Глава девятая
ХВОСТ МЕССЕРА СОФУСА

Маттео попал в десятку. В нашей «бочечной игре». Это еще никому не удавалось. Поэтому мы даже не знали, чего от бочки ждать в награду. А она вдруг раскинулась, распахнулась, как книга, и говорит:

— Просите, чего хотите. При условии, что это должен быть исключительно материальный объект.

«Чего хотите»! Ага!

И Маттео выпалил:

— Самое красивое во вселенной обручальное кольцо для моей Люции!

— Хорошо, — произнес загадочный голос.

Бочка снова закрылась, и Маттео едва успел подставить руку — в его ладонь упало блестящее колечко.

— А коробочку? — нагло потребовала я, но бочка молчала.

Мы принялись рассматривать дар Всего Сущего. Оно напоминало кольцо из черного стекла, только иногда по нему пробегали радужные сполохи.

— Из чего оно? — удивился Маттео.

А я поняла.

— Оно не из чего. Оно — что. Похоже, что это галактика. Микроскопическая, но галактика. Обалдеть.

И тут Маттео встал на одно колено и попросил моей руки.

Разумеется, я согласилась, и он надел мне на палец галактику.

Вот такие чудеса.

Но до этого важно рассказать, как у меня появились пальцы и вообще вполне достойные руки.

И конечно, вы понимаете, что без мессера Софуса тут просто не могло обойтись.

Мессер Софус, да будут благословенны его хвостик, усики, ушки, лапки и прочие не менее важные части тела, как всегда, появился в моей жизни очень вовремя. Я только-только впала в «золотую» кому, как он, фигурально выражаясь, постучал в ворота замка. На самом деле он явился из некоей квазиреальности, где размышлял о Вечном. А тут я. Надо же спасти заблудшее чадо!

— Так-так, — молвил мессер Софус, разглядывая мои культи. — Хорошего мало, но не отчаивайся. Есть у меня на примете один изобретатель всяких штучек-дрючек…

— Вроде того, который анапестон сочинил?

— Практически. Планета Березка-М, солнечной системы УБ-1, галактика Трын-да-Брын. Техническое развитие выше всяких похвал. Наверно потому, что закисью азота дышат и пьют этиловый спирт. Постоянно.

Мессер Софус аккуратно устроил мои жалкие культи на столе. Из ничего извлек два листа бумаги, положил по одному перед каждой рукой. Возвел глазки к небесам, словно что-то подсчитывая в уме, потом хлопнул лапками, и бумага зашевелилась… От нее стали отделяться бесчисленные белесые нити и присоединяться к обрубкам моих рук. Я почувствовала их мгновенно — это были нервы, сосуды, капилляры, вены, кости, суставы, я перечисляю все сумбурно, но видеть этот акт творения было просто чудом.

— Мессер Софус, что это? — прошептала я.

— Не углубляйся, — сказал он. — Лучше давайте все вместе подумаем, как Литании избежать масштабной войны с Восточным союзом.

— А будет война? — ахнула я. — И с самим Восточным союзом?! Они же нас расплющат! Попой сядут и расплющат!

— Рыбка, ты плохо думаешь о родине. Во-первых, у нас золото — благодаря тебе. Во-вторых, у нас передовое вооружение, купленное за золото, — опять же благодаря тебе. Ну и конечно, нас теперь считают сверхдержавой и почитают хорошим тоном устроить войнушку. Да за то же золото порвут всех нас. Люди гибнут за металл, где-то я это читал. Как избежать войны, я пока не придумал…

— А что, если, — робко протянул Маттео — он побаивался мессера Софуса, — что, если устроить какое-нибудь всемирное состязание под девизом дружбы, любви и красоты. Ну, помните, еще в древние времена проходили турниры, конкурсы.

— Люция, ты выбрала себе отличного мужа.

Маттео зарделся.

— Ведь это прекрасная идея! Объявляем всемирный фестиваль! Ну, чего-нибудь…

— Да поэзии!

— Вот! В память и в честь великого Альбино Монтессори!

— Маэстро Рафачелли изваяет главный приз — Золотую Бабочку, и символ вдохновения, и инсектоидам польстим лишний раз. Поэтический фестиваль. Всемирный поэтический фестиваль. Золота у нас навалом на то, чтобы такой конкурс подготовить, обеспечить всякими прибамбасами, провести и показать, что мы мирная страна, но на военный парад в честь великих поэтов у нас и армии, и техники наберется. И всем грамоты, медали, дипломы и благодарственные письма.

— Но в честь чего вдруг такая масштабная акция? И на грани войны?

— Люция, ты мысли не ловишь. Помер твой муж, великий поэт. Вот в его память и проведем. Тебе ногти какой формы делать?

— А? — мои руки! У меня били руки с изящными пальцами и элегантными запястьями! Только ногтей еще не было; мы обсудили эту тему и решили, что подойдут овальные с легким закруглением.

— Ну вот, — удовлетворенно молвил мессер Софус. — Поработай новыми руками, милая, как они тебе?

Это было необъяснимо. Только что некая материя стала частью меня и подчинялась мне. Я вытянула руки вперед, подняла вверх, повертела запястьями… Мои старые руки, в смысле, прошлые, они были… не такими сильными, легкими, ухватистыми и звонкими — если вы понимаете, о чем я. Я радостно пробарабанила ладонями по столешнице, а потом в низком поклоне склонилась перед своим учителем:

— Мессер Софус, вы, как всегда, являете мне чудо, и я даже не знаю, чем отблагодарить вас за это.

— Поэтический фестиваль, дорогая, вот что мы должны сделать! Свадьбу с Маттео ты всегда успеешь отпраздновать, а поэзия ждать не может. Она прямо-таки прет из всех щелей!

— Ну так это хорошо!

— Не совсем. Будем учитывать все компоненты нашего замысла. Не забывай, что в собственной стране мы все находимся под колпаком незримого присутствия инсектоидов. Ведь они являются настоящими хозяевами положения. Все институты власти — у них. И только поэзию они почему-то не воспринимают. Их мутировавшие мозги не поспевают за ямбом и анапестом. Сколько раз замечал — читаешь инсектоиду стихотворение, а он как в ступор впадает, в заморозку. Лапки слабеют, голова набок.

— Ну тогда вряд ли они разрешат нам проводить такой фестиваль. Даже королю не разрешат.

— А тут мы пойдем хитро. Слыхали ль вы?..

— Львы?!

— Тьфу! Короче, все знают о существовании полуострова Ахерим.

— О, Ахерим! — благоговейно свела ручки я. — Место вечной весны, красоты и персиков!

— Когда-то он исторически принадлежал Старой Литании, с самого начала своего возникновения как государственной единицы. Потом пошли войны, переделы территории, контрибуции, откупы, подкупы, подлоги, тупые правители… В результате Ахерим сейчас находится под властью военного диктатора Леденчика. Он почти погубил Ахерим. Люди там живут едва сводя концы с концами, они каждый день борются за свое существование и вообще там все плохо. Но там есть оппозиция, которая собирает силы, чтобы свергнуть Леденчика и провести голосование за присоединение Ахерима к Старой Литании, как это было исторически. И мы проведем поэтический фестиваль, а потом сразу референдум среди жителей Ахерима. Ведь у них тоже есть свои великие поэты, они поведут народ за собой. И если убедить наших инсектоидов, что в результате чтения ямбов к нам присоединится Ахерим, они согласно махнут лапками. Так что не будем терять время. Ты, Люция, сейчас иди к королю, проси аудиенции и сверли ему уши насчет фестиваля. Да, и не забудь сказать, что все обойдется казне и налогоплательщикам в сущие гроши. Но сначала переоденься. Ты стала ужасно одеваться — куда только смотрит твой жених?! Он тебя бросит…

— Не брошу!

— Но согласись, Маттео, Люци в красивом платье, со стоячим кружевным воротом, с алмазными подвесками выглядит презентабельнее, нежели то, что она нацепила сейчас.

— Хорошо, мессер. Подчиняться вам — честь для меня.

И мы с Маттео пошли в мою гардеробную.

Я уже давно не пользовалась помощью служанок — одеваться мне помогал Маттео. Это было катастрофически нескромно, но разве могла я отказаться от его поцелуев и ласк? А он становился просто сумасшедшим, я тоже теряла разум, и мы уже несколько раз едва не преступили запретную черту… Но сегодня я просто решила, что если мы так любим друг друга, не будет большого греха в том, что мы предадимся любви, еще не будучи супругами.

— Маттео, иди сюда, — втащила я его в гардеробную и заперла дверь.

— Что ты задумала, кроме переодевания?

— Я тебе сейчас покажу.

И я показала. Маттео поначалу крепился и что-то лепетал насчет свадьбы, но благополучно рухнул в мои объятия. Софа, стоявшая в гардеробной, приняла наши кипящие от страсти тела (кстати, я действительно стала горячее и пару раз обожгла кожу Маттео, пришлось лечить). Исцелитель, это было неописуемо! Не знаю, как это происходит у инсектоидов (разве что у богомолов), что в эти моменты творится в иных мирах, но мы просто создали свой. В момент наивысшего блаженства мое обручальное кольцо распахнулось и окружило нас обоих неким коконом, в котором мы слились в единое всемогущее существо…

Мы долго приходили в себя. Софа сгорела до угольков, было дымно, а мы расслабленно лежали на полу в сердце любовного костра, обнимая друг друга. А в дверь гардеробной колотили слуги с воплями:

— Ваша светлость, все в порядке? Ваша светлость, пожар?!

— Все хорошо, — крикнула я. — Проваливайте. Я выбираю платье для королевской аудиенции. Позор! Герцогине надеть нечего!

Маттео перекатился на спину и расхохотался.

— Ты смеешься надо мной, охальник?

— Нет, я просто снова провоцирую тебя. Я не могу перестать целовать тебя и гладить.

— И не переставай.

— Только обещай, что пожара не будет.

Я постараюсь.

И мы постарались.

Но в конце концов пора и честь знать. Правда, платья пропахли дымом, но, думаю, на это никто не обратит внимания.

Я выбрала платье темно-лилового бархата с золотой оторочкой и ножнами для кинжала. Сзади к платью крепился стоячий воротник из роскошных кружев.

— Любимая?

— Да?

— Ты великолепна.

— Повторяй мне это почаще, я и впрямь поверю.

— Нет, правда! Конечно, я бы предпочел косы на твоей милой головке, но целовать тебя в гладкий затылок тоже такое сладкое ощущение!

— Мы сейчас не об этом. — Я убрала кинжал за корсаж, почувствовала, как он слился с кожей.

— Да уж, — усмехнулся Маттео. — Лишний раз к тебе в вырез руку не сунешь.

— На это способны только глупые мальчишки, а ты благоразумен и прекрасен, супруг мой, и будем надеяться, что это поможет нам в беседе с королем.

Мы отправились в королевскую резиденцию, но, как я и была уверена, нас принял не король, а его дворецкий господин Фипс.

— Чрезвычайно рад видеть вас в добром здравии, герцогиня, — поклонился мне Фипс. — Что привело вас сегодня в нашу скромную обитель?

— Ваша милость, — начала я. — Я хочу почтить память своего великого мужа действительно великим, даже можно сказать, всемирным событием.

— И каким образом? Очень интересно.

— Я прошу у короля разрешения на проведение Всемирного поэтического фестиваля в память Альбино Монтессори. Пусть к нам приедут поэты разных стран, пусть арфы и лютни наполнят эту местность словами любви и нежности.

— И вы полагаете, что благодаря этим самым словам меж странами воцарятся мир, благодать и прочие радости?

— А почему нет?

— Логично. Когда испробованы все разумные шансы, подходит самый абсурдный. Я заручусь поддержкой короля. И, разумеется, необходимо создать организационный комитет фестиваля, который сделает мероприятие прекрасным деянием, а не жалкой пародией. Еще скажут, что Литании даже не под силу поэтический фестиваль провести.

— Мы им покажем! — пристукнула кулачком по столу я.

Можно считать, что аудиенция прошла успешно, и мы с Маттео отправились в библиотеку — среди книжных богатств поразмыслить над задуманной авантюрой, а заодно поглядеть, кто сейчас ходит в современных любимых поэтах.

Маттео взял записную книжку.

— Так, — сказала я. — Мелочиться не будем. И об осторожности тоже не станем забывать. Нельзя допустить, чтобы случайные, а также неслучайные люди узнали о Златограде. Его надо спрятать, возможно, в другое измерение. Надо об этом поговорить с мессером Софусом. Поэтов у нас много, еще покойный Альбино говорил об этом, и, чтобы выявить действительно достойных, надо проводить конкурс в три этапа. Первый — патриотическое стихотворение, второй — элегия со всякими ивами-прудами, ну а третий — любовь как негасимое пламя. И если ты не очень устал, давай пороемся в книжках, посмотрим, кого можно не звать вообще, а кто будет в списке почетный гостей. Ой да! Ведь еще надо жюри выбрать. Понятно, что главный — его величество, но всякие там маститые и профессиональные нахохлятся, если им не прислать приглашений. Далее. Оформление. Кормежка, культурная программа типа королевской охоты. Ой, Маттео, у меня голова кругом.

— А ты немного отдохни, — сказал мой ласковый Маттео и принялся нежно целовать меня.

И надо ж такому было случиться, что в этот момент в библиотеке появилась Оливия.

Мы заметили ее после сердитого «кхм» и отпрянули друг от друга.

— Целуются они, значит, — скорбным тоном молвила моя подруга. — У них, значит, любовь. А откуда в парадной гостиной появилась эта чертова красная рыбина — и выяснить некому, одна Оливия мотается, ищет.

Я подошла к ней:

— Не зуди, ревнивица. Какая рыба? Живая?

— Конечно. Она плавает в здоровенном аквариуме, косо на всех смотрит и плямкает.

— Что делает?

— Плямкает. Пойдем, сами увидите. Может, это вражеский шпион.

— Вряд ли нам так повезет.

В гостиной действительно посреди мраморного стола стоял большущий круглый аквариум и в нем плавала красная рыбина с выпученными глазами и длинным роскошным хвостом.

— Велики твои дела, Все Сущее, — сказала я. — Откуда ее принесло на мою лысую голову?

И тут мы услышали деликатное покашливание. Издавал его сухопарый сморщенный типчик с безумно горящими глазами. Больше всего он напоминал высохший лист веерной пальмы, только позолоченный. Ну теперь понятно, поэт привез свою любимую рыбку.

— Я бы попросил вас, — молвило существо суровым тоном. — Поприветствовать великого поэта Вуалехвоста и оставить недостойные шутки относительно происхождения его вида и так далее. Поэзия Вуалехвоста известна и любима во всех обитаемых мирах.

— А вы сами-то откуда будете?

— Галактика Мелона, кластер 787.

— А как вы там узнали про конкурс?!

— У нас время идет по-другому. Господин Вуалехвост предвидел фестиваль и решил почтить его своим присутствием. Он даже знает, кто победит.

— О, не раскрывайте интригу. А почему у него такие большие губы и он ими плямкает?

— Как вы бестактны! Он сейчас слагает стихи. Я переведу их и запишу. Ступайте, не мешайте мастеру творить. И принесите свежего опарыша для маэстро и кофе с плюшками для меня.

Вот так вот.

Мы вышли из гостиной в некотором обалдении.

— Опарыша ему! — воскликнула я. — Поэт он! Мы к такому еще и не готовились…

— Да справимся, — махнула рукой Оливия. — Ты можешь дальше целоваться, а я буду органайзером.

— Еще чего! — вскинулась я. — Предлагаю оргкомитет: мессер Софус, мессер Фипс, Фигаро, и мы.

Долго ли умеючи. Через полчаса комитет сидел в библиотеке и проводил свое первое совещание.

— Как я понимаю, — начал Фипс, — сначала мы думали, что в конкурсе примут участие только жители нашей Планеты. Однако появление поэта Вуалехвоста сняло границы с мироздания. К нам присоединяются поэты многочисленных вселенных. Поэтому, первое, что мы должны объявить, — это поэтическое перемирие. То есть на время фестиваля никаких звездных войн, никаких конфликтов, только поэзия и благородство. Может, на какой-нибудь планете одни особи питаются другими, но среди тех и других есть поэты. Так вот, на время фестиваля мы должны обеспечить универсальным питанием обе стороны. Это я беру на себя. Также я делаю всемирное официальное оповещение, что наша Планета проводит фестиваль под лозунгом «Мир, добро, любовь».

— И жвачка, — хихикнула Оливия.

— Напрасно вы хихикаете, герцогиня, — посмотрел на нее Фипс. — В кластере 756н есть газопылевое скопление, куда попадают все использованные в мире жвачки. И они там даже создали нечто вроде цивилизации.

— Цивилизация жвачек! Ужас! Может, у них и поэты есть?

— Напрасно вы хихикаете, герцогиня, во Всем Сущем возможно все.

— Ладно, с этим понятно. Ждем обвала поэтов. Но где мы их разместим? Замок никак не подходит, Злато град перенесем в п-измерение, придется затевать стройку.

— Это не столь сложно, — сказал милый мессер Софус. — Есть у меня одна задумка. Не волнуйтесь.

— А жюри?

— Почетный председатель — его величество. От его лица — Фипс и вы, девочки: дочь поэта, вдова поэта. Кстати, Люция, на время проведения фестиваля прошу вас с Маттео не обжиматься по углам. Вы вдова, вот и ходите со скорбным видом.

— У-у-у, — проныла я. На два голоса.

Оливия позлорадствовала с видом победительницы. Ладно, ничего, мы потерпим.

На следующий день мессер Софус собрал всех нас на конную прогулку. Кстати, опарышей мы достали — у повара были, что странно. Итак, мы поехали в поля, легкий почти летний ветерок овевал наши лица, я любовалась бескрайними полями лаванды, и вдруг мессер Софус остановился:

— Здесь.

Мы спешились. Мессер Софус достал круглую металлическую пластину и стал что-то по ней вычислять.

— Угу, — довольно бормотал он. — Угу. Вот тут и закрепимся.

Откуда-то из-за уха он достал крошечный белый кусочек незнамо чего и положил его на землю.

— Разбегайтесь! — не своим голосом крикнул он. — Он растет с дикой скоростью.

Мы вскочили на коней и помчались, мессера Софуса слушались все. И тут по нам прошелся странный удар, словно нечто гигантское втянуло в себя очень много воздуха.

— Скачите, скачите! — вопил, махая крылышками, мессер Софус (о, у него и крылья есть!).

Мы старательно повиновались, да и кони неслись будто оглашенные.

— Стойте! — вдруг рявкнул мессер Софус. — Готово. Можете смотреть.

Мы оглянулись. Посреди доселе пустого поля стоял огромный прекрасный город. Он весь был словно из сверкающих кусков драгоценных камней.

— Не обманул продавец, — шмыгнул носиком мессер Софус. — Ну, поехали, осмотрим Поэтополис.

Поэтополис выглядел восхитительно. В нем были роскошные дома и водоемы, уже наполненные водой и жидкостью, которая может понадобиться нашим гостям. Домики были и великанские, и крохотные — на улитку. Значит, разные у нас будут гости.

— Мессер Софус, как вам это удалось? — восхищенно воскликнула Оливия.

— Дротики, волновые дротики, дорогая. Выиграл с их помощью Матрицу Города Будущего у одного царька в туманности Андромеды.

— Да вы азартны!

— Азарт — это младенческие шалости. Главное — включить мозги!

— Вашим мозгам позавидуешь, мессер Софус, они у вас никогда не выключаются.

— Именно поэтому я достиг того, чего достиг. Но продолжим тему Поэтополиса. Понятное дело, поэтам все-таки приятнее будет гулять среди всяческой экзотической и в то же время безопасной растительности. Так, что у нас подходит больше всего?..

Мессер Софус потер своими изящными лапками, достал из воздуха крошечные перчаточки, оттуда же извлек некий сундучок и сказал нам:

— Отойдите на безопасное расстояние.

Мы обезопасили себя как могли, а мессер Софус скрылся за высокими стенами Поэтополиса.

И вдруг! Это было невероятно! Над стенами заколыхались огромные листья веерных пальм, лиловых магнолий, гигантских гербер из дальней галактики… Это было как фейерверк!

Мессер Софус позвал нас смотреть, и мы были потрясены его талантом, а также умением доставать из разных пространств полезные предметы.

Поэтополис был прекрасен. Шесть улиц лучами сходились в центре, где было особое возвышение. Предполагалось, что именно с него поэты будут провозглашать зрителям свои нетленные шедевры.

— Что ж, один вопрос решен.

— И весьма важный.

— Другой вопрос, как поэты узнают о нашем фестивале. Нам нужна реклама. Нам нужен слоган, девиз!

— «Мир, добро и красота — все, что надо для тебя!» — прочавкала апельсиновой жвачкой Оливия.

— А что, — задумчиво кивнул мессер Софус. — Мне нравится. Простенько и со вкусом. Опять же на общегалактический переводить будет просто.

— Вы чего? — вжалась в кресло Оливия. — Я прикалывалась.

— А получилось то что нужно. Люция, далеко у тебя анапестон?

— Нет, сейчас принесу.

Пока я бегала за анапестоном, в нашей команде возникли еще замечательные идеи. Для развлечения публики предполагалось пригласить хор «Нано-Сопрано» и оркестр «Виртуозы Вселенной»! Из местного творческого бомонда я предложила баттл хрип-хипарей Росомахи и Саблезуба, а также выступление нашего знаменитого балета гигантских москитов.

— Это будет шоу! — восхитилась я.

— Казаки обидятся, — сказал мессер Софус.

— Какие еще казаки?

— Да галактические. У них куреня по всей Вселенной и Образцово-показательный казачий хор песни и пляски! Их надо обязательно пригласить в качестве особого музыкального подарка для гостей. На этом пока остановимся. О’кей, анапестон, — сказал мессер Софус прибору.

— О’кей, мессер Софус. Рад снова быть активированным. Какое у вас задание?

— Во-первых, мне необходимо, чтобы в радиусе определенной местности ты создал имитацию протоязыка. Чтобы все, кто находится в этой местности, понимали друг друга без переводчика.

— Задание понял, выполняю. Выполнено.

— Далее. Необходимо разослать в космосе сигнал, который я тебе закодирую и передам. Мы собираемся провести всемирный поэтический фестиваль.

— Прекрасно. Обожаю поэзию.

Сказано — сделано.

Поэт Вуалехвост первым поселился в одном из больших аквариумов Поэтополиса, плавал и плямкал губами. Мы готовили парадные платья и, благодаря тому же анапестону, разные виды еды для гостей.

Гости с нашей Планеты прибыли незамедлительно — сами понимаете — ехать недалеко, герцога многие знали, да и возможности покрасоваться лишний раз ни один поэт не упустит.

Как вы думаете, кто явился первым после Вуалехвоста? Смиренный брат Юлиус, который в церкви Святой Юстиции достиг солидных должностей и как поэт, воспевающий истинную веру, и как главный ревнитель этой веры.

— Герцогиня, мои соболезнования, — почтительно склонился он передо мной.

— Благодарю вас, — скорбным тоном молвила я из-под траурной вуали. — Я никогда не смирюсь с утратой. И этот фестиваль созван в память моего гениального мужа, в знак того, что поэзия и мир должны снизойти на людей и закончить все распри, ссоры, обиды. Пусть имя Альбино Монтессори станет символом мира и благородства.

— Вы совсем не знали своего мужа, герцогиня.

— У меня для этого было слишком мало времени.

Я откланялась. Наверняка Юлиус явился шпионить. Мало того, а если он провез с собой жучков?

Впрочем, мы же не делаем ничего предосудительного! Фестиваль проводится с разрешения и под покровительством его величества, так что тут все в порядке. Ну а как на фестиваль смотрит Святая Юстиция, мне дела нет.

В этой суете мне мало удавалось побыть с Маттео, в основном мы с Оливией принимали у входа в Поэтополис гостей, а Маттео был в замке герцога — мало ли, времена такие, чуть отвернешься, целый замок экспроприируют!

Постепенно поток гостей нарастал. Сначала мы принимали Ближний Космос, обитателей нашей Галактики. Потом стали подтягиваться ребята из параллельных вселенных и антисингулярностей. Чудны были — не передать. Но наш славный анапестон очень хорошо решал языковую проблему, так что никто ни на кого не кидался, даже если в обычной жизни один поэт был пищей другого.

К торжественному открытию сцена Поэтополиса была украшена лентами и растительностью всех спектральных оттенков. Все утопало в цветах. Поэты заняли целиком площадь Поэтополиса (а это немаленький размер) и ждали, когда на сцену взойду я.

Вдова великого поэта.

— Ахынг тхаэнг’нгумоно шо, — старательно выговорила я фразу общемирового благословения Всего Сущего. Дальше уже старался анапестон. — В жизни каждого мыслящего существа есть радость и есть скорбь, обретение и потеря. Так я обрела и потеряла своего супруга, талантливейшего поэта, герцога Альбино Монтессори. Оливия, моя падчерица, осталась без отца. Но наш дух не сломить, ибо все здесь отдано во славу великой поэзии. Во славу таких поэтов, как вы.

— У-лю-лю! — засвистели поэты. Это была общекосмическая формула приветствия.

Дождавшись тишины, я продолжила:

— Поэзия совершенствует Все Сущее, а Все Сущее совершенствует поэзию. И охватить всю поэзию невозможно, так же, как и необъятно Все Сущее. Слава поэтам!

— Слава!

— А сейчас я хочу предоставить слово для приветствия старейшему поэту нашей Галактики, двухсотпятидесятилетнему Амброзиусу Сладкогласому.

Под бурные аплодисменты на сцену вынесли гигантский гриб. О небо, где его только раскопал мессер Софус? Но оказалось, что суть не в том.

Дама, довольно крепкая в плечах и форме Святой Юстиции, вынесла на сцену… ту самую гигантскую гусеницу, которая допрашивала меня и все волновалась насчет того, не Алиса ли я. Дама усадила гусеницу на гриб, и склизкий поэт немедленно принялся жаловаться, что гриб жесткий, где кальян с каннабисом, и вообще тут наверняка полно Алис.

— Алис здесь нет, мой господин, — поклонилась я. — Прошу вас приветствовать поэтов, собравшихся на фестиваль. Да, сейчас вы отдаете силы Святой Юстиции, но было время…

— Никогда нельзя быть уверенным, что рядом не прячется Алиса. Где мой кальян?

Подали кальян. Амброзиус глубоко затянулся, выпустил ровные колечки дыма и молвил:

— Когда мы были молодыми и деньги были золотыми, был у нас, поэтов, свой гимн. Позволю себе процитировать из него несколько строк, подходящих к моменту:

Все опять зааплодировали. Анапестон, умничка, мягко перевел этот старый похабный гимн.

— Пишите, дети мои, — благословил кальяном поэтов Амброзиус. — Поэзия смягчает кирпичи бытия, что сыплются нам на голову. Все. Ерго, я кончил. Унесите меня и проверьте, нет ли на дороге Алис.

Прекрасного Амброзиуса унесли, вместо него на подиум взошел мессер Софус. Он объяснил сугубо бытовые вопросы, обратил внимание на волонтеров, которые станут помогать поэтам в обживании Поэтополиса, и добавил также, что темы для стихов каждый день будут определяться при помощи подбора случайных чисел в лазерной рулетке. Некоторые возроптали, а некоторые даже и приободрились. Итак, добро пожаловать, поэзия!