Глава девятнадцатая
Пожар
Ричард Хилфред вернулся, мрачно пройдя ворота и не сказав стражникам ни слова. Он выглядел усталым, на рукаве темнело пятно, на спине туники был разрез. Он пересек двор и скрылся в замке. Стражники смотрели ему вслед. Рубен покосился на Гришема, тот неопределенно пожал плечами.
После отбытия лорда Эксетера экипажи перегруппировались: несколько гостей также уехали. Однако большинство по-прежнему веселилось, заставляя длинную очередь карет ждать на ледяном ветру. Рубен слышал знакомую мелодию, доносившуюся из замка. Ее исполняли на каждом празднике, но он даже не знал ее названия – если оно существовало. За три года, что Рубен провел в замке, он ни разу не был ни на одном торжестве, никогда не видел музыкантов. Он представил гостей в большом зале. Прекрасные дамы кружатся, их наряды развеваются, когда они со своими партнерами скользят в танце в свете горящих свечей. Ариста среди них. Всякий раз, заслышав приглушенную музыку, Рубен представлял ее танцующей. Представлял, какая она красивая, изящная, элегантная. Принцесса в его мыслях всегда была одна, танцевала без партнера, с горькой радостью на лице. Быть может, она перестанет танцевать, отойдет к окну и выглянет в темную ночь, высматривая конюшню и одинокий фонарь, отмечающий место, где Рубен обычно лежал в соломе. Быть может, она подумает о нем. Подумает, не тоскливо ли ему. Возьмет свой плащ и…
– Кто-нибудь видел короля? – рявкнул Ричард Хилфред.
При звуке отцовского голоса Рубен подпрыгнул. Он не заметил, как отец вернулся из замка.
– Винс сказал, что видел, как его величество уходил с графом Пикерингом, графом Западной марки и графом Лонгбоу, – продолжил Хилфред. – Сказал, эти двое напились и снова ссорились. – Его голос был не просто резким – он был злобным.
Рубен и Гришем переглянулись.
– Да, король и другие некоторое время провели во дворе, – кивнул Рубен.
– Вроде как гуляли, – добавил Гришем. – Пытались протрезвить тех двоих на холодном воздухе, надо полагать.
– Ага, – подхватил Рубен, – ходили кругами, а потом… – Он покосился на Гришема, но тот лишь хмуро уставился на него в ответ. – Потом три лорда взяли лошадей и уехали, а король вернулся в замок.
– Я просто проверял. Его величества нет на празднике, и я не могу отыскать Берни и Мэла, которые должны были его сопровождать.
– Он говорил, что устал. И у него болит голова, кажется. Он хотел лечь спать.
– Мэл и Берни были с ним?
– Я… э-э… думаю, да.
Нахмурившись, отец Рубена повернулся к Гришему, который кивнул. Очевидно, слова сына нуждались в подтверждении.
Отец задумался. Пока он размышлял, Рубен увидел, что его правый рукав испачкан кровью. Ее было немного, и, судя по всему, она вытекла не из раны – одежда не пострадала.
– Королева тоже рано отправилась спать, вместе с принцессой, – наконец сказал отец.
– Вот видишь, – ухмыльнулся Гришем. – Вино и то серебряное платье настроили короля на романтический лад. Они уложили детишек в постель и оставили праздник гостям.
Отец Рубена кивнул.
– Значит, при вас никто из членов королевской семьи не покидал замок, верно?
– Верно, – ответил Рубен, а Гришем согласно угукнул.
Мгновение отец смотрел на башни замка.
– Все в порядке? – спросил Рубен.
Ричард заметил, что сын смотрит на его рукав.
– Да, – бросил он, резко развернулся, зашагал к замку и скрылся внутри.
– Похоже, твой старик сегодня не в настроении. Интересно, что за шип застрял у него в штанах? Быть может, тебе не стоит снимать шлем, когда пойдешь в казармы… на случай, если он вновь решит заехать твоей головой в дверь.
* * *
Гости начали разъезжаться. Первыми уехали те, у кого были маленькие дети, – баюкая на руках сонные свертки, которые поднимали веки лишь для того, чтобы одарить мир капризным взглядом. Гришем махал рукой, и отделившийся от очереди экипаж подъезжал к воротам, чтобы принять пассажиров. Женщина садилась внутрь, супруг передавал ей ребенка, после чего садился сам. Слуга закрывал дверцу, экипаж делал круг по двору и возвращался к воротам, замедляя ход лишь для того, чтобы дождаться сигнала Рубена. Это повторялось снова и снова, и Рубен радовался, что наконец у него появилось дело.
Потом гости начали выходить парами, молодые – рука об руку, пожилые – не глядя друг на друга. Многие громко разговаривали и часто шли зигзагами, хотя по пути на праздник не имели никаких проблем с походкой. Слышался смех, даже пение. Одна очень грузная женщина запела на ступенях замка, и песню подхватили трое мужчин в дублетах, с беззаботно перекинутыми через руку плащами. Они отказывались садиться в экипаж, пока не допоют, и промерзший до костей Рубен удивлялся, как им удается терпеть холод в тонких дублетах и штанах.
К тому моменту как квартет выехал из ворот, основная масса гостей заполонила двор. Возницы знали, что делать. Они выстраивались на мосту, въезжали в ворота, забирали пассажиров и отбывали с отработанной сноровкой, однако очередь продвигалась по одной карете за раз, и множество аристократов в мехах ждали во дворе.
Именно тогда Рубен услышал крики.
Пьяные люди совершали глупые поступки. Смеялись громче обычного, вопили и плакали. Крики и визг не были чем-то из ряда вон выходящим, но в этих слышалась паника. Рубен и Гришем обернулись на звук, который исходил со стороны замка, однако не слишком встревожились. Затем поток остававшихся в замке гостей хлынул через главные двери во двор. Люди вопили и толкались. Пожилой господин упал на землю, уронив свою супругу. Он протестующе крикнул, но никто не обратил на него внимания: все смотрели на замок. Зазвонил колокол – и Рубен понял: что-то стряслось.
Он поглядел на Гришема и увидел на его лице ту же озабоченность.
Мгновение спустя они услышали слово «пожар», а во дворе показались бегущие слуги и некоторые стражники.
– Что происходит? – крикнул Гришем, когда Винс пробрался сквозь толпу к воротам.
– В замке… – он закашлялся, – в замке пожар. Вся эта солома…
– Все выбрались? – спросил Рубен. – Принцесса спаслась?
Он с отчаянием огляделся, но в бурлящей толпе невозможно было кого-то найти.
Кашляя, Винс покачал головой.
– Мы не можем подняться по лестнице.
«Подняться по лестнице…
Королева тоже рано отправилась спать, вместе с принцессой…»
Из высокого окна с громким треском вырвалось пламя, и толпа завизжала.
– Кто за ними пошел? – спросил Рубен.
– Никто, – ответил Винс. – Канцлер приказал всем выйти во двор. Он организует пожарную цепочку. Вся эта солома и сено… внутри настоящий ад.
Уже на бегу Рубен услышал крик Гришема:
– Рубен! Проклятье, ты не можешь покинуть пост!
Пробившись сквозь толпу, он буквально взлетел по парадным ступеням. Из распахнутых дверей валил густой черный дым. Рубен сделал глубокий вдох и нырнул внутрь. Мимо него проскочили еще слуги, прижимая рукава и юбки к лицам. Дым был повсюду, щипал глаза, и Рубен почти ничего не видел, но он не заметил открытого огня и не почувствовал жара.
Он нашел лестницу и начал подниматься, когда встретил отца, быстро спускавшегося вниз.
– Рубен! Что ты делаешь? Почему ты покинул пост? Я же велел тебе держаться подальше от замка!
– Пожар… я услышал, что королевская семья в ловушке, и…
– Твой долг – стоять у ворот! Теперь ты солдат, а не ребенок. Тебя выпорют за дезертирство и, скорее всего, прогонят. Могут даже казнить! И не жди от меня помощи. Теперь ты мужчина и отвечаешь за свои поступки. А сейчас убирайся.
– Но принцесса…
– Принцесса! Ты покинул свой пост ради… – Отец потерял дар речи от ярости. – Ты сейчас же вернешься к воротам, мальчишка! Это приказ!
– Но что сделали для…
– Ничего. Никто не может туда подняться. Королевская семья обречена.
«Обречена?»
Рубен не мог в это поверить. Он стоял, ошеломленный, словно отец снова ударил его, только на этот раз боль и страх были сильнее.
– Нет, – шепнул он. Посмотрел вверх. Он не видел ни огня, ни густого дыма. Что-то у него внутри сломалось. – Нет! – крикнул Рубен и попытался проскочить мимо отца.
Ричард толкнул его назад.
– Я отдал тебе приказ!
Рубен вновь кинулся вверх по лестнице, пригнувшись, когда отец попытался схватить его.
– Не ходи туда!
Рубен перепрыгивал по три ступени за раз. Как и в случае с оруженосцами, он годы пробыл мальчиком на побегушках, в то время как Ричард Хилфред стоял за креслами аристократов, и это давало Рубену преимущество. Добравшись до двери в королевские апартаменты, он опередил отца на несколько десятков шагов. Рубен рванул за большие железные кольца, но дверь не открылась… Лишь мгновение спустя он заметил цепь.
«Зачем запирать дверь… снаружи?»
Рубен все еще пытался разгадать эту загадку, когда отец настиг его и швырнул через коридор.
– Дурак! Не можешь послушать отца! Я отправил тебя на ворота, чтобы ты оказался подальше от всего этого, но тебе непременно нужно убить себя, как твоей матери! Прекрасно. Я с тобой покончил. Выполнил свой долг. Теперь ты мужчина, а не моя ответственность.
– Ты… ты сделал это? – Рубен переводил взгляд с двери на отца и обратно. – Ты закрыл дверь. Ты запер их! – Его глаза расширились: он понял. – Ты устроил пожар! Но твоя работа – защищать их… Почему, во имя Марибора, ты это сделал?
– Я велел тебе не привязываться к ним. Они – зло. Ты можешь пожертвовать ради них жизнью, но попроси в ответ одну маленькую милость – и не получишь ничего. Я бросился на мечи ради него. От короля лишь требовалось сказать управляющему, что твоя мать может продолжать работать служанкой. Или он мог позволить мне жениться на ней, и мы бы поселились поблизости в какой-нибудь заброшенной лачуге. Но нет, Амрат не делает исключений. Если бы сделал для меня – пришлось бы сделать и для других. Поэтому мне пришлось посмотреть твоей матери в глаза и сказать ей… сказать, что я не справился. Убил ее король, но смотреть ей в глаза пришлось мне. – Отец ощерился. – Ты не понимаешь. Как ты можешь понять? У тебя было все – я дал тебе все! Я был сыном торговца оружием – торговца! Я сам научился сражаться. Сам получил место в этом замке. Сам дослужился до сержанта. Тебе не нужно понимать, мальчишка. Сейчас не время для этого. Мудрый человек объяснил мне, что нам необязательно жить у них под каблуком. Я могу сделать так, чтобы смерть твоей матери оказалась не напрасной. Она стала искрой, от которой вспыхнул этот пожар, огонь, что выжжет королевство и откроет путь в новую эру – эру без королей. И мы будем ее частью – важной частью. Мне не нравятся поступки, которые я совершил сегодня, но справедливость восторжествовала!
– Поступки? Что еще ты сделал? – Рубен посмотрел на окровавленный рукав, и перед его мысленным взором возникла картинка: отец выводит Розу за ворота. – Что ты сделал с Розой?
– Оказалось труднее, чем я ожидал. Эти огромные глаза, и то же имя, что у твоей матери, и все прочее.
– Что ты сделал с Розой?
– То, что был должен. И ты поступишь так же. Сегодня погибнет много людей. – Отец махнул на дверь. – Никто ничего не узнает, и наступит новый мир. Держи рот на замке, и я смогу позаботиться о тебе. О нас. А теперь возвращайся на свой пост и никогда никому не говори, что приходил сюда.
Рубен понял, что держит в руке обнаженный меч.
– Отойди от двери.
* * *
Когда Адриан приблизился к замку, тот пылал. Строение мерцало, напоминая тыкву, в которую поставили слишком много свечей. Вокруг внешних стен собралась толпа, смотревшая через ров на сыпавшиеся из окон искры, которые красными всполохами пронзали ночь и с шипением гасли в воде. Старый вяз у северной стороны замка загорелся в середине. На глазах у Адриана одна ветка отломилась и рухнула в окно на верхнем этаже.
Плотнее запахнув плащ, чтобы скрыть темные кровавые пятна, он влился в толпу зевак. Их собралось немало, и еще больше было на подходе. Свет и шум разбудили людей, и они пришли в ночном белье поглазеть на замок. Пламя озаряло сонные лица.
Протолкавшись к главным воротам, Адриан обнаружил, что экипажи исчезли, а Ройса нигде не видно. Карета с розами уехала вместе с остальными, и он понятия не имел куда. Ройс не поделился с ним своим планом, но Адриан полагал, что он собирается увезти Эксетера в уединенное место. А что, если Эксетер не заглотил наживку или Альберт не смог отыскать его на празднике? Не Ройс ли устроил этот пожар? Не он ли спалил целый замок, чтобы выкурить одного человека? Способен ли он на такое?
«Если тебя укусил жук, ты не станешь кусать его в ответ, – любил говорить Ройс. – Ты раздавишь тварь, чтобы она больше никогда тебя не побеспокоила. И если ты можешь так поступить с насекомым, которое не причинило тебе серьезного вреда, к чему жалеть врага, который почти наверняка вернется и прикончит тебя, если ты не прикончишь его первым?»
Самым плохим в Ройсе и его доводах было то, что Адриан часто не мог придумать ответы на подобные заявления, хотя не сомневался, что они должны существовать.
Не зная, чем заняться, и чувствуя физическую усталость и эмоциональное истощение, Адриан присоединился к глазеющей толпе. Последний раз он видел горящий замок несколько лет назад. Этот довел личный счет Адриана до пяти, однако впервые он не имел к пожару никакого отношения. Он задумался, сколько людей погибло – и был ли среди них Альберт.
Адриан надеялся, что в городе найдется открытая пивная. Ему потребуется выпить, чтобы уснуть. Он стоял, вдыхая запах дыма. Забавно, что этот запах ассоциировался с теплом и безопасностью – походным костром или уютным очагом, – но сегодня на огне готовились люди.
* * *
– Вы только взгляните на него, – протянул Ричард Хилфред. При виде меча в руке Рубена на его губах заиграла легкая улыбка. – Замечательно. Давно пора бросить мне вызов. Я все гадал, когда ты наконец решишься, но сейчас не время и не место. Дело серьезное. А теперь возвращайся на свой пост.
Рубен, который никогда прежде не повышал голос на отца, поднял меч.
– Я сказал, убирайся.
Должно быть, отец увидел нечто новое в глазах сына, поскольку тоже обнажил оружие.
Рубен замахнулся.
Он не хотел убивать отца, хотел лишь отогнать его от двери.
Ричард блокировал удар.
Рубен замахнулся снова и снова. Отец отбил атаку.
– Ты где-то учился. Это хорошо, – небрежно бросил он. Ни страха, ни тревоги. Затем, словно устав от игры, отец ударил по клинку сына рядом с рукоятью. Красивый клинок, который подарил Рубену принц, вырвался из руки и со звоном упал на каменный пол, а отец ногой оттолкнул его подальше.
– Хилфред!
Оба повернулись и увидели канцлера, который взбегал по ступеням с мечом в руке. Перси Брага посмотрел на дверь, потом на отца с сыном.
– Он запер королевскую семью! – заявил Рубен. – Мой отец – предатель.
– Ясно, – ответил Брага, окидывая взглядом обнаженный меч Ричарда и второй клинок на полу.
Потом канцлер пошел на Ричарда и Рубена.
– Лорд Брага, я… – начал Ричард.
– Беги за помощью! – крикнул Брага Рубену и атаковал Ричарда.
Отец Рубена едва успел подставить клинок, чтобы отбить удар.
Не теряя времени, Рубен помчался вниз и рухнул у подножия лестницы. Вскочил на ноги, побежал к главному входу и, вылетев во двор, крикнул:
– Королевскую семью заперли внутри! Канцлеру нужна помощь! На верху лестницы, ведущей в покои!
Толпа снаружи ежилась от холода и смотрела на верхние окна замка, которые изрыгали дым.
Никто не шелохнулся.
– Канцлеру нужна помощь! – снова крикнул Рубен.
Осознав смысл его слов, ближайшие стражники, Винс и Гришем, побежали к замку. Остальные продолжили тупо таращиться. В отчаянии Рубен кинулся к дровяному сараю, внутри которого нашел топор, воткнутый в дровяную колоду. Удар, рывок – и топор высвободился.
Когда он вернулся к главному входу в замок, канцлер Брага, Гришем и Винс выбежали наружу, кашляя и пошатываясь.
– Никому не входить! – приказал Брага. – Огонь… – Он закашлялся. – Огонь распространился.
– Мальчишка сказал, короля убили, – крикнул кто-то из толпы.
Канцлер кивнул.
– Сержант Хилфред признался, что устроил пожар по приказу лорда Эксетера. Лорд Эксетер собирался забрать трон себе и вместе со стражником Хилфредом подстроил убийство королевской семьи. Будучи канцлером, я осудил его как изменника. – Канцлер вскинул окровавленный меч. – И казнил.
Рубен замер. «Мой отец… мертв?»
Он должен был что-то почувствовать.
Но не чувствовал.
Рубен посмотрел на замок. Дым струился из окон и валил из парадной двери, за которой уже виднелось слабое мерцание.
– Что с королем? И королевой? – спросил Винс.
Брага покачал головой.
– Двери в апартаменты заперты на цепь, а пожар распространился. Королевские комнаты – смертельная ловушка. Солома в замке горит. Их не спасти. Нельзя даже подняться по лестнице. Попытка сделать это равносильна самоубийству, и к настоящему моменту… – он помедлил, – к настоящему моменту они все должны быть мертвы.
«Все мертвы».
Роза, его отец, его мать, а теперь…
«Все мертвы… НЕТ!»
Рубен снова побежал.
– Остановите его! – крикнул Брага, когда Рубен несся к распахнутым дверям. Винс поймал его и повалил на землю. Рубен вскочил на ноги, борясь со стражником, который обхватил его сзади.
– Еще есть время! Нужно только…
– Нет, мой мальчик. – Это произнес старик, седовласый и хрупкий, облаченный в церковную мантию. Он стоял среди других и смотрел, как горит замок. Его голос казался ласковым – совсем не похожим на голос отца Рубена, но таким, каким, по его мнению, должен обладать отец. – Слишком поздно. Ты просто погибнешь сам.
– Пустите меня! – крикнул Рубен.
– Не могу, сынок. – Винс крепко держал его.
– Я не твой сын! Я теперь ничей!
Рубен еще плохо обращался с мечом, однако топором владел в совершенстве, и в тот момент, когда Хорас потянулся к нему, нанес резкий удар назад тупой стороной топора. Попал Винсу в живот, стражник ахнул, согнулся и отпустил Рубена. Прежде чем кто-либо еще успел его схватить, Рубен нырнул в драконью пасть, которая не так давно была парадным входом в замок.
«Она не могла умереть!»
Это были не логичные рассуждения, а желания Рубена. Он хотел верить – должен был верить. Больше у него ничего не осталось. Он отказывался терять свою принцессу.
Лестница была в огне. Пылавшие соломенные снопы подожгли развешанные по высоким стенам длинные знамена, а те, в свою очередь, – деревянный потолок. Лавируя среди обломков, Рубен вернулся к двери с цепью. Перед ней в луже крови распростерся его отец, бледный, в неестественной позе, лицом вниз.
Замахнувшись, Рубен ударил топором по двери. Он бил снова и снова, но мощный дуб не поддавался. Внутрь было не пробиться. Тогда Рубен взялся за цепь, с которой свисал замок. От каждого удара летели искры, однако железо – не дрова.
Все было бесполезно.
Рубен бросил топор и пнул дверь ногой. Посмотрел на отца и крикнул:
– Ублюдок! Как ты мог это сделать?
«Сделать это…»
Развернувшись, Рубен глянул на цепь.
– Ведь ты сделал это, не так ли?
Упав на колени, он обыскал отца. Рубен знал, где смотреть, и в третьем кошеле на отцовском поясе нашел ключ. Молясь Новрону, он вставил его в замок и повернул. Раздался щелчок, замок открылся. Рубен отшвырнул его, сорвал цепь с колец и распахнул двери.
Наружу вырвались клубы дыма, и Рубен согнулся пополам в приступе кашля. Согнулся он правильно: воздух у пола был чище. Рубен видел, как слои дыма сгущаются к потолку. Он лег, неглубоко дыша, и всмотрелся в коридор. Гобелены на стенах пылали разноцветным пламенем.
Набрав полную грудь горячего воздуха, Рубен пополз вперед.
Он никогда не был в королевских покоях, или соляре, как их называли. И понятия не имел, какая дверь куда ведет. Это едва ли имело значение, поскольку в дыму Рубен почти ничего не видел. Он нашел первую дверь и толкнул. За ней обнаружился карман чистого воздуха. Это была личная часовня короля. Рубен поднялся на ноги, сделал вдох и продолжил поиски. Следующая дверь вела в спальню.
Здесь он мог видеть хорошо: дыма почти не было, а горевшее за окном дерево заливало комнату светом. Туалетный столик, гардероб, платье, аккуратно уложенное на диванчик, а на кровати – фигура в ворохе одеял. Каштановые волосы Аристы разметались по подушкам. Рубен потряс ее, чтобы разбудить, и начал вытаскивать из постели.
Принцесса проснулась и отпрянула.
– Прекрати!
Он вновь попытался схватить ее, но та лягалась и царапалась.
– Пожалуйста, ваше высочество, вы должны пойти со мной.
Ариста моргнула и кашлянула; потом увидела горящее дерево за окном. И завизжала.
– Замок горит. Нам нужно выбираться, – крикнул Рубен.
Ветка отломилась и рухнула в окно спальни, рассыпав по полу и коврам искры и пылающие кусочки дерева.
Ариста по-прежнему сопротивлялась, по-прежнему визжала, колотя Рубена кулачками, однако он не обращал на это внимания. Стянув с постели одеяло, он накинул его принцессе на голову. Затем подхватил ее на руки и выбежал из комнаты.
Он пронесся по коридору, который превратился в огненный туннель. Пламя на лестнице поутихло, лишившись топлива, однако деревянный потолок, он же пол верхнего этажа, пылал вовсю, и огонь целиком охватил зал для приемов. Рубен одним прыжком преодолел последние ступени, рванулся к выходу, споткнулся и упал перед толпой аристократов, солдат и слуг.
Грохнувшись на землю, принцесса Ариста сорвала одеяло и отползла подальше. Она посмотрела на замок, и ее разум наконец прояснился.
– Мама! – крикнула она. – Спасите мою маму!
Рубен огляделся.
Никто не сдвинулся с места.
– Спасите ее! – завизжала принцесса, ее мокрые щеки раскраснелись, она стояла на коленях в траве, одетая в белую льняную ночную сорочку.
Никто не пошевелился.
– Мы не можем, ваше высочество. Слишком поздно.
Снова епископ с его мягким, успокаивающим голосом, и тут Рубен осознал, что предпочел бы отцовское рявканье. В интонациях епископа чувствовалась гнильца, чувствовался яд. Его желание признать поражение перед битвой вызывало у Рубена тошноту. «Почему все так торопятся оплакать тех, кто еще может быть жив?»
– Мне жаль, – добавил канцлер Брага.
Принцесса потрясенно уставилась на них, ее рот приоткрылся от шока. Потом взгляд Аристы сместился к Рубену.
– Пожалуйста… – тихо попросила она. – Моя мама…
– Рубен, нет!
Возможно, это крикнул Брага, возможно, епископ, возможно даже, Гришем – Рубен не знал. Мгновение спустя он вновь оказался в замке и вновь мчался по лестнице.
Брага поторопился, объявив замок смертельной ловушкой. Большая его часть была из камня, а рассыпанная солома быстро прогорела; будучи сухой как трут, она дала не так уж много дыма. Однако сейчас оценка канцлера соответствовала действительности. Наконец занялись деревянные балки, и из недр замка доносился легко узнаваемый рев. Огонь заматерел и обрел голос. Ярче всего пылала мебель, и Рубену пришлось прикрыть глаза. Сверху дождем посыпались искры, и на ступени рухнули останки гобелена, заставив Рубена прыгнуть через пламя.
Он снова добрался до соляра, но теперь коридор затянуло черным дымом, который колыхался и клубился. Помня прежний опыт, Рубен опустился на четвереньки и пополз по коридору, однако на этот раз его глаза слезились, а горло пылало, когда он пытался дышать в лишенном воздуха мире.
Он видел лишь пол перед собой. Рубен понял, что не может вдохнуть, и его охватила паника. Он опустил лицо, прижавшись носом к дереву, и сделал вдох. Поблагодарил Марибора за глоток горелого воздуха и заметил, что дрожит. Пол под ним был горячим, и Рубен слышал, как трещит огонь на другой стороне. Епископ и канцлер оказались правы. На этот раз было слишком поздно.
Он сгорит всего в нескольких футах от своего отца.
«Нет. Сначала я задохнусь».
Рубен закрыл глаза. Они слезились от дыма.
«Сколько вдохов у меня осталось?»
Он закашлялся, прижался губами к полу и втянул воздух.
«По крайней мере, еще один».
Он спас ее. Он сделал хотя бы это. Роза мертва, и его отец тоже, но Рубен совершил один хороший поступок. И, возможно, так будет лучше. Иначе Ариста выйдет замуж и покинет его, разбив ему сердце. Об этом мгновении он мечтал. Быть может, поэтому он родился – поэтому Марибор обделил его своим вниманием. Ему не требовалось уметь сражаться на мечах и ездить верхом, не требовалось знать, зачем нужны друзья, или мать, или даже отец, если все его предназначение заключалось в том, чтобы однажды холодной осенней ночью спасти принцессу, а затем погибнуть. К чему было дарить ему полноценную жизнь?
Он подумал о Розе.
«Я должен был дать ей нечто большее, чем поцелуй. Если бы я только знал, как мало мне осталось – и как мало осталось ей».
Над головой с оглушительным треском сломалась балка. Рубен подождал, но ничего не упало.
Он сделал еще один вдох, прижавшись губами к твердой древесине. Он никогда не чувствовал такой близости к полу, никогда не любил его так, как сейчас. Ему не добраться до королевы. А если и доберется, она уже должна была умереть, задохнувшись во сне. И даже если она жива, ему никогда не вывести ее наружу. Он себя-то вывести не мог. Им просто не хватит воздуха. Если бы он был поумней, догадался бы смочить рубашку в колодце, когда бегал за топором. Тогда он мог бы закрыть ею лицо. Возможно, это бы помогло, но…
Рубен прищурил слезящиеся глаза. Перед ним была распахнутая дверь в спальню Аристы. Упавшее в окно дерево пылало. Рубен заполз в комнату и двинулся к постели. Она тоже горела. Он чувствовал, как от огня вот-вот займутся волосы. Рубен протянул руку – и словно сунул ее прямо в пламя. Он нащупал металлический сосуд, вцепился в край и подтащил к себе ночной горшок принцессы.
Внутри плескалась моча.
Рубен снял накидку, разорвал пополам, скомкал и сунул в горшок. Затем прижал ткань к лицу и вдохнул. Воздух скверно пах и имел неприятный привкус, но теперь Рубен мог дышать.
Он снова подумал о королеве, однако шанс выбраться наружу был только один.
– Простите, – прошептал он срывающимся голосом.
Вылив остатки содержимого горшка себе на голову и прижав мокрую ткань к носу и рту, Рубен побежал вслепую, доверившись памяти. Он врезался в стены и спотыкался. Коридор казался слишком длинным. «А если я пошел не в ту сторону?» Он мог углубляться в замок, чтобы погибнуть вместе с королевой. Потом он наступил на что-то мягкое. Его отец. Рубен понял, где находится.
Пришлось повернуть и двигаться в темноте. Скоро будет лестница; он уже должен был ее найти. Было трудно не бежать сломя голову, трудно не поддаваться панике. Моча, которую он вылил на волосы и лицо, уже высохла. Кожу покалывало, она шипела, будто у свиньи на вертеле. Жар был обжигающим. Скоро он сам загорится; может, уже горит. Он продолжал идти вперед, но лестницы все не было. Он заблудился. Паника взяла верх, и Рубен остановился, замер, не в силах пошевелиться от страха.
«Нет, Рубен, мой милый мальчик, все в порядке. Беги вперед. Ты почти выбрался. Беги вперед!»
Он подчинился.
«Теперь поверни направо. Ты почти на лестнице! Вот она. Ты добрался, но все горит. Придется прыгать. Давай! Прямо сейчас! Прыгай!»
Рубен бросился вперед, взмыл в воздух и, падая, в то невесомое мгновение гадал, кто ему помогает. Что за сумасшедшая оказалась рядом с ним в горящем замке? Это не имело значения; он лишь надеялся, что она права.
* * *
Адриан смотрел, как пылает замок, а толпа у ворот росла и сгущалась. Население всего Дворянского квартала, если не целого города, явилось на спектакль. В обществе, где людей различали по одежде, это столпотворение человеческих особей выглядело удивительно однородным. Богача легко можно было спутать с бедняком, ведь, не считая покинувших торжество гостей, все прочие выбежали из дома, позабыв чулки, дублеты, туники и платья. Они примчались ко рву в простом белом белье и казались армией призраков. Мерцающее пламя озаряло изумленные лица, бледные и печальные, словно у потерянных душ.
Огонь охватил весь замок. Ров превратился в яркое зеркало. Где-то металл звенел о металл. Быть может, это ложка стукнула по котлу, но Адриану этого оказалось достаточно. Он мог поклясться, что слышит крики, вопли умирающих людей. Трубы и барабаны, грохот копыт, разносящийся над тлеющим полем. Хрипы и стоны.
Он был покрыт кровью; он всегда был покрыт кровью. Вот почему рукояти его мечей обернуты грубой кожей. Кровь – как масло. Адриана всегда поражало, сколько крови содержит человеческое тело. Люди – лишь бурдюки с жидкостью, которые лопаются, забрызгивая все вокруг. Вокруг него выросла стена из трупов, расчлененных и выпотрошенных. Они окружали его, словно мешки с песком, в том числе лошади, которые тоже были полны крови, только умирали медленнее. Потом он обнаружит еще живых лошадей, лежащих на боку, тяжело дышащих, извергающих облачка пара в морозный воздух. Несмотря на усталость – а к концу он всегда утомлялся, – он найдет время вогнать меч им в глотки. Хотел бы он знать подходящую молитву, но оставалось лишь повторять два слова, что перекатывались у него в голове: «Мне жаль».
И всегда к запаху крови примешивался дым – от жаровен и факелов, костров и горящих домов, крепостей и замков. Войско было разгромлено, ворота – широко распахнуты, и вся добыча принадлежала ему. Люди врывались внутрь с воем, почти обезумевшие, выжившие после рукопожатия смерти. Они чувствовали себя богами. Они заслужили все – и кто мог им отказать? Они брали что хотели и убивали всех, кто считал иначе. Победный ритуал Адриана заключался в попытке утопиться. Кто-то выкатил на улицу бочку, вскрыл крышку, и все окунули в содержимое кружки, чтобы выпить за себя. Адриан пил. Он пытался забыть все это. Хотел смыть кровь, но не мог избавиться от пятен. Он сидел рядом с бочкой, а другие предлагали ему женщин, которых вытаскивали из домов, потому что знали, кто сыграл главную роль в их победе. Он выбрал симпатичную блондинку в разорванном платье. Она напомнила ему Арбор, девушку, которую он любил в Хинтиндаре и которая досталась его лучшему другу. Он схватил женщину. Та завизжала, но он лишь прижал ее к груди. Она сопротивлялась, но затихла, осознав, что он плачет.
Когда Адриан отпустил ее, она опустилась на колени, наблюдая за ним. Не сказала ни слова, лишь подняла к нему прекрасное бледное лицо, озаренное пламенем.
– Мне жаль, – сказал он.
– Что?
Адриан моргнул. Девушка исчезла, а он вновь смотрел на замок Эссендон.
– Что ты сказал? – Старик рядом с ним поеживался.
– Ничего, – ответил Адриан.
– Говорят, король погиб.
– Правда? – Адриан придумывал способы сбежать.
– Его предал собственный стражник, по имени Хилфред.
«Хилфред?» Адриан уже не торопился уходить.
– Что случилось со стражником?
– Его казнил канцлер Перси Брага. Наш новый канцлер обращается с мечом не хуже лорда Пикеринга.
– Я слышал, один из стражников говорил, что во всем виноват лорд Эксетер. Он устроил заговор против короля, приказал запереть цепью двери в королевские покои и устроить пожар. Вся королевская семья погибла.
– Не вся. – Женщина, прижимавшая к груди ребенка, говорила почти шепотом, словно делилась опасным секретом. – Принцесса выжила.
– Значит, лорд Эксетер убьет и ее.
– Проклятый ублюдок, – выругалась женщина, прикрыв ребенку уши. – Надеюсь, Новрон приготовит для него костер.
– Осторожней, – предостерег старик. – Он может стать нашим новым королем.
На лице женщины отразился ужас.
– Новый канцлер этого не допустит. Он позаботится о справедливости.
– Канцлер Брага – чужестранец, – сказал еще один мужчина. Он догадался захватить с собой одеяло и бесформенную шапку, которую натянул на покрасневшие уши. – Он не успел обзавестись связями. А лорд Эксетер командует стражей и всеми шерифами. Если придется выбирать между ними двумя, даже при наличии доказательств, что Эксетер убил королевскую семью, не знаю, на чью сторону встанет армия. Нас может ждать гражданская война.
– Сегодня черный, черный день, – прошептала женщина, крепко прижимая к себе ребенка и укачивая его.
Бросив последний взгляд на горящий замок, Адриан выбрался из толпы и скользнул на темные улицы Дворянского квартала. Вдали от замка и огненного жара было холодно. Поднялся ветер, северный ветер, дыхание зимы.
Адриан отправился на Дворянскую площадь, решив срезать путь в Купеческий квартал. Он попробует заглянуть в «Благословенный меч». Быть может, Ройс вернул экипаж Данвуди и ждет Адриана там. Выйдя на площадь, он обнаружил новую толпу. Человек двадцать окружили статую в центре, высоко подняв фонари и факелы. Приблизившись, Адриан увидел причину.
На статуе висело тело. Страшно изуродованный труп был привязан веревками и жутковато украшен свечами. На нем была черно-белая форма, как у шерифов. У трупа отсутствовали глаза, уши и несколько пальцев. К его груди была приколота табличка – как полагал Адриан, собственным вычурным кинжалом покойного. Табличка гласила:
БЛАГОРОДНЫЙ ИЛИ НЕТ, ВОТ ЧТО СЛУЧАЕТСЯ
С ТЕМИ, КТО ПРИЧИНЯЕТ ВРЕД
ДАМАМ ИЗ МЕДФОРДСКОГО ДОМА
Ройс все-таки нашел Эксетера. Адриан отвернулся. Для одной ночи он повидал достаточно.
Добравшись до «Благословенного меча», он обнаружил перед ним экипаж Данвуди и Алмаз, однако Ройса здесь не было. Сам Данвуди по-прежнему спал, и Адриан решил его не трогать.
Он хотел выпить, но в таверне было пусто. Все, кто не спал, отправились к замку или на площадь.
Адриан покинул Купеческий квартал, вновь пройдя рядом с пылающим замком. Языки огня вырывались уже через крышу, и один из остроконечных куполов невысокой башни провалился внутрь, унеся с собой флаг с соколом. «Ох-х-х!» – хором вздохнула толпа. Пожарная бригада сдалась и теперь таскала воду изо рва, чтобы поливать надворные постройки, пытаясь спасти хоть что-нибудь.
Скользнув в тень, Адриан направился в Ремесленный квартал. На местной центральной площади он снова обнаружил людей. Пять человек стояли перед очередным телом, тоже изуродованным. Мертвец лишился глаз, ушей и пальцев. Приколотая к нему записка гласила:
Он убил даму из Медфордского дома.
Человек в ярко-красной вязаной шапке пытался прочесть ее вслух тем, кто не умел читать.
– Убе…уби… убил. Да-а-му…
Адриан послушал, как он методично сражается с шестью словами.
– Это Стейн, – сказал один из собравшихся.
– Я был там в ту ночь, когда он прикончил бедняжку, – добавил другой. Он казался знакомым и носил на поясе плотницкий молоток вместе меча.
– Как ее звали? – спросил чтец в красной шапке.
– Это было год назад. Я уж и не вспомню.
– Я знала, что он плохо кончит. – Пожилая женщина погрозила трупу пальцем. – Всегда это говорила.
Адриан вспомнил имя «Стейн». Он, по словам Гру, убил подругу Гвен, после чего та покинула таверну. Адриан вновь посмотрел на записку. Формально убитая девушка была шлюхой из «Гадкой головы», однако он понимал, на что намекает Ройс. Судя по всему, путаница с деталями горожан не тревожила.
Адриан прошел по Ремесленному ряду и миновал ворота в Нижний квартал. Тела помощников шерифа исчезли, словно никакой схватки не было. Но оставшиеся темные пятна подтверждали обратное. Адриан слишком поздно осознал, что следовало выбрать кружной путь и обогнуть место убийства, но он очень устал. Ночь выдалась длинная, и он надеялся, что Гвен предоставит ему постель. Утром он снова поищет Ройса. Хотя, зная Ройса, тот сам найдет Адриана, если жив.
На этот раз он не пытался срезать, а выбрал главную улицу, проходившую сквозь центральную площадь Нижнего квартала. В каждом квартале было что-то свое. У аристократов – причудливая статуя, у купцов – симпатичные скамьи, и даже у ремесленников имелся фонтан. Обитатели Нижнего квартала могли похвастать старым колодцем и доской объявлений. Адриан сразу понял, что за объявление красуется на ней этой ночью.
И не ошибся.
Еще одно тело, распятое уже привычным нелепым образом. Из него капала кровь, еще достаточно горячая, чтобы испускать пар. Эта площадь была пуста, и Адриан постоял в одиночестве, изучая отвратительную картину. Из всех людей, погибших сегодня ночью, он знал только этого, однако не мог отыскать в себе ни крупицы сочувствия.
Ройс действительно трудился всю ночь, и Адриан был рад, что они разделились. Он зашагал дальше, в сторону Кривой улицы, оставив позади площадь, колодец, доску объявлений и изуродованное тело Рэйнора Гру.