История десятая, в которой сторонники отворачиваются от Сораты
Неподвижно висит
Тёмная туча вполнеба…
Видно, молнию ждет.
(Мацуо Басё)
«Вся жизнь – череда ошибок, путь от одного выбора к другому. Заглядывая за угол, делая очередной шаг, мы всего лишь приближаемся или отдаляемся от выхода из лабиринта страданий. И если смерть – единственный шанс вырваться, то я предпочел бы ее».
(из дневника Кимуры Сораты, октябрь, 2013 г.)
Объяснения с Соратой выпили, казалось, из Генри все силы, если они в нем еще оставались. Разговор в беседке за домиком длился всего полчаса, но эти тридцать минут превратились для Генри в настоящую пытку. Он едва высидел, отвечая на вопросы односложно и всячески пытаясь избежать болезненных воспоминаний, и все же, вернувшись в их с Кейт спальню, даже не лег в постель.
– Уже поздно, – Кейт переоделась в ночную рубашку и как раз планировала ложиться. – Ты еще не принял душ? От тебя странно пахнет. Где ты был?
Генри поднес рукав к лицу. Пахло сыростью и плесенью подвала. По спине пробежал холодок, было страшно закрыть глаза и снова оказаться в темноте. А ведь думал, что уже давно ее не боится.
– Я не хочу спать, – сказал он и, сменив свитер на спортивную толстовку, собрался уходить.
– Куда ты?
– Пройдусь немного перед сном, – ответил он первое, что пришло в голову. – Ложись без меня.
Сказал и подумал, что в последние месяцы произносил эту фразу слишком часто, чтобы это было случайностью. И Кейт это тоже понимала, именно поэтому ее глаза всегда такие печальные.
Генри вышел в коридор и направился в комнату Кутанаги Тору. О встрече с ним он Сорате так и не сказал, не хотел волновать, однако чувствовал, что это очень важная деталь, возможно, он пока даже не осознает всю ее важность. За закрытыми дверями слышались уютные звуки – шорох постельного белья, скрип пружин, шелест задергиваемых штор. Генри прошел мимо спальни Руми и ускорил шаг, когда ему показалось, будто дверь вот-вот откроется. А вот в следующую постучал, негромко, чтобы не привлечь лишнего внимания. Замер в ожидании ответа, но из спальни Кутанаги не донеслось ни звука.
– Кутанаги? – позвал Генри и легко надавил на ручку. Замок оказался не заперт, а внутри – никого. Педантично заправленная постель не разбиралась ко сну, и вообще казалось, что тут никто не появлялся с самого утра. Макалистер вышел, осторожно прикрыл за собой дверь и ушел. На улицу.
Ночь выдалась мрачной и темной, небо заволакивали тучи, за которыми не видно ни луны, ни звезд. В свете электрических фонарей у крыльца все казалось неестественным, болезненно-желтым, и туман подбирался к дому, как припадающий к земле зверь. Генри вздохнул, и с губ сорвалось облачко пара – холода наступали слишком быстро, словно время играло с ними в какие-то свои игры. Зябли руки, чуть покалывало щеки от холодного ветра. Синтар будто специально заключили в кольцо непогоды, чтобы поскорее избавиться от незваных гостей. Или приглашенных?
Шагая по дорожке к воротам, Генри неожиданно задался мыслью, почему именно они? Что могло связывать людей, столь друг от друга далеких, кроме случайного стечения обстоятельств? Взять, хотя бы Кутанаги. На взгляд Макалистера, с таким характером, точнее, с его отсутствием, карьеры журналиста ему не видать, как своих весьма выдающихся ушей. Однако же названное им издание даже Генри было известно. Впрочем, лично он у Кутанаги документы не спрашивал, может, и обманывает.
Отто Фишер. Немец, врачующий психику одной из самых странных национальностей в мире. На Синтар могли прислать кого угодно, а прислали иностранца, склонного к провокациям. То, что он всеми силами пытался посеять в доме конфликты, Генри уже понял, не понимал только, с какой целью.
Хасегава Руми. Генри все никак не мог привыкнуть, что эта эффектная девушка, два года назад за бутылкой краденого вина изливавшая на него свое женское невезение, вышла замуж за какого-то богача. А внешне кроме дорогущих шмоток ничего и не изменилось. Что ее привело на остров?
Генри добрался до ворот и проскользнул через калитку охранника, оставленную незапертой специально для дежурств у радиостанции. Отсюда дорога шла вниз, к подножию холма, и туман с радостью взялся вылизывать кроссовки, постепенно поднимаясь выше и оседая промозглой влагой на кожу, одежду и волосы. Видимость резко ухудшилась, однако свет маяка указывал верное направление. Легкий плеск волн едва угадывался, пожираемый расстоянием и серой мутной пеленой. Макалистер вдруг почувствовал себя старинным парусником, заблудившимся в море у опасных берегов. Под ноги попадались мелкие острые камешки, и приходилось идти медленнее, чем хотелось бы. Иногда ветер, вдруг усилившись, разрывал туман в клочья, и тогда становилась видна и дорога, и причал вдалеке, и красная, потемневшая от влаги, крыша домика смотрителя. Генри почти сбежал вниз, стремясь опередить подбирающиеся к нему сырые щупальца. Луч прожектора как раз скользил по побережью и накрыл Генри, безжалостно слепя привыкшие к темноте глаза. Он прикрылся рукой, и луч лениво пополз дальше, выхватывая из темноты жухлую траву вдоль дороги и холодную взвесь в воздухе, еще не ставшую полноценным дождем.
Верхнее окошко башни светилось желтым электрическим светом. Кусты давно отцветших роз клонились к порогу, и Генри осторожно переступил через них и толкнул дверь. В первую секунду показалось, что в проеме кто-то стоит, но это лишь иллюзия, игра контраста света и тени. Генри вошел внутрь и затворил дверь. Звуки стихли, отрезанные почти двухметровыми каменными стенами основания башни. Внутри было достаточно светло, уютно гудел генератор.
– Что ты пытаешься мне сказать? – спросил Макалистер, ощущая потустороннее присутствие рядом с собой. Мертвый смотритель во второй раз пытался войти с ним в контакт, но снова безуспешно, словно ему не позволяли этого сделать. Спустя пару минут Макалистер, так ничего и не дождавшись, зашагал по винтовой лестнице, придерживаясь за металлические поручни. Мимо проплывали световые окошки, в которых клубилась ночная тьма. Ступени чуть поскрипывали под ботинками, и этот звук разносился по всему маяку, снизу доверху.
В маячной комнате было тепло и пахло едой. Кутанаги сидел за столом и бодро поедал лапшу. Быстро-быстро мелькали палочки. При виде посетителя, Кутанаги едва не подавился.
– Мак… Макалистер-сан!
Недоеденная лапша шмякнулась обратно в коробочку для бенто.
– Откуда еда? – сразу спросил Генри, и Тору робко махнул рукой в сторону двери на смотровую площадку. Та была прикрыта неплотно, и из щели тянуло вечерним холодом.
На площадке возле перил ограждения стоял Сората и смотрел вдаль.
– Сора?
При звуке своего имени он вздрогнул и нарочито медленно повернулся, будто опасался того, что увидит.
– Генри?
– Что ты тут делаешь? Ты должен быть в постели.
– Потому что я больной? – невесело пошутил Сората и уперся спиной в перила. – Я не могу спать. Не хочу. А Кутанаги здесь совсем один, я принес ему ужин.
Генри обернулся назад, потом снова посмотрел на Сорату.
– Я видел Кутанаги в доме за несколько минут до того, как ты начал кричать, – признался Генри. – И пришел проверить, на месте ли он.
– Ты уверен? – Сората недоуменно нахмурился.
– Уверен. Его не с кем перепутать, – Генри подошел ближе и встал рядом, заглядывая в лицо сверху вниз. – Он не заходил к тебе?
– Он не покидал маяка с обеда. Так он говорит, и так должно было быть.
Генри покачал головой. Свежий морской ветер холодил щеки, проникал под воротник, хватал колючими пальцами за шею.
– Я его видел, – повторил он уверенно.
– Я тебе верю, – Сората тронул его за рукав. – Всему, что ты говоришь.
Он сжал пальцы, комкая мягкую ткань теплой толстовки, и тут же отпустил.
– Ничего не видно, – сказал Сората грустно. – Небо ясное, а моря не видно, все в тумане. Как будто его и не существует.
Он поежился, и Генри решительно оттолкнулся от перил.
– Ты замерзнешь. Давай внутрь.
Кутанаги доедал лапшу.
– Кимура-сан, Макалистер-сан, спасибо, что проведали меня, – он по очереди поклонился, сложив перед собой ладони, и заискивающе спросил: – Когда я могу вернуться в дом?
– Хибики сменит вас сразу после полуночи, Кутанаги-сан, – с любезной улыбкой сказал Сората. – Спасибо за ваше участие.
Они снова раскланялись друг другу, и Генри вышел первым, первым же и спустился вниз и покинул башню.
Туман подступал к самому ее подножию. Густой, как вата, он холодил впитавшую тепло кожу. Звук открывшейся и закрывшейся двери потонул в молочно-белых клубах.
– Он не лжет.
Сората спустился со ступенек и зябко поежился. До полуночи оставалось еще сорок минут, приближался колдовской час, время призраков.
– Мне тоже так кажется, – после паузы ответил Генри. – Но и я не ошибся. Не знаю, что все это значит.
– Ты устал. Нужно было лечь в постель.
Генри выдохнул, и с губ сорвалось облачко пара. Стыли руки.
– Этот остров проклят.
– Генри! – Сората подошел ближе и укоризненно покачал головой. – Ты снова горячишься. Это просто клочок земли, он не может быть проклят. Прокляты могут быть только люди, лишь они этого заслуживают.
Генри не мог с ним согласиться.
– Зло имеет свойство разрастаться. Когда ему становится тесно в клетке одной только человеческой души, оно заполоняет собой все, до чего может дотянуться. Такова его природа. Природа зла.
Они начали подъем по дороге к особняку. Генри спешил, не желая пересечься с Курихарой и нарваться на вопросы, однако Сората его скорость поддержать никак не мог. Под ноги попадались мелкие камушки, Кимура спотыкался, но стоически молчал, чтобы не показаться слабым или беспомощным. Его гордость бы этого не вытерпела.
– То, что ты говорил насчет зла, – вдруг начал он. – Сегодня в подвале чье зло искало выход? Острова?
Генри остановился так резко, что Сората едва не врезался ему в спину.
– Мое.
Макалистер вспомнил те обманчиво родные голоса, насмешливо-горький тон Сакураи, и сердце болезненно сжалось. Это его собственное зло, что он поселил в себе, отвернувшись от прошлого. От того, что считал прошлым.
– Генри?
Туман окутал их со всех сторон, скрадывая очертания пейзажа и скрывая от глаз дорогу. Все вокруг превратилось в одно сплошное призрачное марево, беспрестанно движущееся, меняющее форму, непостоянное и невесомое. Макалистер огляделся, но лишь окончательно потерял ориентацию в пространстве. Вперед и назад, вправо и влево – все перемешалось.
– Сора, – позвал он, и голос исказился до неузнаваемости.
– Я ничего не вижу, – донеслось в ответ. – Генри, что это такое? Это не похоже на обычный туман.
Ледяной ветер заставил туманное облако всколыхнуться, и оно поднялось выше, и казалось, что весь мир просто исчез.
– Дай руку, – велел Генри. Почти сразу пальцы сжались чуть ниже его локтя, обжигая холодом даже сквозь толстую ткань. Генри стало немного спокойнее от этого, но тут голос Сораты растерянно произнес:
– Не могу до тебя дотянуться. Где ты? Я тебя не вижу.
Макалистер замер, ощущая, как давит на руку ледяное прикосновение. Мелькнули в тумане два синих огонька, будто два глаза.
По спине потек холодный пот.
И хватка исчезла.
– Нашел! – Сората прижался к боку и подцепил под локоть. – Хвала богам.
Его руки тоже были едва теплыми, но живыми. Макалистер шумно выдохнул, вновь обретая способность двигаться.
Обратный путь прошел в молчании, туман становился все реже, чем выше они поднимались, сквозь серые клочья виднелась дорога, а впереди – далекие пока ворота Академии. Генри не стал ничего говорить о своем мимолетном испуге, хватило того, о чем ему пришлось рассказать несколькими часами ранее.
Сората же будто читал его мысли.
– Я знаю, что не смогу тебя переубедить, но не думай, пожалуйста, будто чем-то виновен перед своими мертвыми. Судьбу не изменить, прошлое – тем более.
– Я не хочу верить в судьбу, – тихо сказал Генри. – Это было бы слишком жестоко. Я хочу верить в то, что смогу хоть что-то изменить.
– А мы, японцы, верим в судьбу. Ты знаешь легенду о красной нити?
Они добрались до ворот и остановились у калитки. Ветер совсем стих, туман остался внизу, у подножия холма, и даже тучи немного разошлись, приоткрывая чернильный клочок неба с яркими точками звезд.
– Красной нити? – нахмурился Макалистер. – Нет. Причем здесь нити?
Сората прошел немного вперед и запрокинул голову, любуясь звездами.
– Есть поверье, будто бы существует невидимая красная нить, что притягивает между собой людей, которым суждено непременно встретиться, и эта нить связывает их навсегда. Красиво, правда?
Он обернулся и бросил на Генри долгий пристальный взгляд, в которым тому на мгновение почудилась острая, как лезвие, тоска.
«Мы несчастны, потому что судьба ошиблась и привязала нас друг к другу», – вот что Генри прочел в этом взгляде. А может, то были мысли самого Генри.
– Это лирика, – махнул он головой. – И она никак не уменьшает моей вины.
– Ты прав, это всего лишь легенда, – печально улыбнулся Сората. – Но мне кажется, будто на Синтаре мы попали в одну из таких легенд. Интересно, о чем она? О героях, собравшихся вместе, чтобы побороть злобного демона, или о грешниках, ожидающих наказания?
Кимура шагнул в калитку, и Генри поспешил за ним.
– Сора.
Тот обернулся с вопросительным видом. Генри прокашлялся, вдруг смутившись.
– Я хотел напомнить, что я здесь не потому что существуют какие-то там мифические красные нити или что-то в том же духе. Я здесь, потому что обещал тебя защитить. Это было мое решение.
Сората серьезно кивнул.
– И ты меня уже защищаешь. Мне гораздо… теплее с тобой.
На этом беседа снова сошла на нет, они пропустили выходящего из дома Курихару, чтобы не попасться ему на глаза, а перед самым порогом Макалистер вдруг снова заговорил.
– Давай завтра еще раз обойдем остров? На рассвете, пока никто не проснулся.
– Что ты хочешь найти?
Генри и сам пока точно не знал, но одна идея в его голове возникла.
– Помнишь баржу, которая причаливала к острову с другой стороны? Мы не пошли туда, потому что ты почувствовал Дайске?
– Ты думаешь, там могла остаться лодка? – Сората просиял. – Ты молодец! Непременно сходим туда. Я зайду за тобой перед рассветом.
Рассвет наступил, но хмурое серое небо ничем не выдало наступления нового дня, лишь вездесущие чайки носились с громкими криками, надеясь поживиться тем, что могло дать им осеннее море. А оно шумело. Гулкий рокот мерных ударов волн о скалы был похож на бас океанского исполина, вдруг ни с того ни с сего поднявшегося с самого дна. Чайки срывались на визгливый плач, и их визги становились все громче и громче, чем ближе было море.
Лес закончился внезапно. За крайними деревьями вдруг оказался обрыв, резкий и крутой, будто землю обрезали гигантским ножом. Узкая полоска суши, а за ней – бездна со ждущим внизу вечно голодным океаном.
– Мы, наверное, где-то не там вышли, – не слишком уверенно предположил Генри, оставляя деревья позади. Сумрак леса сменился не намного более ярким, но все равно светом, и пришлось прикрыть глаза ладонью ненадолго.
– Там, – сказал Сората и вышел вперед. – Мы поднимались на храмовый холм, как в прошлый раз, и скорректировали направление. Я умею пользоваться компасом.
– Он у тебя на телефоне, – немного ворчливо отозвался Генри. Суперсовременной технике он почему-то не доверял.
– Это не делает его менее точным..
Генри не стал ввязываться в дурацкий спор, тем более что даже по его собственным ощущениям они шли верно, но ничего не напоминало о том, что здесь спрятана запасная пристань.
Сората первым рискнул подойти к обрыву. Ветер тут же попытался стянуть с него не по размеру большую желтую брезентовую куртку с капюшоном, найденную в кладовой, а, не сумев, по привычке занялся волосами. После «Дзюсан» Кимура так и не начал отращивать былую шевелюру, и гладкие черные пряди едва прикрывали шею. Он попытался одной рукой привести прическу в порядок, но почти сразу сдался.
– Что там? – Генри подошел к нему и осторожно приблизился к краю. К счастью, ветер бил в лицо, а не в спину, иначе столь опасный шаг мог закончиться плачевно. Однако и без того стало не по себе от вида разверзшейся под ногами серо-сизой бездны.
– Кажется, ничего, – уныло ответил Сората и ухватился за края сползающей куртки.
– Я мог бы спуститься…
– Не вздумай, – угрожающе одернул его Кимура. – Это совершенно гладкий склон, ты сорвешься. Зацепиться совершенно не за что.
Тут Макалистер с ним поспорить не мог. Все-таки в лондонской полиции не учили скалолазанию.
– Но надо убедиться, – сказал он и лег на живот. – Подстрахуй меня.
Сората послушно сел рядом, придерживая его за ноги. Генри достал бинокль и принялся внимательно изучать видимую часть обрыва. Пенные шапки волн мешали обзору, но даже так не было видно ни следа причала или чего-то, хотя бы отдаленно на него похожего. Он попытался осмотреть как можно больше и заметил нечто странное. Прибавил увеличение, но помогло не особенно сильно.
– Что там? – угадал его мысли Сората. – Скажи хоть что-нибудь, я тоже хочу знать.
– Дай свой телефон. И камеру включи.
Получив требуемое, Генри еще немного сполз вниз по склону, опасно нависнув грудью над пропастью.
– Еще немного можешь меня спустить?
Кимура недовольно заворчал, но держал крепко. Генри выгнулся и, рискуя уронить смартфон, сделал несколько снимков на максимальном увеличении.
– Тащи!
Сората стал потихоньку возвращать Генри на берег, но тут самый край суши вдруг начал крошиться и падать в море. Генри почувствовал, как его тянет вниз, но не успел как следует испугаться, как резкий рывок выкинул его на землю.
Сората сидел, широко раскинув ноги, и тяжело дышал.
– Спасибо, – поблагодарил Генри коротко. Сердце ухало о ребра, а он только сейчас понял, что мог рухнуть с более чем тридцатиметровой высоты, и в этом случае никто бы ему уже не помог. После такого не выживают.
– В следующий раз держать будешь ты, – ответил Кимура и глубоко вздохнул. – Что ты увидел?
Макалистер опомнился и разжал ладонь, в которой стискивал белый кирпичик дорогущего смартфона. Сората быстро открыл последние фотографии, и оба они склонились над экраном.
– И что это, по-твоему? – Сората ловко перелистывал большим пальцем картинки, попутно увеличивая кадры. Генри задумчиво почесал затылок.
– Мне показалось, что там у самой воды есть какое-то отверстие… – он замолчал. Впервые за долгое время у него возникло затруднение с подбором японского слова. – Дыра. Не знаю, как сказать.
– Пещера? – подсказал Кимура и с новым интересом принялся листать снимки. – А ведь похоже. Смотри, тут волны опадают раньше и не бьются о скалу. Там пустота. Как мы сразу не заметили?
– Я висел над пропастью, – напомнил Генри и ударил себя по колену. – Черт! Мы снова в тупике!
Заметив, что напугал Сорату своим излишне эмоциональным выкриком, он поспешил сгладить неловкость.
– Но мы правильно поступили, что сходили. Кстати, у тебя же должен быть план острова. Есть же?
Кимура задумчиво нахмурил брови:
– Да, кажется. Точно есть, в моем кабинете вместе с планами строительства.
Они переглянулись, и Генри показалось, что они почти что обменялись мыслями, потому что в глазах Сораты промелькнуло понимание.
– Я дам тебе их сразу, как вернемся.
Шумное неспокойное море осталось позади, лес сомкнулся за спинами, и сразу стало темнее. Ветер с океана сюда не доставал, останавливаемый разлапистыми соснами, в высоких кронах которых щебетали птицы. Природа казалась сонной, но спокойной, в отличие от души Генри, которая бешено металась в нем. Столкнувшись с непреодолимым препятствием, он испытывал перед Соратой неловкость и чувство вины. Ловя на себе его серьезный задумчивый взгляд, Макалистер гадал, что гложет его, какие невысказанные страхи и догадки таятся за непроницаемым зеркалом карих глаз.
Тропа петляла под ногами ловкой змеей. Генри шел чуть впереди, не боясь заблудиться. Он уже точно знал, что если взять правее, то рано или поздно выйдешь к древней тории, за которой начинались каменные полуразрушенные ступени, ведущие к заброшенному храму забытого божества. Странное дело, но они с Соратой попадали в это место слишком часто, будто их тянуло туда магнитом. Но сейчас Макалистер взял верное направление. Солнце уже почти поднялось над вершиной леса, его бледные лучи скользили между ветвей. Генри поднял голову к небу и вдруг почувствовал себя нехорошо.
– Генри?
– Все в порядке, – махнул он рукой в воздухе, но от этого слабого движения земля внезапно встала на дыбы, пытаясь сбросить его с себя. Генри схватился за ветку, глубоко вдохнул и выдохнул. Н несколько секунд это действительно помогло, но потом дурнота накатила с новой силой.
… Генри… Генри… Генри….
Кто-то называл его имя, но голос прерывался, не в силах пробиться сквозь шум в ушах. Генри попытался выпрямиться, но кровь стучала в висках, деревья, обступившие его со всех сторон, искажались как в кривом зеркале.
… Генри… Генри… Генри….
Макалистер завертелся на месте, пытаясь понять, что происходит. Лес вдруг стал живым, каждая веточка в нем повторяла его имя, на разный лад, разными голосами. Это напоминало ночной кошмар. Генри зажал уши ладонями, но теневая сторона уже поглотила его, втянула в себя. Мир померк.
– Нет! Не хочу! – Генри отчаянно сопротивлялся. – Не сейчас!
Его обуял ужас. После случившегося с ним в подвале особняка он больше ни разу не погружался в мир духов и не собирался делать этого снова без крайней необходимости. Но вот он сам затягивал его. Это плохо, очень плохо.
Генри усилием воли, до крови кусая губы и впиваясь короткими ногтями в ладони, вырвался из плена. Глотнул воздуха, как будто всплыл на поверхность. Сората все еще стоял рядом и не понимал, в чем дело.
– Сора, – Генри хотел повернуться к нему, но по затылку точно ударили кулаком. Все тело охватил огонь, Генри с трудом устоял на ногах – никогда еще он не сталкивался с такой силой. А когда открыл глаза, увидел перед собой ребенка.
Девочка лет десяти, маленькая и худенькая, наряженная в цветное кимоно. Ее лицо скрывалось под слоем театральной краски, а в руках она держала бумажный фонарь.
По ее губам Генри прочитал несколько коротких слов.
Теневая сторона отпустила его, и Генри побежал.
Пестрый край платья мелькал то тут, то там. Макалистер бежал без оглядки, не зная, бежит ли за ним Кимура. Лес расступался перед ним, позволяя продолжать преследование. На губах запеклась кровь.
Тория показалась за деревьями внезапно, словно сама была призраком. Деревянные столбы с перекладинами в хлопьях старой краски. Генри остановился, не добежав десятка шагов. Перед ним начиналась лестница, чьи разбитые ступени вели в клубящийся утренний туман. Ровно посередине между двух столбов стояла девочка с фонариком. Макалистер позволил утащить себя на теневую сторону, и переход прошел плавно и мягко, почти незаметно, только тут лес был гуще и тише, а ворота алели, как заходящее солнце в морозный день.
– Кто ты?
Вопрос сорвался с языка сам собой. Существо смотрело на Генри и молчало.
– Кто ты? Чего ты хочешь?
Внутри фонаря загорелась свеча, и тонкая красная бумага замерцала всеми оттенками рыжего. Генри вгляделся в огонь и уже не смог оторвать взгляда. Огонь нашептывал ему странные картины…
Ночь, яркий свет и пламя, лижущее черное безлунное небо. Людские крики, боль и агония. В окне плачет ребенок, голодные рыжие языки уже охватили крышу. Вокруг люди, они стоят и смотрят. Ребенок кричит, пламя ревет.
Генри плотно сомкнул веки, но видения никуда не делись. В каких-то было много крови, в каких-то – болтающиеся на веревках тела. Были корабли, севшие на мель, матери, топящие своих детей в корыте, девушки, забитые камнями, жертвы кровавым богам и человеческая жестокость, превосходящая всякие грани. Это было давно, и люди эти уже стали призраками, но Генри видел их так, будто побывал в прошлом.
И над всем этим парило нечто… нечто очень злое.
– Перестань! – взмолился Генри. – Я понял. Я тебя понял.
Пламя свечи загорелось ярче, бумага вспыхнула, и вот уже вместо фонаря пальцы девочки сжимают длинные черные волосы. С обрубленной шеи капает густая черная кровь, и мертвая голова смотрит на Генри остекленевшим взглядом. Девочка поднимает голову выше, и синие бескровные губы размыкаются…
Холодное синее пламя охватывает жуткую фигуру, и в нем тонут страшные слова.
Генри резко обернулся и за секунду до того, как вернулся обратно в реальный мир, увидел взволнованное лицо Сораты.
– Генри, вернись, – попросил он тихо, и Макалистера вытолкнуло в реальность.
Лес шуршал умиротворенно, птицы все так же чирикали меж ветвей. Казалось, что прошла целая жизнь с той секунды, как фонарь превратился в голову и сказал одно слово.
– Берегись.
– Что?
Генри мотнул головой, и со лба сорвались крупные капли пота.
– Нужно вернуться в дом, что-то происходит.
– О чем ты? – спросил Сората. – Генри, ты меня пугаешь. Сорвался с места, как будто… Что ты увидел?
Это нельзя скрывать, Макалистер понимал, поэтому передал все с первой до последней минуты. Сората не перебивал, а когда Генри закончил, подошел к подножию лестницы и опустился на колени возле невысокого белого валуна. Основание его уже заросло травой, Сората осторожно счистил ногтями наросты мха.
– Здесь должна быть надпись. Название храма или имя почитаемого в нем божества. Мы называем их Ками.
Генри опустился на колени рядом и притронулся к высеченным в камне иероглифам.
– Я не понимаю. Ты можешь прочитать?
Кимура беззвучно зашевелил губами. Через минуту он сдался.
– Нет. Камень слишком старый, надпись почти стерлась.
– Ты думаешь, я видел… я видел божество?
Сората посмотрел на него и коротко кивнул.
– Думаю, да. Подумай сам, похоже это на обычный призрак?
Макалистер вынужденно признал, что нет. И от этой мысли сделалось не по себе.
– Чем бы оно ни было, оно хотело предупредить об опасности. Мы все, я уверен, все в опасности.
Он поднялся, но Сората схватил его за руку и удержал.
– Генри. Генри, а ты не думал, что на самом деле в опасности именно ты?
– Что за глупости? – он потянул Сорату вверх, помогая подняться. – Острову нужен ты. Я точно знаю. Эксперимент Дикрайна тому подтверждение, и то, что духи желают получить твое тело, и что другие медиумы перед смертью пытались предупредить насчет тебя. Призраки указывали мне путь к тебе. Причем здесь я?
Сората прямо встретил его взгляд и неожиданно сильно сжал ладонь, которую все еще удерживал в руках.
– Именно поэтому. Если ты прав, то ты угроза. И если это захочет меня убить, то… то ты умрешь первым.
– Я не умру, – сказал Генри без промедления. – Я не для этого здесь, Сора. Видишь, даже боги на нашей стороне.
Он улыбнулся, желая приободрить его, и Сората невесело улыбнулся в ответ.
В окнах второго этажа, несмотря на ранний час, горел свет. Туманный пасмурный день только начинался, но уже не предвещал ничего хорошего. Генри первым вошел в холл, и Аями мгновенно бросилась к нему.
– Кимура-сама, Макалистер-сан, вас ждут в гостиной, просили послать вас туда как только вы придете.
Ее личико выражало любопытство пополам с тревогой, и Генри разделял последнее ее чувство.
– Спасибо, Аями, – поблагодарил Сората, скинул куртку и отдал ей. – Можешь быть свободна.
Как только девушка ушла, плечи его устало опустились.
– Мне это не нравится, Генри, – вздохнул он. – Совсем не нравится.
– Может, Масамуне просто хочет устроить тебе выволочку за побег?
– Если бы дело было только в этом, он бы не стал привлекать прислугу. Здесь что-то посерьезней. Идем?
Он поправил джемпер перед зеркалом, пригладил волосы и, не оглядываясь, направился к лестнице наверх.
Макалистер разделял его предчувствия. Перед дверью гостиной он остановил Сорату и сказал тихо.
– Что бы не случилось, не теряй головы.
– Моя голова всегда при мне, – ответил Сората и вошел внутрь.
– А мы вас уже заждались! – немедленно отреагировал доктор Фишер. Его сухая темная фигура ссутулилась в мягком кресле, как воронья тушка, и глаза следили за вошедшими так же внимательно. – Любите ранние прогулки, как я погляжу.
Сората с достоинством кивнул.
– Доброе утро всем. Прошу прощения, что заставили себя ждать. В чем причина собрания? На наш сигнал бедствия ответили?
Масамуне поднялся со своего места и поправил очки.
– Боюсь, господин, дело в другом.
– В чем же?
– Дело в вас.
Генри не спешил отходить от Сораты. Кроме них, секретаря и доктора в гостиной расположились девушки – Руми, Кейт и Мицуки. Кутанаги Тору тоже присутствовал, но незаметно, сжавшись в самом углу и старательно делая вид, что его тут нет. Руми казалась озабоченной, Саваки расстроенной, а Кейт… Пожалуй, Генри показалось, что она довольна. Это особенно напрягало.
– Во мне? Я не очень понимаю, Масамуне-сан. Что происходит?
Сората по очереди оглядел всех собравшихся, ища хоть намек на ответ. Фишер внезапно хлопнул в ладоши, и этот звук заставил Сорату едва заметно вздрогнуть.
– Поскольку в нашем общем решении немалую роль сыграло мое мнение, как врача, то мне и отвечать. Кимура-сан, в сложившихся обстоятельствах я не считаю возможным и дальше хранить вашу тайну. Я говорю о том времени, что вы провели в стенах психиатрической лечебницы. Полагаю, что оказавшись в замкнутом пространстве, наедине друг с другом, мы не должны таить такие секреты.
Слышно было, как в тишине прерывисто вздохнула Мицуки и прижала ладонь ко рту.
– Кроме этого, смею напомнить, что вы утаивали от нас тот факт, что долгое время принимали сильные успокоительные и сейчас вынуждены возобновить курс. Ваши психические реакции нарушены стрессом и замедлены лекарством. Разумеется, мы ни в коем случае не ставим вам это в вину, Кимура-сан, все же ваше недавнее прошлое было весьма травмирующим, и мы все это понимаем, – на этом месте Фишер выдал дежурную ласковую, но совершенно не натуральную улыбку. – Однако ваша способность мыслить здраво в сложившихся обстоятельствах ставится мной, как практикующим психологом, под сомнение.
Масамуне важно кивнул, и Генри понял, что они подоспели к финалу тщательно разработанной постановки, сценарий которой был продуман заранее и прошел как по нотам. Его обуяла злость.
– Подумайте, что вы несете! Вы что, считаете его сумасшедшим?
Лицо Фишера мгновенно потеряло всякое подобие добродушия.
– Это вы сейчас называете его сумасшедшим. Я лишь настаиваю на том, чтобы Кимура-сан больше времени посвящал своему здоровью. Отдыхал, спал и хорошо питался, а не бегал по лесу ночи напролет.
Намек был более чем прозрачный. Генри посмотрел на притихших девушек. Мицуки поспешно отвела взгляд.
– Как меня достал этот фарс, – лениво протянула Руми и забросила ногу на ногу, оголяя бедро через высокий вырез юбки. – Маса, скажи прямо, что метишь на место босса, и разойдемся на этом.
– Хасегава-сан! – воскликнул Масамуне, оскорбленный в лучших чувствах. – Как вы можете предполагать такое?
– А тут и предполагать не надо, – фыркнула она, ничуть не смущенная. – Все ясно как божий день. А вы, Фишер-сан, давно заделались личным врачом Сораты?
Она обличающе ткнула в доктора длинным красным ноготком.
– Ой-ой, Хасегава-сан, – доктор покачал головой. – Вы так радеете за Кимуру-сана, что я почти тронут, а это, знаете ли, бывает со мной редко.
– Не потому ли что вы эгоистичный желчный немец?
– Не стану спорить в некоторых озвученных вами фактах, моя хорошая.
Про Сорату все как будто забыли, но Масамуне вновь напомнил о нем.
– Господин, поймите меня правильно. Я забочусь о вашем здоровье. Я был предан вам на протяжении долгих лет!
– Двадцати шести, – поправил Сората. – Ты служишь мне двадцать шесть лет, Масамуне.
Казалось, что упоминание этой цифры заставило секретаря одуматься, но, увы, лишь показалось.
– Фишер-сэнсэй прав, – сказал он. – Если ничего не предпринять, вам станет хуже и… если ваши конкуренты по бизнесу узнают…
– Узнают, что я сумасшедший?
Сората не изменился в лице, произнося эту фразу, однако Генри почувствовал, как все внутри него болезненно напряглось. Макалистер отлично знал, какого это, когда те, кто еще вчера называл себя твоим товарищем или даже другом, вдруг бросают в лицо такие обидные слова.
Псих.
Ненормальный.
– Вы не в себе, но не стоит так утрировать.
Мицуки оторвала руки от лица, посмотрела на Сорату, будто желая что-то сказать в его защиту, но не смогла. Не хватило смелости.
Макалистер решил, что с него тоже хватит.
– Прекратите, – потребовал он, едва сдерживая себя от крика. – Вы… Да вы понимаете, что говорите. Какое не в себе? Да он тут самый нормальный.
– Генри… – Сората попытался его остановить, но Генри не собирался останавливаться.
– И я не планирую спокойно смотреть, как вы разыгрываете из себя суд присяжных.
– Вот, – Масамуне достал что-то из кармана. – Рецепт лечащего врача. Принимать лекарство регулярно. Однако я все чаще замечаю, что господин игнорирует это предписание. А в последние месяцы баночка с таблетками вообще ни разу не открывалась.
– Это ты прекрати, Генри, – вдруг сказала Кейт. – Ты выставляешь себя на посмешище. Это не твои проблемы.
Доктор Фишер решил воспользоваться паузой.
– Тогда я вот еще что скажу. Резко бросив принимать назначенный препарат, вы, Кимура-сан, подвергли свое здоровье большему риску, чем можете себе представить. Психомоторное возбуждение, страх, вегетативные нарушения, бессонница, бесконтрольные эмоциональные вспышки. Простите, но все это мы наблюдали в той или иной мере. Вы можете быть опасны сами для себя, Кимура-сан. Для себя, а, значит, и для нас тоже.
– Это уже слишком…
– Молчите, Макалистер-сан, – Сората вскинул руку. – Все, что вы скажете, может быть использовано и против вас тоже. Что ж, если я готов буду подписаться под каждым сказанным здесь словом, что ждет меня? Смирительная рубашка и домашний арест?
– Что вы, Кимура-сан, – заулыбался Фишер. – Просто мы с Масамуне-саном будем за вами приглядывать, а мисс Паркер последит за вашим физическим состоянием. Разумеется, в критических и иных важных ситуациях мы станем ориентироваться на мнение вашего помощника. Ведь вы же ему доверяете?
– Это лишь для вашего блага, – уверил Масамуне. И самое жуткое заключалось в том, что он и правда в это верил. Генри обернулся на Сорату. Тот молча смотрел на помощника, будто увидел впервые.
– Скажи мне, Маса, только честно. Ведь мы же столько времени провели вместе. По-твоему, я сумасшедший?
– Вы… – взгляд секретаря беспокойно заблестел. – Вы не так все понимаете. Я лишь считаю, что вы немного не в себе последнее время, с тех пор как прилетел ваш друг.
– Точно сказано, Масамуне-сан, – подметил Фишер как бы между прочим. – Кимура-сан, вы неверно оцениваете ситуацию, слова и поступки других людей. Это первый звоночек. Поберегите себя.
– Вы не в себе, – повторил Масамуне уже куда увереннее. Сората резко выпрямился, вскинул голову и… улыбнулся.
– Прошу меня простить.
Он вышел за дверь и осторожно прикрыл ее за собой. В его уходе не было ничего поспешного или испуганного, но Макалистер насторожился, только пойти следом немедля ему не дали.
– Куда вы ходили с моим господином? Отвечайте, Макалистер-сан!
Генри стоило большого труда, чтобы не схватить двуличную тварь за грудки и не встряхнуть как следует.
– Не ваше дело.
– Полюбуйтесь, до чего вы его довели, – холодно бросил Масамуне.
– Я?
Доктор Фишер поднялся и, проходя мимо, похлопал по плечу.
– Помните о том, что я вам сказал. Просто подумайте, что держит его рядом с вами. Быть может, это банальный страх?
Он вышел, Масамуне посмотрел на часы и тоже направился к выходу. Вошла служанка и оповестила о завтраке.
Страх.
Генри казалось, что его пригвоздило к месту этим словом. Произошло столько всего, столько ужасного и кошмарного, столько вещей, от которых волосы на голове становились дыбом. И через все это Сората прошел, но только сейчас Макалистер начинал понимать, чего это ему стоило. Погибшая любовь, разочарование, жестокое возвращение в реальность, а теперь оказалось, что к этому траурному списку добавляется пребывание в клинике для душевнобольных, лекарства и угроза срыва.
Страх.
Просто подумайте, что держит его рядом с вами. Быть может, это банальный страх?
– Генри? – Кейт тронула его за рукав. Она не ушла вслед за остальными, ждала его. – Ты идешь?
– Ну конечно, – горько выдохнул он, только к вопросу девушки это никак не относилось. Он понял, что имел в виду доктор. Сорате было страшно, но боялся он не призраков и демонов.
Он боялся Генри.
* * *
«…нам удалось пообщаться с одним из основателей Академии „Дзюсан“, заместителем директора, господином Акихико.
– Акихико-сан, расскажите нам, как возникла идея создать Академию?
Мы считаем, что заведения типа Академии „Дзюсан“ необходимы нашей стране. Десятки и сотни особенных детей, не понимаемых и оставленных родителями наедине со своими проблемами нуждаются в той заботе и помощи, что мы можем им оказать. Я лично самым тщательным образом подобрал персонал и преподавательский состав. Без внимания не останутся и психологические трудности подростков.
– Значит, ваша основная цель, помогать?
Совершенно верно. Академия планирует стать большим домом, а ее работники и ученики – одной большой любящей семьей. Это первая и самая главная заповедь „Дзюсан“. Мы хотим помочь и мы можем это сделать.
– Не секрет, что на острове отказываются жить люди, а последнее из известных нам человеческим поселений было закрыто на карантин и выживших не осталось. Как вы относитесь к скандальным слухам вокруг этой истории?
Вы верно подметили. Это всего лишь слухи, и мы непременно опровергнем их своим положительным примером. История, о которой вы напомнили, произошла много лет назад и благополучно забыта. Сегодня детей ожидает только самый лучший прием.
– Что вы еще можете сказать по поводу кровавого прошлого острова? Говорят, там и поныне бродят призраки колонизаторов и потерпевших кораблекрушение моряков.
Мне не хотелось бы комментировать народный фольклор. Я думаю, вы согласитесь, что это едва ли имеет отношение к современности. Призраки должны заниматься своими делами, люди – своими. Если на Синтаре и правда обитают духи, мы сумеем с ними договориться»…
(отрывок из интервью Акихико Дайске газете «Асахи симбун»)
