Длинная тощая фигура Гая Салливана от смеха согнулась почти пополам, его высокая форменная шляпа угрожала свалиться, а куртка едва не трещала по швам.

— Прекрати, Гарри! — простонал он. — Я больше не могу.

Гарри Конлон, казалось, размышлял, прекратить ли ему или продолжить восхитительные мучения своего приятеля. Они украдкой выпили чаю в кабинете начальника станции городка Льюис, куда их послали расследовать дело пропажи карманных часов. Здешний начальник, мистер Маршант, хорошо известный железнодорожной полиции южной ветки от Лондона до Брайтона, практически еженедельно призывал полицейских расследовать мнимые преступления.

— Тем не менее, парни, — мрачно напомнил им суперинтендант Джарвис, — это не означает, что на этот раз он тоже ошибся. Никакой предвзятости… если вы хотите стать приличными полицейскими. Не забывайте, что индюк, для которого вид фермерской жены по утрам привычно означал кормежку, один раз таки ошибся…

— В канун Рождества, — вставил Гарри. — Да, сэр.

— Гм, да. Именно так. В канун Рождества. Молодец, Конлон, — прохрипел Джарвис, прочищая горло. — Итак, какого черта вы еще здесь толчетесь?

Гарри и Гай поспешно покинули кабинет суперинтенданта — узкую тесную комнату, едва вмещавшую письменный стол ее обитателя с кожаной столешницей и деревянный стул, но тем не менее пропитанную атмосферой Центрального уголовного суда на Олд-Бейли для любого, вызванного в его прокуренные стены. Дверь этого кабинета выходила прямо на двенадцатую платформу вокзала Виктория.

— Гарри, как тебе удалось добиться благосклонности босса к нашей смене? — спросил Гай.

— Не понимаю, о чем ты толкуешь, — ухмыльнувшись, ответил его напарник.

— Еще как понимаешь! Обычно это удавалось только Бобу и Лэнсу. Это же не столько расследование, сколько отличный выходной на природе. Я-то уж готовился в очередной раз проторчать целый день в сигнальной будке…

— Не стоит так радоваться. У нас на дворе мерзкий морозный январь, и он совсем не похож на выходной у моря в июне, — рассмеялся Гарри. — Но, возможно, я и подсуетился, обеспечив шефа на Рождество славной коробкой его любимых сигар…

Новобранцы Гарри и Гай сошлись вместе четыре года назад, во время учебных занятий железнодорожной полиции. На первый взгляд, их партнерство было далеко не очевидно. Блондин Гарри, рост которого, видимо, прекратился лет в двенадцать, имел, однако, привлекательную внешность и вполне мог бы стать кумиром женщин в сумеречном ночном клубе. На самом деле он несколько раз с переменным успехом попробовал себя на этом ненадежном поприще. Гай, напротив, был высоким — «долговязым», как называла его мать, — скуластым, с прямыми светло-каштановыми волосами и заметной щелкой между передними зубами. Толстые круглые очки вечно соскальзывали ему на кончик носа. И все же, с готовностью откликаясь на легкий юмор друг друга, эти двое выковали свою дружбу, как собратья по несчастью, забракованные для военной службы, — Гарри из-за астмы, а Гай из-за сильной близорукости.

То утро, когда Гай вернулся домой без предписания, но с выданным освобождением, с обезоруживающей регулярностью всплывало в его памяти. К шестнадцатому году один из его братьев уже погиб: его убили в самом начале этой войны в битве при Монсе. Два других брата воевали во Франции, торчали в траншеях, и почерк их стоических писем домой был предательски дрожащим. Их отец простаивал двойные смены на фабрике, а мать превратилась почти в бестелесную тростинку, еле заметную, как призрак в собственном доме, едва способную издавать хоть какие-то звуки, не говоря уже о разговорах. Гай споткнулся на проверке зрения: отчаянно пытаясь избежать неудачи, он пытался угадать правильные ответы, но буквы прыгали и расплывались перед ним, и он понял всю безнадежность своих попыток. Под проливным дождем он возвращался в восьмой дом на Тули-стрит, где его ждала мать, и струи дождя затекали ему под рубашку, впитываясь в кожу. Но этого было мало; ему хотелось физической боли, каких-то мучений — каких угодно, — позволивших бы ему как-то приобщиться к храбрости его воюющих братьев. Стоя перед дверью, он пытался найти в себе силы открыть ее, старался скрыть горькое унижение. Даже слезы матери, с облегчением рыдавшей на его груди, не поколебали его желания сражаться на войне.

Вступление в ряды железнодорожной полиции определило Гаю новую жизненную цель, придало пружинистость его походке, даже если и не покончило с глупыми ухмылками окружающих. Миссис Куртис из десятого дома поздравила его с обучением на полицейского, однако не удержалась от двусмысленного вопроса: «Железнодорожная полиция ведь не такая опасная, как городская, верно?» В прошлом году три его брата вернулись домой — Берти, самый младший, отправился воевать всего за полгода до окончания и успел лишь поработать подручным каменщика. Гай обрадовался, увидев их всех живыми и здоровыми, и надеялся, что щеголеватая униформа и полицейский шлем заслужат ему толику уважения в глазах братьев, но когда его вынудили признаться, что в число его обязанностей входит полив вокзальных цветов в подвесных вазонах и обслуживание сигнального оборудования, опять начались бесконечные насмешки.

Тем утром, войдя в кабинет мистера Маршанта, Гай и Гарри увидели, что начальник станции ходит по кругу, держа в руке карманные часы.

— А, вот и вы! — воскликнул он, озабоченно сморщив свое слегка пучеглазое и заостренное, как у белки, лицо. — Опять вы немного опоздали. Пять минут назад я открыл ящик стола и нашел внутри эти самые карманные часы.

Гарри едва не лопался от сдерживаемого смеха, а Гай бросил на него строгий взгляд и, сознавая, что толстые линзы очков уменьшают его глаза, постарался придать своему лицу как можно больше выразительности.

— Понятно, сэр, — сказал Салливан. — А не думаете ли вы, что вор сам вернул их, услышав, что вы сообщили о краже?

Мистер Маршант прекратил хождение и замер, глядя на Гая с таким видом, словно тот только что открыл ему смысл жизни.

— Знаете, вы правы! Думаю, именно так все и произошло.

Гарри старательно занимался поисками своего блокнота — опустив голову и сжав зубы, он изо всех сил старался подавить угрожающие прорваться смешки. Его напарнику удалось продолжить запись показаний мистера Маршанта, по возможности серьезно кивая головой, но когда внезапно зазвонил телефон, он позволил себе, наконец, улыбнуться, перехватив взгляд Конлона.

— Извините, парни, — озабоченно произнес Маршант, — у нас опаздывает поезд из Бексхилла. Я должен пойти и разобраться с этим делом. Выпейте пока чайку.

Только плотно закрыв за начальником дверь кабинета, молодые люди расхохотались от души.

— Неужели у него окончательно крыша поехала? — изумленно произнес Гарри. — Военная медаль, пятифунтовая банкнота, перьевая авторучка — а теперь вот еще карманные часы… И все таинственным образом обнаруживается в ящике его письменного стола через несколько часов после сообщения о кражах?

— Прошу, перестань! — согнувшись от хохота и зажмурив глаза, простонал Гай. — У меня уже живот болит от смеха.

Конлон вытянулся в струнку и начал кривляться, изображая мимику начальника станции.

— Это полиция? — начал он, прогудев в воображаемую телефонную трубку. — Я должен сообщить о крайне, крайне серьезном преступлении…

Потому-то ни один из них не услышал, как дверь кабинета вновь открылась.