Глава 5
– В этом монастыре я и стал тем, кто я есть, – проговорил Эдгард. – Вернее, тем, кем я всегда был… А в прошлом Сезоне Цветения Неизъяснимый ниспослал на земли змееловов орду варваров с Севера, из-за Небесных гор. И Облачный монастырь – северные врата земель змееловов – пал первым. Меня и братьев-монахов, тех, кто выжил в резне, переправили на остров Работорговцев, что близ Ледяного континента. Те дни стали черными для меня…
– С вами плохо обращались?.. – негромко спросил Эвин, с огромным любопытством слушавший рассказ брата.
– Дело совсем не в этом. Никто не хотел покупать монахов. Ведь мы не служим никому, кроме Неизъяснимого и тех, на кого укажет Неизъяснимый. Нас было тринадцать, и тот, кто владел нами тогда, не мог нас больше кормить. Поэтому лучший выход, который нашел наш хозяин, – Ледяное море и старая лодка с дырявым днищем… Вот тогда-то я едва не погубил себя – я стал подвергать сомнению волю Неизъяснимого. Он провел меня через столько испытаний, чтобы просто дать сгинуть где-то на краю света? В чем тогда смысл моего существования? Братья пытались вразумить меня, но я был так глуп, что не просто не слушал – я спорил с ними. Понимаешь? Я усомнился и едва не потерял себя. И в самый страшный час моей жизни на острове Работорговцев появился дядюшка Аксель. Он узнал меня и выкупил. И я понял, что Неизъяснимый указал мне того, кому я должен вверить свою жизнь. Я понял, что неисповедимы пути воли Неизъяснимого, и ропщущий на судьбу – есть ропщущий на Его волю. Дядюшка Аксель вернул меня в Арвендейл. И теперь он поручил мне вверить мою жизнь тебе, так же, как я когда-то вверил свою ему. Теперь я с тобой, брат, и буду оберегать тебя и повиноваться тебе, пока мое сознание ведет мое тело. Располагай мною, как тебе будет угодно. Оберегать тебя – мой путь. Моя Сияющая Тропа.
Договорив, Эдгард перевел дух. Лицо его осветилось ровным счастьем абсолютного примирения с действительностью.
– А что твои товарищи? – спросил Эвин.
– Не знаю. Для каждого Неизъяснимым уготована особая Сияющая Тропа.
Мартин Ухорез шел рядом с братьями. И с увлечением прислушивался к их разговору. Вдруг он остановился, схватил Эвина за рукав куртки.
– Впереди… там что-то есть… – прошептал Ухорез. – Не видно что… Чертов туман…
Остановился и весь маленький отряд. В самом деле, в полутора десятках шагов темнело сквозь туман что-то гигантское. Башня?..
– Все в порядке, – отозвался на это Эвин. – Впрочем… не мешает проверить. Быть наготове!
Эвин кивнул Эдгарду, и они вдвоем бесшумно скрылись в туманной мути.
– Приготовиться всем! – еще тише выговорил Мартин. – Слыхали, что Тихоня сказал? Быть наготове!
Стю Одноглазый, Рамси Лютый, Тони Бельмо почти одновременно потащили из ножен мечи. Цыпа Рви-Пополам спустил с плеча сумку, что оставил им мастер Аксель, выдохнул с облегчением, с хрустом расправил спину. И снял со спинной перевязи громадный двусторонний топор. Сам же Мартин не стал обнажать оружия. Что-то бормоча себе под нос, он потер ладони одну о другую, как делают, чтобы согреть руки, затем резко развел ладони в стороны. Пальцы его, нервно подрагивающие, чуть засветились. А между ладонями протянулась тонкая, вибрирующая с едва слышным комариным зуденьем световая ниточка.
Приговоренные шли по Тухлой Топи уже шестой день. Многое они успели перенести. Стю в схватке с тарганом едва не лишился единственного глаза, зато приобрел свежий шрам через всю щеку – Ухорез целый час зашивал многострадальную рожу Одноглазого нитью из конского волоса с помощью специальной, хитро изогнутой костяной иглы. У Рамси до сих пор, уже второй день, несмотря на пропитанную особыми снадобьями повязку кровило плечо. Ползучий ашкал вырвал своим щупальцем кусок мяса из плеча Рамси. Цыпе гхарк отхватил мизинец и безымянный палец на левой руке. Тони досталось, пожалуй, меньше, чем другим. Он вытер потное лицо куском лишайника, который походя содрал с какого-то случайного валуна. И через несколько минут ослеп. Правда, временно. Зрение вернулось к нему уже на следующий день – но исключительно благодаря вовремя приготовленному Эвином отвару.
Многое они перенесли. Только трижды за пять дней им удалось нормально выспаться под защитой надежных каменных стен под аккомпанемент отдаленных воплей, стонов и воя тварей Топи, только трижды за пять дней – больше схронов на пути прямо на восток им не попалось. Но как ни были приговоренные разбойники сейчас изранены и измотаны, по сигналу своего верховода сосредоточенно и дружно приготовились они к очередному бою с Темными, позабыв и про раны, и про усталость.
Потому что так приказал Тихоня.
За эти шесть дней Эвин, кажется, уже перестал восприниматься разбойниками как чуждый элемент. Никто уже давно не вспоминал о том, что он – «дворянчик». Эдгарда (получившего, кстати, от того же Тони кличку «Гололобый») разбойники все еще как-то сторонились – потому что и сам Эдгард держался от них несколько в стороне, тенью следуя за своим братом и почти никогда и ни с кем, кроме него, не разговаривая. Не понимали они, что за человек этот Эдгард, а непонятное всегда вызывает неприязнь. А Тихоня-Эвин стал бандитам почти что своим парнем – главным образом благодаря тому, что и сам ни разу не напомнил о своем знатном происхождении, деля с компаньонами все тяготы пути в равной мере.
Только во время стычек с Темными Тихоня выходил на первый план. Тут его авторитет Полуночного Егеря был непререкаем.
Тухлая Топь не прощает ошибок – этот урок банда Ухореза усвоила быстро и накрепко. Достаточно только один шаг ступить не туда – и конец тебе…
Туман там, куда были устремлены напряженные взгляды всех пятерых, колыхнулся, выпуская обратно братьев Сторм.
– Расслабьтесь! – усмехнулся Эвин. – Пока все спокойно.
– А что там за хрень торчит?
Вместо ответа Эвин развернулся и снова ушел в туман.
– Пошли… – хрипло распорядился Мартин. – Оружие теперь можете убрать.
Это оказалась вовсе не башня. Это было – дерево. Одинокое, невероятно громадное, с серой осклизлой корой, изборожденной глубочайшими морщинами, исписанной защитными знаками магии Света. Толстенные ветви переплетались над головами сгрудившихся под деревом, словно сложный многоуровневый лабиринт. И не было листьев на этих ветвях, только похожие на старческие бороды лоскуты белого мха, поколыхивающиеся, словно от небольшого ветерка. Хотя никакого ветерка не ощущалось, совершенно тиха была сейчас Топь. И множество амулетов, приколоченных к стволу мощными трехгранными гвоздями, висели недвижно.
– Это Пограничник, – пояснил Эвин. – Так старые Егеря прозвали эту махину. Здесь кончается территория Топи, контролируемая Полуночными Егерями. От Пограничника до Мертвого Омута – пару минут ходьбы. Омут – там.
Все повернулись в том направлении, куда махнул юноша рукой. Но ничего, конечно, кроме осточертевшего уже серого тумана, не увидели.
– Дошли, значит… – бледно улыбнулся Мартин Ухорез. – Надо же…
– Дошли, – сварливо повторил Рамси, – до того места, дальше которого даже Полуночные Егеря не рискуют соваться. Чего радоваться?
– Тому, что пока не сдохли, – предложил Тони, – нормальный повод для радости, а?
– Еще пилить и пилить, – вздохнул Стю, потрогав кончиком пальца один из узелков шва на изуродованном лице. – Неизвестно сколько…
После этих слов все замолчали.
– А мне как-то раньше в голову не приходило, – неожиданно заговорил Рамси. – А на чем мы через Омут будем перебираться? Я надеюсь, не вплавь пойдем, а?
– Я тоже об этом почему-то не думал… – пожал плечами Стю.
– Цыпа! – распорядился Мартин. – Пошарь в нашей сумке. Там наверняка лодка имеется!
– Лодки там нет, – сказал Эвин, впрочем, без полной уверенности в голосе.
Но Рви-Пополам уже приступил к выполнению приказа верховода. Он снова снял с плеча сумку с цепями вместо лямок, сунул в нее трехпалую руку и вытянул на свет, видимо, первое, что попалось, – цельную копченую говяжью ногу, почти вдвое превосходящую размерами саму сумку.
– О! – обрадовался Цыпа, отложил находку и снова принялся за поиски, в результате которых рядом с ногой последовательно появились: большая кожаная фляга, с десяток склянок со снадобьями, заботливо обернутые полосами чистых тряпиц для перевязок, две громоздкие вязанки дров, боевой топор, тяжелый арбалет с колчаном стрел, связка вяленой рыбы, пара ножей в ножнах, точило, здоровенный котел, дюжина глубоких мисок, бутылка темного стекла, запечатанная сургучом и несколько немалых мешков, по всей видимости с провизией…
– Достаточно, – остановил Эвин Цыпу. – Нам следует подкрепиться и отдохнуть перед плаванием.
– Да там еще полно всего! – сообщил Цыпа Рви-Пополам, шаря в сумке.
– Так ведь и путь нам предстоит долгий, – заметил на это Эвин.
– Отличная штука! – похвалил Тони чудесную сумку, пока Цыпа убирал в нее обратно все, что не могло понадобиться немедленно.
– Еще бы в ней порядок был, – проворчал брюзгливый Рамси. – А то понапихано чего попало, и хрен что найдешь…
– Ну, ничего идеального не бывает, – сказал Стю.
– Мартин, – обратился к Ухорезу Эвин. – Распорядись насчет костра и ужина. Мы с братом пройдем дозором вокруг. Видите амулеты и защитные знаки на Пограничнике? Они оберегают этот участок Топи, не пуская сюда Темных тварей. Отдохнуть можно спокойно, не боясь, что нас потревожат. Но все-таки осторожность не помешает. Со временем концентрация энергии знаков и амулетов имеет свойство иссякать, а защиту Пограничника давно не обновляли…
– Ща сделаем! – повеселев, отозвался Ухорез. – Эй, Стю! Замастрячь побыстрее костер. А ты, Тони, займись готовкой. Рамси тебе в помощь. Цыпа!
– Ну?
– Отдохни. Даже для такого быка, как ты, тащить эту сумищу целую неделю нелегко…
Подкреплялись основательно, неторопливо и молча. Заговорили лишь тогда, когда первый голод был утолен. Как обычно, разговор у разбойников зашел о том, куда стоит отправиться после того, как они отыщут Дом Соньи. Пока его товарищи перебирали достоинства и недостатки тех земель, о которых им было известно, Одноглазый Стю помалкивал. Но только обсуждение стало стихать, он подал голос:
– А вот интересно, есть ли такие земли, где люди свободны от высокородных паразитов и живут по законам справедливости?
Мартин крякнул от неожиданности, почесал рыжий затылок, неловко оглянувшись на Эвина и Эдгарда Сторм. Увидев, что братья не собираются встревать в перебранку с разбойниками, сам обратился к Стю:
– Хочешь быть свободным, так будь. Чего просто так вздыхать об этом? Когда ты взаправду свободен, кто твоей свободе помешать может?
– Те, кто за мою… за наши головы награды назначают, вот кто, например, – буркнул в ответ Одноглазый.
– А в этом справедливость, о которой ты толкуешь, и заключается, – нашелся Ухорез. – По деяниям и возмездие. Ну? – прищурился он, ожидая от товарища новых доводов.
Но тот только отмахнулся:
– Да ну тебя, я же совсем о другом…
Мартин перевел взгляд на братьев Сторм, словно ожидая, что и они выскажутся на затронутую Одноглазым тему. Он вообще все время путешествия по Тухлой Топи старался держаться ближе к ним. Особенно к Эвину; его вроде как тянуло к нему, что-то… словно родственное чувствовал жестокий верховод разбойников к этому юноше. Эвин напоминал Мартину его самого. Но не теперешнего, оскалившегося против всего и вся. А давнишнего, сына рыночной прислужницы с окраины Предместья Золотого Рога, рыжего мальчишку, только еще начинавшего осознавать, как жесток и несправедлив мир, но все еще на что-то смутно надеявшегося…
– Свобода – значит делать, что тебе вздумается? – заговорил вдруг со Стю Эвин.
– Да просто жить! – немедленно откликнулся тот. – Просто жить спокойно и по совести, чтоб никто у тебя куска изо рта не вырывал – только потому что у него есть на это власть! Вот она – свобода!
– Странно у тебя все перевернуто в голове, – пожал плечами Эвин. – Власть, какая б она ни была, защищает тех, кто живет «спокойно и по совести». Но то она и власть. И тот «кусок изо рта», о котором ты говоришь, – это справедливая плата за защиту.
– Я и сам за себя постоять могу! Мне защитники не нужны!
Эвин несколько секунд молчал, склонив голову. Видно было, что слова Одноглазого все-таки задели его. Костер потрескивал между юношей и матерым бунтовщиком-разбойником, одинаковые багровые отблески рвано прыгали и по чистому, едва опушенному на подбородке лицу Эвина, и по заросшей грубой щетиной, изуродованной шрамами и черной наглазной повязкой физиономии Стю.
– Возьмешься вести отряд дальше? – вскинув глаза на собеседника, заговорил снова юноша.
Одноглазый фыркнул и отвернулся.
– Через Мертвый Омут, через неведомые территории Топи, где не ступала еще нога человека… к самому Дому Соньи? – продолжал Эвин. Он выдержал паузу, чтобы дать возможность Стю ответить, но, так как тот молчал, говорил дальше. – Я знаю и умею много больше тебя. Много больше любого из вас. Здесь, в Тухлой Топи, вы не проживете и дня, если вздумаете хотя бы раз ослушаться моего приказа. Я имею право на власть над тобой. И над твоими товарищами. И над вашим верховодом. А он имеет право на власть над вами… Надо же кому-то держать вас в узде, чтобы вы не перегрызлись между собой. Власть – это необходимость, Одноглазый Стю! Власть – это ноша! Такая же тяжелая, как чудо-сумка на плечах у Цыпы!
– Э-э, ну чего вы! – недовольно потянулся у огня Тони Бельмо. – Ты, Тихоня, шесть дней с нами из одного котла хлебаешь, а вдруг снова завелся: «власть», «власть»…
– Власть по праву! – огрызнулся Стю. – Вот именно – что по праву! Тогда да, тогда она – необходимость и ноша! Ежели по праву. А вы, дворянчики, получаете ее за просто так! По факту рождения!
– Воу, воу! – примиряюще вскинул неповрежденную правую руку Тони. – Полегче, парни! Выдалось минутку отдохнуть, а вы собачиться принялись… Кончайте!
– На заре мира боги разлили в крови достойнейших свою силу! – сказал Эвин. – Чтобы достойнейшие защищали и вели за собою других. И это единственно правильно! Разве я не веду вас сейчас?.. Даже после того как… из Эвина Сторма превратился в Эвина-Тихоню…
Против авторитета богов Стю не стал возражать. Только пробубнил себе под нос:
– Где теперь эти достойнейшие?.. Были да сплыли. Тот барон, которому я кишки выпустил, разве из таких был? – Он заговорил увереннее. – Мразь, трус и пьяница. Который только и мог, что крестьянских девок к себе в постель таскать да их мужей, братьев и отцов на конюшне до смерти запарывать. Чтоб возмущаться не смели. Может, власть ему богами дарована, тут я не спорю. А на что он ее употребляет, а? И папаша его, старый барон, такой же гад был. Даже еще похлеще…
– А я своего папашу задушил, – вклинился в разговор равнодушный голос Цыпы Рви-Пополам. – Попону конскую кинул ему на рожу, да сам сверху и сел. Мне тринадцать тогда было. Я уже в силу входить начал, а он меня вожжами еще гвоздил при всяком удобном случае, как малолетку. Я ему раз сказал, два сказал… Ну не понимает человек! Пришлось вона как… проучить.
– Ну, ладно, ладно! – Мартин Ухорез достал из-за спины темную бутылку и потряс ее в свете костра. Веселое бульканье неожиданно легко положило конец и омерзительным откровениям Цыпы, и спору Эвина с Одноглазым.
Мартин зубами сорвал сургучную пробку, понюхал горлышко и одобрительно покачал головой.
– Мы прошли длинный и опасный путь, – заговорил он, держа бутылку у груди. – И остановились на самом пороге… неизвестного. Что дальше будет? Что нас там ждет, за Мертвым Омутом? Не знаю. Никто не знает. Ну и не страшно. Потому что самое страшное, что может случиться, – мы умрем. А я тысячу раз уже умирал. Да вот все живой. Мы все уже шесть дней как должны быть мертвы. А мы живы… и пьем. И знаете, что? Мне по сердцу такая жизнь! Когда все наперед известно, неинтересно…
Мартин глотнул из бутылки, шумно выдохнул, утер заслезившиеся глаза и передал бутылку сидящему рядом Рамси Лютому.
Тот потер свой длинный сухой нос.
– Сколько раз себе обещал, – сказал Рамси, вроде ни к кому и не обращаясь, уставясь в огонь, – накоплю себе денег на безбедную жизнь и завяжу навсегда. Вот еще одно последнее дело – и все. И еще одно последнее дело – и все. Вот и затянул… Ну, если на этот раз получится живым выбраться – точно завяжу! Разве что еще немного денег подкоплю…
– Как же, завяжешь ты! – хмыкнул Тони Бельмо, принимая бутылку от Лютого. – У тебя сколько нычек по всему Арвендейлу! А ты все глотки режешь, никак угомониться не можешь. Прорва ты, жадина…
– Попридержи язычок! – мрачно посоветовал ему Рамси.
– Да пошел ты… Короче, братцы, я к тосту нашего верховода присоединюсь. Все правильно сказал, Мартин! Мы еще живы, хвала Сестрам-помощницам. И еще мастеру Акселю хвала. Ну и Тихоне вот. Ты ничего так парняга оказался! Ну и братан твой тоже того… полезный!
Бельмо выпил, занюхал нечесаной головой своего соседа, Стю Одноглазого. Ему же и отдал бутылку.
Стю, прищурив единственный глаз, поглядел куда-то поверх сидевших вокруг костра компаньонов.
– Никто ведь не знает, что там, за Тухлой Топью? Никто там не бывал никогда. А что, если там и есть та земля, где царствуют справедливость и равенство?..
Следующим, кому перешла в руки бутылка, оказался Эдгард Сторм.
– Не важно, где мы и что с нами, – сказал Эдгард. – Все, что мы есть – это наше сознание, ведомое Неизъяснимым. Живет и умирает лишь тело. А сознание – вечно… И дурманить его всякими зельями, – добавил он, – чистое безумие. Впрочем, каждый волен сделать свой выбор.
Не пригубив из бутылки, он передал ее Эвину.
И взгляды всех шестерых путешественников сошлись на юноше. Должно быть, все они ждали от него каких-то особых слов, чего-то эдакого… Все-таки именно на него была возложена мастером Акселем миссия поиска мифического Дома Соньи.
Эвину действительно было что сказать. Сейчас, у подножия надежного Пограничника, возле уютно потрескивающего костра, он вдруг почувствовал себя… будто бы дома. И в разбойниках, окружавших его, он не видел уже тех грязных и подлых негодяев, какими они были для него раньше. За время пути сюда он с некоторым удивлением убедился, что они – такие же люди, как и другие, называющие себя добропорядочными. Такие же люди со своими недостатками и достоинствами. Вот только… как прояснили недавние события там, по ту сторону Драконьей гряды, и добропорядочные люди оказываются поразительными гадами. Когда приходит им время выбирать: сделать добро для других или худо для себя… Стоит ли тогда открывать им душу? Всем им – и добропорядочным, преступникам – без разницы? Кому вообще можно верить?
Поэтому юноша сказал совсем не то, что чувствовал.
– У нас достаточно провизии и снадобий для излечения ран, – проговорил он. – Мы отлично экипированы и вооружены. Кроме того, дядюшка Аксель снабдил нас маной и мощными заклинаниями Света. У нас есть все шансы добраться до Дома… Буде он, конечно, существует.
– Мог и побольше заклинаний отвалить твой дядюшка, – буркнул Рамси, кивнув на чудесную сумку, лежащую у ног Цыпы. Почти половина клапанов для тубусов на сумке была уже пуста.
– Дурак ты! – вступился Мартин, прежде чем Эвин успел что-то сказать. – Что ты можешь понимать? Эти свитки целое состояние стоят! Это тебе не та кустарщина, что в деревенских лавках продается! Тут экземпляры, верно, из Университетской библиотеки! Те свитки, что Тихоня уже использовал, они попроще будут! Самый смак на потом оставлен. Вот это, например, знаешь, что такое? – Ухорез указал на самый большой тубус, обвитый серебряной цепочкой, которую скрепляла серебряная же печать, едва заметно мерцающая синеватым пульсирующим светом. – Тихоня, скажи ему!
Эвин отпил глоток из бутылки.
– Последняя Клятва, – произнес он.
– Слыхал? – осведомился Мартин у Рамси.
– Не…
– Самое могущественное заклинание из тех, что имеется в арсенале боевой магии Света! Даже и предположить боюсь, сколько оно стоит…
– А эта самая Клятва поможет нам через Мертвый Омут перебраться? – поинтересовался Стю Одноглазый, неприязненно глядя на Ухореза. Все-таки для бунтовщика Стю Эвин-Тихоня так и остался «дворянчиком». И еще не нравилось Одноглазому, что его верховод довольно близко сошелся за время путешествия с Эвином. Вертится постоянно рядом, слушает, о чем беседует Тихоня со своим гололобым братцем, встревает еще в их разговоры да сам разговоры с ними заводит. Одно дело беспрекословно подчиняться Егерю во время битвы, а другое – в обычное время перед ним лебезить. Теперь вот его сторону в споре взял… Ослаб, ослаб верховод. И надо с этим что-то делать…
– Неужели вообще ни разу никто из Полуночных Егерей не пытался переплыть Омут? – спросил Стю.
– Вообще-то, была одна такая попытка, – неохотно признался Эвин. – По крайней мере, мне известно только об одном случае. Относительно недавнем, кстати… Около пяти лет назад брат-Егерь Свами Полторы-Руки с четверкой бойцов пустился вплавь на плоту через Мертвый Омут…
– И?
– Никто из них не вернулся, – закончил Эвин.
Стю победно ухмыльнулся, но тут же помрачнел. Когда до него дошло, что может означать для них эта новость.
– А плот, – добавил юноша, – прибило обратно к берегу. Мы с Эдгардом видели его, когда обходили дозором лагерь.
– Так что судно для плавания у нас есть, – проговорил Эдгард. – Плот сделан добротно, он и сейчас выдержит нас шестерых.
– А теперь, – подытожил Эвин, – давайте отдохнем. Мы заслужили этот отдых.
– Э-э-э!? – заревел вдруг Цыпа. – А я?! Мне-то выпить не дали!
Разбойники загоготали. Побагровевший Цыпа схватил бутылку, стоявшую рядом с Эвином, бухнулся на свое место.
– Ну это… – наморщился он, силясь придумать тост, как остальные. – В общем, того… Как это? А, ладно!
Запрокинув голову, он сделал один-единственный глоток. Но какой! Все, что оставалось в бутылке – почти две трети от всего объема – бурля, низверглось в Цыпину глотку.
Оторвав горлышко от губ, Рви-Пополам рыгнул.
– Кончилось… – с удивлением хрипло констатировал он. – А я думал, она, как сумка, бездонная… Бутылка-то…
Мясистая его морда мгновенно набрякла, глаза налились кровью. Цыпа еще раз рыгнул и зашвырнул пустой сосуд куда-то далеко в туман.
– Теперь бабу охота! – заявил он.
Разбойники снова засмеялись.
– Чего ржете, псы?! – ощерился сразу на всех Цыпа. – А ну-ка, я в чудо-сумке посмотрю. А что? А вдруг?
Тонко свистнул через костер, взметнув сноп искр, посох Эдгарда. Выбитая из лапищи Цыпы сумка упала на землю.
– Не нужно, – тихо, но внушительно произнес Эдгард. – Успокойся. Возьми себя в руки. Это неправильно, когда плоть берет верх над сознанием.
– Точно, успокойся, – поддакнул насмешник Тони. – Возьми себя в руки. Отойди вон за Пограничника – и возьми себя в руки. Сразу полегчает.
Огромный Цыпа Рви-Пополам набычился, стал угрожающе приподниматься, и разбойники вмиг подутихли.
– Сядь! – прикрикнул на Цыпу Эвин.
– А ну!.. – демонстративно положил ладонь на рукоять меча Мартин. – Осади!
А Эдгард не стал ничего говорить. Он просто снова поднял свой посох, готовый в любой момент угомонить буяна.
Но ничего предпринимать ему не пришлось. Цыпа Рви-Пополам уже опомнился, очевидно, сумев сообразить, что он не в деревенском трактире, и рядом найдутся те, кому достанет сил справиться с ним.
Он тяжелой глыбой осел на землю. Шаркнул ладонью по налитым кровью глазам. И вдруг мутно подмигнул сквозь затухающее пламя костра Эвину:
– А эта твоя Сонья?.. Она, судя по легенде, ничего так бабенка. Ежели бессмертная, так, наверное, сохранилась неплохо. Как найдем ее, ух я с ней поиграюсь!
И, верно, опять подогретая алкоголем дурь закипела в нем.
– Сонья-а-а! – проорал он в затянутую туманом даль. – Не скучай, дорогая, я уже иду! Сонья-а-а-а!..
– Заткнись, придурок! – вскочил на ноги Мартин. – Совсем ополоумел!
Цыпа Рви-Пополам довольно рассмеялся:
– Все, верховод, все. Буду спать. Уж и пошутить нельзя!
Плот Свами Полторы-Руки был связан жгутами шкур каррхамов из длинных и толстых кривоватых ветвей, явно срезанных с Пограничника. Плот Свами Полторы-Руки был довольно широк, казался неуклюжим и грузным, но надежным. Время вовсе не повредило его, напротив, даже сделало еще крепче: ветви его проморились водами Омута и стали как камень, узлы креплений затвердели настолько, что распустить или разрезать их не представлялось возможным. Спущенный на воду, плот хорошо держал семерых крепких мужчин, так хорошо, что можно было предположить: он выдержит и еще столько же.
Цыпа, поставленный на «корму», оттолкнулся длинным шестом от берега, и плот заскользил по черной неподвижной воде Мертвого Омута, словно по поверхности жирно закопченного зеркала.
Очень тихо было вокруг. Черная вода выглядела какой-то тяжелой, будто смола; ни волны, ни рябь не могли колыхнуть ее вязкую тяжесть, даже в фарватере плота она лишь чуть волновалась пару секунд – и снова застывала.
– Похоже на то, что, если сейчас сойти за борт, пойдешь как посуху, – высказался Тони Бельмо.
Но экспериментировать, конечно, не решился.
Туман быстро скрыл берег, от которого отчалили, и путешественники оказались в серой пустоте, совершенно безо всяких ориентиров в пространстве. Из-за неестественно глухой тишины и мрачного однообразия пейзажа им чудилось, будто они не плыли, а стояли на месте. Цыпа, которого тоже пленило это наваждение, заработал шестом сильнее, да настолько, что «нос» плота приподнялся, а черная вода в фарватере и по бокам заволновалась хлестче.
– Не спеши! – осадил Цыпу Эвин.
– Чего это? – ощерился тот. – Хорошо же идем!
– Делай, что говорят! – прикрикнул на Рви-Пополам Мартин Ухорез.
Цыпа неохотно сбавил темп.
И тогда откуда-то из-за туманной завеси до путешественников долетел жалобный стон.
– Это еще что? – вздрогнул Тони Бельмо.
Эдгард крутнул в пальцах свой посох, с тугим шорохом рассек им сырой воздух.
Стон повторился – став ближе и протяжнее, воющие нотки появились в нем. Смертная тоска и боль слышались в этом звуке. Разбойники поежились.
Эвин кивнул Мартину. Ухорез вполголоса отдал своим людям команду быть наготове. Те обнажили мечи. Рамси Лютый зарядил арбалет, положил его до поры рядом с собой.
Стон снова прорезал туман… сорвался на всхлип и опять сгустился до тревожного завывания.
– Что бы это ни было… – прошептал Бельмо, – оно идет на нас…
– Или мы на него, – добавил Стю.
Эвин, проговорив что-то себе под нос, начертил перед собой замысловатый знак – и тотчас его правая кисть, которой он делал пассы, окуталась красноватым сиянием, словно появилась на ней призрачная перчатка. Начертил еще один знак – уже левой рукой: и засияла его левая кисть, пальцы на которой заметно вытянулись красными стрелами.
И снова стон… Лающий всхлип, короткий вой… Уже совсем близко.
– Вон! Вон! Смотрите! – взмахнул мечом Тони.
Но и без него уже видели все… прямо по курсу бесшумно всплывший из-под воды человеческий силуэт по пояс.
– Мертвяк… – сдавленным страхом горлом хрипнул Стю Одноглазый. – Утопленник!
Это было действительно жутко. Темный силуэт, в котором нельзя было различить деталей, угрожающе торчал над неподвижной водной гладью, как вбитый в нее уродливый гвоздь. Прямо на этот силуэт несло плот. Пожалуй, только у Цыпы это зрелище не сжало сердце, воображения Цыпы не хватило на то, чтобы испугаться. Он бросил шест себе под ноги и вытянул из перевязи топор, задорно хохотнув – потому что противник не выглядел для него слишком серьезным: какой-то темный силуэт, безоружный, с пустыми руками, без клыков и когтей, подумаешь…
Вот мертвец (да кто ж это еще мог быть?..) снова испустил стон, еще громче, протяжнее и страшнее, чем раньше.
Слева и справа снижавшего скорость плота ровно и быстро, как поплавки, вынырнули из-под черной воды один за другим еще несколько силуэтов. Раз, два, три… четыре… Пять мертвецов по пояс выглядывали из воды. Усиленный впятеро полувой-полустон хлестнул по черной воде, вспузырил ее, заставив плот остановиться, закачавшись.
И Эвин, держа направление на тварь, появившуюся первой, выбросил вперед правую руку, мгновенно сжав и разжав пальцы, как делают, когда нужно стряхнуть с них капли воды. Красная «перчатка» сорвалась с его кисти, в полете вытянулась в загнутый вовнутрь клинок, напоминавший лезвие косы, – и этот клинок рассек мертвеца наискось через грудь – и без всплеска скрылся под водой.
Верхняя половина торса отвалилась, и стон превратился в шипение освобожденного из раскрывшейся грудной клетки воздуха.
Но то, что осталось от мертвеца, не ушло под воду.
А напротив – стало подниматься.
Человеческий торс оказался лишь чем-то вроде нароста на бесформенном белесом туловище, появившемся из-под воды. Несколько пастей, источая облачка колеблющегося мрака, разверзлись на том туловище, несколько глазок, глубоко посаженных между пастями, заблестели хищными красными огоньками. Мерзкая туша возносилась все выше и выше по мере того, как распрямлялись под ней множество длиннейших суставчатых паучьих лап.
Эвин взмахнул левой рукой вверх. Пять светящихся стрел слетели с его пальцев, пронзили тело твари в пяти местах… и прошли сквозь белесую плоть, как сквозь тесто, оставив пять черных отверстий, которые тотчас сомкнулись. И через секунду туловища не стало видно, оно скрылось в тумане наверху, на виду остались только лапы, тонкие, мокро поблескивающие, словно черненые кости.
Тварь двинулась к плоту, перебирая отвратительными своими лапами, которые оканчивались длинными и тонкими клинками. Слева, справа и позади плота с тяжким хлюпаньем поднялись из черной воды Мертвого Омута еще четыре чудовища, вознесли свои бесформенные тела в слои тумана, скрыв их от глаз людей. Но пока поднимались они, путешественники имели возможность получше разглядеть вросшие в тварей останки человеческих тел, иссиня-черных, закостеневших, высосанных досуха, тщательно и жадно, до последней капельки крови, боли, страха и отчаяния. Но все равно еще каким-то образом живых… Нет, не живых, а… не умерших окончательно?
У одного из мертвецов вместо правой руки была короткая культя… Рамси пустил арбалетную стрелу в тварь, на которой торчал однорукий стонущий мертвец, и даже, кажется, попал; только вот никакого видимого вреда чудовищу эта стрела не нанесла.
Десятки суставчатых лап затоптались вокруг плота, при каждом шаге взметая в воздух сверкающие клинки, тонкие и прямые, будто клинки шпаг.
Мартину Ухорезу не пришлось тратить время на то, чтобы сконцентрировать энергию для магической атаки. Как когда-то в детстве, обжигающая сила родилась где-то в затылке, сама собой бурным током разлилась по телу… Мартин едва успел направить ее, материализовавшуюся в лохматый комок пламени, вверх, туда, где за серым туманом едва-едва угадывалось белесое очертание туловища одной из тварей.
Бесформенное тело с торчащим мертвым человеческим торсом – мгновенно окуталось щупальцами огня, скорчилось, почернело… Лапы задергались, подогнулись, складываясь в суставах… И тварь ухнула под воду, все еще шипя и обугливаясь.
– Готова, сволочь! – возликовал Мартин.
И тут же сильным толчком был опрокинут на плот. Появившийся над ним Эвин ударом меча отбил клинок паучьей лапы, летевший сверху вниз в голову Ухореза. И еще один – защищая уже самого себя. И еще один, и еще…
И понеслось…
Темные твари атаковали людей костяными шпагами, люди парировали мощные выпады стальными клинками – больше людям ничего не оставалось, до туловищ тварей было не дотянуться; да и если бы они дотянулись? Ни магия Эвина, ни стрела Рамси не могли повредить чудищам… Звон и стук заметались над взбурлившей черной водой, всплески белых искр от столкновений оружия и костяных шпаг то и дело крохотными молниями взрывали серый полумрак. И вот странно: твари не пытались опрокинуть плот или сшибить в воду кого-нибудь из своих жертв или пронзить их, они били своими шпагами только сверху вниз, метя по какой-то причине исключительно в головы.
Цыпа Рви-Пополам изловчился и подпрыгнул, широко размахнувшись огромным своим топором. Саданул в прыжке изо всех сил могучим лезвием по суставу ближайшей лапы и тяжело приземлился обратно, едва не перевернув плот. И замер на мгновение, отвесив нижнюю челюсть – в руках у него остался обломок топорища. А на лапе атакованной твари появилась лишь небольшая засечина.
Ухорез поднялся на ходящем ходуном плоту, ноги его дрожали от слабости – слишком много маны ушло на первый, подстегнутый адреналином магический удар. Не рассчитал, черт возьми… Да и как тут было рассчитывать и примеряться?.. Краем глаза он углядел несущийся на него сверху высверк паучьего клинка, уклонился (промахнувшийся клинок долбанул плот, вырвав кусок древесины) и, выхватив из ножен меч, на излете этого движения отвел еще одну атаку… лишившись при этом меча – костяная шпага твари выбила оружие из ослабевшей руки Ухореза. Мартин попятился и опять упал – под ноги Эдгарду. Тот, не глядя, переступил через неловкого компаньона, не запнулся. Ухорез мельком подивился тому, как этот бритоголовый ловко выплясывает, держа в одиночку оборону целого фланга; посох Эдгарда так и мелькал в воздухе, отбивая сыплющиеся сверху удары множества сверкающих паучьих клинков. В то время как Рамси, Стю и Тони втроем с трудом сдерживали другую сторону плота, от тесноты мешая друг другу… А Цыпа? Цыпа почему-то так и стоял, тупо пялясь на обломок топорища в руках… А Эвин-Тихоня?
Мартина вздернули за шиворот, поставили на ноги.
– Цел? Держи!
Эвин втиснул ему в руки свой меч, а сам под прикрытием Эдгарда метнулся к чудо-сумке, сорвал с нее один из тубусов со свитком…
И оглянулся снова на Мартина:
– Цыпа!
Что Цыпа?
Пригибаясь, Ухорез завертелся на месте. Цыпа? Вот же он, Цыпа, стоит себе, дубина, целый и невредимый, в непонятной оторопи, уставясь на обломок топорища, пока другие отчаянно отбиваются от смертоносного града бесконечных ударов, стоит себе, а на лице у него…
А на лице у него – бесконечный ужас. Словно увидел Цыпа Рви-Пополам что-то такое невыразимо страшное, что целиком растворился в ощущении кошмара, боли и муки… Только что он такое мог видеть, если смотрел и смотрит на топорище? И через миг Мартин понял, в чем дело.
Паучья лапа изогнулась над Цыпой, а из затылка Цыпы торчал тонкий и длинный клинок. И тварь, которая изловчилась вогнать в разбойника свой коготь – та самая, подожженная Мартином тварь – теперь сладострастно подергивалась, приподнявшись из воды. И ее почернелое обугленное и съеженное туловище постепенно распрямлялось и вновь светлело, наливаясь похищаемой жизненной силой. Пасти твари вразнобой плотоядно щелкали, выпуская облачка мрака, глазки похотливо моргали…
Ухорез ринулся к Цыпе.
Громадное тело Рви-Пополам дрогнуло, руки его обвисли, выронив бесполезное топорище, ноги подогнулись. Цыпа стал медленно подниматься вверх, влекомый вонзенной в него чудовищной иглой, точно большая рыба на крючке.
Мартин прыгнул.
Он выпустил меч, но успел поймать Цыпу за ноги. «Крючок» не выдержал двойного веса, оба они, Ухорез и Рви-Пополам, рухнули обратно на плот, скакнувший под ними. Цыпа, из пробитого затылка которого, выплеснулась длинная струя крови, тут же ожил, за-орал, задергался, сбрасывая с себя Мартина, забился, отчего сходство с рыбой – теперь уже сорвавшейся с «крючка» и оказавшейся на берегу – многократно усилилось.
Отчаянный крик боли, на мгновение заглушивший вопли Цыпы и шум боя, хлестнул Ухореза, уже перевернувшегося на руки, чтобы встать. Тони Бельмо, сжимая пробитую ключицу, с размаху грохнулся на Мартина, окатив его фонтаном крови из своей раны. Что-то ледяно сверкнуло над головой Ухореза; тут же сообразив – что именно – он дернулся в сторону, и смертоносная шпага Темной твари, предназначавшаяся ему в голову, проткнула плечо. Дикая боль – совсем не такая, как от обыкновенного оружия – залила все тело Мартина, помутила зрение. И в этот момент он с какой-то особенной ясностью понял, что вот это – все, конец. Еще несколько секунд, и твари покончат с ними. Нет, не убьют сразу, не разорвут, чтобы сожрать. Растащат их, обмякших, не имеющих уже сил и воли на сопротивление, по своим телам. И будут медленно-медленно, долго-долго сосать из них их муку, наслаждаясь болью, ужасом и отчаяньем от осознания безысходности бесконечной пытки, как пьяницы в жаркий день наслаждаются бутылкой ледяного вина.
Все смешалось на плоту.
Потухающим зрением Мартин увидел, как скакнул через него Эдгард, еще в воздухе сшибая в сторону своим посохом очередной паучий клинок, норовящий клюнуть в макушку Рамси Лютого. Как вскрикнул Одноглазый Стю, когда его меч переломился надвое, встретив когти сразу двух тварей.
И как, дочитав свиток, Эвин Сторм вскинул руки вверх, призывая в помощь силу Сестер-помощниц. И взлетел в сырой воздух древний пергамент, и полоска огня, пробежав по нему, превратила его в мгновенно развеявшийся пепел.
И сразу все вокруг изменилось.
Будто дохнул откуда-то нездешний теплый ветер, разогнав туман наверху. И стало светлее.
Твари прянули от плота, сложив суставчатые лапы, настороженно спустили безобразные тела ближе к воде.
И хлынул с освобожденных небес свет, мощный поток света – будто сами боги опрокинули на Мертвый Омут исполинскую чашу с солнечным золотом.
Мертвый Омут преобразился молниеносно и волшебно. Черная вода засверкала радужными отблесками, туман вокруг рассеялся весь и сразу, распахнув пространство. И виден стал тот берег, от которого совсем недавно отплыли путешественники, открылся Пограничник, словно бы обнадеживающе взмахнувший корявыми своими ветвями. И виден стал берег противоположный, далекий-далекий, придавленный угрюмыми валунами, даже с такого расстояния кажущимися огромными.
А Темные твари, опаленные хлынувшим с небес золотым сиянием, заметались, задергались, задымились… И вдруг, вспыхнув ярко и все разом, ухнули с шипением под воду.
И тут же стало все, как прежде.
Только вокруг плота в пяти местах из тяжело и неохотно расходящихся по черной воде кругов поднимались к снова затянутому туманом небу пять тонких извилистых струек мутного мрака.
Мартин Ухорез сел, опершись о тушу затихшего Цыпы. Плечо Мартина онемело, но дикая боль в ране понемногу утихала – становилась обыкновенной, такой, какую можно терпеть.
– Что это… было? – хрипло спросил он.
– Луч Радости, – ответил Эвин.
– Очень круто! – оценил Стю Одноглазый, швырнув обломок меча за борт.
– Неплохо, – одобрительно качнул головой Рамси Лютый.
– Самое прекрасное зрелище, которое мне доводилось наблюдать, – искренне сказал Мартин.
Рядом пошевелился и со стоном приподнялся Тони Бельмо. Отнял пятерню от прокола в ключице, с удивлением потер друг о друга липкие от крови пальцы. Рана его уже не кровоточила. Заметив это, Мартин обратил внимание и на себя: дырка у него в плече выглядела так, будто уже успела поджить, обработанная лечебным снадобьем. И боль почти совсем прошла, и онемение быстро отпускало.
– Я вот что скажу… – проговорил Тони, ощупывая свою ключицу. – Пусть эти заклинания и стоят целое состояние… Но они того стоят.
А вот Цыпа Рви-Пополам по-прежнему выглядел скверно. Он был без сознания. Лицо его, все еще искаженное мукой, мелко-мелко, почти незаметно дрожало, и по телу то и дело пробегали волны судорог.
– Как эти твари называются-то? – поинтересовался Мартин.
– Вагулы, – ответил Эвин. – Сосущие. Я только читал о них в Хрониках Топи. Не думал, что удастся когда-нибудь увидеть их своими глазами.
– Вот почему никто и никогда не пересекал Мертвого Омута, – мрачно сказал Рамси Лютый то, что и так уже было всем понятно.
Эвин шагнул на середину плота, подобрал свой меч, вложил в ножны. Эдгард повернулся к нему, они обменялись взглядами. И что-то в этом переглядывании очень не понравилось разбойникам.
– Эй, я надеюсь, эти… вагулы сдохли? – забеспокоился Тони.
– Луч Радости не убивает, – сказал Эвин, возвращаясь к чудо-сумке. – Даже Темных.
Разбойники, уже почувствовавшие вкус победы, оторопели от этого неожиданного заявления. А Эвин провел пальцами по оставшимся тубусам, явно выбирая. Надолго задержал руку возле оплетенного серебром тубуса с Последней Клятвой. Эдгард, нигде не пораненный и даже не запыхавшийся, невозмутимо помахивал посохом, перебрасывая его из руки в руку, словно чтобы не дать разгоряченным мышцам остыть.
Черная вода вокруг плота снова заволновалась.
Мартин с ужасом почувствовал, как в нем поднимается паника. Да что ж это такое? Он никогда ничего не боялся! Что с ним сделала эта Тухлая Топь? При мысли, что ему снова придется окунуться в тот кошмар, из которого все они только выбрались, Ухорез покрылся холодным потом.
– Поворачивай обратно! – зашипел, боясь кричать, Тони. – Слышал, Тихоня?! Если они снова набросятся, нам не выстоять!
– Обратно! – поддакнул Рамси, нервно озираясь.
– Обойдем этот проклятый Омут кругом! – высказался и Стю.
– Мертвый Омут не обойти, – просто сказал юноша.
– Тихоня! – не выдержал Мартин Ухорез. – Может, пришла пора для Последней Клятвы?.. Чего ждать?!
Из черной воды показались тела приросших к туловам тварей мертвецов. Первый, слабый пока еще стон полетел над водой – то «подал голос» однорукий мертвяк.
Этого оказалось достаточно, чтобы у одного из разбойников не выдержали нервы.
– Обратно! – завопил, закатывая глаза, Тони Бельмо. – Поворачивай, мать твою, обратно!..
Что-то большое и темное пронеслось над плотом за пеленой тумана. Рамси и Стю задрали головы.
– Обратно-о-о! – надрывался Тони.
Мартин врезал ему по зубам, и Бельмо заткнулся, часто и тяжело дыша.
Нечто большое и темное пролетело в обратную сторону.
Эвин, не колеблясь далее, снял тубус с Последней Клятвой.
И тогда это нечто закричало. Резко, надрывно, режуще, словно сигнализируя о готовности напасть; так пронзительно закричало, что у путешественников засвербило в ушах.
И случилось то, чего, наверное, не ожидал никто.
Вагулы один за другим скрылись под водой.
Непонятная громадина там, наверху, скрытая туманом, заложила еще один круг… и исчезла.
– Новое дело… – отдуваясь, проговорил Стю. – Слышь, Тихоня… Это… оно… прогнало тварей, что ли?
Эвин опустил тубус, который уже готовился вскрыть.
– Похоже на то, – не очень уверенно ответил он.
– А что это за хреновина? – спросил Мартин, все еще боясь верить в избавление. – Оно ведь прогнало их? Прогнало? Почему оно это сделало?..
– Вот заорал… Аж ухи зачесались, – выдохнул Рамси, – надо ж… Ну и крикун.
– Почему? – настойчиво повторил Мартин, тревожно озираясь. – Что это значит?
– Не знаю, – сказал Эвин. – Странно… В Хрониках Топи о таком ничего нет. Кажется… Вот бы эта тварь показалась, я бы, возможно, узнал ее. Но было бы глупо не воспользоваться моментом. Эдгард, иди на «нос»! Рамси, возьми снадобья, помоги раненым! – скомандовал он, а сам положил тубус и взялся за шест.
