Каждую годовщину своей встречи Брайан и Рейчел отмечали в баре «РР» и танцевали под мелодию «Since I Fell for You». Музыкальные автоматы, еще игравшие эту песню, выдавали ее, как правило, в исполнении Джонни Мэтиса, но автомат бара «РР» хранил оригинальную версию, послужившую основой для всех остальных, чудо-хит Ленни Уэлча.

Это была песня не столько о любви, сколько о ее потере, жалоба человека, охваченного безнадежной страстью к бессердечной возлюбленной (или возлюбленному, в зависимости от исполнителя), которая/который, конечно же, погубит его – или ее. После первого танца под эту музыку они прослушали множество версий – Нины Симон, Дины Вашингтон, Чарли Рича, Джорджа Бенсона, Глэдис Найт, Аарона Невилла и Мэвис Стейплс, если называть только самых именитых. Рейчел однажды отыскала песню в iTunes и обнаружила там двести шестьдесят четыре варианта в исполнении чуть ли не всех певцов, начиная с Луи Армстронга и кончая дуэтом Captain & Tennille.

В этом году Брайан снял весь зал в глубине бара и пригласил друзей. Пришла Мелисса. Явился Дэнни Маротта, бывший оператор Рейчел на Шестом канале. Дэнни привел жену Сандру, а та прихватила Лиз, свою коллегу по работе. Были также Анни, Дарла и Родни, которые выкупили вместе с другими «Глоб» уже после ухода Рейчел из газеты. Калеб привел Хайю в облегающем хлопчатобумажном платье – умопомрачительно простом, черного цвета – и в туфлях без каблуков; черные волосы были зачесаны назад и кверху, обнажая изящную шею. Ребенок, пристегнутый к бедру, придавал Хайе более земной вид и делал ее еще сексуальнее. Девочка, кстати, выглядела идеально, унаследовав яркую, но разную красоту обоих родителей-брюнетов; лицо ее было строго симметричным, глаза – как теплая черная нефть, кожа – цвета песка в пустыне сразу после захода солнца. Рейчел заметила, что глаза Брайана, обычно придирчивого в этом отношении, вспыхивали, когда Хайя и А-Бэ проходили мимо него, словно два фантастических прачеловека из мифа о сотворении мира. Хайя ловила на себе взгляды молодых подчиненных Брайана и Калеба, чьи имена даже не пыталась запомнить. Те с трудом отрывали от нее взгляд, хотя все девушки, которых они привели, были ослепительны и в свои двадцать с небольшим могли похвастаться безупречным телом.

В другой вечер Рейчел, возможно, ощутила бы укол ревности к Хайе или, по крайней мере, неявное приглашение к соперничеству: женщина только что родила, а ее фото можно было хоть сейчас поместить на главную страницу каталога женского белья. Но на этот раз Рейчел знала, что и сама выглядит прекрасно. Не модель, рекламирующая какой-то товар, а сдержанно-элегантная красавица, объявляющая всем присутствующим, что она не испытывает необходимости выставлять напоказ подаренное ей Господом и не утраченное благодаря генам и пилатесу.

В какой-то момент они с Хайей оказались вдвоем около бара. А-Бэ спала в детском автомобильном кресле, у ног матери. Из-за языкового барьера Рейчел и Хайя, по сути, никогда не разговаривали друг с другом, обмениваясь лишь фразами вроде «здравствуйте» и «до свидания», к тому же обе не виделись почти год. Однако Калеб уверял, что его жена теперь владеет английским гораздо лучше. Рейчел решила рискнуть и убедилась, что он не преувеличивал: Хайя действительно говорила хорошо, хотя медленно подбирала слова.

– Как поживаете?

– Я… вполне счастлива… А вы?

– Замечательно. А Аннабель как?

– Она… довольно капризна.

Рейчел посмотрела на девочку. Та мирно спала в своем креслице посреди всеобщего разгула, а перед этим, на коленях у матери, ни разу не пискнула и не дернулась.

Хайя молча смотрела на Рейчел: непроницаемое лицо, плотно сжатые губы.

– Большое спасибо, что пришли на наш праздник, – вежливо произнесла Рейчел.

– Ну… он ведь мой муж.

– Так вы пришли только поэтому? – спросила Рейчел с легкой улыбкой.

– Да. – Хайя смущенно опустила глаза. Рейчел почувствовала укол совести, словно она изводила бедную женщину, заставляя ее натыкаться на барьеры, языковой и культурный. – Вы… выглядите очень красивой, Рейчел.

– Спасибо. Вы тоже.

Хайя взглянула на дочку:

– Она… просыпается.

Рейчел не представляла, как Хайя почувствовала это заранее, но секунд через пять глаза девочки действительно раскрылись.

Рейчел присела около нее. Она всегда терялась, когда приходилось разговаривать с грудными детьми. Обычно люди делали это, на ее взгляд, очень неестественно – бормотали что-нибудь писклявым тоном, употребляемым исключительно в общении с маленькими детьми, животными, а также престарелыми и больными людьми.

– Привет, – обратилась она к Аннабель.

Девочка воззрилась на нее мамиными глазами, такими ясными, не замутненными ни скептицизмом, ни иронией, что Рейчел почувствовала, как ее взвешивают и оценивают.

Она приставила палец к груди девочки. Та обхватила его рукой и потянула на себя.

– Какая ты сильная! – сказала Рейчел.

Аннабель отпустила палец и посмотрела на купол своего кресла с некоторой досадой, словно не могла понять, зачем он тут нужен. Лицо ее сморщилось, и едва Рейчел успела сказать «Ну-ну!», как девочка завопила.

Хайя схватила кресло, задев Рейчел плечом, подняла его на барную стойку и стала покачивать. Аннабель мгновенно замолкла. Смущенная Рейчел ощутила себя неумелой нянькой.

– Как ловко вы с ней справляетесь, – заметила она.

– Ну, я же… ее мать, – ответила Хайя, тоже немного смущенно. – Она устала… и проголодалась.

– Конечно-конечно, – откликнулась Рейчел, не зная, что еще сказать.

– Нам пора идти. Спасибо за то, что… пригласили нас.

Хайя подняла дочку на плечо, щека девочки прижалась к ее шее. Вместе они выглядели как единое существо, дышащее одними легкими, видящее одной парой глаз. По сравнению с ними Рейчел и ее вечеринка выглядели легкомысленными. И зрелище это было слегка печальным.

Калеб взял кресло, розовую сумочку с детскими вещами и белое шелковое одеяльце, проводил жену с дочкой до машины и поцеловал их, пожелав доброй ночи. Рейчел глядела на них из окна и понимала, что ей не хочется такого счастья. Но одновременно ей все-таки хотелось его.

Кто-то – Рейчел подозревала, что Мелисса, – опустил доллар в музыкальный автомат и нажал кнопку «В17». Снова грянула «Since I Fell for You», и им пришлось танцевать под нее второй раз за вечер.

– Посмотри на себя, – сказал Брайан, кивнув на их отражение в зеркале, занимавшем всю заднюю стену.

Рейчел увидела себя в полный рост. Как всегда при взгляде в зеркало, она в первую миллисекунду удивилась тому, что ей уже не двадцать три. Кто-то однажды сказал ей, что каждый мысленно видит себя всегда в одном и том же возрасте. Для одних он соответствовал пятнадцати годам, для других – пятидесяти, но всегда был одним и тем же. Рейчел представляла себя двадцатитрехлетней. За прошедшие четырнадцать лет в ней, конечно, произошли изменения: лицо чуть вытянулось, появились морщины; глаза оставались зеленовато-серыми, но во взгляде стало меньше возбуждения и уверенности. Волосы с легким вишневым оттенком были такими темными, что чаще всего выглядели черными. Рейчел стригла их коротко, не считая челки, зачесанной на одну сторону, и это смягчало довольно жесткие черты сердцевидного лица.

По крайней мере, так считал один продюсер, убедивший ее не только обрезать спутанную гриву, ниспадавшую на плечи, но и выпрямить волосы. Предварив свой совет словами «Не в обиду будет сказано», за которыми всегда следует что-нибудь обидное, продюсер сказал:

– Вам не хватает совсем немногого, чтобы быть красавицей, но камера не знает этого, вы ей нравитесь. И поэтому нашим боссам вы тоже нравитесь.

Продюсером, разумеется, был Себастьян. А Рейчел была такого высокого мнения о себе, что вышла за него.

Качаясь вместе с Брайаном в танце, она думала о том, насколько он превосходит Себастьяна: Брайан красивее, добрее, интереснее как собеседник, у него лучше развито чувство юмора, он более ловок и находчив, хотя и старается не выставлять напоказ это свое качество, тогда как Себастьян неизменно выпячивал его.

Но можно ли ему доверять? Себастьян был, конечно, скотиной, но скотиной искренней, настолько, что и не думал скрывать свою сущность. Себастьян не скрывал ничего.

А с Брайаном в последнее время все стало непонятно. После его возвращения они вели себя друг с другом до невозможности вежливо. Рейчел ничем не могла обосновать возникшее у нее недоверие и не говорила на эту тему. Брайана, похоже, это вполне устраивало. Внутри квартиры каждый старался обойти другого, словно мину замедленного действия. В разговорах они тщательно выбирали слова и избегали вопросов, которые могли привести к конфликту, – привычку Брайана оставлять одежду на спинке кровати, нежелание Рейчел менять туалетную бумагу, если оставался хоть крохотный клочок, прилипший к картонному валику. Дело шло к отказу от обсуждения любых возможных разногласий, что могло привести лишь к накоплению обид. Они сдержанно улыбались друг другу по утрам и так же – по вечерам, стали посвящать больше времени своим ноутбукам и телефонным разговорам. За последнюю неделю они всего один раз занимались любовью, и это было не более чем плотской разновидностью сдержанной улыбки – такой же обязательной процедурой, как умывание, таким же сокровенным делом, как папка «Спам».

Песня кончилась, все похлопали, а некоторые даже посвистели. Мелисса постучала вилкой по бокалу и закричала: «Горько! Горько!» Пришлось уважить ее просьбу.

– Что ты сейчас чувствуешь? – спросила Рейчел обнимавшего ее Брайана, отклонившись чуть назад.

Брайан не ответил, недоуменно глядя на что-то позади нее. Она обернулась, и пальцы Брайана на ее талии разомкнулись.

На пороге стоял человек лет пятидесяти с небольшим, очень костлявый. Длинные седые волосы были завязаны в конский хвост. На нем были серый спортивный пиджак свободного покроя, синяя с белым гавайская рубашка и темные джинсы. Загорелая, обветренная кожа, голубые глаза, такие яркие, что, казалось, они излучали сияние.

– Брайан! – воскликнул он, раскрыв объятия.

Брайан обменялся с Калебом быстрым взглядом, который Рейчел не успела бы перехватить, если бы лицо мужа не находилось в нескольких дюймах от нее. Затем он широко улыбнулся и подошел к мужчине.

– Эндрю! – Одной рукой он схватил руку нового гостя повыше локтя, другой пожал ее. – Что привело тебя в Бостон?

– Новая постановка в «Лирик стейдж», – ответил Эндрю, задрав брови.

– Это великолепно.

– Да ну?

– А разве нет?

– Работа как работа, – пожал плечами Эндрю.

Калеб подошел с двумя наполненными бокалами.

– Эндрю Гэттис снова с нами. Ты по-прежнему травишься «Столи»?

Эндрю осушил бокал одним залпом, взял второй, кивнул Калебу в знак благодарности и сделал маленький глоток.

– Рад видеть тебя, Калеб.

– Я тоже.

– Да ну? – усмехнулся Эндрю.

Калеб рассмеялся и хлопнул его по плечу:

– Сегодня это, похоже, твоя любимая пластинка.

– Знакомься, Эндрю: моя жена Рейчел.

Рейчел пожала руку Эндрю Гэттиса. Кожа его оказалась на удивление гладкой, даже нежной.

– Очень приятно. – На лице Гэттиса появилась понимающая бесшабашная улыбка. – Вы тонкая штучка, Рейчел.

– Что вы хотите этим сказать? – рассмеялась она.

– Что вы тонкая штучка. – Он так и не отпустил ее руку. – Черт, это же сразу видно. С красотой все понятно. Брайан всегда ценил красоту. Но…

– Без колкостей, пожалуйста, – вмешался Брайан.

– Но мозги – это что-то новенькое.

– Послушай, Эндрю! – Тон Брайана был подчеркнуто учтивым.

– Послушай, Брайан!

Он отпустил руку Рейчел, продолжая смотреть на нее.

– Ты все еще куришь? – спросил Брайан.

– Электронные.

– Я тоже.

– Серьезно?

– Может, выйдем на улицу, перекурим?

Эндрю Гэттис вопросительно посмотрел на Рейчел:

– Думаете, стоит?

– Что?

– Пойти и перекурить с вашим мужем.

– Почему бы и нет? Обменяетесь новостями.

– Хмм… – Он огляделся, затем опять обратился к ней: – Под какую мелодию вы танцевали?

– «Since I Fell for You».

– Разве можно под это танцевать? – Эндрю посмотрел на них с широкой недоумевающей улыбкой. – Это же про безнадежность. Про эмоциональную тюрьму. Бездна под ногами, и все такое.

Рейчел кивнула:

– Наверное, мы пытаемся быть постироничными. Или метаромантичными. Никак не пойму, какими именно. Желаю хорошего перекура, Эндрю.

Он прикоснулся к воображаемой шляпе и направился к дверям вместе с Брайаном и Калебом, но внезапно повернул обратно.

– Поищите это в «Гугле», – сказал он Рейчел.

– Что?

– «Since I Fell for You». Поищите.

Брайан и Калеб, увидев, что Эндрю нет с ними, застыли в дверях.

– Там примерно двести вариантов этой песни.

– Я имею в виду не песню.

К ним приближался Брайан. Эндрю почувствовал это, повернулся к нему, и они вместе вышли на улицу.

Рейчел посмотрела в окно: все трое выдыхали пар, смеялись, как старые друзья, по-братски колотили друг друга, пихали, хлопали по плечу. Брайан схватил Эндрю сзади за шею и пригнул его голову к своей. Оба улыбались, скорее, даже смеялись. Губы Брайана шевелились с небывалой скоростью, и оба синхронно кивали, как сиамские близнецы.

Наконец клинч распался, улыбки на миг исчезли, Брайан посмотрел на окно, увидел Рейчел и задрал кверху большие пальцы: «Все в порядке, все в порядке».

Она напомнила себе, что этот мужчина в буквальном смысле снимет с себя последний плащ и отдаст ей.

Когда они вернулись, Эндрю, казалось, потерял к ней всякий интерес. Он пофлиртовал с одной из сотрудниц «Делакруа ламбер», поболтал с Мелиссой, долго беседовал о чем-то с Калебом, причем оба выглядели очень мрачными, и с необычайной скоростью напивался. Через час после прибытия Эндрю на каждые пять его шагов в нужном направлении приходился один шаг в сторону.

– Он никогда не умел пить, – заметил Брайан, когда Эндрю сбил сумку одного из молодых сотрудников со спинки стула, попытался вернуть ее на место и опрокинул стул. Все делано засмеялись.

– Страшный зануда, – сказал Брайан. – И всегда им был.

– Где ты с ним познакомился? – спросила Рейчел.

Но Брайан не расслышал ее слов.

– Придется вмешаться, – сказал он.

Подойдя к Эндрю, он помог ему поднять стул и попробовал взять его за локоть, но Эндрю отдернул локоть и скинул на пол стакан с пивом, стоявший на барной стойке.

– Брай, что ты, блин, пристаешь ко мне?

– Все хорошо, – сказал Калеб. – Все хорошо.

Из-за стойки вышел, нахмурившись, бармен Джарод, племянник Гейл и любитель упражнений «кроссфит».

– У нас тут все в порядке?

– Эндрю, – обратился к приятелю Брайан, – этот джентльмен спрашивает, все ли у нас в порядке. Как ты считаешь?

– Дай долбаному шефу на чай, – ответил Эндрю и отсалютовал бармену.

Лицо Джарода смягчилось.

– Я хочу сказать, что могу вызвать вам такси, сэр. Вы меня слышите?

Эндрю произнес с сильным британским акцентом:

– Слышу, слышу, шеф. А встречаться с местными констеблями в мои планы не входит.

– Вашего друга надо отправить на такси, – обратился Джарод к Брайану.

– Вот и вызовите машину, – отозвался Брайан.

Джарод поднял упавший стакан, который чудом не разбился.

– Но ваш друг еще не выходит.

– Я об этом позабочусь, – сказал Брайан.

Эндрю к этому моменту выглядел замкнутым и раздраженным, как типичный вздорный пьяница. В юности Рейчел видела подобное выражение на лицах матери и двух ее бойфрендов в тех случаях, когда полный разочарований день переходил в сулящую разочарования ночь.

Эндрю схватил свой спортивный пиджак, висевший на спинке, и опять едва не опрокинул стул.

– Тот дом на озере Бейкер еще существует? – спросил Эндрю, глядя в пол.

Рейчел не могла понять, кому был адресован вопрос.

– Пошли уже, – сказал Брайан.

– Только не прикасайся, блин, ко мне!

Брайан поднял руки вверх, как возница при ограблении почтовой кареты на Диком Западе.

– Это охрененно дикие места, – продолжал Эндрю. – Но ведь тебе всегда нравилось все дикое.

Он нетвердой походкой направился к двери. Брайан шел следом, так и не опустив рук до конца.

На улице одновременно произошли два события: подъехало такси, а Эндрю вдруг замахнулся, собираясь ударить Брайана.

Брайан без труда увернулся от удара и удержал шатавшегося Эндрю: так герой старого фильма подхватывает падающую в обморок героиню, чтобы отвести ее на кушетку. Когда Эндрю уже стоял на ногах прямо и прочно, Брайан хлестнул его по физиономии.

Все в баре наблюдали за этой сценой. Кое-кто из молодых людей разинул рот. Кое-кто засмеялся. Один заметил:

– Блин! С нашим боссом шутки плохи.

Пощечина была нанесена так быстро и небрежно, что выглядела особенно жестокой. Это не было ударом по человеку, от которого исходит угроза, – скорее, наказание непослушного ребенка, совершенное с долей презрения. Плечи Эндрю подались назад, голова дернулась. Стало ясно, что он плачет.

Водитель такси вышел из машины и стал отмахиваться от денег, предлагаемых Брайаном, не желая брать непредсказуемого пассажира. Брайан добавил еще несколько банкнот, водитель сдался, они вдвоем погрузили Эндрю на заднее сиденье, и машина двинулась по Тремонт-стрит.

Брайан вернулся в бар и, казалось, был удивлен тем, что случившееся вызвало всеобщий интерес. Поцеловав руку Рейчел, он сказал:

– Сожалею.

У Рейчел не выходила из головы пощечина, легкая, непринужденная жестокость, с которой она была нанесена.

– Кто он такой? – спросила она.

Они подошли к стойке. Брайан заказал скотч, сунул Джароду полсотни баксов за беспокойство и ответил Рейчел:

– Один из старых друзей, вечный подросток, источник неприятностей и головной боли. У тебя нет таких?

– Есть, конечно. – Рейчел отпила виски из его бокала. – Точнее, были раньше.

– А как ты от них избавилась?

– Это они от меня избавились.

Было видно, что это больно укололо Брайана, и Рейчел почувствовала прилив любви к нему.

Той же ладонью, которая оглушила его друга, он погладил ее по щеке.

– Дураки, – прошептал он. – Дураки, вот кто они такие.