История тринадцатая, в которой смерть подходит слишком близко
Вечерним вьюнком
Я в плен захвачен… Недвижно
Стою в забытьи.
(Мацуо Басё)
«Иногда мне кажется, что во мне живут два разных человека. Тот я, которого воспитало правильное японское общество, и я свободный, которого придумал сам. Но я так долго жил между ними двумя, что потерял обоих. Кто я? Какой я? И есть ли на свете человек, который ответит мне на эти вопросы? Мне казалось, что я обрел его, но тут же потерял. Быть может, это мое наказание за нерешительность».
(Из дневников Кимуры Сораты, июль, 2014 г.)
Кутанаги был мертв. Уже какое-то время.
Факт его смерти был очевиден и не подлежал сомнению. Макалистер чувствовал, как почва буквально уходила из-под ног вместе с ощущением реальности. Тело журналиста мягко колыхалось на поверхности залива, будто своим существованием насмехаясь над тем, в чем Генри был уверен еще минуту назад. Это было… жутко.
Генри вытащил его на берег и бегло осмотрел. Налицо все признаки утопления, к тому же, судя по сморщиванию кожи конечностей и обесцвечиванию кожных покровов, Кутанаги пролежал в воде не меньше двух-трех часов. Точнее не сказать без эксперта. Экспертом Генри не был, но в одном не сомневался – он видел журналиста всего час назад или даже меньше. Живого и невредимого.
Надо было срочно вернуться и рассказать о находке. Или не рассказать? Чем Генри объяснит происходящее? Он отошел в сторону и попытался собраться с мыслями, однако здесь это получалось с большим трудом, словно стены пещеры давили на него, сбивая с толка. Когда мысли окончательно смешались, он понял, что времени на раздумья больше нет. Нужно спешить! Все сложилось в одно, даже появление существа с фонариком. Их предупреждали о том, что история может повториться. Люди, изолированные на этом острове, всегда обречены.
Генри сорвался с места и побежал обратно. Темнота его больше не пугала, подсветка телефона прыгала по стенам и полу, почти не помогая. Генри бежал наугад, благо коридор не имел ответвлений, и думал только о том, как успеть предотвратить то страшное, что могло произойти. Если бы знать, что это… Если бы знать заранее…
Он миновал лабораторию, поднялся по потайной лестнице в кабинет Акихико и застал там Курихару в компании Руми.
– Что? – требовательно спросил Курихара и жестом велел Руми молчать. Удивительно, но она подчинилась.
– Кутанаги мертв. Где Сората?
Руми открыла рот, но Курихара накрыл его ладонью.
– Я не выходил отсюда, но он наверняка по-прежнему в своей комнате, вы же знаете его.
– Что значит мертв?! – Руми сбросила ладонь парня и выпалила. – И причем тут Сората? Не он же его убил? Нет?
Генри некогда было объяснять. Он стремительно вышел из кабинета и направился прямиком к Кимуре. По пути ему не встретился ни один из вынужденных обитателей особняка, зато наверху он первым делом увидел Кейт, отчаянно стучащую в дверь спальни Кимуры.
– Если вы не откроете сейчас же, я все расскажу вашему секретарю! – зло отчеканила она и, не получив ответа, постучала еще раз. – Я считаю до трех, мистер Кимура. До трех!
– Кейт? – Генри подошел к ней. – Он там? Почему он не открывает?
Лицо Кейт скривилось от снисходительной усмешки.
– Не хочет принимать лекарство, это очевидно. Я не нанималась его сиделкой или нянькой. Ну, давай, скажи ему, чтобы не ребячился. Тебя-то он точно послушает.
Она демонстративно отошла. В ее руках действительно была аптечка, все как она и сказала. Только вот едва ли теперь Сората станет слушать Генри, уже один раз ему не поверившего.
– Сората, – позвал он, прижав ладонь к двери. – Сората, это я. Я ошибся на твой счет. И… В общем, я снова дурак, и ты можешь мне об этом сказать. Открой, есть важный разговор.
Сората не мог долго на него злиться, прошло достаточно времени, чтобы остыть. Они же все-таки друзья, Сората должен все понять.
Но он не отозвался. Наверное, не понял.
– Сора, черт возьми! – Генри всерьез забеспокоился. За спиной нервно притоптывала ногой Кейт. Этот звук отдавался в голове тревожной барабанной дробью. – Кейт, давно ты тут стоишь?
– Минут пять, – подумав, ответила она и нахмурилась. – Слушай, Генри… Я не уверена до конца, но тебе стоит знать. Мне кажется, что дневную дозу лекарства он не принял. Нанами что-то видела, но я ее почти не понимаю. Генри! Что ты задумал?
Он отошел подальше и с разбега вышиб дверь плечом. Думать было некогда, пора действовать. Если Сората внутри и просто прячется, то встряска ему не помешает в любом случае. Но Сораты внутри не оказалось. Его постель не была разобрана, все вещи лежали на своих местах, как Генри запомнилось. А еще был запах – душный запах увядающих лилий и затхлой воды. Запах кладбища.
– Ты с ума сошел! – крикнула Кейт, не решаясь войти следом за ним. – Что ты творишь?
– Он ушел.
– Да я вижу! Зачем было ломать дверь?
– Куда он пошел?
– Ты меня совсем не слушаешь!
Генри рассеянно мазнул по ней взглядом. Сошел ли он с ума? Возможно. Возможно, он был сумасшедшим в большей степени, чем Сората. Но, черт возьми, когда они с ним вообще были нормальными?
– Я должен его найти, Кейт. Раньше, чем он найдет его.
Он вышел из комнаты.
– Найдет кто? – девушка схватила его за локоть. – Перестань вести себя так, будто наступает конец света. Мне страшно!
– Прости, – Генри отстранил девушку от себя. – Я все потом объясню.
Ее лицо вдруг поменялось. Она сжала губы и, сглотнув, тихо спросила:
– Зачем тебе пистолет? Ты… где ты его взял?
Генри уже и забыл про него, забрал из комнаты Кимуры, сунул за ремень и больше не вспоминал о нем. И вот он всплыл в не самое подходящее время.
– Он не заряжен, – солгал он, ведь забрав его у Кимуры, проверил магазин. Там было два патрона. – Верь мне, пожалуйста.
Он не дождался ответа, да и не ждал его особенно. Уже когда шел дальше по коридору, его настигли горькие слова:
– Это становится все сложнее делать.
Генри на мгновение замедлил шаг, но страх за Сорату оказался сильнее. В холле первого этажа никого не было, зато слышались женские голоса в стороне столовой. Генри направился туда и застал двух служанок за столом. Нанами резко вскочила, пролив чай на скатерть.
– Аями, ты видела, как Кимура куда-то уходил?
Девушка растерянно захлопала глазами.
– Господин Кимура? Нанами, ты видела? – она прижала пальчик к пухлым губками. – Господин… О! Я слышала, как кто-то открывал и закрывал входную дверь, но когда я выглянула в холл, там никого не было. А погода такая жуткая, я не стала на порог выходить. А ты, Нанами, слышала?
Нанами замотала головой, так и не вымолвил ни слова, пока Генри не ушел.
Дом словно вымер. В холле по-прежнему было пусто, но стоило накинуть ветровку, как из бокового коридора вышли Руми и Хибики.
– Ты идешь его искать? – угадал Хибики. – Я с тобой.
– Я тоже, – твердо заявила Руми, – хотя и не понимаю, что происходит.
Наверху послышались шаги, кто-то двигался к парадной лестнице. Если это Фишер или Масамуне, вопросов не избежать. Генри торопливо заговорил:
– Нет, вы оба останетесь здесь. Оба я сказал, – он ткнул пальцем в Руми. – Повторю еще раз, Кутанаги мертв, и если убийца все-таки человек из плоти и крови, он среди нас. Вы останетесь здесь и присмотрите за Кейт и Мицуки.
– Мицуки… – Курихара многозначительно приподнял брови, и Генри кивнул.
– Ей я тоже не могу доверять на все сто. Руми, помнишь наш старый уговор в библиотеке? Я, конечно, пожалел, что позволил тебе следить за Кику, но сейчас твоя помощь мне реально пригодиться. Ясно? Тогда я пошел. Прикроете мое отсутствие.
– Ты нам так доверяешь? – с неожиданной серьезностью спросила она.
– Мне больше некому доверять.
Хасегава криво усмехнулась.
– Ну что ж, Генри-кун, сражайся с монстрами, с людьми мы сами разберемся.
Она хлопнула его по плечу, и они с Курихарой позволили ему, наконец, уйти.
За порогом все тонуло в густом промозглом тумане. Он был таким плотным, что даже фонтан, до которого от ступеней рукой подать, выглядел лишь неясным силуэтом в серой дымке. Туман высоко поднимался от земли, как назло, затрудняя поиски. Пришлось потратить время и вернуться за фонарем. С ним, карманным и недостаточно мощным, не стало лучше, и все же этот, пусть робкий, но свет, придавал немного уверенности. Затерянный в клубах белесой взвеси парк казался особенно зловещим. В полном безветрии деревья стояли как мертвые остовы, лишенные не только листвы, но и самой своей жизни. Тропинка под ногами обманчиво петляла, но вот впереди замаячил размытый силуэт. Генри несколько раз включил и выключил фонарь, подавая сигнал и надеясь, что Сората его увидит и правильно поймет, однако фигура исчезла, смытая сырым туманом.
– Сората!
Генри поспешил вперед, опавшая листва под ногами скользила, замедляя шаг. Туман сгустился до такой степени, что на какое-то время Генри остался один на один с ним и с тишиной, отрезанный как от подхода к особняку, так и от ворот, до которых не успел добраться. Словно повис в воздухе, дезориентированный и тяжело дышащий. Холодный сырой воздух сдавливал горло, ветровка покрылась тонким слоем влаги, волосы липли ко лбу, отяжелевшие от сырости.
Фонарь мигнул и погас.
В неестественной, ватной тишине послышался звук шагов, будто кто-то босыми ногами шлепал по мокрой мягкой листве. Совсем рядом, только протяни руку. Генри напряженно огляделся, повернулся назад, пытаясь оглядеть сразу все, но безуспешно. Шаги стихли и вновь появились в другой стороне. Теперь к ним добавился и тихий смех. Тихий, жуткий смех, заглушенный густой пеленой тумана и расстоянием.
Кто-то тронул Генри за плечо.
Он выронил фонарь, и тот включился от удара, и узкий электрический луч выхватил в прорехе мутного марева две босые девичьи ножки. Они были окровавленными, грязными и сырыми. К тонким щиколоткам лип промокший насквозь подол светлого сарафана. Генри упал на колени, схватил фонарь и на долю секунды успел увидеть девушку целиком. Увидел и, закричав от ужаса, отшатнулся и упал в грязь. Ладони погрузились в холодную жижу, но он этого даже не заметил. Новый крик застрял в горле мотком колючей проволоки. Подул ветер, туман разошелся, и вокруг не было ничего, кроме голых черных деревьев. Вода быстро затягивала два отпечатка босых ног на земле, и через секунду ничего не напоминало о жутком видении. Генри почувствовал, как по щекам побежали слезы, бороться с которыми было не в его силах. Поднявшись, он еще немного постоял на месте, вглядываясь в темноту, но Филлис не вернулась. Она была ненастоящей, его маленькая мертвая Филлис…
– Будь ты проклят, – прошептал Генри, угрожая сам не зная кому. – Будь ты проклят со своими шутками. Ты больше никого не получишь.
Налетевший ветер, точно издеваясь, бросил ему в лицо пригоршню ледяных капель, а, быть может, желал таким образом помочь скрыть позорные слезы.
– Ты его не получишь, – повторил Генри зло и стиснул кулаки. – Чертов ублюдок.
Дождь заставил туман отступить, и от ворот, когда дорога пошла вниз по склону, можно было добраться до побережья без страха заблудиться. Генри выключил ненужный уже фонарь и почти побежал по тропе. Бог знает, сколько прошло времени и что задумал Сората, уходя из дома в такую погоду. И сам ли он решился на этот шаг? Сердце подпрыгивало в груди, билось о ребра. Страх не успеть и лишиться еще одного близкого и дорогого человека по своей вине гнал вперед. Генри бежал, скользя по раскисшей земле, почти съезжая по ней, когда внезапно из-за туч вышла полная, круглая, как мяч, луна. Ее призрачный свет отразился от водной глади, и Генри увидел на причале человека. На сей раз ошибки быть не могло – это Сората. Он медленно шел по доскам длинного пирса, и Генри мог его даже окликнуть, слишком велико еще было расстояние. Но он все же сделал это и тут же сорвался на бег.
Сората брел по пирсу, как сомнамбула, каждый шаг приближал его к краю, и Генри кричал, срывая горло. Здесь им двоим больше некому было помочь, и Генри выбивался из сил, упал, скатился по грязи и, поднявшись, успел увидеть, как тело его друга медленно, точно в самом дурном из снов, камнем падает в воду. Тихо, почти без всплеска. Только что он стоял на самом краю, секунда – и его не стало.
– Не-е-ет! – закричал Генри, и на бегу скидывая неудобную широкую ветровку, бросился за ним следом.
Вода была не просто холодной, она была обжигающей. В первую секунду боль пронзила все тело, и Генри начал тонуть. Его тянуло ко дну, руки и ноги не желали подчиняться. Он отчаянно забарахтался и сумел справиться с собой. Вода попала в легкие, глаза жгло, но Генри погрузился еще глубже, слепо шаря руками на глубине. Ничего не было видно, одежда стала слишком тяжелой, она сковывала движения, и чем глубже погружался Генри, тем меньше у него оставалось шансов выбраться обратно на поверхность. Но вдруг пальцы зацепили что-то, Генри потянул это на себя и, взявшись покрепче, толкнул свое тело вверх. Там, над головой, светлело небо, освещенное лунным сиянием. Генри тянулся к нему, выталкивая себя вверх могучими широкими гребками. Еще несколько страшных долгих секунд – и вода разомкнулась, выпуская его из своих объятий.
На берегу Генри сразу занялся Соратой. Он не успел нахлебаться как следует, и Генри надеялся, что его знаний и умений хватит, чтобы привести его в чувство. Но он был таким холодным! Белое лицо казалось мертвым. Это было так неправильно. Сората – это жизнь, это то, что заставляло Генри эти два года вставать по утрам, есть и улыбаться. Он был олицетворением всего, что Генри стремился сберечь и сохранить. Его маяк.
– Дыши, – попросил он. – Дыши же! Дыши! Дыши!
Он не понимал, что истерично кричит, роняя на распростертое на досках тело капли дождя, моря и слез. Губы у Сораты были холодными, как лед. Генри припадал к ним, делясь своим дыханием. И просил. Просил очнуться, не только словами – так, как умел. В конце концов, всегда ли им двоим нужны были слова?
Дождь усилился, смешивая сушу с океаном. Генри обессилено прижался щекой к груди Сораты, однако стучало лишь одно сердце, его собственное. Генри поднял взгляд и увидел девочку с бумажным фонариком. Она стояла совсем рядом, окруженная мягким теплым светом. Жаль только, лица не видно, оно скрыто за белой маской кабуки.
– Спаси его, – это все, что Генри мог сказать. – Я сделаю все, что ты хочешь. Просто спаси его, ведь ты же бог! Ты же можешь!
Девочка покачала головой, поставила фонарик на доски и исчезла. Свечка внутри вспыхнула раз другой, как большое красное сердце.
И потухла.
Генри не мог пошевелиться. Сидел до тех пор, пока Сората у его ног не выгнулся дугой и, закашлявшись, начал сплевывать воду. Он кашлял до изнеможения, цепляясь трясущимися ледяными пальцами за Генри, и из него лилась соленая вода. Когда это закончилось, Сората упал обратно и потерял сознание, и все же он был жив. Он был жив.
Генри поднял его на руки и понес прочь отсюда, куда угодно, лишь бы подальше от берега. Чем он теперь обязан островному богу, он старался не думать. Это было неважно, ведь за такое желание можно было заплатить любую цену.
В пустующем домике смотрителя царила полная темнота. Генри уложил Сорату на диван и положил фонарь рядом на столик, чтобы луч света падал точно на него. Пришлось выломать дверь, потому что ключи хранились только у Масамуне, зато теперь они с Соратой были в относительном тепле. Дождь уже вовсю барабанил по крыше и стучал в стекла. В гостиной не было одного стекла, и из дыр тянуло холодом и сыростью. Впрочем, холод был везде, но больше всего – в самом Генри. Сейчас, добравшись до безопасного места, он ощутил, что именно ему пришлось пережить за последние несколько часов. И хорошо еще, что все живы… Все, кроме Кутанаги, пока кроме него. Генри бросил быстрый взгляд на Сорату, все так же безжизненно лежащего на диване, подошел к нему и укрыл пледом. Получилось не сразу, замерзшие пальцы плохо слушались, тело колотило в ознобе. Следовало поскорее согреться самому и согреть Сорату.
Возле камина лежала охапка сухих дров, бумагой для розжига послужила стопка старых газет со стола. Спички пришлось поискать подольше – они валялись на полу, и в темноте такая мелочь была совершенно незаметна. Наконец, в очаге разгорелся огонь, затрещали поленья, уютный звук наполнил стылую темную комнату. Генри вернулся к дивану и потрогал пульс на шее Сораты. Биение было слабым, но, к счастью, все же прощупывалось.
– Ты меня слышишь? Эй?
Он отвел со лба длинные черные волоски и проверил температуру, хотя с такими холодными руками, как у него, в этом не было толка. Но Генри чувствовал, что должен делать хоть что-то. Бездействие изводило его.
Он снял мокрый свитер и повесил рядом с камином, пистолет, чудом не канувший на морском дне, положил на каминную полку, а сам сел на пол возле дивана и накинул на голые плечи край теплого пледа. От открытого огня тянуло приятным жаром, сознание плыло, отяжелевшие веки слипались.
Нельзя спать.
Сложно сказать, кто именно произнес это – сам ли Генри, пытаясь удержаться от сна, или это был совет кого-то извне. Кого-то, кто помогал ему, откладывая выплату долгов до только ему известного срока. Генри поворошил угли, подбросил дров – это были последние – и вернулся обратно. Сората пошевелился, натягивая плед на себя, и вдруг громко вскрикнул. Одновременно с этим глаза его распахнулись, и он вскочил, изрядно напугав Генри.
– Где я? Генри? – он растерянно моргал, озираясь, пока не увидел Макалистера. – Генри…
Лицо его разгладилось, он чуть расслабился, но уже секунду спустя снова напрягся. Генри же был настолько вымотан и опустошен, что даже не смог обрадоваться как следует. Просто вздохнул с облегчением, повернувшись, успокаивающе сжал его колено под покрывалом.
– Я рад, что ты, наконец, очнулся. Как себя чувствуешь?
– Очнулся? – казалось, Кимура пытался осознать происходящее, но у него не получалось. – Подожди, дай минутку.
Он сбросил плед и потер пальцами виски, взъерошил волосы, а потом отвел руку и посмотрел на срывающиеся с пальцев капли.
– Это не дождь, – сказал он уверенно. – Мы в доме смотрителя? Я не помню, как пришел сюда. Что происходит? Ты…
Он резко замолчал, губы плотно сжались, будто он насильно подавил рвущиеся с языка слова. Эта пауза очень не понравилась Генри, более того, он догадывался, чем она вызвана.
– Ты помнишь, как хотел себя…
– Я не собирался себя убивать!
В отблесках огня его карие глаза казались вишневыми. Их пристальный твердый взгляд о многом сказал Макалистеру, о чем сам Сората пока не сказал.
– Я тебе верю.
– Нет, не веришь, – процедил Кимура холодно. – Не знаю, кто внушает тебе все эти глупости обо мне, но им ты готов поверить, а мне больше нет.
– Глупости – это то, что ты сейчас говоришь! – Генри хлопнул ладонью по дивану, и Сората чуть вздрогнул от неожиданности. Совсем как раньше. – Ты не можешь поспорить, что ведешь себя странно, у тебя с собой пистолет, ты запираешься в комнате и скрываешь от меня лечение в психиатрической клинике. Неужели ты думал, что я не пойму?
– Мне не нужна помощь, если ты об этом, – спокойно ответил Сората. – Я не болен, не опасен и не планирую умирать в ближайшее время.
Он снова замолчал, отвел взгляд и замер с идеально прямой спиной, как каменная статуя. Генри прекрасно знал это его состояние – из него теперь ни слова не вытянешь, пока он сам не решит заговорить. Только Генри это совсем не устраивало.
– Послушай меня, – угрожающе начал он. – Я был в подземельях под островом, я прошел путем Дикрайна и вышел к подземному гроту с выходом в океан. А еще я нашел там мертвое тело Кутанаги Тору, который спокойно себе разгуливает по дому, как ни в чем не бывало. А после этого я узнаю, что ты пропал из своей комнаты. Что я должен был подумать? Что ты прогуляться вышел? Мне плевать на твое лечение, на припрятанные под подушкой лекарства. Я думал, что не успею тебя спасти, Сората. Ты упал с причала в воду на моих глазах. Я вытащил твое тело на берег. Тело, Сората. Ты был без пяти минут покойник, и я, черт побери, могу говорить тебе все что угодно.
– Генри…
– Заткнись и слушай. Я чертову уйму времени пытался вернуть тебя к жизни, а ты был совсем холодный и не дышал. У тебя, мать твою, пульса не было. И знаешь что, если бы ты умер, если бы ты…
– Генри.
– Ты можешь дослушать или нет?!
– Прости меня, Генри.
Дыхание сбилось, и Макалистер понял, что реально, на самом деле, вывалил все это на Сорату. Стало стыдно, но вместе с тем удивительно легко. Как будто скинул груз с плеч.
– Нет, это ты прости, – сказал он тихо. – Я ведь, правда, ненадолго, но допустил, что ты можешь быть не в своем уме.
Сората завозился на диване, и Генри почувствовал, как плечи снова накрывает теплая ткань. Сората сел поближе, делясь теплом. Теперь он сидел за его спиной, и, пожалуй, так было проще для обоих.
– Я не помню, как вышел из дома, – признался Сората. – Помню, что прогнал тебя, что ты кричал в коридоре и долбился в дверь. Меня душила обида, я не хотел никого видеть, особенно тебя. Мне кажется, будто что-то или кто-то специально пытается нас поссорить. Мы слабее по отдельности, и оно об этом знает.
– Что случилось, может, расскажешь? Я не об этом, а раньше. Почему Мицуки решила, что ты собираешься прыгать с балкона?
Генри все еще волновал этот вопрос. С тех пор прошло не так много времени, но зато столько событий, что детали почти стерлись и перемешались между собой. Сначала Мицуки кричала и плакала, а Сората стоял возле перил. Потом Они вернулись в его комнату, но он не хотел заходить и ухватился за возможность увести невесту в ее спальню. Генри казалось, что все это не просто цепь случайностей. И, выслушав рассказ Сораты, понял, что прав.
Больше всего на свете Сорате хотелось, чтобы происходящее на острове оказалось не больше, чем просто очередным кошмарным сном, пусть даже таким затянувшимся и реалистичным. А как бороться со снами, Сората знал.
Этому его когда-то научила Харука. Нужно было всего лишь найти ниточку, которая вела бы на границу с явью. И потянуть за нее.
И Сората такую ниточку нашел. И ей, к большому огорчению, оказался не Генри.
Мицуки еще долго не могла успокоиться, бормоча что-то невнятное. За окном буйствовал ветер, и слышались отголоски сирены. От женских слез Сората всегда терялся, как и любой мужчина, не знал, что делать.
– Саваки-сан, – Сората усадил невесту на кровать и неловко погладил по плечу. – Не стоит так убиваться. У меня и в мыслях не было ничего с собой делать.
Все было очень плохо. Если слух дойдет до Масамуне и Фишера, его неизбежно замотают в смирительную рубашку. Кто знал, чем это могло закончиться.
– Правда? – Мицуки всхлипнула напоследок и подняла взгляд на Сорату.
– С чего вы вообще решили, что я собираюсь прыгать?
– Прыгать?
В ее голосе Сората услышал столько удивления, что поддался ему сам. Разве Генри не отговаривал его прыгать с балкона, смешно сказать, второго этажа?
– Я заглянула к вам в комнату, – тихо призналась она, сминая тонкими пальцами юбку. – Увидела веревку… подумала, что вы собираетесь повеситься.
Сората положил ладонь ей на руку и осторожно сжал. Сердце взволнованно забилось.
– Веревку? Вы видели веревку?
Мицуки кивнула. Сората сдавил ее пальцы, накрыл второй ладонью, не зная, радоваться этому или нет. Он не сошел с ума, петля и правда была там, когда после разговора в гостиной он вернулся в комнату. И исчезла, когда дверь открыл Генри. Сората был готов поверить, что сходит с ума и если бы не Саваки, верил бы в это до самого конца.
Она не считала его сумасшедшим. Она видела то, в чем он сам начинал сомневаться.
Веревку в его комнате.
Толстую, гладкую, образующую идеальную петлю. Она свисала с потолка и легонько раскачивалась, словно кто-то только что ее повесил.
Чей-то насмешливый намек.
В первую секунду Сората подумал, какая же она гладкая, как хорошо заскользит по волокнам петля, пережимая сонную артерию и ломая позвонки. Сглотнул волнительную слюну и в следующую секунду опрометью бросился из комнаты.
Кто-то специально доводил его. Но кто?
Сората ни за что не поверит, что в этом виноват остров. Такое мог сделать только человек. Или подсознание, но оно тут точно не причем, потому что нашелся свидетель.
– Вам показалось, – серьезно сказал Сората, отпуская ее руки. – Вы переволновались, только и всего. Вам стоит отдохнуть.
Он поднялся, но Мицуки вскочила на ноги и вцепилась ему в руку.
– Кимура-сан, то, что сказал Фишер-сэнсэй… Про лекарства. Это правда? Я хочу знать, – ее голос дрожал, но в нем пробивались неведомые Сорате до этого стальные нотки. – Я ваша невеста, я имею право знать!
Она упрямо поджала губы. Сората внимательно посмотрел в ее лицо. Когда он познакомился с ней, видел лишь красивую глупышку, плывущую по течению, как и он сам. Аморфную, бесхребетную. Она смотрела ему в рот, но не смела сказать ничего против, потому что родители нашли для нее хорошую партию. Обычная практика.
И вот она впервые показала зубки.
– Правда. Я, правда, принимал лекарства, а потом бросил их пить.
В лице Саваки ничего не переменилось, в глазах только блеснуло что-то похожее на понимание. Сората даже забыл на какое-то время о своих проблемах. Смотреть на новую Мицуки было интересно.
– Что вы будете теперь делать, Саваки-сан? Ваш жених сумасшедший. Отмените помолвку?
Девушка встретила его взгляд со странной решимостью. Настолько чуждой ее покладистой натуре, к которой так привык Сората, что сбивал с толку. Она шагнула навстречу, взяла за воротник и, притянув к себе, поцеловала прямо в губы.
– Не думайте обо мне плохо, Кимура-сан. Как будущая жена я намерена поддерживать супруга во всем. Особенно теперь, когда вам нужна поддержка сильнее всего.
– Я не сумасшедший, – зачем-то пробормотал Сората, потрясенный переменами. – Ты веришь мне?
Мицуки не дрогнула, когда он положил ладони ей на плечи и заглянул в лицо.
– Верю. С самого начала я верила только вам, Кимура-сан.
– Никому не рассказывай, что сегодня произошло. Я не собирался убивать себя и не собираюсь. И лучше, если Масамуне с Фишером не узнают о том, что произошло.
Из комнаты Саваки он вышел в заметно воодушевленном настроении, впрочем, и оно сразу вернулось на прежний уровень. Да, на его стороне теперь Мицуки, но вот Генри, кажется, ему не верит. Так же, как и все остальные.
Возвращаться к себе Сората не хотел. Даже после того, как он удостоверился, что никакой веревки в его комнате нет. Постоянно казалось, что кто-то следит за ним, словно желает довести до состояния непреодолимого безумия.
А потом были попытки найти удачное место для тайника с непринятым лекарством. И коробка от Дэвида. И пистолет в ней. Он был таким ненастоящим, как будто картинка, вырезанная из глянцевого журнала. Сората взял его в руки, не задумываясь. Тяжелый, но как понять, заряженный или нет? Как специально, напротив висело зеркало, и в нем Сората увидел свое бледное лицо. Не лицо, маску кабуки. Так легко было убедить себя, что все это не на самом деле. Сейчас Сората понимал, что то были не его мысли, не совсем его. Он только сейчас начал вспоминать невесомые руки, обхватывающие его грудь и заставляющие поднести пистолет к виску. Просто, чтобы посмотреть, как это могло бы выглядеть. Неслышимый голос, нашептывающий слова, которых он всегда так боялся. Голос говорил ему, что он не нужен, что он лишний. И так легко было поверить и в это тоже. Очень легко поверить в том, что придумал сам…
Возникшей паузе Генри не придал значения. Воспользовался ею, чтобы обдумать новую информацию, а она, если и не меняла все, изрядно дополняла сложившуюся версию.
– Мне кажется, – сказал он вслух, – что на острове есть сила, которая хочет тебя заполучить, как медиума, оно же и подталкивает тебя к смерти. Это не дух и не призрак. Не знаю, что это такое, но оно несравнимо сильнее, чем все, с чем я сталкивался. Полагаю, что оно, чем бы ни было, родилось вместе с островом, ну или когда-то тогда. Она… она древняя и очень злая. Я много размышлял, зачем ей именно ты, и пришел к выводу, что эта сила пробовала захватить разных людей с даром, но их тела не выдерживали такой мощи. А ты способен ее сдержать. Не спрашивай, почему и как это возможно. Я всего лишь выдвигаю предположения.
Впрочем, Сората и не спешил его прерывать или задавать вопросы. Сидел за спиной и молча слушал.
– Я не знаю, что произойдет, если у него получится, но уверен, что ничего хорошего. Возможно, твоя смерть не входит в планы, и эти попытки свести тебя с ума нужны для чего-то другого, – Генри запрокинул голову, однако не сумел увидеть Сорату. – Не переживай, мы что-нибудь придумаем. Хибики помогает мне с переводом магической книги Малберри, я найду способ еще раз поговорить с божеством острова. Я дал тебе обещание, помнишь? Я его сдержу.
Генри поднялся на ноги и подошел к камину. Свитер все еще был мокрым, от ткани исходило тепло испаряющейся влаги. Генри протянул руку к огню, и в этот момент снова ощутил то давящее паническое чувство, что напугало его в подземном гроте. Будто в затылок смотрят тысячи недобрых взглядов. Спина вмиг напряглась, по коже побежали мурашки.
– Что ты, черт возьми, такое? – спросил он, медленно оборачиваясь. Тело двигалось как во сне, голова чуть кружилась, словно от недостатка кислорода. Дышать и правда стало гораздо сложнее, температура упала на несколько градусов, не сильно, но Генри пробрал озноб.
– Ты действительно хочешь это знать, чужестранец?
Голос охрип, изменился, но оставался голосом Сораты. И Генри хотелось зажать уши ладонями, чтобы его не слышать.
Он сидел на диване, закинув ногу на ногу, и изучал Генри отсутствующим взглядом черных глаз. Под гнетом этой неестественно угольной черноты белок почти исчез, и от того взгляд этот внушал настоящий ужас. Что-то жуткое смотрело на Генри с их дна. А Сораты так не было.
Генри незаметно завел руку за спину.
– И что ты сделаешь? Выстрелишь?
Генри готов был поклясться, что взгляд Сораты не мог уследить за этим движением, но, похоже, существо внутри него видело мир иным способом. Генри резко выхватил из-за спины пистолет и навел на него.
– Просто уйди. Оставь Сорату в покое.
Тело Кимуры дернулось, поднялось и, как кукла на веревочках, качнулось в сторону Макалистера. Нервы были на пределе. Отблески огня отбрасывали на смуглую кожу танцующие тени. Это было похоже на какой-то страшный, неправильный спектакль. Генри попятился, но дальше отступать было некуда.
– Стреляй.
Оно заставило Сорату выпрямиться и развести руки в стороны, открывая беззащитную грудь.
– Убей его, прекрати свои и его страдания. Он мучается. Его терзает чувство вины, страха, ответственности. Он боится прошлого, настоящего и будущего. Он боится тебя, чужестранец. Убей его, заставь это сердце успокоиться.
Он говорил и незаметно приближался, пока дуло пистолета не уперлось ему в грудь. Руки Генри задрожали, он едва справлялся с собой.
– Это не его слова, – неуверенно сказал он. – Кто ты? Скажи, кто ты?
Губы Сораты дрогнули, изогнулись в усмешке. Так близко – Генри и не заметил, как прижал руку к себе, не опуская пистолета, но и подпустив Сорату к себе почти вплотную. Он чувствовал его запах, его новый запах.
Омерзительно пахло увядшими лилиями.
Сората сделал еще один шаг, и Генри выронил пистолет. Тело отказывалось подчиняться, мысли заволакивало туманом, он тонул в нем. Сората прижался к нему, поднял голову и, чуть касаясь губами уха, прошептал всего четыре слога, смысл которых Генри не мог уловить.
А потом на шее сомкнулись сильные ледяные пальцы.
Это произошло так неожиданно. Генри уперся спиной в каминную полку, огонь почти лизал его ноги, а Сората лишь усиливал давление. Его лицо – Генри отлично видел – ничего не выражало. Казалось, он спал. Макалистер вцепился в его руки, попытался отодрать от себя, а, не сумев, ударил в живот. Хватка ослабла, и Генри оттолкнул Сорату. Воздух хлынул в легкие, он закашлялся, пытаясь прийти в себя, и ногой отбросил пистолет подальше от себя.
– Сора! – позвал он, уверенный, что где-то там, в глубине, друг жив и слышит его. – Сора, не смей сдаваться!
– Это бессмысленно, – покачал он головой. – Но я благодарен тебе за помощь. Без тебя было бы гораздо сложнее.
Он выпрямился и развел руки. Повинуясь этому жесту все предметы в комнате пришли в движение и медленно поднялись в воздух. Генри в ужасе наблюдал за тем, как массивный старый диван, угрожающе накренясь, зависает над полом. Стало ясно, что произошло здесь в ночь, когда пропал Отоя. Мелкие вещи кружились вокруг, как потревоженный рой, и в центре на цыпочках стоял Сората, будто его тоже тянуло вверх неведомой чудовищной силой. Спина его неестественно изогнулась, шея напряглась, на вспотевшем бледном лбу проступили вздувшиеся вены. Казалось, что его разрывает на части изнутри.
– Сора! – Генри дернулся было к нему и едва успел уклониться от метящего в лицо стакана. Тот ударился о стену и рассыпался мелкими осколками, тут же закружившимися в воздухе острым дождем, и осыпался на Генри, раня голые плечи и спину. Запахло кровью.
Внезапно поднялся сильный ветер, пламя в камине испуганно взметнулось и погасло, а вместе с ним исчез единственный источник света. Теперь в сумраке горели лишь глаза Сораты – тлеющими угольками.
– Зачем тебе это нужно? – спросил Генри отчаянно. – Почему именно он? Почему ты не возьмешь кого-то другого? Почему не меня?
Сората рассмеялся, но смех был ненастоящим, механическим, как у заводной куклы.
– Почему? Почему… – он поднес ладонь к лицу и с наслаждением лизнул, оставляя на коже глубокие кровоточащие раны. – Найди ответ сам. Если выживешь.
Первым упал диван. С грохотом он повалился на бок, а следом за ним посыпалось все остальное. Генри нагнулся и прикрыл голову руками. Сейчас. Один единственный шанс, и он лишь смутно представлял, насколько это может ему помочь. Макалистер рванул вперед, на ходу доставая из кармана матерчатый амулет, купленный в магазинчике возле гостиницы. Один шанс на миллион, и Генри ставил на него обе жизни.
Сората, точнее тот, кто им управлял, не успел ничего сделать. Генри налетел на него, обхватил за пояс и, падая, прижал омаммори к его груди. Там, где было сердце. От удара выбило весь воздух из легких. Сората под ним выгнулся и громко закричал. В нем оказалось столько силы, что Генри пришлось всем своим весом прижимать его к полу, пока он не перестал сопротивляться и не затих. Они лежали посреди хаоса, окровавленные и мокрые. Генри не сразу смог подняться, от напряжения мышцы совсем одеревенели. Он повалился на спину и лежал так до тех пор, пока Сората рядом не застонал.
– Эй? – Генри приподнялся и навис над ним, пытаясь по лицу понять, он ли это или все еще нет. – Сората?
– М?..
Он открыл глаза и сонно поморгал.
– Слава богу! – Генри помог ему подняться. – Ничего не говори. Нужно поскорее отвести тебя в особняк. Я только оденусь.
Он нашел мокрый свитер, торопливо натянул и вернулся к все еще растерянному Сорате.
– Обопрись на меня.
Он протянул руку, и тут дом наполнился светом и человеческими голосами. Генри прикрыл глаза от бьющего в глаза луча.
– Макалистер, немедленно отойдите от него, – приказал Масамуне. – Что… что вы сделали с моим господином? Фишер-сэнсэй…
Фишер наклонился и, подняв с пола пистолет, направил на Генри.
– Не делайте резких движений, мой дорогой друг, – ласково сказал он. – Не хотелось бы в вас стрелять. Но у меня может не быть выбора.
