Глава 37

Для Салли, пилотирующей «Один» с Фрэнком, это был просто еще один мертвый Марс. Вид с высоты – основной рисунок ландшафта, треугольник Мангала-Валлис внизу, огромный подъем Фарсиды на северо-востоке – все выглядело так, как на космических фотоснимках Базового Марса из ее воспоминаний, сделанных десятки лет назад в реальности, отстоящей от этой на три миллиона шагов. Сидящий позади нее Фрэнк, сонный и сердитый с тех пор, как неделю назад у них закончился кофе с кофеином, также не впечатлился увиденным.

– Черт возьми, что такого он нашел, если даже новый набор божественных заповедей с этих проклятых монолитов оказался для него недостаточно хорош?

– Это нельзя увидеть невооруженным взглядом, – сказал Уиллис с «Тора», его голос потрескивал в коммуникаторах. – Чтобы его найти, я использовал оптические и еще кое-какие сканеры с обоих планеров.

– Тогда скажи нам, где искать, папа, – попросила Салли.

– Где-то на востоке. Отсюда вы его не увидите. Используйте свои мониторы…

Салли поиграла с монитором, всматриваясь в указанном направлении, изучая вспученный ландшафт Фарсиды под привычно безликим небом цвета ирисов. Она увидела множество горизонтальных линий, сам неровный горизонт, кратеры, низведенные расстоянием до неглубоких эллипсов, овраги на вздымающихся склонах вулканов – из-за вездесущей пыли все приобрело монотонный коричневый цвет. Ни странных контуров, ни каких-то необычных цветов – ничего. Затем она позволила приборам просканировать изображение на предмет наличия аномалий.

– О боже… – произнес Фрэнк. Очевидно, он в это время сделал то же самое. – А я-то смотрел на землю, на поверхность! Искал в горизонтальной плоскости…

– Да. Когда все это время…

Существовала вертикальная линия, царапина абсолютно немарсианского бледно-синего цвета, такая тонкая, прямая и ровная, что она выглядела как артефакт системы визуализации, словно некий сбой в ее работе. Салли увеличила изображение, следуя вверх по линии. Что же это такое, какая-то разновидность вышки, может быть, антенна? Но она поднималась дальше в небесную высь – до тех пор, пока изображение на мониторах не достигло предела своего разрешения и линия не распалась горстью пикселей, все еще непреклонно прямая, затухающая словно незавершенное послание азбукой Морзе.

– Артур Кларк, ты должен был это увидеть, – благоговейно произнес Фрэнк. – И, Уиллис Линдси, спасибо вам, сэр. Вы нашли то, что искали все это время. Теперь я это понимаю.

– Ладно, давайте теперь отбросим всю эту фанатскую ерунду, – ответил Уиллис с легкой ноткой нетерпения в голосе. – Я думаю, теперь вам ясно, что мы ищем.

– Бобовый стебель, – мгновенно ответил Фрэнк. – Лестницу Иакова. Мировое древо. Лестницу в небо…

– А твоя версия, Салли?

Салли закрыла глаза, пытаясь вспомнить.

– Космический лифт. Прямо как в тех книжках про чудеса будущего, которые ты давал мне в детстве.

– Да. На самом деле это были чудеса будущего из моего собственного детства. Да, это он самый. Самый дешевый способ подняться на орбиту. На орбиту запускается спутник, который становится верхней точкой лифта. Нужно, чтобы он постоянно находился над нижней точкой, находящейся на земле. Поэтому его помещают над экватором или около него, на достаточной высоте, чтобы точка его нахождения соответствовала ходу планеты.

– Там, где они установили спутники связи.

– У Марса тот же часовой день, что и у Земли, поэтому двадцатичетырехчасовая орбита здесь тоже прекрасно работает. Затем вам просто остается опустить кабель через атмосферу…

– Будьте добры, – перебил его Фрэнк сухо, – оставьте инженерные подробности для домашнего задания для читателей.

– Затем вы фиксируете его на базовой станции, и дело в шляпе, – продолжил Уиллис. – Как только его подключают, все эти дорогие, ненадежные ракеты становятся не нужны. Вы можете совершить поездку по канатной дороге прямо на небеса, дешево и сердито. В принципе, эта технология может работать в любом из миров. На любом Марсе. Этот Марс лучше нашего, поскольку лишен всех этих надоедливых низкоорбитальных лун, которые вечно встревают на пути.

Салли попыталась разобраться в ситуации.

– Позволь мне спросить прямо, папа. Ты предсказал, что намереваешься найти космический лифт на Марсе – я имею в виду где-то на Долгом Марсе. Как ты узнал об этом? Кто его построил? Как давно? И зачем он тебе нужен?

– Как я узнал? Это вопрос логики, Салли. Любое развитое общество на Марсе-Джокере должно стремиться выйти в космос до того, как закончится отпущенное ему время – поскольку рано или поздно оно закончится. И если такое космическое общество возникает, то космический лифт становится тем, к чему они должны будут стремиться, поскольку построить его на Марсе значительно легче, чем на Земле. Кто его построил?.. Это не важно. Тот, у кого было вдоволь времени и возможностей, на одном из миров этого Долгого Марса. Что касается того, зачем мне это нужно: он нужен нам там, на Земле. Основная проблема космического лифта в том, что надо найти достаточно крепкий материал для кабеля. На Земле нам бы потребовался кабель длиной в двадцать две тысячи миль и достаточно прочный, чтобы выдержать свой собственный вес при воздействии силы гравитации. Если использовать высокопрочную стальную проволоку, то мы смогли бы поднять кабель на высоту не более тридцати миль или около того, а потом его разорвало бы на части. Это долгий путь в двадцать две тысячи миль. В былые времена было много домыслов на тему более устойчивых к растяжению материалов – графитовых кристаллов, мономолекулярных нитей и нано-трубок.

– Как вы понимаете, все это было до Дня перехода, – сказал Фрэнк. – Когда из-за вас, Уиллис, все увлеклись последовательными путешествиями, вместо того чтобы стремиться вверх. И мечты о покорении космоса были заброшены.

– Ладно, это моя вина. Но, Салли, смысл в том, что построить лифт на Марсе – гораздо проще, чем на Земле. Более низкая гравитация, в треть земной – вот в чем причина. Спутниковая орбита на заданной высоте гораздо медленнее, чем на Земле. Таким образом, двадцатичетырехчасовая синхронизированная орбита находится на высоте всего лишь одиннадцати тысяч миль, а не двадцати двух. И для нашего кабеля можно использовать материалы с гораздо меньшей степенью устойчивости к растяжению. Понимаешь? Вот почему космические лифты на Марсе гораздо более доступная технология, чем на Земле. Но если мы сможем забрать этот кабель домой – изучим его и разберемся, как он работает, – мы разом пролистнем десятки лет работы и затрат.

Только подумай об этом. Какой это подарок для человечества – именно тогда, когда он так нам нужен. Когда у нас будет лифт, доступ в космос станет настолько легким и дешевым, что все начнет развиваться. Исследования. Масштабные разработки, вроде орбитальных электростанций. Добыча ресурсов, разработка недр на астероидах в огромных масштабах. На некоторых из Ближних Земель население сейчас составляет десятки миллионов после йеллоустоунской эвакуации. И поскольку они индустриализуются, то, имея легкий выход в космос, смогут с самого начала сохранить свои миры чистыми, безопасными и зелеными. Мы могли бы получить миллионы промышленных революций по всей Долгой Земле, в мирах столь же чистых, как мой сад в Вайоминге, на Западе-1, Салли, где ты так любила гулять со мной еще ребенком. Что касается самой Базовой Земли, то, учитывая истощение там запасов нефти, угля и минеральных руд, это единственный путь к восстановлению старого мира.

– Вы снова играете в Дедала, да? – сказал Фрэнк. – Я полагаю, в этот раз историки назовут это Днем Бобового стебля.

– Все должно развиваться. Переход позволил сделать это, не так ли?

– Конечно. После множества социальных потрясений и экономического хаоса…

– И миллиарда жизней, спасенных во время Йеллоустоуна. В любом случае, этот разговор лишен смысла, поскольку…

– Поскольку ты все равно это сделаешь, – оборвала его Салли.

– Ага. Ладно, давайте перейдем к делу: я хочу найти корневую станцию, пока не стемнело. А затем нам надо выяснить, как собрать кое-какие образцы, чтобы забрать их с собою. Кабель – это просто вещь; если мы получим часть материала, из которого он сделан, все остальное – лишь детали.

Салли потянула за рукоятку – планер поднялся выше, повернув на восток.

– Еще один вопрос, папа. Итак, ты понял, что кто-то мог додуматься до идеи космического лифта где-то на просторах Долгого Марса. Все что от тебя требовалось – это продолжать последовательно переходить, пока ты его не найдешь. Но откуда ты мог знать, что он находится именно здесь? Я имею в виду географически. Если я правильно тебя поняла, Бобовый стебель можно было бы вырастить в любом месте вдоль марсианского экватора.

– Позволь я тебе отвечу, – вмешался Фрэнк. – Мы отслеживали большие вулканы Фарсиды, я прав, Уиллис? Посади бобовый стебель на вершине горы Олимп – и ты сразу выиграешь лишние тринадцать миль до своей цели, «срезав» путь через восемьдесят процентов атмосферы, что позволит избежать опасностей вроде пыльных бурь.

– На самом деле лучшим вариантом была бы гора Павлина, – сказал Уиллис. – Она менее высокая, но зато прямо на экваторе. Да, Фрэнк, именно так я обо всем догадался: площадкой должна быть Фарсида и, может даже, не единственной… Хм.

– Что?

– Я получаю сейчас улучшенное изображение. Здесь, над пылевым фронтом. Кажется, что линия кабеля не совсем совпадает с вершиной горы Павлина. Но это инженерные подробности. Скоро узнаем наверняка. Возвращайтесь.

Они летели вперед, Салли не отставала от Уиллиса, неуклонно продвигаясь на восток. Прочь от заходящего солнца, над медленно вздымающейся землей. С гор упали тени и собрались глубоко в кратерах, где, как показалось Салли, начал собираться туман.

Наконец ей показалось, что она может видеть кабель невооруженным взглядом: бледно-синюю царапину на фоне окрашивающегося в фиолетовый цвет неба. Она запрокинула голову, наблюдая, как нить поднимается невообразимо высоко вверх, за пределы ее зрения.

– Словно трещина в небесах, – сказал Фрэнк.

– У меня от всего этого кружится голова, – ответила Салли. – Как будто все встало с ног на голову. Буду только рада, если не увижу там болтающийся на якоре спутник. Что, если он сломался и упал?

– Тогда кабель должен был бы во время движения обмотаться вокруг планеты и причинить чертовски много разрушений. Был такой роман, под названием «Красный Марс»…

– Он не собирается падать, – ответил Уиллис.

– Откуда ты знаешь? – огрызнулась Салли.

– Потому что он очень древний. Если бы он собирался сломаться и упасть, то уже сделал бы это. Он древний и давно уже висит без технического обслуживания.

– И откуда ты это знаешь?

– Посмотри вниз на землю.

Бесцветная равнина была усеяна лишенными какого-либо смысла тенями. Никакой упорядоченной структуры, поняла Салли. Никаких признаков жизни.

– Подумай о том, где мы сейчас находимся, – продолжил Уиллис. – У подножия космического лифта. Это наверняка была внутренняя территория порта, который обслуживал бо́льшую часть планеты. Где тогда склады, железные дороги и аэропорты? Где город, в котором могли бы жить путешественники и рабочие? Где сельхозугодья, чтобы кормить их всех? О, я знаю, что, какая бы раса это ни построила, эти проблемы она решала совершенно иными способами, чем мы, люди. Но никто не строит космический лифт, если не собирается доставлять из космоса материалы или отправлять туда обратно товары. И никто не делает этого, не построив на земле какого-нибудь хранилища для подобных вещей.

– А внизу ничего нет, – сказала Салли. – И как давно, папа? Сколько нужно времени, чтобы все это стерлось без следа?

– Могу только догадываться. Миллион лет? Но лифт выдержал все эти годы, пылевые бури и метеоритные удары и другие экзотические опасности, вроде солнечных бурь и рвущих сверху кабель метеоритов. Кто бы его ни построил, он сделал это на совесть.

Неожиданно ее поразило ощущение чуда, странности всего происходящего. Перед ней находился результат деятельности давно исчезнувшей местной цивилизации, о которой Уиллис не мог ничего знать. Ничего – о ее природе и особенностях, о ее возвышении и упадке и о последующем вырождении. Но все же сама планетарная геометрия Марса натолкнула его на вывод о том, что она или существует, или когда-то существовала, и что она должна была построить космический лифт. Он оказался прав – вот он, этот последний памятник, оставшееся от них наследие, когда все остальное вокруг обратилось в пыль. Как будто они всегда существовали только ради одной этой цели – осуществить амбиции Уиллиса. А он, в свою очередь, пересек два миллиона Земель, Дыру и три миллиона Марсов, абсолютно уверенный в том, что он в конце концов найдет. Не первый раз в своей жизни она задалась вопросом: что происходит там, в отцовской голове?

– Ладно, – сказал Уиллис, – мы приближаемся к основанию кабеля. Мы все еще на некотором расстоянии от горы Павлина. Думаю, основание могло быть сдвинуто…

Планеры опустились ближе к земле. Они осветили темный пейзаж впереди прожекторами, а Уиллис выстрелил парой сигнальных ракет. Искусственный свет заставил кабель мерцать, эту вздымающуюся над хаотическим беспорядком равнины математическую абстракцию.

Наконец Салли увидела место, где кабель соприкасается с землей – но это было только начало. Голубая линия, кажущаяся короткой с такого расстояния, ныряла в омут тьмы. Вначале Салли подумала, что это кратер. Затем, когда планеры пролетели над ним и обогнули кабель кругом, она поняла, что смотрит в дыру, шахту шириной около полумили – гладкую и симметричную, подлинный колодец тьмы.

– Черт возьми, – прорычал Уиллис. – Я же проверил его своим радаром. Вот тут идет кабель, вот корневая станция, все правильно. Он уходит вниз. Эта проклятая штука уходит вглубь на двадцать миль.

– На сколько? – Салли не поверила услышанному.

– Достаточно глубоко, чтобы содержать приличное количество воздуха.

Фрэнк вклинился в разговор, как опытный астронавт:

– Достаточно, чтобы мы подождали до утра, прежде чем туда соваться.

Уиллис засомневался. Салли понимала, что инстинктивно ему хочется спустить туда веревку и окунуться в темноту с фонариком – будь сейчас марсианская ночь или нет. Но наконец ответил:

– Согласен.

– Вы энергичные ребята, но надо быть уверенными, что вы не столкнетесь с кабелем во время приземления. Полагаю, что если эта штука продержалась так долго, как вы считаете, Уиллис, то нашим планерам лучше с ней не сталкиваться…

Когда они приземлились, Салли показалось, что она увидела огонек посреди равнины, далеко вдали от основания «бобового стебля». Одинокий проблеск света в темноте, который исчез, когда она снова посмотрела в ту сторону. Если он вообще существовал на самом деле.