Книга: Коронная башня. Роза и шип
Назад: Глава одиннадцатая Тренировка
Дальше: Глава тринадцатая Ибертон

Глава двенадцатая
Рэйнор Гру

Гру сидел за шатким столом возле единственного окна в «Гадкой голове», достаточно чистого, чтобы сквозь него можно было что-либо разглядеть. Кто-то плеснул на окно выпивку и вытер стекло, оставив чистый круг. А может, ее слизали – от пьянчуг, каждую ночь являвшихся в «Голову», и не такого можно было ожидать. Они бы не проводили каждую ночь в этой части города, будь у них хотя бы капля того разума, которым Мюриэль наградила собак. Сквозь более-менее ясный кружок размером с кулак Гру наблюдал за тем, что происходило по другую сторону улицы.
Давным-давно на этом месте стоял постоялый двор под названием «Заблудший путник». Поговаривали, что это было весьма приличное заведение. В честь его даже назвали улицу. На протяжении многих лет постоялый двор процветал при разных хозяевах, пока вдруг не прогорел. Одни говорили, что постояльцы не желали тут останавливаться из-за произошедшего в нем жестокого убийства. Другие утверждали, будто жена хозяина сбежала с другим мужчиной, отчего тот пал духом и не смог продолжать дела. Точно Гру знал лишь одно: крыша «Заблудшего путника» рухнула в ту зиму, когда ему самому исполнилось двенадцать. С тех пор здание никто не трогал, разве что для того, чтобы стащить обшивочные доски и растопить ими печь. С годами «Заблудший» приобрел серый цвет совершенного отчаяния, свойственный всем прочим домам и лавкам Нижнего квартала и придававший ему тягостную унылую атмосферу. Однако шлюхи в рекордное время превратили его в яркое бельмо на глазу.
Стучать молотками там начали неделю назад. Сначала лишь изредка, время от времени. Выстроили стену, потом вторую. У них там и кровать была. Гру видел, как заносили матрас, пока только один, насколько ему было известно. То и дело мимо его окна мелькали какие-то люди с досками в руках и сумками на плечах. Гру их не знал, видимо, это были плотники из Ремесленного ряда. Скорее всего, оттуда. В Нижнем квартале сбежавшим девкам никто бы не стал помогать без его дозволения.
Когда прекратились проливные дожди, Гру стал слышать стук каждый день, и ему это не нравилось. Весь этот грохот напротив и тишина в его собственном трактире раздражали его. Раньше он этого не замечал, но, как теперь понял, он привык к топоту босых ног и музыкальному ритму кроватных каркасов. Гру никогда не нравилась тишина – он ей не доверял. Тишина воцарялась тогда, когда кого-то придушили.
Напротив прибивали свежие, светлые доски. По цвету они были похожи на кожу – будто бледная задница, выставленная по другую сторону дороги, чтобы насмехаться над ним. Этим утром плотники приступили к работе над вторым этажом, и пока они таскали древесину, Гру со злостью тыкал вилкой яичницу. Он был не один, кто, не отрываясь, следил за происходящим. Тупые зеваки собрались кучками, чтобы поглазеть на стройку. Четверо стояли возле городской конюшни, двое в грязи на улице, а еще трое на его собственном крыльце, будто это трибуна на турнире, а не вход в пивную. Он не стал зазывать их в пивную и требовать, чтобы купили выпивку, поскольку было утро. Будучи деловым человеком, он не хотел, чтобы его обвиняли в моральном разложении квартала. Сам Гру никогда не пил до того, как туман поднимется с полей. Как-то священник сказал ему слова Новрона о том, что поступать иначе – значит оскорблять богов, хотя, возможно, это были всего лишь строки из полузабытой песни. Тем не менее Гру принял их близко к сердцу и с недоверием относился к тем, кто поступал по-другому. Не то чтобы он отказывался продавать кому-либо выпивку. В конце концов, если Марибор допускает, чтобы солнце светило безумцам и безбожникам, то кто такой Гру, чтобы не давать им напиться? Но он испытывал презрение к этим низким людям и уважал стойкость тех, кто толокся у него на пороге, не требуя выпивки. Однако после полудня они непременно должны ее купить, или пускай стоят в грязи вместе с теми, кто не успел занять местечко получше.
– Стекла в окна вставляют.
Голос Уилларда, напоминавший скрежет трущихся друг о друга камней, резанул Гру по нервам. Уиллард в этом был, в общем-то, не виноват: он родился с песком в горле. Все дело было в том, что Гру прошлой ночью основательно перебрал с выпивкой. Третью ночь подряд он засыпал, сидя за этим столом. Он посмотрел на стекло с чистым кругом. Может, он сам пролил туда выпивку? Кажется, прошлой ночью он вроде бы затеял ссору с этим окном и обвинял его в том, что оно слишком грязное.
Гру рассчитывал, что к этому времени шлюхи уже вернутся.
Полагал, что они погуляют пару дней, набьют себе кровавых мозолей и проголодаются. Когда зайдет солнце и задует холодный ветер, они постучатся к нему в дверь с мрачными лицами, виновато опустив голову. Каждая из них будет дрожать у него на крыльце. Он намеревался заставить их провести ночь прямо там. Уроки необходимо учить. Лошадь достаточно объездить один раз, и пока ездишь на ней регулярно, она помнит тренировки, но шлюх нужно учить постоянно. Особенно он хотел избавить их от привычки следовать за ней.
Гру наблюдал за Гвен через грязное окно. Она стояла на сломанной телеге, покрикивала и раздавала указания, будто капитан корабля. Ему это не нравилось. Вся эта свобода ударила девчонке в голову и разрослась до такого размера, что теперь не пролезет к нему в дверь. Гвен всегда была чересчур самоуверенной. Когда он впервые увидел ее, то сразу понял, что она не раз обеспечит ему головную боль. Даже в изношенной, залатанной юбке она, вне всякого сомнения, выглядела потрясающе. Темнокожая, темноглазая, с длинными черными волосами – будто южная демоница, чьи глаза выдавали порочность, как раз как нравилось мужчинам. Он предложил ей работу, и она согласилась. Но потом притворилась, будто не поняла, в чем заключается ее работа, и вела себя так, словно все, что от нее требовалось – это подавать выпивку. Пришлось три раза пустить в ход ремень, чтобы вправить ей мозги.
– А какие хорошие окошки, – сказал Уиллард.
– Бочки все полные? – От звука собственного голоса у Гру заболела голова.
– Вроде бы да.
– Что мне с твоего «вроде бы»!
Уиллард был здоровяком с ладонями размером не меньше крышки бочки, но ленивый, как сурок. Как-то ночью Гру нашел его спящим за барной стойкой. Парню некуда было пойти. Он чинил дорогу, пропивал зарплату и терял сознание в трактире, а его товарищи по утрам будили его. Как выяснилось, Уиллард пил в кредит, так что Гру потребовал, чтобы он отработал долг. Два года спустя Уиллард все еще отрабатывал тот самый долг.
Гру снова бросил взгляд на здание напротив. Уиллард был прав – окошки и правда хорошие, большие, с тонкими стеклами. Небось стоили мешок серебра.
«Как ей это все удалось?» – недоумевал Гру.
Наверное, где-то подрабатывала, прибирала себе монеты, а он и не знал. Но это же невозможно… Он внимательно следил за ней, а клиенты не стали бы идти в обход Гру. Все, кто заходил в «Голову», понимали, что к чему.
Рэйнор Гру – король Кривой улицы.
Достижение, конечно, сомнительное, но он все равно им гордился. Большая часть здешних построек были просто складскими помещениями, забитыми барахлом тех, кто жил и работал в более приятных местах. Кривая улица – иногда ее называли Последней улицей в Медфорде – отделяла тех, у кого не было ничего, от тех, кто ничего собой не представлял. Забавно, но еще одним успешным предпринимателем на улице был Кенион Чистый. Он варил мыло, вонь которого вынудила его перебраться на Последнюю улицу в Медфорде, где кошмарный запах сливался с прочими ароматами. Остальные обитатели квартала работали в полсмены и постоянно пили, как, например, Мейсон Грумон, открывавший свою кузнечную лавку тогда, когда он был достаточно трезв для работы.
Рэйнор Гру держал руку на пульсе Нижнего квартала, и это делало его королем Кривой улицы, тираном и хозяином кранов пивных бочек. Он не просто держал единственную пивную на улице (эль они с Уиллардом варили в подвале), но предлагал также азартные игры и – еще неделю назад – женщин.
Каким-то образом Гвен скопила денег – и немало. Ей понадобился бы как минимум золотой или два только на документ на этот дом. Гру, как и любой монарх, не желал терять даже крошечный кусочек своего королевства. Он не считал себя жестоким диктатором, а просто прагматичным человеком и, наблюдая за девушкой через окно, решил доказать, кто здесь хозяин.
– Выставь бочки к моему возвращению и не забудь подсунуть под них клинья. Мне надоело таскать бочки, в которых остался еще галлон. Прошлой ночью я потянул себе спину.
– Ты куда? – спросил Уиллард. Его внезапный интерес напомнил Гру о собаке, которая бежит за хозяином до двери.
– Никуда. Иди работай.
Снаружи солнце было жарче, чем ему казалось. Дождь обещал раннюю зиму, но настроение богов менялось со скоростью света. Гру не был ярым приверженцем церкви Нифрона, но это не означало, что он не был религиозен. Напротив, он считал себя более набожным, чем прочие, поскольку почитал в десять раз больше богов. Гру ежедневно молился богу эля и был, наверное, единственным, кто знал, как сильно он отличается от своего брата, бога пива, и их порочной сестры, богини вина. Недавно ему пришло в голову, что бог азартных игр, которого он называл Уолтером, также контролировал погоду и был до невозможности переменчив. Сегодня Уолтер пребывал в радостном, солнечном настроении, и это лишний раз доказывало, что Гру и Уолтер редко были согласны друг с другом.
Гру пробрался через почти высохшие борозды на улице и подошел к Гвен, которая все еще стояла на телеге спиной к нему. Платье на ней выглядело чистым, и он задумался, как ей это удается, когда она вдруг повернулась и вздрогнула при виде его.
– Гру! – вскрикнула она, словно никак не ожидала увидеть его в десяти футах от собственного дома.
– А ты что, думала, я подох?
– Ах… нет, конечно, нет. – Гвен отодвинулась и прижалась бедрами к дальнему бортику телеги. Дальше ей некуда было уйти, ведь она купила дом прямо напротив трактира.
– Что строишь, девочка?
– Бордель… – Она произнесла это тихо, словно стыдилась, как ребенок, которого поймали у дверей игорного дома Брэкстона с зажатой в кулаке серебряной монеткой, украденной у отца.
– Откуда берете деньги на все это?
– Зарабатываем понемногу…
– Ясно. – Гру кивнул и обошел телегу, остановившись поглядеть на стройку, как будто только что ее заметил. – Похоже, местечко будет очень симпатичное.
– Спасибо, – выдавила Гвен.
– Почему же ты не спросила меня, можно ли тебе этим заниматься?
– Не считала, что это нужно.
– Нет? Думала, построишь бордель напротив моего заведения, а мне будет все равно, а?
– Думала, тебе, может быть, понравится. – Она врала; он понял это по ее слабому и полному надежды тону. Таким же тоном он как-то говорил у Брэкстона, прежде чем отец выбил ему передний зуб керамической кружкой. – Приличное место привлечет больше посетителей, а мы уж позаботимся, чтобы у них разыгралась жажда. Твоя клиентура удвоится.
Гру надоело смотреть на нее снизу вверх. Его бесила необходимость смотреть так, но, кроме того, Уолтер поместил слепящее солнце прямо за головой девчонки, отчего Гру приходилось щуриться. У него болели глаза, привыкшие к темным комнатам с грязными окнами.
– У тебя большие планы, как я посмотрю. Но ты все еще шлюха – моя шлюха, – и это моя улица. Без моего разрешения здесь ничего не происходит. А я не давал тебе разрешения. Вы с девочками неплохо погуляли, посмотрели мир, подышали воздухом. Честно говоря, я думаю, вы правильно сделали, что ушли. Это неприятное дело с Эйвон… что ж, вам надо было после него проветриться… Перерыв всем пошел на пользу, и пора кончать с этими глупостями. Я терпеливый человек, но вы, девочки, стоите мне денег. Вы тратите большие деньги на глупости, а я этого не потерплю. Я хочу, чтобы ты отослала плотников обратно к ним в квартал и привела девочек в «Голову». Сегодня я устал, так что если поторопитесь, я, скорее всего, обо всем забуду – может, даже позволю вам оставить то, что вы заработали, кувыркаясь на новой кровати. А если заставите меня ждать, я познакомлю вас с новым ремнем, который недавно купил.
– Мы никогда не вернемся, Гру, – она сказала это громче, с новой интонацией. Гру никогда такого не слышал в ее голосе.
– Не испытывай мое терпение, Гвен! Ты мне нравишься, это правда, но я не могу допустить, чтобы одна из моих девок невесть что о себе воображала. Ты будешь делать то, что тебе велят, а не то даже Этта тебя пожалеет. Давай, слезай с этой чертовой телеги.
Гвен упрямо стояла на своем, и это разозлило его. Он пытался вести себя прилично – простил ее за глупость, за то, что сбежала. Девчонка должна быть ему благодарна, но она посмела дерзить и возражать прямо посреди улицы – на глазах у этих чертовых плотников. Гру дал ей шанс. Хватит с него унижения. Доброта никогда ни к чему хорошему не приводила; она лишь помогала рыть более глубокую яму, из которой сложнее было выбраться. Нового ремня Гру не покупал, но когда девки вернутся, он, скорее всего, ему понадобится.
Гру поставил ногу на телегу и уже почти забрался на нее, как вдруг мозолистая рука схватила его за горло и отбросила назад. Он упал в грязь, больно ударившись затылком.
– Это моя телега, Рэйнор. Еще раз тронешь, и я сверну твою проклятую шею.
Уолтер снова светил ему в глаза, и Гру едва сумел различить силуэт стоявшего над ним возчика Диксона.
– Груза это тоже касается.
Гру с трудом поднялся и отряхнулся. От падения в лужу на спине осталось мокрое пятно.
– Это большая ошибка, возчик.
Диксон сделал шаг вперед, и Гру отступил.
– Я только хочу, чтоб ты знала, – обратился Гру к Гвен, – я предлагал уладить дело миром. Готов был все забыть, но ты отказалась. Я просто хочу, чтобы ты это помнила.
Плотники перестали стучать молотками и уставились на него. Остальные шлюхи тоже вышли на улицу.
– Я хочу, чтобы вы все это помнили… когда придет время.
* * *
Гру вернулся в трактир, словно медведь, который возвращается в берлогу, чтобы зализать раны и наточить когти. Девять часов спустя он все еще чувствовал боль от падения и то и дело стряхивал с одежды высохшие комья грязи. Весь день и большую часть ночи он просидел в ожидании и раздумьях.
Он ссутулился за столом возле стойки, стараясь не смотреть на входную дверь, думая, что это, наверное, как стоять над чайником и ждать, пока он закипит. Гру был уже не молод, падения могли привести к непредвиденным последствиями. На счастье, он ничего не сломал, однако репутация его, вероятно, пострадала.
История об этом могла промчаться по кварталу, как поток мочи по сливной трубе. «Гру утратил контроль за Кривой улицей. Им теперь командуют женщины. Собственные шлюхи толкают его в грязь и смеются». Он не помнил, чтобы кто-то смеялся; никто даже не улыбнулся. Гвен, скорее, выглядела до смерти перепуганной, когда он упал на дорогу, но это не имело значения. Скорее всего, они смеялись потом, а если и нет, потом будут рассказывать, что так и было – а значит, так и было. Он мог бы призвать на помощь войска. Уиллард знал пару портовых рабочих, которых звали Гритти и Брок, – большие ребята с большими кулаками. Втроем они и мокрого места не оставили бы от Диксона. А если бы Гру всерьез хотел им навредить, он позвал бы Стейна – этот парень совсем безумен и сделает что угодно за бутылку и девицу, лишь бы ему это сошло с рук. Диксон ему еще заплатит, это обещание Гру себе уже дал, но в данный момент он мог подождать. У Гру были другие планы.
Свеча на столе дрогнула, и он заметил оловянный подсвечник – последний оставшийся. Он специально его выставил.
Памятуя о том, что нельзя смотреть на дверь, Гру повернулся к барной стойке и сосредоточил свое внимание на висевшей там картине. Сегодня он часто поглядывал на нее; она помогала ему успокоиться. Вся «Гадкая голова» была построена из краденого или найденного возле ближайших построек дерева. В этом смысле «Голова» олицетворяла Нижний квартал – плод всего, что было раньше, ублюдок, лишенный наследства. Входная дверь, на которую Гру отказывался смотреть из страха, что она никогда не откроется, первоначально принадлежала «Заблудшему путнику» и до сих пор оставалась лучшей на улице. Два больших окна когда-то позаимствовали из лавки разорившегося портного, а маленькое, по слухам, вырвали из борта корабля, севшего на мель возле причалов. Подобных артефактов в «Гадкой голове» было много, и, казалось, трактир хранил историю всего Нижнего квартала.
Вот как Рэйнору Гру нравилось смотреть на все это. Он имел склонность поворачивать факты так, чтобы жизнь казалась легче. Он мог быть старым несчастным человечишкой, кое-как перебивающимся за счет людских пороков, но гораздо лучше считать себя авторитетным дельцом, который живет в настоящей сокровищнице истории, обеспечивая занятость некоторым трудолюбивым людям. Конечно, верны были обе трактовки, но Гру отдавал предпочтение последней. Отчасти потому, что верил в необходимость предоставляемых им услуг, и отчасти потому, что жизнь его была неплоха.
Гру не знал точно, сколько лет «Гадкой голове», и многое в трактире было для него загадкой. Например, картина в деревянной раме над баром. От времени она потемнела так, что превратилась в ночной пейзаж. Гру мог часами сидеть и смотреть на эту картину, гадая, как она сюда попала, кто ее нарисовал, но чаще всего ему просто хотелось оказаться там, под темным небом, рядом с озером. Порой, обычно после шести рюмок крепкого алкоголя, он слышал плеск воды и крики двух гусей, обозначенных едва различимыми мазками краски. Картина была одной из сотен диковин «Гадкой головы», и Гру тоже внес свою лепту, чтобы не на шутку озадачить следующего владельца. Оловянный подсвечник на столе – его приобретение. Он купил десяток таких у лудильщика однажды ночью, когда тот был слишком пьян для того, чтобы торговаться. Девять уже украли. Перед ним стоял последний. Гру вытащил его из тайника, чтобы немного приукрасить помещение. Он услышал стук копыт и фырканье лошади и понял, что тот, кого он ждал, наконец прибыл. Никто из пятнадцати завсегдатаев, благодаря которым Гру не прогорал, и двадцати с лишним случайных гостей не ездил верхом.
– Уиллард, – позвал он. – Принеси ту бутылку, которую я храню в тайнике, и два стакана с верхней полки.
Входная дверь «Гадкой головы» отворилась. Ворвался порыв холодного осеннего воздуха, пламя свечи колыхнулось. Придерживая полы плаща, чтобы не зацепились за дверь, вошел Реджинальд Лэмпвик. На голове у него была широкополая шляпа, подвязанная под подбородком, а на руках перчатки, которые он начал стягивать по одному пальцу, обводя равнодушным взглядом столы. Заметив Гру, он подошел, стуча тяжелыми сапогами по полу.
– Сэр. – Гру встал и уважительно склонил голову.
– Рэйнор, – сказал Реджинальд, не подавая руки. Гру этого и не ожидал.
Подошел Уиллард с бутылкой и стаканами.
– Я ненадолго, – сказал Реджинальд.
– Ночь сегодня холодная, – ответил Гру. – Еще холоднее оттого, что вам пришлось ехать аж из Дворянского квартала. Это самое малое, что я могу сделать.
Гру наполнил бокалы. Если Реджинальд уйдет, он выпьет оба. Придется. Можно сколько угодно таращиться на картину, но это ему не поможет, если Реджинальд хотя бы не выслушает его.
Реджинальд бросил взгляд на стакан, но не прикоснулся к нему.
– Вы не знаете, что я собираюсь сказать, – начал Гру. – Но это ведь не имеет значения? Я вам не нравлюсь, и вам неприятно даже приходить сюда. Должно быть, вы уже раз десять меня прокляли.
– Ты себя недооцениваешь, ограничиваясь всего десятком.
Гру улыбнулся. По крайней мере, он верно угадал настроение этого человека.
– И пока вы так долго сюда добирались, наверняка решили: что бы я ни сказал, я лишь потрачу впустую ваше время.
– Похоже на то.
– Вы можете причинить мне немало бед, сэр. Я не хочу злить вас сильнее, чем уже это сделал. Выпейте, прошу вас. – Он указал на бутылку. – Это лучшее, что у меня есть. Двенадцать лет назад я приобрел эту бутылку у торговца из Колноры. На ней была красивая этикетка с изображением обнаженной женщины, но несколько лет назад она отвалилась. Виски хороший и достаточно дорогой даже на ваш вкус, я думаю. Если выпьете и вам понравится, то путешествие не пройдет совсем впустую, независимо от того, что я скажу.
Реджинальд сжал тяжелый бокал двумя изящно согнутыми пальцами. Сначала он понюхал виски, затем пригубил. На лице его так и осталось каменное выражение. Гру это раздражало. Виски действительно был отличным – гость мог бы это признать.
Реджинальд промолчал, но все же снял шляпу и плащ и сел.
– Так что у тебя такого важного, раз ты потребовал, чтобы я посетил тебя в твоем жалком так называемом трактире?
Гру постучал по окну краем бокала.
– Ваш начальник выдал разрешение на дом напротив.
Реджинальд посмотрел в сторону бывшего постоялого двора и, кивнув, сказал:
– Женщина по имени Гвен ДеЛэнси подала заявление на право владения неделю назад. Бордель, насколько я помню.
– Дом терпимости под управлением шлюхи. Это, по-вашему, правильно? К тому же она чужестранка.
Реджинальд пожал плечами.
– Это, конечно, необычно, но не так уж чтоб совсем неслыханно. Я так понимаю, ты недоволен.
– Не то слово! Эти шлюшки раньше работали на меня. – Гру проглотил виски, который обжег ему горло, затем снова наполнил стаканы. – Я получаю прибыль от трех вещей: эль, азартные игры и женщины. Там, через улицу, находится треть моей прибыли – даже больше, поскольку от азартных игр в последнее время доходов мало.
Это была неправда, но он не собирался признаваться Реджинальду в том, что дела идут хорошо. Гру никогда не нравилась купеческая гильдия Нижнего квартала и то, как они помогали городским оценщикам регулировать налоги. Предатели, все до единого. Будучи инспектором района, Реджинальд был худшим из перебежчиков. Чем меньше он будет знать, тем лучше.
– Давай по существу.
– Вы еще не написали отчет об этом доме?
– Нет. У меня есть список, и те, кто уже платит налог, идут впереди тех, кто только подал прошение.
Хорошие новости. Гру пригубил виски, на сей раз прочувствовав вкус.
– Меня это устраивает. На самом деле я бы хотел, чтобы вы раздули этот список и пропихнули вперед еще несколько имен.
– Зачем?
– Должно быть, вы видели этот дом. Шлюхи строят там чуть ли не дворец. Два этажа, новое дерево, окна… Я даже слышал, они собираются покрасить его. Чем дольше вы ждете, тем больше будет готово.
Реджинальд сделал большой глоток, снова поджал губы и прищурился.
– А тебе-то что с того? – спросил он натянутым голосом.
Гру поднял бокал так, что мутную жидкость озарило пламя свечи, придав ей медный оттенок.
– Я хочу, чтобы вы подождали, пока работы почти закончатся, а затем отказали им. На следующий день я подам прошение на этот дом, и вы его одобрите.
– И зачем, во имя Новрона, мне это делать?
– Потому что я буду отдавать вам половину всей прибыли… до вычета налогов.
Для Гру следующие несколько секунд решали все. Он всматривался в каждую черточку лица инспектора. Ничего. Из Реджинальда получился бы отличный игрок, но Гру был лучше. Даже «ничего» имело значение. Инспектор не сказал «нет».
Он мог всплеснуть руками или в ярости перевернуть стол. Однако Реджинальд вообще не двигался, даже не поднял бровей. То ли он обдумывал предложение, то ли хотел услышать еще – скорее всего, и то, и другое, – и это дало Гру возможность продолжать.
– Я врал о том, сколько денег заработал на этих девицах, – признаваться в таком было все равно что сбрасывать карты. Если инспектор откажется от сделки, Гру больше ни гроша не получит от проституции, так что это не имело значения. Если же он согласится, они станут деловыми партнерами, и Гру знал, что налоговый инспектор будет следить за прибылью от совместного дела. Лучше признаться сейчас и воспользоваться возможными преимуществами честности и соблазна. – Я заработал на них больше, чем на эле. Только посмотрите туда! Знаете, как они все это оплачивают? У них там одна кровать. Одна! И этот единственный матрас финансирует стены, окна и двери. К ним сюда ходят клиенты из Купеческого квартала. Все эти плотники и торгаши, у которых водятся лишние денежки. Не знаю, может, у них идет натуральный обмен, но именно такую прибыль и можно ожидать. И, как я сказал, там всего одна кровать. Как только они закончат работу – если у них хорошо получится, – дом станет привлекать посетителей со всего города. Добавим еще несколько девочек, еще несколько кроватей, и таким виски, как мы сейчас пьем, можно будет полоскать рот.
Гру заметил, как кончики губ Реджинальда едва заметно приподнялись.
– Вы честный человек, и я знаю, что никогда бы не заключили подобной сделки с тем, кого инспектируете. – Гру не был уверен, что это ложь, но он также не был уверен, что утром взойдет солнце. – Но вы трудитесь в поте лица, ездите по всему городу – и что за это получаете? Уверен, не так уж много. А что вы будете делать, когда состаритесь и не сможете совершать обходы? Было бы неплохо иметь доход на стороне – маленькое дельце, которое будет сыпать деньги вам в кошелек, не так ли?
Реджинальд уже не потягивал виски. Он опустошил стакан одним глотком и постучал по нему, требуя еще.
– Никому не нужно об этом знать, – продолжал Гру, снова вытягивая пробку. – Вам ни к чему, чтобы это всплыло, да и мне тоже. Мне нужно заботиться о своей репутации. Люди должны верить, что я держу все под контролем – по крайней мере на Кривой улице. Эти шлюхи бросают мне вызов, и лучше, чтобы все выглядело так, словно я сам с ними справился. Поэтому все, что от вас требуется, это немного потянуть с инспекцией – думаю, нескольких дней будет вполне достаточно, – а затем преподнести им плохие новости. Я подготовлю прошение. Вы просто поставите галочку, продвинете бумагу, а я сделаю все остальное.
Инспектор осмотрел комнату с небрежностью медведя в салоне.
– Что скажете? – спросил Гру.
Реджинальд встретился с ним взглядом и с улыбкой поднял бокал. Гру ударил о него своим.
Назад: Глава одиннадцатая Тренировка
Дальше: Глава тринадцатая Ибертон