила ее быть леди. «Я могу теперь стать такой, подумала Скарлетт. — Я еще могу исправить многие ошибки, которые я наделала. Мама смогла бы гордиться мной».

Когда она была ребенком, Мамушка описывала небеса как страну облаков, вроде большого пухового матраса, где отдыхали ангелы, развлекая себя наблюдением через разрывы в облаках над происходящим внизу. С момента смерти матери у Скарлетт было детское представление, что Эллин наблюдала за ней с несчастным беспокойством.

«Все будет лучше теперь», — пообещала она матери. Любезный прием Элеоноры на мгновение заставил Скарлетт забыть все страхи и воспоминания, наполнившие ее сердце, и мысли после встречи с янки. Он даже стер ее неуверенность по поводу решения остаться с Реттом в Чарльстоне. Она почувствовала себя в безопасности, любимой и непобедимой. Она может все. И она это сделает. Она завоюет любовь Ретта снова. Она станет леди, такой, какой хотела видеть ее мать. Она будет уважаема и обожаема всеми. И она никогда-никогда не будет снова одинокой.

Когда Полина закрыла последний маленький, отделанный слоновой костью ящичек стола из розового дерева и Элали торопливо проглотила последний кусочек торта, Элеонора Батлер поднялась, уводя за собой Скарлетт.

— Мне надо забрать мои ботинки от сапожника сегодня, — сказала она, — я возьму Скарлетт с собой и покажу ей Кинг-стрит. Ни одна женщина не может почувствовать себя дома, не зная, где находятся магазины. Вы присоединитесь к нам?

К необычайному облегчению Скарлетт, ее тетушки отказались. Ей хотелось одной побыть с миссис Батлер.

Прогулка по чарльстонским магазинам была настоящим удовольствием. Светило яркое зимнее солнце. Кинг-стрит была полным откровением. Магазины вытянулись квартал за кварталом: продукты, фарфор, семена, медикаменты, вина, книги, перчатки, сладости — казалось, на Кинг-стрит можно купить все. Там были толпы покупателей, дюжины прелестных багги и открытых экипажей с кучерами в ливреях и модно одетыми пассажирами. Чарльстон и отдаленно не напоминал тот мрачный город, который она опасалась увидеть. Он был намного больше и оживленнее, чем Атланта. И никакой видимости паники.

К сожалению, мать Ретта вела себя так, будто совсем не существовало этих красок, возбуждения и занятости вокруг. Она проходила мимо витрин со страусиными перьями и раскрашенными веерами, даже не взглянув на них, пересекла улицу, даже не поблагодарив женщину в багги, которая остановилась, чтобы не наехать на нее. Скарлетт вспомнила, что ей сказали тетушки: не было экипажей в Чарльстоне, которые не принадлежали бы янки, саквояжникам и скалливагам. Она вдруг почувствовала прилив ярости против хищников, которые жирели на потерпевшем поражение Юге. Она немного успокоилась, когда в обувном магазине заметила, что хозяин перепоручил богато одетого покупателя одному из своих помощников, чтобы поспешить навстречу маме Ретта. Было приятно находиться рядом с представительницей Старой Гвардии Чарльстона. Она страстно пожелала, чтобы миссис Мерриуэзер или миссис Элсинг оказались здесь.

— Я оставляла ботинки, чтобы их прошили заново, мистер Бракстон, — сказала Элеонора, — я хочу также показать своей невестке, куда приходить покупать лучшую в городе обувь и где самое приятное обслуживание. Скарлетт, дорогая, мистер Бракстон позаботится о тебе, как он постоянно это делал для меня все эти годы.

— Это делает мне честь, мэм, — мистер Бракстон элегантно поклонился.

— Как ваши дела, мистер Бракстон? — спросила очень изящно Скарлетт. — Я, кажется, куплю пару ботинок сегодня.

Она подняла на несколько дюймов свою юбку, чтобы показать туфельки из нежной, тонкой кожи.

— Что-нибудь более подходящее для прогулок по городу, — гордо сказала она.

Бракстон достал из кармана безупречно чистый белый платок и протер два стула.

— Если вы будете так любезны, леди…

Когда он скрылся за шторой в дальнем конце магазина, Элеонора наклонилась к Скарлетт и прошептала ей на ухо:

— Посмотри поближе на его волосы, когда он встанет на колени, чтобы примерить тебе ботинки. Он красит их сапожной ваксой.

Ей пришлось напрячь все свои силы, чтобы не рассмеяться, когда она увидела, что миссис Батлер была абсолютно права, особенно после быстрых взглядов Элеоноры с конспираторской искринкой в ее темных глазах. Когда они вышли из магазина, Скарлетт захихикала.

— Вам не следовало бы мне этого говорить, мисс Элеонора. Я чуть было не устроила там спектакль.

Миссис Батлер спокойной улыбнулась:

— А теперь пойдем к Онслоу, съедим по порции мороженого. Один из официантов там делает лучший самогон во всей Южной Каролине, я хочу заказать несколько кварт для пропитки фруктовых пирогов. Мороженое там также отличное.

— Мисс Элеонора!

— Моя дорогая, коньяк не достанешь ни за деньги, ни по дружбе. Нам всем как-то приходится выкручиваться, не так ли? И в этом что-то есть — в покупках на черном рынке, ты не думаешь?

Теперь Скарлетт уже не удивлялась, почему Ретт обожает свою мать.

Элеонора Батлер продолжала знакомить Скарлетт с жизнью Чарльстона, сводив ее в модный магазин тканей за отрезом хлопка (стоящая за прилавком женщина убила своего мужа швейной иголкой в сердце, но судья повел дело так, будто он сам упал на нее, когда был пьян); и к фармацевту (бедный человек, он был так близорук однажды, что заплатил небольшое состояние за необычную тропическую рыбку, хорошо сохранившуюся в спирте, которая, как он был убежден, была маленькой русалкой).

— За настоящими лекарствами ходи в магазин Брод-стрит, который я тебе покажу, — сказала миссис Батлер.

Скарлетт была глубоко огорчена, когда наступила пора идти домой. Она не помнила, чтобы она когда-нибудь так весело проводила время, и она почти взмолилась о визитах в еще несколько магазинов.

— Я думаю, мы поедем на трамвае обратно, — сказала миссис Батлер. — Я чувствую себя немного усталой.

И Скарлетт тут же стала волноваться. Была ли бледность Элеоноры знаком болезни или так превозносимой белизной кожи леди? Она поддерживала локоть своей свекрови, когда они садились в трамвай, раскрашенный в яркие зеленые и желтые цвета. Ретт ни за что не простит ей, если что-нибудь случится с его матерью. Она сама себе этого не простит.

Она наблюдала краешком глаза за миссис Батлер, пока движимый лошадьми вагончик медленно двигался по своим рельсам, но она не видела никакого внешнего признака несчастья. Элеонора бодро говорила о том, как они пойдут еще раз по магазинам вместе.

— Мы пойдем завтра на рынок, ты познакомишься со всеми, кого тебе надо знать. Это традиционное место, где узнают все новости. Газета никогда не печатает о действительно интересных вещах.

Вагончик качнулся и повернул налево, затем проехал один квартал и остановился на перекрестке. Скарлетт вздрогнула. Сразу же за окошком рядом с Элеонорой она увидела солдата в голубом, с ружьем на плече, идущего в тени высокой колоннады.

— Янки, — прошептала она.

Взгляд миссис Батлер проследил за глазами Скарлетт.

— Это точно, Джорджия освободилась от них, не так ли? Нас оккупируют так долго, что мы уже едва их замечаем. В феврале будет уже десять лет. Человек привыкает почти ко всему за десять-то лет.

— Я никогда не привыкну к ним, — прошептала Скарлетт, — никогда.

Внезапный шум заставил ее вздрогнуть. Затем она поняла, что это был бой курантов где-то у нее над головой. Вагончик проехал перекресток, поворачивая направо.

— Уже час, — сказала миссис Батлер, — не удивительно, что я устала, это было долгое утро.

Позади них куранты прекратили свою музыку. Единственный колокол пробил только один раз.

— Это хранитель времени каждого чарльстонца, — сказала Элеонора, — часы на колокольне Святого Михаила. Они отмечают наше рождение и уход.

Скарлетт смотрела на высокие дома и огороженные забором сады. Они все без исключения несли отметины войны. Рубцы от снарядов исполосовали все поверхности, и бедность была заметна везде: отслаивающаяся краска, окна, заколоченные накрест досками, разрывы и ржавчина, обезображивающие изысканные кованые железные балконы и ворота. Деревья вдоль дороги все были с маленькими стволами, они были посажены взамен прежних гигантов, уничтоженных бомбежкой. Проклятые янки!

Но, несмотря на это, солнце сверкало на отполированных медных ручках дверей, и чувствовался аромат цветов, растущих за садовыми оградами. «Они молодцы, эти чарльстонцы, — подумала она, — они не сдаются».

На последней остановке она помогла спуститься миссис Батлер. Перед ними был парк с аккуратно подстриженной травой и сверкающими белыми дорожками, которые закруглялись и огибали заново покрашенную сцену для оркестра, с чистой крышей в виде пагоды. За ней был залив. Она почувствовала запах воды и соли. Бриз шумел в листьях пальмовых деревьев в парке и развевал клочья мха на ветвях вечных дубов. Маленькие дети бегали, катая обручи, жонглируя мячиками, играя на траве под бдительным оком черных служанок, сидящих на скамеечках.

— Скарлетт, я надеюсь, ты простишь мне, я знаю, я не должна, но мне необходимо тебя спросить.

Щеки миссис Батлер покрылись пятнами румянца.

— Что такое, мисс Элеонора? Вы себя плохо чувствуете? Вы хотите, чтобы я сбегала за чем-нибудь? Присядьте.

— Нет, нет, я себя отлично чувствую. Я просто не могу вынести, не зная… Вы с Реттом когда-либо думали о том, чтобы завести еще одного ребенка? Я понимаю, что вы боитесь опять испытать горе, которое вы пережили, когда умерла Бонни…

— Ребенок…

Скарлетт потеряла контроль над своим голосом. Прочитала ли миссис Батлер ее мысли? Она хотела бы забеременеть как можно скорее. Тогда Ретт никогда не отошлет ее назад. Он с ума сходит по детям и он всегда будет любить ее, если она родит ему ребенка. Ее голос звенел чистосердечностью, когда она заговорила.

— Мисс Элеонора, я хочу ребенка больше всего на свете.

— Слава Богу, — сказала миссис Батлер, — значит, я могу стать бабушкой снова. Когда Ретт привез Бонни в гости, я едва могла сдержаться, чтобы не задушить ее в своих объятиях. Знаешь, Маргарет — жена моего другого сына, ты увидишь ее сегодня — бедная Маргарет бесплодна. А Розмари… Сестра Ретта… Я очень боюсь, что не найдется человека, который женился бы на ней.

Мозг Скарлетт напряженно работал, собирая вместе сведения о семье Ретта. «Розмари может стать проблемой. Старые девы всегда противные. Но брат — как его имя? Ах да, Росс. Росс был мужчиной, а у нее никогда не было проблем с ними. Бездетная Маргарет не стоила того, чтоб о ней волноваться. Вряд ли она имела какое-либо влияние на Ретта. Чепуха, что они все вообще значат? Это свою мать он так сильно любит, а его мать хочет, чтобы они были вместе, с ребенком, с двумя, с дюжиной. Ретт должен взять ее обратно».

Она быстро поцеловала в щечку миссис Батлер.

— Я просто сгораю от желания иметь ребенка, мисс Элеонора. Мы убедим Ретта вдвоем.

— Ты сделала меня очень счастливой, Скарлетт. Пошли теперь домой, он всего Лишь за углом. Затем я думаю, что отдохну немного перед обедом. Мой комитет собирается сегодня днем у меня дома, и я должна быть наготове. Я не хочу заставлять тебя работать, но, конечно, я бы была польщена, если бы ты была заинтересована этим. Мы собираем деньги, распродавая торты и устраивая базары ручных поделок и тому подобное, для Конфедератского Дома для вдов и сирот.

«Боже милосердный, не одинаковы ли они все, эти южанки? Прямо, как в Атланте. Постоянно Конфедератское то, Конфедератское се. Не могут они что ли признать, что война закончена, и изменить свою жизнь? У нее разболится голова». Скарлетт запнулась, затем вернулась к твердой похоже, приноравливаясь к миссис Батлер. Нет, она пойдет на комитет сегодня, она даже будет работать для него, если они ее попросят. Она не будет больше делать ошибок, которые совершила в Атланте. Она никогда больше не будет отвергнута людьми и одинока, даже если ей для этого придется носить корсеты с вышитыми на них звездами и полосками.

— Это очень мило, — сказала она. — Я все время немного сожалела, что у меня не хватало времени для дополнительной работы в Атланте. Мой бывший муж, Фрэнк Кеннеди, оставил мне дело, как наследство для моей маленькой девочки. Я считала своим долгом присматривать за ним ради нее.

Это подтвердит историю, которую рассказывал Ретт.

Элеонора Батлер кивнула с пониманием. Скарлетт опустила ресницы, чтобы скрыть радость в глазах.

Пока Миссис Батлер отдыхала, Скарлетт осматривала дом. Она поспешно сбежала вниз по лестнице, чтобы посмотреть, что же покупал Ретт у янки своей матери.

Комнаты выглядели очень пусто. Глаз Скарлетт не был обучен, чтобы оценить совершенство того, что он сделал. На втором этаже двойные гостиные были обставлены щегольскими софами, столами и стульями, расположенными так, что каждый мог быть оценен и использован. Скарлетт полюбовалась качеством шелковой обивки и хорошо отполированным деревом. Намного больше ей понравилась маленькая комната для игры в карты.

Столовая на первом этаже была только столовой для нее. И библиотека была просто местом, заполненным книгами, а следовательно — скучной. Что ей понравилось больше всего, так это большие веранды, потому что день был теплым, а вид на залив включал в себя парящих чаек и маленькие яхточки, которые, казалось, вот-вот тоже воспарят в небо. Окруженная сушей всю свою жизнь, Скарлетт находила широкие водные просторы очень экзотичными. А воздух пах так хорошо! Он также пробудил в ней аппетит. Она будет рада, когда мисс Элеонора закончит свой отдых, и они смогут пообедать.

— Не хотела бы ты выпить кофе на веранде, Скарлетт? — спросила Элеонора Батлер. — Это может быть нашим последним шансом. Кажется, погода меняется.

— О, да, очень бы хотела.

Обед был хорошим, но она еще чувствовала себя усталой, немного стесненной. На улице будет лучше.

Она последовала за миссис Батлер на веранду второго этажа. Стало холоднее после того, как она выходила сюда перед обедом. Горячий кофе будет кстати.

Она быстро выпила первую чашку и уже было собиралась попросить еще одну, когда Элеонора Батлер рассмеялась и указала вниз на улицу.

— Вот едет мой комитет, — сказала она. — Я узнаю этот звук, где бы то ни было.

Скарлетт тоже услышала звон маленьких колокольчиков. Она подбежала к ограде, выходящей на улицу.

Пара лошадей неслась в ее сторону, таща за собой симпатичную темнозеленую карету с выкрашенными в желтый цвет спицами колес. Колеса сверкали вспышками света и издавали веселое позвякивание. Экипаж снизил скорость, затем остановился перед домом. Скарлетт смогла разглядеть колокольчики, это были санные колокольчики, привязанные к кожаному ремню, обмотанному вокруг спиц. Она еще никогда такого не видела. Не видела она и такого кучера, расположившегося на высоком сиденье. Это была женщина, одетая в коричневый костюм для верховой езды и желтые, перчатки. Она привстала, натягивая вожжи, ее уродливое лицо скривилось, она выглядела, как переодетая обезьянка.

Дверца кареты открылась, и оттуда вышел смеющийся молодой человек. Он протянул руку. Дородная дама оперлась на нее и вышла из кареты. Она тоже смеялась. Молодой человек поддержал ее, когда она ступала на дорожку, затем протянул руку более молодой женщине с широкой улыбкой на лице.

— Входи, дорогая, — сказала миссис Батлер. — Помоги мне организовать чай.

Скарлетт с охотой пошла за ней. «Какие необычные люди. Комитет мисс Элеоноры наверняка отличается от тех сборищ старых кошек, что правят в Атланте. Где они откопали эту обезьяну-женщину? И кто такой этот мужчина? Мужчины не пекут пирогов для благотворительности. Он выглядит достаточно привлекательно». Скарлетт приостановилась перед зеркалом, чтобы поправить растрепанные ветром волосы.

— Ты выглядишь немного потрясенной, Эмма, — говорила миссис Батлер.

Она и полная женщина коснулись щеками, сначала одной стороной, затем другой.

— Выпей живительную чашечку чая, но вначале разреши представить тебе жену Ретта, Скарлетт.

— Потребуется больше, чем одна чашка чая, чтобы восстановить мои нервы после небольшой поездки. Элеонора, — сказала женщина и протянула руку. — Как поживаете, Скарлетт? Я Эмма Ансон, или, скорее, остатки от нее.

Элеонора обняла молоденькую женщину и подвела ее к Скарлетт.

— Это Маргарет, дорогая, жена Росса. Маргарет, познакомься со Скарлетт.

Маргарет Батлер была бледная, светловолосая молодая женщина с красивыми голубыми, как сапфиры, глазами, которые выделялись на ее тонком, бесцветном лице. Когда она улыбнулась, сетка глубоких преждевременных морщин появилась вокруг ее глаз.

— Я рада, наконец, познакомиться с вами, — сказала она, взяла Скарлетт за руки и поцеловала ее в щеку. — Я все время мечтала о сестре, а невестка практически то же самое. Я надеюсь, ты и Ретт придете скоро к нам на ужин. Росс страстно желает познакомиться с тобой.

— С удовольствием, Маргарет, и я уверена, что Ретт тоже обрадуется возможности побывать у вас, — сказала Скарлетт.

Она улыбнулась, надеясь, что говорила правду. Кто может сказать, пойдет ли Ретт с ней в дом своего брата или в любое другое место? Но для него будет очень трудно отказать семье. Мисс Элеонора, а теперь и Маргарет были на ее стороне.

— Скарлетт, — сказала миссис Батлер, — иди познакомься с Салли Брютон.

— И с Эдвардом Купером, — добавил мужской голос. — Не лишайте меня возможности поцеловать ручку миссис Батлер, Элеонора. Я уже поражен.

— Дождись своей очереди, Эдвард, — сказала миссис Батлер. — У вас, молодых людей, совсем нет хороших манер.

Скарлетт едва взглянула на Эдварда Купера, а его лесть совсем не коснулась ее. Она старалась не смотреть, но тем не менее смотрела на Салли Брютон, обезьянолицего кучера кареты.

Салли Брютон была маленькой женщиной лет сорока. Она была сложена, как худой, непоседливый мальчишка, а ее лицо действительно очень напоминает обезьянье. Она ни капельки не расстроилась из-за откровенного рассматривания Скарлетт. Салли привыкла к такой реакции, ее удивительное уродство, к которому она приспособилась уже давно, и ее необычное поведение часто изумляли незнакомых с нею людей. Она подошла к Скарлетт, ее юбки волочились за ней, как коричневая река.

— Моя дорогая миссис Батлер, ты думаешь, что мы сумасшедшие, как мартовские зайцы. Дело в том, что я единственная выжившая обладательница экипажа в городе, но я не могу содержать кучера. Они отказываются перевозить моих лишившихся собственности друзей, а я настаиваю на этом. Так что я отчаялась нанимать мужчин, которые увольняются почти что сразу. Если мой муж занят, я правлю каретой сама. — Она коснулась руки Скарлетт и посмотрела ей в лицо. — Теперь я вас спрашиваю, ест!» ли в этом смысл?

Скарлетт вернулся ее голос и она сказала.

— Да.

— Салли, не лови бедную Скарлетт в ловушку, — сказала Элеонора. — Что еще она могла ответить? Расскажи ей остальное.

Салли вздрогнула, затем усмехнулась.

— Мне кажется, твоя сноха намекает на мои колокольчики. Жестокое создание. Дело в том, что я плохо управляю лошадьми, и поэтому я обязана оснащать экипаж колокольчиками, заранее предупреждающими людей о том, что они должны убраться с моей дороги.

— Прямо как прокаженные, — предположила миссис Ансон.

— Я проигнорирую это, — сказала Салли с чувством раненого достоинства.

Она улыбнулась Скарлетт истинно доброжелательной улыбкой.

— Я надеюсь, — сказала она, — что вы позовете меня, когда вам понадобится моя карета, несмотря на то, что вы видели.

— Спасибо, миссис Брютон, вы очень добры.

— Не за что. Дело в том, что я обожаю носиться по улицам, разгоняя скалливагов и саквояжников на все четыре стороны. Разрешите мне представить вам Эдварда Купера, прежде чем он угаснет…

Скарлетт автоматически отвечала на галантность Эдварда Купера, улыбаясь, чтобы образовалась соблазнительная ямочка у уголка ее рта, застенчиво смущаясь от комплиментов, в то время как глазами поощряя на большие.

— Да, мистер Купер, — сказала она, — как вы спешите. Вы вскружите мне голову. Я всего лишь деревенская девушка из округа Клэйтон, Джорджия, и я не знаю, как обращаться с таким умным чарльстонским джентльменом, как вы.

— Мисс Элеонора, пожалуйста, простите меня, — услышала она новый голос.

Скарлетт повернулась и резко вздохнула. Там стояла девочка, молоденькая девушка, жгучая брюнетка, с волосами, свисающими гребешком над карими глазами.

— Я так извиняюсь, что опоздала, — продолжала девушка.

Ее голос был мягкий, немного запыхавшийся. Она была одета в коричневое платье с белым полотняным воротником и манжетами и в старомодную шляпку, обтянутую коричневым шелком.

«Она выглядит точно так же, как Мелани, когда я ее увидела в первый раз, — подумала Скарлетт. — Как маленькая, коричневая птичка. Могла ли она быть кузиной? Я никогда не слышала, чтобы у Гамильтонов были родственники в Чарльстоне».

— Ты вовсе не опоздала, Анна, — сказала Элеонора Батлер. — Иди выпей немножко чая, ты выглядишь продрогшей до костей.

Анна благодарно улыбнулась.

— Ветер набирает силу, и тучи быстро надвигаются. Я думаю, что обогнала дождь всего на несколько шагов… Добрый день, мисс Эмма, мисс Салли. Маргарет, мистер Купер, — она остановилась, губы ее раскрылись: она увидела Скарлетт. — Добрый день. Я не думаю, что мы встречались. Я Анна Хэмптон.

Элеонора Батлер поспешила к девушке. Она держала дымящуюся чашку.

— Какая оплошность с моей стороны! — воскликнула она. — Я была так занята чаем, что, конечно же забыла, что ты не знаешь Скарлетт, мою невестку. Вот, Анна, выпей это залпом. Ты бледна, как привидение… Скарлетт, Анна наш эксперт по Конфедератскомудому. Она окончила школу в прошлом году, и теперь она там преподает. Анна Хэмптон — Скарлетт Батлер.

— Как поживаете, миссис Батлер? — Анна протянула маленькую холодную ручку. Скарлетт почувствовала ее дрожь, когда пожимала ее своей теплой рукой.

— Пожалуйста, зови меня Скарлетт, — сказала она.

— Спасибо… Скарлетт. Я Анна.

— Чай, Скарлетт?

— Благодарю вас, мисс Элеонора.

Она поспешно взяла чашку, обрадовавшись возможности скрыть смущение, которое испытывала, глядя на Анну Хэмптон. Она живой двойник Мелли. Такая же хрупкая, похожая на мышку, такая же милая. Она, наверное, сирота, если живет в этом Доме. Мелани была сиротой тоже. Ах, Мелли, как я скучаю по тебе».

Небо за окнами темнело. Элеонора Батлер попросила Скарлетт опустить шторы, когда она допьет свой чай.

Когда она опускала последнюю штору, она услышала отдаленный грохот грома, и полоски дождя заструились по окнам.

— Давайте наведем порядок, — сказала мисс Элеонора. — У нас полно дел. Пусть каждый сядет. Маргарет, можно тебя попросить передавать кексы и бутерброда? Я не хочу, чтобы кто-нибудь отвлекался из-за пустого желудка. Эмма, а ты продолжишь разливать чай, не правда ли? Я позвоню, чтобы принесли еще горячей воды.

— Давайте я ее принесу, мисс Элеонора, — сказала Анна.

— Нет, дорогая, ты нам нужна здесь. Скарлетт, просто потяни за шнурок этого звонка, пожалуйста, моя дорогая. Теперь, леди и джентльмены, — первый деловой вопрос. Я получила чек на огромную сумму от дамы из Бостона. Что нам с ним делать?

— Разорвать и послать кусочки ей обратно.

— Эмма! Ты в своем уме? Нам нужны любые деньги, которые мы можем достать. Кроме того, это от Пэйшенс Бедфорд. Ты помнишь ее. Мы встречались с ней и с ее мужем почти каждый день в Саратоге.

— Не было ли генерала Бедфорда в армии Союза?

— Не было. Был генерал Натан Бедфорд Форест в нашей армии.

— Лучший кавалерист, который у нас был, — сказал Эдвард.

— Я не думаю, что Росс согласится с этим, Эдвард, — Маргарет со стуком поставила на стол тарелку. — После всего, он ведь служил в кавалерии вместе с генералом Ли.

Скарлетт дернула за шнурок звонка во второй раз. Гром и молнии! Неужели всем южанам заново переигрывать войну? Какое значение имело, даже если бы деньги поступили от самого Одиссея Великого? Деньги есть деньги, и вы берите их, где бы вы их ни нашли.

— Перемирие! — Салли Брютон помахала в воздухе белой салфеткой, — Дайте возможность выступить Анне, она хочет что-то сказать.

Глаза Анны засветились:

— У меня есть девять маленьких девочек, которых я учу читать, а у меня только одна книжка, по которой их можно учить. Если бы привидение Линкольна пришло и предложило бы купить нам книжек, я бы… я бы расцеловала его!

«Здорово!» — молча похвалила Скарлетт. Она посмотрела на удивление, написанное на лицах других женщин. Выражение Эдварда Купера было чемто другим. «Да он же влюблен в нее, — подумала она. — Просто посмотрите, как он на нее глядит. А она совсем его не замечает, она даже не знает, что он тоскует по ней, как дурачок. Может быть, я должна сказать ей? Он действительно достаточно привлекательный, стройный и мечтательный. Не очень похожий на Эшли».

Салли тоже наблюдала за Эдвардом, заметила Скарлетт. Глаза Салли встретились с ее, и они обменялись сдержанными улыбками.

— Тогда мы договорились, не так ли? — сказала Элеонора.

— Мы договорились. Книги более важны, чем честь. Я слишком эмоциональна. Это, должно быть, от обезвоживания. Кто-нибудь собирается принести горячую воду?

Скарлетт позвонила еще раз. Может быть, звонок был сломан, не спуститься ли ей на кухню и сказать слугам? Она встала и тут увидела открывающуюся дверь.

— Вы звонили, чтобы принесли чай, миссис Батлер?

Ретт толкнул дверь ногой. В руках он держал огромный серебряный поднос, заставленный сверкающими чайником, кофейником, вазочкой, сахарницей, молочницей, ситечком и тремя чайными чашками.

— Индийский, китайский или ромашковый? Он улыбался от удовольствия.

Ретт! Скарлетт не могла дышать. Какой он красивый! Он был где-то на солнце, он был коричневым, как индеец. О Боже, как она его любит, ее сердце так стучит, что, наверное, все могут его слышать.

«Ретт! Дорогой! Я боюсь, что обращу на себя внимание». Миссис Батлер схватила салфетку и вытерла свои глаза.

— Ты сказал «какое-то серебро» в Филадельфии. Я и не подозревала, что этой чайный сервиз. И полностью. Это просто чудо.

— Это также очень тяжело. Миссис Эмма, будьте так добры, подвиньте этот фарфор в сторону. Я слышал, вы упоминали что-то о жажде. Вы мне окажете честь, удовлетворив желание вашего сердца… Салли, моя возлюбленная, когда ты позволишь мне вызвать на дуэль твоего мужа и похитить тебя?

Ретт установил поднос на стол, наклонился через него и поцеловал трех женщин, сидевших на диванчике. Затем он посмотрел вокруг.

«Посмотри на меня, — молча умоляла Скарлетт из темного угла. — Поцелуй меня».

Но он не видел ее.

— Маргарет, как мило ты выглядишь в этом наряде. Росс не заслуживает тебя. Привет, Анна, приятно видеть тебя. Эдвард, я не могу сказать то же о тебе. Я не одобряю организованного тобою гарема в моем доме, когда я нахожусь под дождем в жалком кэбе в Северной Америке и прижимаю серебро к груди, чтобы защитить его от саквояжников.

Ретт улыбнулся своей матери.

— Прекрати так плакать теперь, дорогая мама, или я подумаю, что тебе не понравился сюрприз.

Элеонора взглянула на него, ее лицо светилось любовью.

— Благословляю тебя, сын мой. Ты делаешь меня очень счастливой.

Скарлетт не могла вынести больше ни минуты. Она побежала вперед.

— Ретт, дорогой!

Он довернул голову к ней, и она остановилась. Его лицо было твердо, все эмоции под железным контролем. Но его глаза были светлыми, мгновение они смотрели друг на друга. Затем его губы дернулись вниз в одном уголке в сардонической улыбке, которую она так хорошо знала и боялась.

— Это удачливый мужчина, — медленно и четко произнес он, — который получает больший сюрприз, чем тот, который он преподносит.

Он протянул ей свои руки. Скарлетт положила свои дрожащие пальчики в его ладони, сознавая, что его вытянутые руки держат ее на определенной дистанции. Его усы потерлись о ее правую, затем левую щеки.

«Он хотел бы убить меня», — подумала она, и это опасение вызвало странную дрожь. Ретт положил свои руки ей на плечи, и они крепко сомкнулись на ее плечах.

— Я уверен, что вы, леди, и ты, Эдвард, извините нас, если мы оставим вас, — сказал он. В его голове звучала привлекательная смесь мальчишества и жуликоватости.

— Прошло так много времени, с тех пор как я в последний раз разговаривал с женой. Мы поднимемся наверх и оставим вас решать проблемы, связанные с Конфедератским домом.

Он вывел Скарлетт за дверь, даже не дав ей возможность попрощаться.

Глава 12

Ретт разговаривал, пока тянул ее вверх по лестнице в свою спальню. Он закрыл дверь и встал, прижавшись к ней единой.

— Какого черта ты тут делаешь, Скарлетт? Она хотела протянуть к нему свои руки, но его ярость остановила ее. Скарлетт расширила глаза в невинном непонимании. Ее голос был торопливым и чарующим, когда она заговорила.

— Тетушка написала мне, что ты говорил. Ретт, как ты хотел, чтобы я была здесь с тобой, но что я не могу оставить магазин. Ах, милый, почему ты мне не сказал? Меня ни капельки не волнует магазин.

Она беспокойно следила за его глазами.

— Это не пройдет, Скарлетт.

— Что ты имеешь в виду?

— Все это. Ни пылкое объяснение, ни невинное непонимание. Ты знаешь, что не можешь солгать мне.

Это была правда, и она знала это. Она должна быть честной.

— Я приехала потому, что хотела быть с тобою, — в ее тихом признании звучало достоинство.

Ретт посмотрел на — ее гордо поднятую голову, и его голос смягчился.

— Моя дорогая Скарлетт, — сказал он, — через некоторое время мы можем стать друзьями, когда воспоминания смягчатся до горьковатой ностальгии. Мы дойдем до этого, если мы оба будем терпеливы и милосердны. Но ничего больше этого.

Он прошелся нетерпеливо по комнате.

— Что я должен сделать, для того чтобы достучаться до тебя? Я не хочу причинять тебе боль, но ты заставляешь меня. Я не хочу, чтобы ты была здесь. Уезжай обратно в Атланту, Скарлетт, оставь меня. Я больше не люблю тебя. Более ясно я не могу сказать.

Кровь отлила от лица Скарлетт. Ее зеленоватые глаза светились на фоне ее белой кожи.

— Я тоже могу говорить ясно, Ретт. Я твоя жена, а ты мой супруг.

— Несчастливое обстоятельство, которое я предлагал исправить.

Его слова были как удары кнута. Скарлетт забыла, что ей надо сдерживать себя…

— Развестись с тобою? Никогда, никогда, никогда! И я никогда не дам тебе повода для развода. Я твоя жена, и я приехала к тебе, бросив все, что мне было дорого.

Улыбка триумфа тронул уголки ее губ, и она пошла со своей козырной карты.

— Твоя мама просто в восторге, что я здесь. Что ты ей скажешь, если вышвырнешь меня отсюда? Я скажу ей правду, и это разобьет ее сердце.

Ретт тяжело шагал из одного конца большой комнаты в другой. У него вырывались проклятия, ругательства, которые Скарлетт никогда не слышала. Это был Ретт, которого она знала только по слухам, это был Ретт, который последовал во время золотой лихорадки в Калифорнию и защищал свой участок ножом и тяжелыми сапогами. Это был Ретт, завсегдатай худших таверн в Гаване, Ретт — авантюрист, друг и компаньон таких же ренегатов, как он. Она наблюдала, шокированная, и восхищенная, и возбужденная, несмотря на угрозу. Внезапно его звероподобное метание по комнате прекратилось, и он повернул свое лицо к ней. Его черные глаза сверкали, но уже не от ярости. В них был юмор, темнота, горечь и настороженность. Это был Ретт Батлер, чарльстонский джентльмен.

— Шах, — сказал он с перекошенной улыбкой, — я не учел непредсказуемость и мобильность королевы. Но еще не мат, Скарлетт.

Он поднял ладони, вверх, временно сдаваясь.

Она не поняла, что он говорил, но его движение, тон его голоса показали ей что она выиграла, — что-то.

— Так я останусь?

— Ты останешься до тех пор, пока не захочешь уехать. Я не думаю, что это будет долго.

— Но ты не прав, Ретт! Мне нравится здесь.

Старое, знакомое выражение появилось на его лице. Он был удивлен, скептичен и всезнающ.

— Как давно ты в Чарльстоне, Скарлетт?

— С прошлой ночи.

— И ты уже узнала его так, чтобы полюбить. Быстрая работка, я поздравляю тебя с твоей чувствительностью. Тебя выгнали из Атланты — чудом не в смоле и в перьях — с тобой прилично обращались дамы, которые по-другому не умеют относиться к людям. Итак, ты думаешь, что нашла прибежище.

Он рассмеялся, глядя на выражение ее лица.

— О, да, у меня все еще есть знакомые в Атланте. Я знаю все о твоем изгнании оттуда. Даже шваль, с которой ты общалась, не признает тебя.

— Это неправда! — закричала она, — Я вышвырнула их вон.

Ретт передернулся.

— Нам не стоит это обсуждать дальше. Если что и имеет значение, так это то, что ты здесь, в доме моей матери и под ее крылышком. Я беспокоюсь о ее счастье, в данный момент я ничего не могу поделать с этим. Однако мне ничего и не нужно делать. Ты все сделаешь сама, без каких-либо шагов с моей стороны. Ты раскроешь свою суть, каждый почувствует жалость ко мне и сочувствие к моей матери. И я упакую тебя и пошлю назад в Атланту под молчаливые приветствия всего общества. Ты думаешь, что сможешь продержаться как леди, не так ли? Ты не сможешь одурачить и слепоглухонемого.

— Я леди, черт тебя побери. Ты просто не знаешь, как быть приличным человеком. Буду признательна, если ты вспомнишь, что моя мама была из Робийяров из Саванны, а О'Хары происходят от ирландских королей!

Его ухмылка в ответ была мучительной.

— Оставь в покое это. Скарлетт. Покажи мне наряда, которые ты привезла с собой.

Он сел на ближайший к нему стул и вытянул ноги.

Скарлетт уставилась на него, слишком раздраженная его резким переходом к спокойствию. Ретт достал из кармана сигару и покатал ее между пальцев.

— Ты не возражаешь, если я покурю в своей комнате? — сказал он.

— Конечно, нет.

— Спасибо. Теперь покажи мне свои наряды. Они определенно новые, ты никогда бы не попыталась вернуть мое расположение без арсенала нижнего белья и платьев в отвратительном вкусе. Я не допущу, чтобы ты сделала мою маму посмешищем. Так покажи мне, Скарлетт, и я посмотрю, что можно будет спасти.

Он взял ножницы от сигар.

Скарлетт сердито взглянула, но тем не менее пошла в комнату собрать вещи. Может это было и хорошо. Ретт всегда просматривал ее гардероб. Он любил видеть ее в нарядах, которые выбирал, он гордился, что она выглядела модно и красиво. Если он хотел заняться ее внешностью снова, гордиться ею, она готова сотрудничать. Она примерит их все для него. Тогда он ее увидит в сорочке. Пальцы Скарлетт быстро расстегнули платье, которое было на ней. Она шагнула из роскошной материи, схватила новые платья и медленно вошла в спальню: ее руки и грудь были полуобнажены, ноги были в шелковых чулках.

— Брось их на кровать, — сказал Ретт, — и накинь халат, чтобы не замерзнуть. Стало холодно после дождя, или ты не заметила? — Он выпустил струйку дыма, отворачиваясь от нее. — Не простудись, Скарлетт, пытаясь быть привлекательной. Ты попусту тратишь время.

Лицо Скарлетт зажглось злостью, ее глаза сверкали, как зеленые огоньки. Но Ретт не смотрел на нее. Он рассматривал убранство кровати.

— Сорви этот шнурок, — сказал он по поводу первого платья, — и оставь только одну лавину бантов. Тогда оно будет получше… Это отдай своей служанке, оно безнадежно… Это сойдет, если ты срежешь отделку, заменишь золотые пуговицы просто черными и укоротишь шлейф…

Ему потребовалось только пять минут, чтобы просмотреть все наряды.

— Тебе нужны будут крепкие ботинки, просто черные, — сказал он, когда разделался с платьями.

— Я купила одни сегодня, — сказала Скарлетт ледяным голосом.

— Когда мы ходили по магазинам вместе с твой мамой — добавила она, подчеркивая каждое слово. — Я не понимаю, почему ты не купишь ей экипаж, если ты так сильно ее любишь. Она очень устает.

— Ты не понимаешь Чарльстона. Вот почему скоро ты будешь очень несчастна здесь. Я мог купить ей этот дом, потому что наш был разрушен янки, а у всех, кого она знает, такие же большие дома. Я даже могу меблировать его более комфортабельно, чем у ее друзей. Но я не могу развести ее с друзьями, покупая ей предметы роскоши, которые они не могут себе позволить.

— У Салли Брютон есть экипаж.

— Салли Брютон не такая, как все. Салли — оригиналка. Чарльстон уважает, даже любит эксцентричность. Но не выносит хвастовства. А ты, моя дорогая Скарлетт, никогда не могла от этого удержаться.

— Тебе нравится оскорблять меня, Ретт Батлер! Ретт засмеялся.

— Теперь ты можешь начать работать над одним из платьев, чтобы привести его в приличный вид для сегодняшнего вечера. Я развезу комитет по домам. Салли не должна это делать в такую грозу.

Она надела халат Ретта, когда он ушел. Он был теплее, чем ее, да, он был прав: стало намного холоднее, и она дрожала. Она подняла воротник до ушей и села на стул, на котором он сидел. Его присутствие еще чувствовалось в комнате, и она укутывалась в него. Ее пальцы потрогали «футляр», в который она была завернута — странно подумать, что Ретт выбрал такой легкий, тонкий халат, когда сам он такой крепкий и сильный. Но его вещи казались таинственными. Она совсем не знает его и никогда не знала. Скарлетт почувствовала страшную безнадежность. Пытаясь стряхнуть ее, она поспешно встала. Ей надо одеться прежде, чем Ретт придет домой. Боже милосердный, как долго она сидела на этом стуле! Было уже почти темно. Она резко позвонила Панси. Банты и шнурки должны быть сорваны с ее розового платья, чтобы она могла надеть его сегодня вечером, и щипцы для завивки волос надо тотчас положить нагреваться. Ей хочется выглядеть особенно милой и женственной для Ретта… Скарлетт посмотрела на широкое покрывало на огромной кровати и вдруг вспыхнула от своих мыслей.

Фонарщик еще не добрался до верхней части города, где жила Эмма Ансон, и Ретту пришлось ехать медленно, наклонившись вперед, чтобы разглядеть сквозь сильный дождь темную улицу. В экипаже остались только миссис Ансон и Салли Брютон. Маргарет Батлер отвезли первой к ее маленькому домику на Уолтер-стрит, где они жили с Россом, затем Ретт поехал на Брод-стрит, где Эдвард Купер проводил Анну Хемптон под своим большим зонтиком до дверей Конфедератского дома.

— Я пройдусь дальше пешком, — крикнул он Ретту с боковой дорожки, — боюсь садиться рядом с дамами с таким мокрым зонтиком.

Он жил на Чсрч-стрит, всего один квартал отсюда. Ретт притронулся к широким полям своей шляпы, приветствуя его.

— Ты думаешь, Ретт слышит нас? — пробормотала Эмма Ансон.

— Я сама едва слышу тебя, Эмма, а я всего в одном футе от тебя, — ответила кисло Салли. — Ради всего святого, говори. Этот ливень оглушает.

Она была раздражена дождем. Он помешал ей править лошадьми.

— Что ты думаешь о его жене? — спросила Эмма. — Она совсем не то, что я ожидала. Ты когда-нибудь видела что-нибудь такое гротескно приукрашенное, как ее прогулочный костюм?

— Ах, наряди легко исправить, да и у многих такой отвратительный вкус. Но у нее есть способности, — сказала Салли. — Вопрос в том, воспользуется ли она ими. Это ужасно, быть красивой, но не уметь быть красавицей.

— Было смешно, как она флиртовала с Эдвардом.

— Автоматически, я думаю. Есть достаточно мужчин, которые ждут такого обращения. Наверное, им это необходимо сейчас более, чем когда-либо. Они потеряли все, что раньше заставляло их чувствовать себя мужчинами, все их состояние, земли и власть.

Женщины помолчали немного, раздумывая над вещами, не признаваемыми гордыми людьми, находящимися под каблуком оккупационной силы.

Салли откашлялась.

— Одно хорошо, — сказала она уверенно, — жена Ретта отчаянно влюблена в него. Ее лицо расцвело, когда он появился в дверях. Ты видела?

— Нет, не видела, — сказала Эмма. — Клянусь Богом, что хотела бы. Зато я увидела такое же выражение на лице Анны.

Глава 13

Глаза Скарлетт все время возвращались к двери. Что задерживало так долго Ретта? Элеонора Батлер притворялась, что не замечает, но слабая улыбка тронула уголки ее губ. Ее пальцы быстро крутили челнок из слоновой кости, плетя сложную паутину петель. Это было уютное мгновение. Шторы гостиной были закрыты, лампы были зажжены в двух смежных Комнатах, и золотой потрескивающий огонь разгонял холод и сырость. Но нервы Скарлетт были слишком напряжены, чтобы ее мог успокоить домашний уют. Где был Ретт? Будет ли он все еще сердиться, когда приедет?

Она пыталась сосредоточиться на словах мамы Ретта, но ей это не удавалось. Ее не волновал Конфедератский дом для вдов и сирот. Ее пальцы щупали поверхность платья, но на нем не было каскадов шнурков, которые можно было бы теребить. Наверняка он не беспокоился бы о ее нарядах, если бы она не интересовала его?

— …вот школа и выросла, вроде сама по себе, потому что сиротам больше некуда было идти, — говорила миссис Батлер. — Получилось более удачно, чем мы могли мечтать. В июне ее закончило шесть человек, все они теперь учителя. Две девушки уехали преподавать в Уолтерборо.

«Ах, где же он? Что он так долго делает? Если мне придется сидеть еще столько же, я закричу».

Пробили бронзовые часы на каминной полке. Два… Три… Пять… Шесть…

— Интересно, что задерживает Ретта? — сказала его мать. — Он знает, что мы ужинаем в семь, а он всегда выпивает сначала пунша. Он промокнет до костей, ему надо будет переодеться. — Миссис Батлер положила свои кружева на стол перед собой. — Я пойду посмотрю, не перестал ли дождь.

Скарлетт вскочила на ноги.

— Я схожу.

Она быстро подошла к окну и подняла угол тяжелой шелковой шторы. Снаружи клубился плотный туман в районе набережной, он завивался на улице, поднимаясь ввысь, как живой. Уличный фонарь светился в движущейся белизне, окружающей его. Она отшатнулась и задернула штору.

— Там все в тумане, — сказала она, — но дождь не идет. Вы думаете с Реттом все в порядке?

Элеонора Батлер улыбнулась.

— Он прошел через худшее, чем сырость и туман, ты знаешь это. Конечно, с ним все в порядке, ты услышишь его, входящего в дверь, теперь в любую минуту.

Как будто бы в подтверждение ее слов послышался звук открывающейся парадной двери. Скарлетт услышала смех Ретта и низкий голос дворецкого.

— Вы бы лучше отдали мне вашу мокрую одежду, мистер Ретт, и сапоги, я принес ваши домашние туфли.

— Спасибо, Маниго. Я ПОЙДУ наверх и переоденусь. Скажи миссис Батлер, что я спущусь к ней через минуту. Она в гостиной?

— Да, сэр, она и мисс Ретт.

Скарлетт прислушивалась к его реакции, но она различила только быстрые, твердые шаги на лестнице. Казалось, прошел целый век прежде, чем он спустился вниз. Часы на камине врут. Каждая минута длилась, как целый час.

— Ты выглядишь усталым, дорогой, — воскликнула Элеонора Батлер, когда Ретт вошел в гостиную.

Ретт приподнял мамину руку и поцеловал ее.

— Не беспокойся обо мне, мама, я более голоден, чем устал. Ужин скоро?

Миссис Батлер стала подниматься.

— Я распоряжусь на кухне, чтобы подали прямо сейчас.

Ретт нежно дотронулся до ее плеча, чтобы удержать ее.

— Я вначале выпью, не спеши.

Он подошел к столу, на котором стоял поднос с напитками. Наливая виски в стакан, он в первый раз взглянул на Скарлетт.

— Не составишь ли мне компанию, Скарлетт?

Его приподнятые брови насмехались над ней. То же делал и запах виски. Она отвернулась, будто оскорбленная. «Итак, Ретт собирается играть в «кошки-мышки», не так ли? Попытается заставить меня сделать что-нибудь, что восстановит его маму против меня. Что ж, ему придется очень изловчиться, чтобы сделать это». Она ухмыльнулась, а ее глаза заискрились. Ей надо быть очень ловкой, чтобы перехитрить его. У нее участился пульс. Состязание ее всегда волновало.

— Мисс Элеонора, разве Ретт не шокирует? — рассмеялась она. — Был ли он таким озорным мальчишкой?

За спиной она почувствовала резкое движение. Ха! Это попало в точку. Он многие годы чувствует вину перед мамой за боль, которую он причинил, заставив своими выходками отца отречься от него.

— Ужин накрыт, миссис Батлер, — сказал Маниго, стоя в дверях.

Ретт предложил свою руку маме. Скарлетт почувствовала укол ревности. Затем она напомнила себе, что именно его любовь к матери позволила ей остаться здесь, и она проглотила раздражение.

— Я так голодна, что могу съесть полтеленка, — сказала она, — а Ретт просто умирает от голода, не так ли, дорогой?

У нее было преимущество теперь, он сам признался. Если она упустит ею, она проиграет всю игру, она никогда не получит его обратно.

Как потом выяснилось, Скарлетт не стоило беспокоиться. Как только они уселись, Ретт взял разговор в свои руки. Он вспоминал свои розыски чайного сервиза в Филадельфии, превращая это в приключение, рисуя искусные словесные портреты людей, с которыми он разговаривал, передразнивая их акценты и характерные черты с таким мастерством, что его мама и Скарлетт хохотали, пока у них не заболели бока.

— И когда я проследовал по этому долгому пути, чтобы получить его, — завершил Ретт театральным жестом, — просто вообразите мой ужас, когда новый владелец оказался слишком честным, чтобы продать чайный сервиз за двадцатикратную цену, которую я ему предложил. Минуту я боялся, что мне придется его выкрасть, но, к счастью, он принял предложение развлечься немного в карты.

Элеонора Батлер попыталась показать свое неодобрение.

— Я смею надеяться, что ты не совершил ничего бесчестного, Ретт, — сказала она. Но за ее словами слышался смех.

— Мама, ты шокируешь меня. Я действую из-под стола, только когда играю с профессионалами. Этот несчастный отставной полковник армии Шермана был просто любителем. Мне пришлось надуть его, позволив выиграть несколько сотен долларов, чтобы облегчить его боль. Он напомнил мне Эллинтона.

Миссис Батлер засмеялась.

— Ох, бедный человек. И его жена — мое сердце переживает за нее, — сна наклонилась к Скарлетт. — Одна из семейных тайн по моей линии, — скала Элеонора Батлер насмешливым тоном. Она снова рассмеялась и начала вспоминать.

Эллинтоны, как узнала Скарлетт, были известны по всему Восточному побережью из-за своей слабости: они играли на что угодно. Первый Эллинтон, появившийся в колониальной Америке, прибыл на корабль туда только потому, что выиграл в пари земельный участок, спор был о том, кто выпьет больше эля и останется стоять на ногах.

— К моменту, когда он выиграл, — сказала Элеонора, — он был так пьян, что подумал о том, что неплохо было бы посмотреть на свой выигрыш. Говорят, что он даже не знал, куда едет, пока не приехал туда, так как он выигрывал у большинства матросов в кости их порции рома.

— Что он сделал, когда протрезвел? — хотела узнать Скарлетт.

— Он, моя дорогая, он так ни разу и не протрезвел. Он умер всего через десять лет после того, как причалил корабль. Но за это время он сразился с другим игроком в кости и выиграл девушку — одну из служанок с корабля — и, как оказалось позже, у нее появился ребенок, было что-то вроде женитьбы постфактум у его могилы, и ее сын стал моим прапрапрадедушкой.

— Он тоже был не прочь поиграть в карты, не правда ли? — спросил Ретт.

— Ну да, конечно. Это было семейное.

Миссис Батлер продолжала рассказ о фамильном дереве.

Скарлетт часто посматривала на Ретта. Как много сюрпризов было спрятано в этом мужчине? Она никогда не видела его таким расслабленным, счастливым и чувствующим себя полностью дома. «Я никогда не могла создать ему очага, — осознала она. — Ему никогда не нравился дом. Он был моим, построенным по моему вкусу, подарок от него». Скарлетт хотелось прервать рассказ мисс Элеоноры, сказать Ретту, что она сожалеет о прошлом, что она исправит все ошибки. Но она промолчала. Он наслаждался мамиными бессвязными воспоминаниями. Она не должна была портить его настроение.

Свечи, стоявшие в толстых серебряных подсвечниках, отражались на полированной поверхности дубового стола и в зрачках черных светящихся глаз Ретта. Они окружали стол и трех собеседников теплым, неподвижным светом, образуя островок мягкой освещенности среди теней длинной комнаты. Внешний мир был отсечен толстыми складками штор на окнах и интимностью этого маленького островка. Голос Элеоноры Батлер был нежным, смех Ретта — тихим, подбадривающим. Любовь создала воздушную неразрывную сеть между матерью и сыном. Скарлетт внезапно испытала страстное желание быть включенной в эту атмосферу.

Ретт спросил:

— Расскажи Скарлетт о кузене Тоунсенде, мама. — И она попала в безопасность тепла свечей, включенная в счастье, окружающее стол. Она хотела бы, чтоб это продолжалось всегда, и она упросила мисс Элеонору рассказать ей о кузене Тоунсенде.

— Тоунсенд не настоящий кузен, ты знаешь, он очень далекий родственник, но он прямой потомок прапрапрадедушки Эллинтона. Итак, он унаследовал этот участок земли, а также игорную лихорадку Эллинтонов и их везение. Они все время были удачливыми, эти Эллинтоны. За исключением одного: у них есть еще одна семейная черта, глаза их мальчиков всегда косили. Тоунсенд женился на исключительно красивой девушке из хорошей семьи в Филадельфии. Но отец девушки был адвокатом и очень чувствительным к собственности человеком, а Тоунсенд был баснословно богат. Тоунсенд с женой обустроились в Балтиморе. Началась война. Его жена вернулась в семью, как только Тоунсенд более чем вероятно мог быть убит. Он не мог попасть, стреляя, даже в сарай, не говоря о двери в нем, по причине своего косоглазия. Однако у него еще оставалось везение Эллинтонов. Он не получил ничего серьезнее легких обморожений. В это время три брата и отец его жены были убиты, сражаясь за армию Союза. Так что она унаследовала в отличном порядке наследство ее аккуратного отца и его предков. Тоунсенд живет теперь, как король, в Филадельфии, и его абсолютно не волнует, что его кусочек земли в Саванне был конфискован Шерманом. Ты видел его, Ретт? Как он?

— Еще больше косит, с двумя косоглазыми сынишками и с дочкой, которая, слава Богу, пошла в мать.

Скарлетт едва расслышала ответ Ретта.

— Вы сказали, что Эллинтоны были из Саванны? Моя мама была оттуда, — охотно произнесла она.

Перекрещивание родственных связей, что часто встречалось на Юге, было досадным недостатком в ее собственной жизни. У каждого, кого она знала, была «паутина» кузенов, дядей и тетушек, которая охватывала многие поколения и большие пространства. Но у нее никого не было. У Полины и Элали не было детей. Братья Джералда О'Хара в Саванне были также бездетными. Должно быть, еще полно О'Хара в Ирландии, но это не имело значения для нее, а все Робийяры, кроме ее дедушки, уехали из Саванны.

И вот теперь она опять слушает рассказы о чьей-то семье. У Ретта есть родственники в Филадельфии. Без сомнения, он также был связан с половиною Чарльстона. Это нечестно. Но, — может, эти Эллинтоны имели какое-нибудь отношение к Робийярам? Тогда она будет частью «паутины», которая включаете себя и Ретта. Может, ей удастся найти связь с миром Батлеров и Чарльстона, миром, который выбрал Ретт и в который она решила вступить.

— Я помню Эллин Робийяр очень хорошо, — сказала миссис Батлер, — и ее маму. Твоя бабушка, Скарлетт, была самой восхитительной женщиной во всей Джорджии и Южной Каролине.

Очарованная, Скарлетт наклонилась вперед. Она знала только отрывки рассказов о своей бабушке.

— Она действительно была скандальна, мисс Элеонора?

— Необычайно. Но когда я ее узнала получше, она не была скандальной вовсе. Она была слишком занята рождением детей. Вначале твоя тетя Полина, затем Элали, потом твоя мать. Знаешь, я даже была в Саванне, когда родилась твоя мама. Я помню фейерверк. Твой дедушка нанимал знаменитого итальянца из Нью-Йорка и устраивал великолепные фейерверки, каждый раз, когда у него рождался ребенок. Ты, конечно, не помнишь, Ретт, и я не думаю, что ты будешь благодарен мне за эти воспоминания, но ты очень испугался тогда. Я специально вынесла тебя на улицу, чтобы ты посмотрел на огни, а ты кричал так громко, что я чуть со стыда не провалилась. Все остальные дети хлопали в ладоши и визжали от восторга. Конечно, они были взрослее. Тебе было чуть больше одного годика.

Скарлетт посмотрела на миссис Батлер, затем на Ретта. Это было невозможно! Ретт не может быть старше ее матери. Да, ее мама была ее мамой. Она все время принимала это как должное, что ее мама была старой. Как Ретт может быть старее ее? Как она может любить его так отчаянно, когда он такой старый?

Ретт бросил салфетку на стол, поднялся, подошел к Скарлетт и поцеловал ее в макушку, взял руку мамы в свою и поцеловал ее.

— Я ухожу, мама, — сказал он.

«Ах, Ретт, нет!» — Скарлетт хотела закричать. Но она была слишком потрясена всем, чтобы что-нибудь произнести.

— Мне бы не очень хотелось, чтобы ты выходил в такую дождливую темную ночь, Ретт, — запротестовала его мама, — и Скарлетт здесь. Ты едва успел сказать ей «привет».

— Дождь прекратился, и светит полная луна, — сказал Ретт. — Я не могу пропустить шанс пройти с приливом вверх по реке, пока не повернул обратно. Скарлетт понимает, что необходимо проверять рабочих, когда уезжаешь и оставляешь их одних, — она деловая женщина. Не так ли, моя любимая?

Его глаза заблестели от пламени свечи, когда он повернулся к ней. Затем он вышел в холл.

Она оттолкнулась от стола, почти опрокинув стул в спешке. Затем, ни слова не говоря миссис Батлер, она побежала за ним.

Он стоял в вестибюле, застегивая свое пальто, держа шляпу в руке.

— Ретт, Ретт, подожди! — кричала Скарлетт.

Она не обратила внимания на предупреждение в его взгляде, когда он повернулся к ней.

— Все было так мило за ужином, — сказала она, — зачем тебе надо уходить?

Ретт шагнул мимо нее и толкнул дверь из прихожей в холл. Она захлопнулась с тяжелым, тусклым щелчком замка, отрезав их от остального дома.

— Не устраивай сцен, Скарлетт. Это бесполезно.

И, как будто он мог видеть, что творится у нее в голове, он произнес свои последние слова.

— Не рассчитывай также разделить со мной постель, Скарлетт.

Он открыл дверь на улицу. Прежде чем она смогла сказать слово, его уже не было в доме. Дверь медленно закрылась за ним.

Скарлетт топнула ногой. Почему он был таким с ней? Лицо ее исказила гримаса наполовину от раздражения, наполовину от невольного смеха. Он достаточно легко догадался о ее планах. Ну что ж, тогда ей придется стать умнее, вот и все. Ей придется оставить идею завести ребенка сразу, подумать о чемнибудь еще. Ее брови хмурились, когда она вернулась к маме Ретта.

— Ну вот, дорогая, не расстраивайся, — сказала Элеонора Батлер, — с ним будет все в порядке. Ретт знает реку, как свои пять пальцев.

Она стояла все это время у камина, не желая выйти в холл, чтобы не помешать прощанию Ретта с его женой.

— Пойдем в библиотеку, там уютнее, а слуги уберут со стола.

Скарлетт уселась на стуле с высокой спинкой, защищающей ее от сквозняков.

— Нет, — сказала она, — мне не нужна накидка на колени, все просто отлично, спасибо. Разрешите мне укутать вас, мисс Элеонора — настояла она, взял кашемировую шаль. — Вы сядьте и расслабьтесь.

Она удобно устроила миссис Батлер.

— Какая милая девушка ты, Скарлетт, так похожа на твою дорогую маму. Я помню, какой она все время была заботливой, с такими красивыми манерами. Все девушки Робийяр, конечно, вели себя прилично, но Эллин была особенной…

Скарлетт закрыла глаза и вдохнула слабый запах лимонной вербены. Все будет в порядке. Мисс Элеонора любит ее, она заставит Ретта вернуться домой, и они все вместе заживут счастливо.

Скарлетт дремала в глубоком мягком кресле, убаюкиваемая нежными воспоминаниями. Когда раздался шум в холле, она вздрогнула. На мгновение ей показалось, что она не знает, как она сюда попала: она туповато смотрела на мужчину, стоявшего в дверях. Ретт? Нет, это не мог быть Ретт.

Мужчина неровно переступил через порог.

— Я пришел встретиться с моей сестрой, — сказал он.

Маргарет Батлер подбежала к Элеоноре.

— Я пыталась остановить его, — плакала она, — но он был в таком состоянии, я не могла заставить его послушать меня, мисс Элеонора.

Миссис Батлер поднялась.

— Тише, Маргарет, — быстро и спокойно сказала она. — Росс, я жду положенного приветствия.

Ее голос был необычайно громким, слова — отчетливыми.

Мысли Скарлетт прояснились теперь. Итак, это был брат Ретта. И пьяный к тому же, судя по его виду. Она встала, улыбнулась Россу, показывая свои ямочки.

— Я удивляюсь, мисс Элеонора, как одна леди может быть так удачлива, родив двух сыновей, один — симпатичнее другого? Ретт никогда не говорил мне, что у него есть такой брат!

Росс направился к ней. Его глаза осмотрели ее тело, остановились на ее взъерошенных кудряшках и накрашенном лице. Он вскоре хитро скосился, чем улыбнулся.

— Итак, это Скарлетт, — сказал он, заплетаясь. — Я так и знал, что Ретт закончит таким лакомым кусочком, как она. Иди сюда, Скарлетт, поцелуй дружески твоего брата. Ты знаешь, как удовлетворять мужчину, я уверен.

Его большие руки, как огромные пауки, поднялись вверх по ее рукам и схватили ее за открытую шею. Затем она почувствовала его открытый рот на своем, его горькое дыхание, его язык, пытающийся раздвинуть ее зубы. Скарлетт попробовала его оттолкнуть, но Росс был слишком сильным, его тело еще плотнее прижалось к ней.

Она могла слышать голос Элеоноры Батлер и Маргарет, но она не могла разобрать, что они говорили. Она старалась вырваться из омерзительных объятий Росса. «Он назвал ее проституткой! И обращался, как с подобной».

Внезапно Росс отбросил ее.

— Готов поспорить, что ты не так холодна с моим дорогим старшим братцем, — проворчал он.

Маргарет Росс всхлипывала на плече Элеоноры.

— Росс! — резко выкрикнула миссис Батлер.

Росс повернулся, неловким движением опрокидывая маленький столик.

— Росс! — сказала его мать. — Я позвонила Маниго. Он поможет тебе добраться до дома и проводит Маргарет. Когда ты протрезвеешь, ты напишешь письма с извинениями жене Ретта и мне. Ты опозорил себя, и Маргарет, и меня, и тебя не будут принимать в моем доме, пока я не оправлюсь от стыда.

— Я так сожалею, мисс Элеонора, — плакала Маргарет.

Миссис Элеонора положила свои руки Маргарет на плечи.

— Мне жалко тебя, Маргарет, — сказала она. — А теперь иди домой. Ты всегда будешь желанной гостьей в моем доме.

Мудрые глаза Маниго оценили ситуацию мгновенно, и он увел Росса, который не произнес ни слова протеста. Маргарет суетливо вышла за ним.

— Я так сожалею, — повторяла она снова и снова, пока звук ее голоса не пропал за закрывшейся дверью.

— Мое дорогое дитя, — сказала Элеонора, — Росс был пьян, он не понимал, что он говорил, но это не оправдывает его.

Скарлетт тряслась от отвращения, от унижения, от раздражения. Как она позволила этому случиться, позволила брату Ретта коснуться ее? «Я должна была плюнуть ему в лицо, выцарапать ему глаза, ударить кулаком по его отвратительному, дурацкому рту. Но я не сделала этого, я приняла все, как будто заслужила это». Скарлетт сгорала от стыда. Лучше бы Росс ударил ее или порезал ножом. Ее тело оправилось бы от синяков или ран. Но ее гордость не излечится никогда.

Элеонора наклонилась к ней, попыталась обнять ее, но Скарлетт съежилась от ее прикосновения.

— Оставьте меня в покое! — она попыталась закричать, но вышел только стон.

— Я не оставлю, — сказала миссис Батлер, — пока ты не выслушаешь меня. Ты многого не знаешь. Ты слушаешь?

Она подвинула стул ближе к Скарлетт.

— Нет! Уходите! — Скарлетт заткнула уши руками.

— Я не оставлю тебя, — сказала Элеонора. — И я скажу тебе снова и снова, тысячу раз, если будет необходимо, до тех пор, пока ты не услышишь меня…

Она нежно поглаживала склоненную голову Скарлетт, успокаивая, лаская.

— То, что сделал Росс, непростительно, — сказала она, — я не прошу тебя простить его, но я должна, Скарлетт… Он мой сын, и я знаю, что заставило его это сделать. Он не хотел причинить тебе боль, моя дорогая. Это Ретта он атаковал через тебя. Ретт сильный. Росс никогда не сравнится с Реттом ни в чем. Ретт протягивает руку и берет то, что он хочет. А бедный Росс — неудачник во всем.

Маргарет рассказала мне сегодня днем, что, когда Росс утром пришел на работу, ему сказали, что он уволен из-за его пристрастия к выпивке. Он постоянно пил, мужчины всегда пьют, но не так, как он начал пить, когда год назад Ретт приехал в Чарльстон. Росс пытался восстановить плантацию, он работал на ней, как раб, сразу, как только вернулся с войны, но он так и не получил приличного урожая риса. Скоро все должно быть распродано за налоги. Ретт предложил купить у него плантацию. Она должна была бы быть землей Ретта в любом случае, только он и его отец… — но это другая история.

Росс получил должность кассира в банке, он думал, что работать с деньгами было пошло. В старые времена джентльмены только подписывали счета. Росс делал ошибки, его счета никогда не сходились, а однажды он совершил большую ошибку и потерял работу. Банк собирался подать в суд, чтобы получить с него деньги, которые он выплатил по ошибке. Ретт все это уладил. Это было как нож в сердце Россу. Тогда он сильно запил. К довершению всего, какой-то дурак или негодяй проговорился, что первую работу нашел для него Ретт. Он пошел домой и так напился, что едва мог стоять на ногах.

Я люблю Ретта сильнее. Бог простит мне это. Он мой первенец, и я вложила мое сердце в его крохотные ручонки, как только он протянул их ко мне. Я люблю Росса и Розмари, но не так, как я люблю Ретта, и я боюсь, что они знают это. Розмари думает, что это потому, что его не было долгое время, затем он появился, как джинн из бутылки, и купил мне все, что есть сейчас в этом доме, купил ей нарядные платья, о которых она уже давно мечтала. Она не знает, что он всегда был первым для меня. Росс это знал всегда, но он был любимцем отца, поэтому это его не очень волновало. Стивен, прогнал Ретта, сделал Росса своим наследником. Он любил Росса, он гордился им. Но теперь Стивен мертв, вот уже семь лет. А Ретт вернулся домой, и радость наполняет мою жизнь, и Росс не может не видеть это.

Голос миссис Батлер был хриплым, надорванным. Она раскрывала наболевшие тайны своего сердца. Оно не выдержало, и она горько зарыдала.

— Мой бедный мальчик, мой бедный Росс.

«Я должна сказать что-то, — подумала Скарлетт, — утешить ее». Но она не могла. Ей самой было слишком больно.

— Мисс Элеонора, не плачьте, — сказала она, — не переживайте, пожалуйста, мне надо о чем-то спросить у вас.

Миссис Батлер глубоко дышала, она вытерла глаза.

— Что такое, моя дорогая?

— Я должна знать, — поспешно сказала Скарлетт. — Вы обязаны сказать мне. Правда, действительно ли я выгляжу так, как он сказал?

Ей нужно было, чтобы ее разуверила, поддержала эта любящая женщина.

— Драгоценное дитя, — сказала Элеонора, — это не имеет никакого значения, как ты выглядишь. Ретт любит тебя, и поэтому я тоже люблю тебя.

«Матерь божья! Она говорит, что я выгляжу, как шлюха, но это неважно. Она что, сошла с ума? Конечно, это важно, это важнее всего на свете. Я хочу быть леди, такой, как меня воспитывали!»

Она в отчаянии схватила руки миссис Батлер, не сознавая, что она причиняла ей боль.

— Ах, мисс Элеонора, помогите мне! Пожалуйста, мне нужна ваша помощь.

— Конечно, моя дорогая. Скажи, что ты хочешь.

На ее лице была только безмятежность и любовь. Она уже давно научилась прятать боль.

— Я должна знать, что я делаю не так, почему я не выгляжу, как леди. Я леди, мисс Элеонора. Вы знали мою мать, поэтому вы должны знать это.

— Конечно, ты леди, Скарлетт, и, конечно, я это знаю. Внешность так обманчива. Мы можем все исправить почти без усилий.

Миссис Батлер нежно выпустила дрожащие, сведенные пальцы Скарлетт из своей руки.

— В тебе так много жизни, дорогое дитя, так много силы мира, в котором ты выросла. Это отсутствует здесь, в людях старой, усталой лоукантри. Ты не должна это терять, это слишком ценно. Мы просто найдем способ сделать тебя менее заметной, похожей на нас. Тогда ты будешь чувствовать себя лучше.

«И я тоже», — молча подумала Элеонора Батлер. Она будет защищать до последнего дыхания женщину, которую любит Ретт, но будет намного легче, если Скарлетт перестанет красить лицо и надевать дорогие, необдуманные наряды. Элеонора приветствовала возможность переделать Скарлетт по чарльстонскому шаблону.

Скарлетт благодарно проглотила дипломатическую оценку миссис Батлер. Она была слишком умна, чтобы полностью этому поверить. Но мама Ретта будет помогать ей, и именно это было важно, по крайней мере сейчас.

Глава 14

Чарльстон, который сформировал Элеонору Батлер и притянул обратно Ретта, был самым старым городом в Америке. Он был стиснут на узком треугольном полуострове двумя приливно-отливными реками, которые встречались в заливе, выходящем в Атлантику. Основанный в 1682 году, он с самого начала выделялся романтической томностью и чувствительностью, чуждыми спешке и пуританскому самоотречению колоний Новой Англии. Соленые бризы шевелили пальмовые ветви и виноградные лозы, а цветы благоухали круглый год. Земля была плодородной, без камней, ломающих плуги; воды были полны рыбой, крабами, креветками, черепахами и устрицами; леса — подарок для охотников. Это была богатая земля, предназначенная для наслаждения.

Корабли со всего света прибывали в залив за рисом, который выращивали здесь на обширных плантациях вдоль рек; они привозили роскошные товары со всего мира. Это был самый преуспевающий город в Америке.

Чарльстон использовал свое благополучие в стремлении к красоте и знанию. Обладая мягким климатом и природными щедротами, он использовал свои богатства и на чувственные наслаждения. В каждом доме был шефповар и бальная зала, у каждой леди была парча из Парижа и жемчуг из Индии. Существовали многочисленные музыкальные общества, общества танцев, школы фехтования и научные клубы. Он был цивилизованным и гедонистическим в таком равновесии, которое создало изящную культуру, где роскошь смягчалась требовательной дисциплиной интеллекта и образования. Чарльстонцы красили свои дома во все цвета радуги и возвели вокруг них затемненные веранды, которые продували морские бризы, донося до них аромат с розовых кустов. Внутри каждого дома была комната, в которой находился глобус, телескоп и все стены были заставлены книгами на многих языках мира. В середине дня чарльстонцы наслаждались обедом из шести блюд, подаваемых на фамильном серебре.

Вот таким был мир, который Скарлетт О'Хара, когда-то деревенская красавица, выросшая на грубой, красноватой земле Джорджии, теперь намеревалась завоевать, вооруженная только энергией, упрямством и страстным желанием. Выбранное для этого время было трудным.

Веками чарльстонцы славились своим гостеприимством. Было обычно развлекать сотню гостей, большая часть которых была не известна ни хозяину, ни хозяйке. Во время недели скачек из Англии, Франции, Ирландии, Испании привозили лошадей часто за месяцы до начала соревнований, чтобы они привыкли к климату и воде. Владельцы их останавливались в домах их соперников, их лошади стояли в конюшнях, в качестве «гостей», рядом с лошадьми, которые выставит на скачках хозяин дома. Это был открытый, чистосердечный город.

Пока не пришла война. Первые залпы Гражданской войны прогремели в чарльстонском заливе. Для всех Чарльстон олицетворял таинственный и волшебный, пропахший магнолиями Юг.

И для Севера тоже. «Гордый и надменный Чарльстон» — повторяющийся мотив в нью-йоркских и бостонских газетах. Военное командование Союза решило разрушить заполненный цветами, окрашенный в пастельные тона старый город. Был блокирован вход в залив, установленные на ближайших островах пушки обстреливали узкие улочки и дома осажденного города, который продержался шестьсот дней, наконец армия Шермана пришла сжечь плантации вдоль рек. Когда войска Союза вошли в город, они увидели заброшенные руины. Им также пришлось встретиться с населением, которое осталось таким же гордым и надменным.

Люди восстановили свои крыши и окна, как смогли, и заперли свои двери. Они сохранили традиции веселиться. Они собирались для танцев в гостиных, произносили тосты в честь Юга, запивая их простой водой из разбитых чашек. «Голодными вечеринками» называли они свои сборища и смеялись. Могли закончиться времена французского шампанского в хрустальных бокалах, но они все еще были чарльстонцами. Они потеряли все, чем обладали, но у них остались общие традиции и мода. Война была закончена, но они не были разбиты. Их никогда не одолеют, что бы ни делали эти проклятые янки. Никогда, пока они держатся вместе. И не пускают больше никого в их закрытый круг.

Военная оккупация и крайности правительства Реконструкции испытывали их характер, но они выстояли. Один за другим все остальные штаты Конфедерации были присоединены к Союзу, их управление опять отдано населению штата. Но не Южная Каролина. И, в особенности, не Чарльстон. Более десяти лет после завершения войны вооруженные солдаты патрулировали старые улицы, навязывая комендантский час. Постоянно меняющийся контроль затрагивал практически все, начиная от кусочка решимости сохранить старый стиль жизни. После своей работы в качестве клерков и служащих бывшие владельцы плантаций приезжали или приходили на окраины города, чтобы восстановить двухмильный овал Чарльстонского ипподрома и посадить в пропитанной кровью земле вокруг него семена травы, купленные на сложенные гроши вдов.

Понемножку, по символам и по дюймам, чарльстонцы восстанавливали их возлюбленный мир. Но в нем не было места для тех, кто раньше к нему не принадлежал.

Назад: Глава 5

Дальше: Глава 15