Глава 57
В постели ее не оказалось. И на кухне, куда, размахивая ушами, немедля прискакал Айн. Обнаружить пропажу помогли алый глазок сигареты и терпкий дым, просачивающийся сквозь приоткрытую балконную дверь.
– Има?
Плечи под кофтой вздрогнули, но она не обернулась. Только сделала уверенный шаг назад, почти коснувшись его груди. Аргит положил ладонь на сгиб белеющей в темноте шеи.
– В мае, – ее голос был хриплым. – Точнее, в конце апреля. Так странно, – она повела плечами, словно пытаясь сбросить тяжелый плащ, – я убедила себя, что готова. А оказывается, нихрена я не готова.
Шмыгнула носом, совсем как Мег, и тут же затянулась. Закашлялась.
– Има, – он забрал из дрожащих пальцев сигарету, развернул к себе, заглянул в блестящие от сдерживаемых слез глаза, – говорить непонятно.
Вздох. И еще один.
Она открыла рот и тут же прикусила губу.
Нахмурилась, словно пыталась найти правильные слова, а те никак не находились.
– Ты же слышал Гаяне, – выпалила наконец. – В мае они откроют проход и ты вернешься в свой мир.
Всю дорогу от Зои она молчала. Хмурилась. Сказала, это из-за урока.
Сегодня у нее что-то не получилось.
По возвращении домой Серафима отгородилась черной крышкой ноутбука и стопкой тетрадей, заполненных незнакомыми Аргиту символами. Попросила его вывести собаку. А по возвращении ее пальцев пахло дымом. Хотя последние дни она не курила. Совсем.
– Непонятно, – он едва заметно покачал головой, проводя большим пальцем по дрожащей пинии губ.
– Я, – она улыбнулась его прикосновению, но улыбка вышла неестественной, жалкой, – я думала, будет больше времени. У нас.
И она повторила по-английски.
– Ты думаешь, – нереальность такого будущего вызвала смех, – я буду уходить, а ты оставаться? Нет, фиахон, – он погладил щеку, заправил за ухо черную прядь. – Ты идти тоже.
– Нет, – холодные пальцы сомкнулись на его запястье. – Я не пойду с тобой.
Ее шепот прозвучал громче боевых барабанов.
Он решил, что ослышался.
– Има говорить непонятно.
– Я не пойду в твой мир, – она тряхнула головой, устремив на него затуманенный взгляд. – Я много думала и… Я не смогу там жить.
Ей было больно.
И слезы текли по бледным щекам, раскаленным металлом оседая на его ладонях.
– Хорошо, – решение пришло легко, – мы идти, я отдавать меч, а потом мы идти назад.
Она замерла. И дышать почти перестала. И смотрела так, словно он только что положил к ее ногам все четыре великих сокровища Туата де Дананн.
– Ты готов жить здесь? – в ее голосе все еще слышалось эхо сомнения.
– Да, – он наклонился, прижимаясь лбом к ее лбу. – Тут много интересный.
– Только поэтому? – она наконец-то улыбнулась.
Легко. Правильно.
– Нет, – он поцеловал соленые губы, – не только.
Ее смех был хриплым от дыма, а руки, обвившие его шею, прохладными.
Но внутри ее жил огонь.
И он пил это пламя из кубка ее губ пока не вспыхнул сам.
Этой ночью она больше не уходила.
Воскресенье началось с поцелуев. Ленивого выползания из теплой кровати: Аргиту – на прогулку с Айном, Серафиме – на кухню. Сегодня у нее было настроение для картошки, зажаренной на домашнем сале до золотистой корочки.
На улице наконец-то включили весну. Раззадорившееся солнце с укоризной глядело на немытый город, пытаясь облагородить его отблесками на хромированных деталях машин и зданий, зеркальных чехлах небоскребов и золоте куполов.
Поймав свое отражение в матовой дверце кухонного шкафчика, Серафима улыбнулась, машинально отмечая, что улыбка эта, яркая, как весна за окном, ей идет. Утро было прекрасным, день намечался замечательный, а вся дальнейшая жизнь и того лучше.
Вот только какая-то мысль, назойливая, как попавший в ботинок камешек, не давала полностью сосредоточиться на кофе и мечтах о прекрасном будущем. Отчаявшись прихлопнуть ментального комара, Серафима пошла на балкон и крутила в руках незажженную сигарету, дразнила себя ароматом табачной крошки пока не вспомнила.
Он сказал: «Мы пойдем и вернемся».
Мы.
Вот только ступать на земли Туата де Дананн у Серафимы не было ни малейшего желания.
– Аргит, – сказала она, когда завтрак был съеден, посуда заброшена в раковину, а доза собачьего паштета – в Айна, – нам нужно поговорить.
В его манящем, как море на рекламных проспектах, взгляде мелькнула улыбка. Серафима набрала в грудь побольше воздуха и, возможно, храбрости, дождалась, пока он достанет телефон и включит надиктовывание текста.
– Я хочу поговорить, что будет дальше. Хорошо?
Он ответил кивком.
– Ты хочешь вернуть меч и потом прийти обратно. И жить здесь. В городе.
– В городе и с ты.
Серафима потянулась, накрыла его ладонь своей.
– Хорошо, – сказала она, любуясь его улыбкой, и с решимостью человека в первый раз прыгающего с парашютом добавила. – Ты пойдешь возвращать меч, а я буду тебя ждать здесь.
Аргит нахмурился, прогнал последнюю фразу через автоматический переводчик и нахмурился еще больше.
– Има идти тоже, – в его голосе не было вопроса.
– Нет.
– Фиахон.
– Нет! Я не могу пойти с тобой.
– Почему?
Серафима крутила в голове ответ на этот вопрос, как кубик рубика, но, кажется, грани все еще оставались пестрыми. Но ей важно было, чтобы он понял. Поэтому она очень постарается объяснить.
– Людей, которые жили у тебя считали твоей собственностью. Вещами. Я знаю, – поспешила добавить она, видя, как в его глазах зарождается буря, – что ты так не думаешь. Я говорю о других Туата де Дананн. Для них я буду вещью и относиться они ко мне будут так же. Возможно, не все. Но многие.
Аргит слушал внимательно и так же внимательно читал расшифровку ее слов. И с каждой секундой лицо его словно покрывалось новым слоем льда.
– Фиахон, – оказывается, он может быть высокомерным, – ты говорить о мой родич.
Серафима стиснула зубы, запирая все раздраженные ответы, которые мог сгенерировать ее мозг. Ей не нужна победа в словесной драке. Нужно, чтобы он понял.
Улыбка, как попытка согреть холодный взгляд. Аккуратное поглаживание неподвижной ладони. И проникновенное: «Прости». В него Серафима вложила все сожаление, что этот разговор вообще состоялся.
– Аргит, – она потянула его за руку, привлекая внимание, – у тебя жила женщина. С рыжими волосами. Она еще пела красиво. Ты брал ее на пир и она пела для короля.
Ледяная корка треснула, пропуская затопившее глаза удивление.
– Морин, – моментально вспомнил он и тут же нахмурился, – я не помнить, что говорить тебе о Морин.
– Что с ней случилось, Аргит?
Теперь он перехватил ее пальцы. Сжал, впиваясь тяжелым взглядом. Серафима мобилизовала весь резерв своего спокойствия.
– Как ты знать?
– Я отвечу, обещаю. Только сначала скажи ты.
– Она идти назад этот мир.
Понимая, сейчас она, возможно, сломает что-то важное, Серафима прикусила губу и, словно расшатывая больной зуб, заговорила:
– После пира Морин пошла к одному из воинов. Сама, наверное, он ей понравился. Не знаю, что там случилось, но она умерла, а он приказал слугам убрать тело. А потому что она пришла сама, она перестала быть твоей и стала его. Поэтому он решил, что имеет право на ее жизнь. И ты ничего не узнал.
Не поверил. Глаза вспыхнули, будто там под водной гладью задышал вулкан.
Стиснутая его пальцами кисть заныла.
– Как ты знать? – четко проговаривая слова, спросил Аргит.
– Мне сказал Киен, когда я спросила его, смогу ли жить в твоем мире. Киену сказал кто-то из слуг, а тому, кто-то из слуг того воина. Слуги говорят о своих хозяевах. Но их редко кто слушает.
Аргит нахмурился.
– Он говорить ложь.
Но в его голосе не было уверенности.
– Он слишком гордый, чтобы говорить ложь.
Боль в кисти стала сильнее и Серафима, не выдержав, поморщилась. Аргит перевел взгляд с ее лица на руку, вздрогнул и разжал пальцы.
Ну, да, она хрупкая, сам говорил.
Цветочек, блин.
– Киен сказал, – она отвлекла его, – всех удивляло, что ты называл людей гостями. Для остальных они были твоими смертными. И когда я представила, что со мной будут обращаться, как с говорящей табуреткой… В общем, лучше мне там вообще не появляться. Это Игорю интересны все эти ваши короли и воители. И он дипломат. А я точно кому-то что-то скажу и будут проблемы. Поэтому давай ты сделаешь то, что должен, а я тебя здесь подожду? Пожалуйста.
Она ждала пока он закончит разбираться с переводом.
Сердце стучало в барабанные перепонки. Ладони вспотели, а рот наполнился слюной, почему-то с табачным привкусом.
Пальцы покалывало, но, по сравнению с нарастающей в груди паникой, это была ерунда.
В поднятом на нее взгляде была растерянность.
– Больно? – легко, будто кошка хвостом мазнула, Аргит прикоснулся к ее руке.
– Нет, – честно соврала Серафима. – Ты же знаешь, я в последнее время чуть сильнее, быстрее и прочнее.
– Ты волноваться.
– Да, – отрицать было глупо, ее пульс наверняка можно было услышать невооруженным ухом. – Я не хочу, чтобы тебе было плохо, и чтобы мы ругались. Хочу, чтобы мы понимали друг друга. Кстати, а почему для тебя важно взять меня туда, если это ненадолго?
Аргит задумался, как делал, когда подбирал слова.
Он не злился и они все еще разговаривали.
Серафима позволила себе выдохнуть, пусть совсем немного, и дотянуться до его руки.
– Я не хочу – наконец, сказал Аргит, – оставлять ты. Опасно. Я не хочу, – по его лицу словно прокатилась штормовая волна, – чтобы ты умирать.
Серафима затолкала подальше все остроумные возражения, комментарии и замечания, вроде: «Все мы там будем». Кажется, собственная смерть все-таки вправила ей мозги.
Спасибо ей за это!
– А если, – говорить это было так же трудно, как отказаться от виски, – пока ты будешь там, я пообещаю не лезть в неприятности.
Аргит приподнял бровь, выражая этим движением все, что думает о ее благих намерениях.
– Ладно, – кажется, она собирается скопом отречься от алкоголя, фастфуда и любимых мультиков, – Зоя сказала, что мне нужно учиться и тренироваться, а в Первом отделе специальная группа по призракам. Я могла бы попроситься туда. Все равно к нормальной работе меня с нулевой подготовкой не допустят. Буду всегда под присмотром. Да и сами призраки безобидные. К Зое продолжу ездить, на тренировки, с Айном гулять, английский поучу. Когда ты вернешься, я буду живой и буду тебя ждать.
Серафима улыбалась так, чтобы он поверил – все будет хорошо.
Кажется, рука под ее пальцами чуть расслабилась.
– Мне надо думать, – серьезно сказал потомок богини Дану.
– Хорошо, – кивнула Серафима, приканчивая остатки кофе.
Он думал целый день.
Переписывался с кем-то в мессенджере. Говорил с Киеном на их непонятном языке после чего сидел мрачный, как Северный ледовитый океан в непогоду.
Серафима подползла ему под бок, погладила тут же обнявшую ее руку, и задремала.
– Има, – его голос прорвался сквозь сон, – ты оставаться, быть осторожный и ждать.
– Угу, – Серафима теснее прижалась к Аргиту и не открывая глаз пробормотала, – ты только возвращайся.
– Я вернусь.
И он действительно вернулся.
