Глава 45

Месяц спустя после возвращения «Армстронга» и «Сернана» из Мягкой Посадки Лобсанг объявил, что хочет еще раз наведаться в это место.

И Агнес отправилась вместе с ним.

До сестры доходили лишь самые поверхностные слухи, в основном от Джошуа, о произошедшем в Мягкой Посадке – о какой-то серьезной драме, в которой оказались замешаны военные твены, различные виды оружия и дети, которых называли Следующими. Главное, как она поняла, состояло в том, что никто никого не бомбил и Пол Спенсер Уагонер, бывший воспитанник Приюта, был в безопасности – хотя, казалось, никто не знал, где он точно сейчас находится.

Однако ей было любопытно увидеть это загадочное место самой. Почему бы и нет? Поэтому они отправились в путешествие, Лобсанг и Агнес, вдвоем на маленьком, но удобном частном твене.

В тот день, когда они прибыли в Мягкую Посадку, Агнес, как обычно, проснулась на рассвете. Быстро приготовила в маленьком камбузе омлет и кофе и отнесла их на подносе в гостиную к Лобсангу. Он всегда утверждал, что им обоим полезно есть яйца, поскольку их искусственные органы нуждались в белке.

Она застала его около большого обзорного окна – он смотрел куда-то вдаль. Взглянув с высоты вниз, Агнес узнала пейзаж с ранее изученных карт: река, мэрия, переходящие в леса общественные скверы. Она не заметила ни одного признака, что здесь когда-либо были военные корабли. Это место выглядело как абсолютно нормальное поселение на Верхних Меггерах.

Только здесь не было видно никакого движения. Ни машин на грязных дорогах. Ни столбов дыма, поднимающихся из домов. Ни троллей, поющих у реки.

– Пусто, – произнесла она.

– Они ушли. Следующие. Они и их семьи. Даже соседние поселения опустели. Мы стоим на пустом континенте, Агнес. И… Ох. – Лобсанг, вздрогнув, застыл. Казалось, он совсем лишился способности двигаться.

– Лобсанг? Ты в порядке? – Она поставила свой поднос и потрясла его за плечо. – Лобсанг!

Он вернулся к жизни, его тело снова ожило. Он присел – резко, будто его ударили.

– Лобсанг, что такое? Что случилось?

– Я получил послание.

– Что за послание? От кого?

– От Следующих, – сказал он несколько раздраженно. – От кого же еще? Наше прибытие каким-то образом его активировало. Оно записано на радиочастотах – так, что еле уловишь.

– Не важно, как оно записано. Оно предназначено тебе?

– Не совсем. Оно адресовано всему человечеству, – он глухо засмеялся. – Если бы только оно было адресовано мне… Ты знаешь, как я хотел общаться с ними на равных. И ведь по большому счету это я их спас – своей заботой, махинациями с Нельсоном, Джошуа, Робертой Голдинг и Мэгги Кауфман, благодаря которым их вытащили с базы на Гавайях и спасли от ядерного уничтожения. Полагаю, я надеялся, что они примут меня за своего. Но, видимо, они так не думают.

– И кем же они тебя считают?

– Полагаю, посредником. В лучшем случае послом. В худшем – просто гонцом.

– Гонцом?

– Но даже это сообщение они оставили не только для меня… Они ушли, Агнес. Вот о чем оно. Ушли куда-то, куда мы не сможем добраться. Прочь из нашей зоны досягаемости. Что ж, разве ты поступила бы иначе, учитывая, что человечество им уже причинило и еще только намеревается сделать? – Он вздохнул. – Я должен прикинуть, что с этим делать. Но сначала надо посадить корабль на землю.

– Сначала ты съешь свой завтрак, – сказала Агнес и потянулась за подносом.

Твен опустился на покрытую травой пустошь у реки. Вдвоем они спустились по трапу на землю, усыпанную осенними листьями. Вокруг не было ни единого следа какой-либо суеты, которую ожидала встретить Агнес: ни людей, ни троллей. Единственным движением было падение кленовых листьев; подобрав один, она ощутила исходивший от него слабый аромат. Некоторые листья упали в реку и плыли стайками, словно участвуя в регате – в отсутствие людей это зрелище показалось Агнес почему-то более тревожным, чем должно было быть.

Тут она услышала мягкий шелест. Звук шагов по листьям? Она повернулась посмотреть, кто это.

– У этого места больше нет какой-либо цели, – произнес Лобсанг. – И оно слишком хорошо известно, чтобы Следующим когда-нибудь снова было здесь комфортно. Мы потеряли уникальное сообщество, малую толику из сокровищницы человеческого опыта. И остались теперь одни, Агнес…

– Не совсем, – она указала рукой в сторону.

Со стороны мэрии к ним приближались две фигуры – юноша и мальчик, одетые в нечто похожее на дешевую пионерскую одежду.

– Привет, Лобсанг, – сказал юноша с сильным нью-йоркским акцентом и усмехнулся. Грабли в его руках смотрелись довольно занятно – будто он только что подметал листья.

Мальчик с азиатской внешностью, возможно, японец, промолчал.

Они оба смотрели на сестру Агнес в ее облачении и на Лобсанга, сверкающего лысиной в своей фирменной оранжевой рясе.

Они забрали мальчиков с собой на твен, позволили им принять душ, а затем накормили и дали более подходящую одежду, чем те бесхозные обноски, которые они нашли в опустевших лачугах Мягкой Посадки. Пообещав забрать их отсюда и отвезти, куда те захотят, затем они выслушали их рассказ.

Оказалось, что юношу зовут Рич. Он «свалился» сюда – кажется, это было самым точным определением того, как была устроена Мягкая Посадка: ты падал, беспомощный и несчастный, сквозь некую сеть мягких мест, пока не оказывался в этом странном месте, – прямиком из Дублина, который, впрочем, тоже не был для него родным. Он был американским студентом, приехавшим по программе культурного обмена изучать ирландскую мифологию.

– Вначале я подумал, что все дело в «Гиннессе», – признался он с сожалением. – Или в лепреконах, о которых читал до этого.

Японский мальчик носил не очень подходящее ему имя Джордж. Его мама была англичанкой. А сам он – старшеклассником, который тоже провалился сюда во время прогулки.

Оба застали это место уже опустевшим. Видимо, сверхъестественный механизм соборной Долгой Земли, который охранял это место, когда оно было населенным, не перестал работать после эвакуации его обитателей. К счастью, подумала Агнес, Рич прибыл сюда первым и оказался рядом, чтобы помочь двенадцатилетнему Джорджу, когда тот объявился здесь позднее. Но даже так им пришлось прожить тут в одиночестве несколько недель.

Рич хоть и не излучал восторга от пережитого опыта, все же радовался тому, что их нашли; поскольку они оба слабо понимали, как оказались здесь, и еще меньше – как попасть обратно домой. Пока они разговаривали, Джордж понемногу выбрался из своей раковины отчуждения. На глазах Агнес он как будто стал более уверенным и даже властным. Пускай он был моложе, но явно намного смышленее, чем Рич. Она подумала, что он вполне мог бы оказаться еще одним суперумным ребенком из Мягкой Посадки; возможно, в нем говорили гены Спенсеров или Монтекьютов. Она задалась вопросом, что же с ним будет теперь.

Общение с мальчиками всегда придавало Агнес некую силу добра.

Такие отпуска были не для нее, хоть она и убеждала себя, что делает это ради Лобсанга. Иногда она спрашивала себя – не превратилась ли она в игрушку для состоятельного человека? Какая ужасная судьба! В давно минувшие школьные дни сестра Консепта предупреждала старших девочек о карающем адском пламени – что, наоборот, делало подобную перспективу извращенно соблазнительной. Агнес и ее подружки, вроде Женевьевы Перч, в это время хихикали, прикрыв рот ладонями. Что ж, эти рассказы никак не тронули Женевьеву, которая на пике своей карьеры владела обширной недвижимостью в Марбелье и на Сейшелах, а также очень дорогим частным домом в георгианском стиле в центре Лондона, где можно было разместить целую Палату общин… Однажды Агнес побывала у нее в Лондоне в гостях, и Женевьева показала ей кое-какие секреты в своем хорошо оборудованном подвале. Там хранились безвкусные приспособления, карикатурные объекты страсти, власти и жестокости, история использования которых была скрупулезно записана Женевьевой в маленьком блокноте, – все это заставило Агнес громко рассмеяться, к вящему удивлению подруги, которая, наверное, ожидала гневной отповеди.

Но за выпивкой Агнес рассказала ей, что насмотрелась греха и душевной тьмы в маленьких безымянных квартирах Мэдисона, штат Висконсин, гораздо больше, чем можно было вообразить в том лондонском подвале. Больше греха – и больше ада. Она старалась не пускать это глубоко в душу, но даже сейчас это было трудно. Иногда Агнес замечала, что готова согласиться с худшими из тирад Лобсанга о неадекватности человечества. Трудно помнить, что сама она всегда была невинной.

В глубине души она не изменилась; ею двигали те же импульсы, которые всегда составляли смысл ее жизни. Она стремилась утешить испуганных детей – только и всего. Успокоить испуганных и встревоженных, накормить голодных. В конце концов, это и была ее жизнь – бо́льшая ее часть. В то время как другая бесцельно тратилась в залах сильных мира сего. О, как же она сейчас мечтала о палатах и детских садах, кухнях и хосписах! Можно не сомневаться, что она попросила бы Лобсанга дать ей возможность на время удалиться, чтоб найти какой-нибудь несчастный, брошенный уголок Долгой Земли или исстрадавшейся Базовой, где она могла бы все изменить.

Или, что еще лучше, они могли найти что-то, над чем могли бы поработать вместе. Она чувствовала, что Лобсанг сам вступает во время перемен. Он все больше погружался в себя, становился более рефлексивным. Он даже робко попросил Агнес остановить его тренировочные программы. Она вежливо уволила его добровольных тренеров; Чойдже, она была уверена, сейчас держал школу бокса для йеллоустоунских сирот на одной из Ближних Земель. Да, наверное, сейчас было самое время для нее и Лобсанга заняться каким-нибудь совместным делом. Чем-то позитивным, чем-то достойным, что позволит заглушить изматывающее ее чувство вины.

С другой стороны, циничная часть ее «я» упрекала себя за это коварное чувство вины. Конечно, в этом заключался темный секрет католицизма, который работал, каким бы искушенным ты себя ни считал, как бы ни был знаком с его трюками. Ты всегда носил с собой своего Инквизитора. В случае Агнес – даже после смерти.

Тем вечером, когда мальчики улеглись на своих импровизированных постелях в подсобке, Агнес поразилась, застав Лобсанга – который в других своих воплощениях, несомненно, бродил в этот момент в глубинах океана или по обратной стороне Луны – сидящим за столом в маленькой обзорной галерее твена. Он заботливо обрезал внутри стеклянного шара большой бонсай, уделив расположению каждого корня, ветви и прутика такое внимание, которым мать одарила бы своего первенца. На миниатюрных ветвях он повесил маленькие самодельные обереги, как это принято делать в садах буддистских монастырей.

– Это замечательно! Никогда раньше не видела ничего подобного, – выдохнула Агнес.

Лобсанг встал, когда она вошла в каюту. Он вставал всякий раз, когда она входила в комнату, и она, размышляя об этом, ощутила прилив тепла.

– Я подумал, что настало время уделить ему внимание. Это подарок от Салли Линдси, представляешь? Это дерево изначально выросло в космосе. Она нашла его на обратном пути с Долгого Марса. Салли не из тех, кто привозит домой сувениры, а уж тем более подарки для меня. Но, по ее словам, оно напоминает ей обо мне – о Земле и в то же время не только о ней. Кажется, оно очень хорошо адаптируется к силе тяжести…

Когда она по-товарищески села рядом, не нарушая тишину, позволив ему вернуться к своему занятию, то задумалась о своих чувствах к этому созданию – как у призванного к жизни чудовища к доктору Франкенштейну. Лобсанг бесконечно манипулировал людьми и обстоятельствами, вмешиваясь тайно и беспрепятственно, чем нажил себе множество врагов. Но насколько она могла видеть, это всегда делалось с позиции заботливой любви к человеческим созданиям, пускай он и придирался к их недостаткам. Насколько ей было известно, ни одна жизнь не пострадала от его вмешательства, тогда как множество было, наоборот, спасено его незримой рукой – самым свежим примером стали эти дети-Следующие, благодаря его закулисным манипуляциям с участием Джошуа, Салли и Нельсона. Не говоря уже о том, что он сделал в прошлом для троллей…

Так что же она чувствовала к Лобсангу на самом деле? Не любовь – это точно. Она была его женой лишь в метафорическом смысле. И вообще, Лобсанг был не тем созданием, которого можно было бы любить по-человечески. Это было похоже, как ей иногда казалось, на жизнь с ангелом.

– Словно то, чего я никогда раньше не видела, – прошептала она. – Или только когда-нибудь увижу.

– Что такое, Агнес?

– Лобсанг, остановись на минуту, пожалуйста.

Будто на миг озадачившись, Лобсанг встал и подошел к Агнес – та встала навстречу, схватила его, поцеловала в щеку и тесно прижалась к нему, склонив голову на грудь этого самостоятельного в своих поступках модуля. И пока он держал ее, она могла поклясться, что ровный шум механизмов твена как будто сбился. Но, наверное, у нее просто разыгралось воображение.

Той ночью вместо того, чтобы, как обычно, раздеться и лечь в кровать, Агнес оделась потеплее, прошла через гостиную и постучала в дверь рулевой рубки. В открывшейся двери показался недоумевающий Лобсанг. Лампы внутри тускло светили, маленькую кабину заливал лунный свет.

Агнес подошла к нему.

– Знаешь, однажды давным-давно ты рассказал мне, что по ночам, когда путешествуешь в твене, ты любишь вставать и смотреть на Луну. Или на луны, если ты в это время переходишь. Давай этой ночью посмотрим на Луну вместе.

Его улыбка была неподдельно искренней.

– С удовольствием. Это будет честью для меня.

– Не будь со мной таким слащавым, – хмыкнула она. – Теперь скажи мне, где ты держишь «Бэйлис»?

Но спустя какое-то время, сидя рядом с Лобсангом с одеялом на коленях, в тепле рулевой рубки, погрузившись в ее спокойное механическое жужжание, она все-таки заснула.

Когда она проснулась, было уже утро. Лобсанг все еще стоял у окна, хмуро глядя на Мягкую Посадку.

– Лобсанг?

– Нам надо здесь прибраться, – сказал он, не оборачиваясь.

– Прибраться? Как?

– Нужно убрать все это. Здания, изгороди в полях, даже дороги. Стереть. Это то немногое, что я могу сделать для Следующих и человечества, просили меня об этом или нет.

Она сдержала вздох. Ей очень не хватало первого утреннего кофе, прежде чем общаться с Лобсангом, когда он становился Лобсангом.

– О чем ты говоришь? Зачем тебе это делать?

– Агнес, прекрати смотреть на меня как на сумасшедшего. Давай рассуждать логически. Грядущая раса ясно дала понять, что ушла так далеко, что нам до нее не добраться.

– И как ты думаешь, куда они ушли?

– В полученном мною послании говорилось, что они организовали себе что-то вроде резервации на ранее незаселенной территории Долгой Земли, которую они теперь считают своей собственностью. Они назвали ее Фермой. Насколько она велика – один мир или миллионы, и где он, на Западе или на Востоке, и как далеко от нас – я не знаю. Вполне возможно, что он даже не непрерывен – я имею в виду, что, может, он состоит из нескольких частей. Всю остальную Долгую Землю они оставляют нам. Любезно с их стороны, правда?

– Но, честно говоря, если самопровозглашенная сегрегация – это их выбор, что ж, могло быть намного хуже. Для нас, я имею в виду. Ведь мы уже один раз угрожали их уничтожить. Прямо сейчас кажется, что их приоритетом является выживание, по крайней мере до тех пор, пока их так мало. Я не верю, что они могут причинить нам какой-то вред – до тех пор, пока мы не нарушим их одиночество. Но подозреваю, что мы можем сами создать себе неприятности…

– Поэтому ты не хочешь оставлять шанс последовать за ними.

– Точно.

– И поэтому ты уничтожишь это место. И любые возможные указания на их местонахождение.

– Это все, что я могу сделать, Агнес.

Однако Агнес в глубине души знала, что Лобсанг очень хочет сделать больше. Он жаждал знать. Быть со Следующим. Но все, что он мог, – это сыграть здесь роль смотрителя, прибраться за ними так же, как он подметал листья в своем парке троллей в последовательном Мэдисоне.

Он продолжал размышлять вслух:

– Как это сделать? Полагаю, я мог бы убедить так много троллей, сколько смогу найти, чтобы они пришли сюда и все уничтожили. Убрали все следы того, что было Мягкой Посадкой. В качестве альтернативы можно разве что сбросить небольшой астероид прямо на крышу мэрии. Дешево и сердито, если учесть, от чего я должен отталкиваться в своей работе.

– Правда? И от чего же?.. Упоминая астероиды, я полагаю, ты говоришь о космосе. Конечно, ведь, по твоим словам, ты работаешь из облака Оорта.

Его ухмылки временами могли быть удивительно причудливыми.

– Мои лучшие шутки как хорошее вино – с годами становятся только лучше. Мне не нужно работать из облака Оорта, чтобы провернуть подобную операцию. Небольшой околоземной астероид можно было бы отклонить для удара за считаные дни или и того меньше. Или даже часы, если бы он пролетал достаточно близко. Конечно, перед этим я бы убедился, что эта территория пуста, и предупредил бы слоняющихся вокруг пионеров, а также установил что-то вроде системы помощи тем, кто проваливается сюда через мягкие места тем же таинственным способом, что Рич и Джордж…

Она взяла его руки в свои.

– Не сейчас. Пойдем. Давай позавтракаем, а затем отвезем наших потерявшихся мальчиков домой.

Но он не сдвинулся с места. Затем посмотрел на показания приборов перед ним.

– Мальчики ведь в безопасности на борту, не так ли?

– Да. Все еще спят. Почему ты спрашиваешь? – В этот момент что-то в окне отвлекло ее. – Лобсанг?

– Да?

– Что это за свет в небе?

– Агнес, я был не совсем честен с тобой. Как только я получил это сообщение от Следующих, сразу начал приготовления. Я мог бы легко увести метеорит прочь, если бы это выглядело приемлемым.

– Этот свет, который падает с неба… получается, ты серьезно поработал этой ночью, да? Я ведь должна была быть твоей совестью. Что же ты наделал, Лобсанг? Что ты наделал?

Чтобы следить за происходящим, Лобсанг запустил воздушные шары, летательных дронов и даже пару наноспутников с твена. Поэтому Агнес видела все.

В последние моменты своего существования астероид сделал крюк над Северной Америкой. Он пробил земную атмосферу за доли секунды, взрывая воздух и оставляя позади себя туннель из вакуума.

Затем глыба изо льда и пыли размером с маленький дом ударила в землю.

Сам астероид был полностью уничтожен. Территорию вокруг зоны удара смело ударом расплавленного камня и перегретого пара, воздушными ударными волнами и летающими обломками, а затем окончательно уничтожило чередой сотрясений, прошедших через само основание коренной породы.

Это был всего лишь удар небольшого астероида, какими обычно и бывают такие удары. Неглубокий кратер должен был вскоре остыть; вокруг не осталось никакой радиации. Никто не пострадал и никогда не пострадает из-за этого.

Но Мягкая Посадка перестала существовать.