Глава 32. Семейная территория Льва Бельстона
Первый шок у Левы прошел.
«Так не бывает, – дал он себе установку. – Не бывает!»
Зря сам себе начал что-то придумывать. Столько времени прошло, не могло быть у него дочки с Машкой, не могла она скрыть от него такое известие, потому что любила. Он тоже любил, но в какой-то миг, когда мужчина принимает решение, он засомневался, заколебался, подверг сомнению их отношения. Марк все время зудел над ухом:
– Она мешает тебе в достижении нашей цели!!!
А какой цели? Какая у человека может быть главная цель в жизни? Конечно, найти свою любовь и быть счастливым, а потом уже – построить свой дом, посадить дерево, родить детей. Конечно, должно быть у мужчины любимое дело, которым нужно заниматься как можно дольше, и чтобы это дело приносило доход. Но все это теряет смысл, когда нет любви, когда дом постылый и даже работа, которая в удовольствие, не приносит радости. Он посмотрел на Фриду – жена спала. Ее черные разметавшиеся волосы походили на множество тонких змей. Она вдруг напомнила ему мексиканскую художницу Фриду Кало.
Ну конечно! Как он мог сразу этого сходства не заметить! Брови, овал лица и одно и то же имя.
Когда-то в юности он неплохо разбирался в живописи, пытался рисовать портреты. Его интересовало творчество многих художников, только вот картины Кало, насыщенные символами и фетишами, вызывали отторжение. Чего только стоит образ кровоточащей артерии, соединяющей сердца двух Фрид! Почему он об этом вспомнил именно сейчас? Какое отношение имеет женщина со сломанной судьбой, с восемнадцати лет прикованная к койке Фрида Кало, к его сегодняшней жизни? Только то, что его жену тоже так зовут – Фрида? А может, не зря он сегодня вспомнил об этом, а в юности просто не разглядел свой знак в ее сложных и загадочных картинах, потому что его артерии тоже соединяют два сердца – его и Машино, и ничего поделать с этим он не может.
– Ты здесь? – Его жена очнулась. – Что это было?
– Это ты мне скажи, что это было. Тебя нашли в ванне с перерезанными венами.
– Это тебя не касается. – Она была резкой и нервной.
– Тебе надо показаться психиатру. Так сказал врач, и отец настаивал. Я должен позвонить ему.
– Не надо никуда звонить. Это все ты! Ты! Я не могу тебя видеть! Я никогда тебя не любила! – выпалила она. – Никогда!
Ему вдруг стало легче дышать, словно раньше болевшие гланды вдруг успокоились, и кровь перестала идти горлом.
– Я тоже тебя не люблю, Фрида. Но я люблю нашу дочь, и это нас связывает на всю жизнь.
– Меня ничего с тобой не связывает! Ты тюфяк, обычный, простой тюфяк. Все, чего ты добился в жизни, – это удачно женился на мне. Вернее, это я тебя на себе женила. Чтобы всегда быть рядом с Марком, идиот!
– Фрида, успокойся!
– А я и не волнуюсь. Уходи, я не хочу тебя видеть!
Он набрал телефон Гранца.
– Адольф Францевич, Фрида пришла в себя, и у нее опять истерика. Если можно, приезжайте, мне нужно срочно уехать.
Конечно, он идиот, и Марк тут совсем ни при чем. Он не раз ему намекал, что его жена ведет себя иногда как продажная девка, но Лева не хотел этого видеть и знать. Берег так называемое семейное счастье. Вот только сейчас ему никак нельзя опоздать, и он набрал номер телефона, по которому просили позвонить в случае, если кто-то знает родственников девочки Тани.
– А вы кто? – поинтересовался задорный девичий голос.
– Мне кажется, я знал мать девочки, – уверенно сказал Лева.
– Тогда приезжайте в кафе «Мороженое». Мы с Таней здесь. – И девушка продиктовала адрес.
Кафе было рядом, только вот парковаться негде – машина на машине. Лев покружился немного и нашел место. А почему они с дочерью не ходят в кафе просто так, поесть сладкого и поболтать ни о чем? Фрида предпочитает отдыхать за рубежом, а ребенка сплавлять гувернантке.
– Здравствуйте, девушки. – Он узнал Таню, которую показывали по телевизору.
– Здравствуйте, меня зовут Юля, а это Танечка. – Юля растерялась, потому что мужчина очень походил на Марка Бельстона. – А вас, извините, уже выписали? Вы ведь Марк Александрович?
– Нет-нет, я его брат. Брат-близнец. И зовут меня Лев. Лев Александрович Бельстон.
– Ой, вы меня напугали, – облегченно рассмеялась Юля. – А то я просто глазам своим не поверила: генеральный директор «Грин-авиа» собственной персоной!
– Я тоже работаю в «Грин-авиа». Главным инженером.
– А мы знаем этого дяденьку? – поинтересовалась Таня.
– Сейчас узнаем. – Юлька развеселилась. Она не может отвязаться от проблем с Марком Бельстоном, а оказывается, Бельстонов двое! Нескучный выдался день!
– Лев Александрович. – Она перешла на официальный тон. – Вы сказали, что знаете родственников Тани. Вы видели сюжет по телевизору?
– Да, я телевизор смотрел.
– Вы знаете, были звонки после материала, я буду проверять их, но пока все на ниточке – на веревочке.
– Я не на веревочке. Я фотографию видел.
– Мамину фотографию? Это моя любимая мама! – Девочка вытащила снимок и положила на стол.
– Это Мария Семенова, а рядом стою я, Лева Бельстон. Маша окончила первый курс пединститута, и мы встретились на каникулах. Нас сфотографировал ее однокурсник.
– А вы знали Танину маму?
– Я не просто знал. – Лев помолчал. Мороженое в девичьей чашке таяло и становилось белой лужицей. Юля смотрела на него с интересом, а Таня вертела головой.
– Ешьте мороженое, девчонки. – Ему нужно было собраться с духом, хотя и так все понятно. Девчонка смотрела на него его же глазами, как две капли воды похожими, это придумать нельзя.
– Мы любили друг друга. Я любил Машу Семенову. Мы встречались, но потом как-то все не заладилось, мы начали ссориться, и Маша исчезла, просто растворилась, не звонила и не приходила. Мне казалось, что она не дает мне развернуться, расправить крылья. Ведь я себя считал птицей высокого полета. Мы больше не виделись. Я женился, у меня семья и дочка Маша, названная в честь моей первой любви.
– Печальная история, – тихо сказала Юлька. Этот Бельстон начинал ей нравиться.
– Нормальная история, таких тысячи. Я помнил о Маше всегда. Знаете, как она меня называла? Ежик.
– Каааак? – Юлька была готова подпрыгнуть на стуле.
– Ежик. У меня стрижка тогда такая модная была, вот и повелось – ежик да ежик.
В письмах, которые Юля нашла на столе у Марка Бельстона, девушка тоже писала про ежика.
– В общем, так. – Он выдохнул. – Я думаю, что Таня – моя дочь, моя и Машина.
За столом повисла тишина. Юлька на мгновение растерялась, потому что она ожидала кого угодно: внучатую бабушку, троюродную тетю, семиюродного дядю, но чтобы отца Бельстона – никогда!
– У меня нет папы, – уверенно возразила Таня. – Мама всегда говорила, что папы нет.
– Ну, это ведь доказать еще надо, Лев Александрович. Сделать тест ДНК, и всякое такое.
– Я думаю, что у нас для этого достаточно времени.
Но что-то царапало, задевало и коробило Юлину душу, создавало дисгармонию, которая не позволяла радоваться мужскому признанию. Головоломка в ее сознании щелкнула и разлетелась на множество цветных мозаик кубика-рубика, а потом внезапно соединилась в одну четкую цветную цепочку.
– Лев Александрович, вы меня не сочтите за сумасшедшую!
– Не волнуйтесь, я сам себя таковым сейчас ощущаю, значит, мы в одном пространстве находимся.
Юля движением фокусника вытащила из сумки письма, найденные на столе Марка Бельстона.
– Я не знаю, почему судьба посмеялась надо мной, но еще несколько дней назад я не знала о существовании вас и вашего брата. Я журналист и приехала в ваш город на фестиваль прессы. Я вам потом расскажу, где их взяла. – Она протянула ему письма.
– Что это?
– Письма, которым уже много лет. Я ничего из них не поняла, может, поймете вы. Там есть кодовое слово «ежик», хотя все это может быть странным стечением обстоятельств.
Мужчина, ничего не понимая, пожал плечами, взял старые бумаги и начал читать. Таня не сводила с него глаз, только прошептала:
– Юля, он ведь не может быть моим папой?
– Где вы это взяли, девушка? – спросил Лев через минуту.
– Вы не поверите, на столе вашего брата, спустя пару минут после того, как на него напали.
– Вы знаете Марка?!
– В том-то и дело, что нет! Я приехала в ваш город от своей газеты на пресс-фестиваль. В первый же день работы фестиваля меня нашла член жюри Зинаида Ивановна и передала, что ваш брат, Марк Александрович Бельстон, председатель нашего жюри, просит меня зайти к нему в кабинет.
– И что?
– Да, в общем-то в ее просьбе ничего подозрительного не было. Я зашла к нему в кабинет, а он там сидит с проломленной головой. Вот и все.
– Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда…
