Глава 2
Курить хотелось зверски. Судя по крупным, явно мужским часам, редко покидавшим татуированное запястье, она торчала в палате уже прилично. Серафима забросила в рот жвачку, недовольно глянула на покрасневший индикатор планшета, потянулась, разминая затекшие плечи, достала из рюкзака зарядку и отправилась на поиски розетки. Пристроив голодный девайс к кормушке, подошла к окнам, прикрытым широкими бежевыми жалюзи, в тон стенам.
За стеклом октябрь сдавал вахту ноябрю. Луна уныло освещала больничный городок. Ветер, готовя деревья к зиме, сбивал последние упрямые листья. Интернет подтвердил предположения Серафимы: людей с синей кровью не бывает, в животных они превращаются только в книжках и кино, а трупы растворяются отнюдь не в воздухе. Зато символы с ножен, предусмотрительно сфотографированных перед выездом, стали неплохой зацепкой. Оставалось только понять, какое отношение имеет незнакомец к древним кельтам. Или скандинавам.
Если бы не представление в парке, испарившиеся противники и, главное, странная кровь, Серафима бы со спокойной совестью записала странного парня в косплееры и давно спала дома в обнимку с любимой подушкой. Но журналистский зуд не отпускал, а информации было до отвратительного мало. И курить хотелось как обычно в больницах.
Первую затяжку она сделала мерзким февральским днем, когда Артём вытащил ее на улицу и у входа в безнадежно серое отделение реанимации сообщил, что брата больше нет. Тима так и не выкарабкался после нападения, оставив Серафиму один на один с прекрасным новым миром. С тех пор она, если верить предостережениям Минздрава, ежедневно убивала себя никотином. Ненавидела больницы, февраль и стражей порядка – виновных так и не нашли. Да и не искали особо.
Неясный шорох прервал мучительную ретроспективу. Серафима резко развернулась и уткнулась взглядом в мужской торс, вполне достойный резца Микеланджело. Пряди волос серебрились на бледной коже, вызывая почти детское желание схватить и подержаться. Лунный свет стыдливо касался груди, стекал по широким плечам и ледяной коркой застывал в лазуритово-синих глазах, изучающих Серафиму с отстраненным интересом.
– Привет, – изобразила подобие улыбки. – Как самочувствие?
И радиоактивной вишенкой на торте этого безумного вечера стала фраза на совершенно непонятном языке, произнесенная глубоким мужским голосом.
– Вы говорите по-английски?
Язык Серафима знала серединка на половинку, но надо же с чего-то начинать.
– Английский?
Это оказалось единственным словом не считая эпизодических предлогов и союзов, которые она смогла разобрать.
– Ждать. Пожалуйста, – попросила, набирая номер. – Тёма, не занят? Тогда дуй ко мне, спящая красавица очнулась.
Мужчина вслушивался в разговор. Либо он великолепно владел собой, либо, и правда, ничего не понимал. Решив прибегнуть к самому универсальному из языков, Серафима ткнула себя пальцем в грудь и отчетливо произнесла:
– Серафима, – и добавила по-английски. – Я есть.
Ответом стал внимательный взгляд и мелодичное:
– Има?
– Има, – кивнула, принимая очередную вариацию своего имени. – Я есть Има. Ты?
Незнакомец колебался. Застыл прекрасной статуей. Только нечеловечески яркие глаза сканировали собеседницу, которая старалась держаться дружелюбно и не делать резких движений.
И без того напряженный момент усугубил ворвавшийся во палату Тёма. Щелкнул выключатель. Жалобно охнула кровать. Пациент приземлился на одно колено, переводя настороженный взгляд с девушки на врача и обратно. Прыжка она не видела, Тема, судя по поползшим вверх бровям, тоже.
– А как он?..
– Артём, – Серафима показала пальцем. – Есть друг. Помогать. Говорить английский. Тём, скажи ему что-нибудь, он по-русски не понимает.
Артём изъяснялся бегло, практически без акцента. И ответ пациента выслушал внимательно, даже уточнять что-то начал.
– Сим, он про меч какой-то талдычит. Важный меч, похоже.
– Меч у меня. Спроси откуда он приехал?
Стоило Артёму закончить фразу, как перед глазами Серафимы вновь нарисовался торс. Голос мужчины прозвучал над ухом. Судя по тону, Артём попытался его успокоить.
– Ему это меч зачем-то очень нужен. Слушай, как он так двигается?..
– Зачем, – спросила, поднимая взгляд.
– Да какая разница? – в голосе прорезалось раздражение.
– Большая, Тём. Скажи, что я отдам его железяку, после того как мы немного побеседуем. Ты ж не откажешься помочь с переводом?
– Сим, я его почти не понимаю, какой тут перевод!
– У тебя ж вроде свободный английский?
Серафима попыталась обойти мужчину, но тот сместился за ней.
– У меня-то свободный. А вот у него странный.
– В смысле странный?
– Да древний какой-то. Я недавно кино по Шекспиру пробовал в оригинале посмотреть, так вот там похоже разговаривали.
– Все чудесатее и чудесатее, – сказала, доставая из кармана телефон и включая запись. – Тём, попробуй объяснить ему, что меч у меня, я его отдам, но мне хотелось бы получить ответы.
Диктофон старательно фиксировал непонятные Серафиме слова и звуки.
– Говорит, у него тоже есть вопросы. И еще ему очень нужен этот долбанный меч.
– Ладно, – сдалась, – меч дома. Где его шмотки?
Очередная неудачная попытка обойти ожившую статую. Когда незнакомец, наконец, отошел, Серафима незаметно взяла планшет и начала снимать видео. Артем извлек из тумбочки сверток темной ткани и пару сапог. Пока пациент одевался, мужчины продолжали переговариваться, повторяя по несколько раз одни и те же слова и периодически прибегая к языку жестов. Презабавное получилось зрелище.
– Так. Я, кажется, объяснил ему, – Артем вытер взмокший лоб. – Только, может, тебя не стоит с ним вдвоем ехать?
Серафима подняла глаза от рюкзака, куда отправились планшет и зарядка.
– Есть варианты? Товарищ вон из штанов выпрыгивает так свою игрушку хочет. Да всё будет нормально, Тём, – подмигнула, натягивая пуховик. – Сам же говорил, забирать, как проспится. Вот я и забираю.
– Ладно, позвони, как приедешь. И когда он уйдет, тоже позвони.
– И как спать буду класться опять позвоню. Торжественно клянусь! – подняла правую руку. – А теперь нам нужно просочиться под мордой у сфинкса.
Мимо дремавшей Татьяны Артём и Серафима крались на цыпочках, а несостоявшийся пациент просто прошел. Быстро и совершенно бесшумно. Зато перед лифтом он застыл, как жена Лота. Пришлось топать вниз по лестнице.
– Сим, дай закурить? – Тёма придержал дверь.
– Ты бросил и просил меня об этом напоминать.
– Да, точно, – тряхнул головой. – Наберешь меня?
– Наберу, – кивнула.
Дождавшись, когда Тёма скроется в здании, рванула из кармана пачку. Прикуривала быстро, костеря зажигалку-саботажницу. С наслаждением затянулась, чувствуя, как ослабляется внутренняя пружина, а реальность обретает хрупкое подобие постоянства. Горький табачный дух защекотал ноздри, а первый ноябрьский морозец – пальцы.
– Има! – в голосе незнакомца послышалось нетерпение.
– Има, – кивнула, открывая глаза. – Ты? Имя? Должна же я получить от тебя хоть какую-то информацию.
– Аргит Тиаланах.
– Ну, блин, конечно!
От злого щелчка окурок улетел в покореженную урну.
– Я, значит, Има, а он Аригад Тианах!
– Ар-гит Тиа-ла-нах.
– Аргит Тиала… нах.
Мужчина скривился. Серафима резко выдохнула, засунула руки в карманы и направилась к стоянке. Пятнадцать минут спустя, она в первый раз пожалела, что ввязалась в это дело. Аргит шел в машину так же охотно, как Айн в кабинет ветеринара. Плясками, уговорами и личным примером удалось заманить несговорчивого спутника на пассажирское сидение. И даже пристегнуть. Когда хонда заурчала и тронулась с места, Аргит вцепился в переднюю панель, проделав в ней десять аккуратных дырок.
– Да чтоб тебя, Белоснежка! – Серафима ударила по тормозам.
Уткнулась лбом в руль, шепотом рассказывая, где она видела Аргита и его загребущие ручки. Повернула голову. Так и есть. Ни тени раскаяния.
– Сволочь, – стукнула по сигналке, выбивая из хонды яростный визг.
Убедилась, что дырок на торпеде по-прежнему десять, включила музыку на полную громкость и, наконец, выехала со стоянки.
Город был приятно пустым. Ночь льстиво гримировала потертые фасады, превращая увядшую диву в сияющую неоном старлетку. Дорога заставила сосредоточиться, поэтому из машины Серафима выходила практически спокойной. Увы, хватило ненадолго. Стоило зайти в квартиру, как Аргит рванул в закрытую комнату, последние несколько лет служившую кладовой и под звонкий лай Айна, материализовался в коридоре, держа в руках маленького мужичка. Косматого, бородатого, одетого в пламенеющею рубаху, холщевые штаны и детские сиреневые угги.
– Пусти! Пусти, ирод белобрысый! Хозяйка, – пробасил мужичек остолбеневшей Серафиме, – скажи этому аспиду, чтоб пустил!
– Ты еще кто такой? – тихо выдохнула.
– Скажи, чтоб пустил!
– Кто ты, мать твою, такой?! И что ты делаешь в моей квартире?
Серафима оправилась от потрясения и уже наводила на мужичка объектив телефона, включая запись. Аргит тряхнул незваного гостя.
– Камеру убери, – закрыл лицо огрубевшими ладонями. – Скажу.
– Ну?
Телефон лег на тумбочку.
– Савелий я, – важно заявил мужичек. – Дедушко местный.
– Чей дедушка? Айн, сидеть!
– Вот темнота! – надулся Савелий. – А еще с дипломом. Домовой я. К энтому дому приписанный.
– Кем приписанный? – прошептала Серафима.
– Знамо дело, Управлением.
– Так. Все. Стоп, – содрала с себя пуховик и ботинки. – Больше никто ни слова.
– Гав!
– А-а-а!
Серафима схватилась за голову. Звонко выматерилась и ушла на кухню, оставив в стандартном коридоре типовой квартиры домового Савелия, неясно какого рода-племени Аргита Тиаланаха и вельш-корги Айна.
