Глава 10. Лев Бельстон
Он с детства привык слушаться брата и доверять ему – Марк всегда был уверенней, решительней, умел убеждать, и Леве всегда казалось, что он тоже думал так, как Марк, только не мог четко сформулировать. А еще он знал главное: Марк никогда не даст его в обиду и сделает то, что полезно и важно для них обоих. Когда-то в школе он было усомнился в этом – Марк убеждал его попробовать курить. Леве было стыдно признаться, что курить сигареты ему не понравилось, – они пахли навозом и горечью.
– Ты ничего не понимаешь, брат, – сказал Марк, важно пуская изо рта кольца дыма. – Это настоящее мужское занятие. Курили все великие философы, например Зигмунд Фрейд, а также твои любимые художники Пабло Пикассо и Ван Гог.
Лева хотел было возразить, что, наверно, обкурившись и напившись абсента, Ван Гог и отрезал себе ухо, но спорить с Марком не стал. Он предпочитал вообще не спорить с братом, потому что считал спор попыткой самоутвердиться за счет другого. Спор не имеет отношения к поиску истины, это борьба, соперничество, а соперничество с братом не имело смысла.
Когда родители увидели курящих сыновей, дома был большой скандал. Лева пытался как-то объясниться, за что получил больше, а Марк молчал. С курением как занятием опасным было покончено. Марк объяснил это просто:
– Пора взрослеть, брат, заканчивать с подростковыми глупостями и забавами, надо заняться здоровым образом жизни.
И братья пошли в «качалку».
В их дуэте Марк всегда был той самой «батарейкой энерджайзер», он генерировал идеи, часто сомнительные, как, например, поход на кладбище. Это было в седьмом классе. Они вместе читали приключенческую и детективную литературу.
– Нам не хватает приключений, интересных событий, – произнес вдруг Марк и предложил, когда стемнеет, сходить на кладбище.
– Зачем? Что мы там будем делать? – удивился Лева.
– Затем, – отрезал брат. – Мы сидим в благоустроенной квартире, читаем о приключениях, а сами не хотим сдвинуться с места. Мы просто слабые люди, а должны быть смелыми.
– Мы обычные, нормальные люди. Ты собираешься в поход за золотым руном?
– Я хочу проверить, испытать нас на смелость, я хочу знать, страшно нам будет или нет.
– Понятно, – огорченно сказал Лева. Раз Марк произнес «нам», значит, ему не отвертеться. – А зачем обязательно на кладбище? Можно что-то поприличней?
– Кладбище – это как раз самое нужное место.
Лева разозлился. Идти на кладбище, да еще вечером, ему совсем не хотелось, но выглядеть в глазах брата трусом не хотелось вдвойне. На следующий день Марк заговорщически сказал:
– Вечером идем.
На кладбище Лева был второй раз в своей жизни, первый – когда Бельстоны хоронили бабушку, но тогда он мало что понял и только глазел по сторонам. Нынче кладбище показалось ему островом страха и негатива.
– Мы что тут будем делать, Марк?
– Подожди, дай оглядеться. Здесь где-то братская могила городских начальников, их самолет упал.
– Почему? Что случилось?
– Не знаю, вроде двигатель сломался. Пожар был.
– Я не слышал об этой истории.
– Мне папа как-то рассказывал, у него там знакомый был.
– А почему самолеты падают?
– В России всегда проблем хватает, в том числе и с самолетами.
– Да при чем тут Россия, самолеты падают по всему миру! – Левке всегда хотелось дойти до сути.
– Отстань, брат, не до самолетов.
Они остановились у памятника погибшим в авиакатастрофе. Лева невольно поежился.
– Страшно тут, давай пойдем отсюда.
– Мы должны себя проверить. Мы ведь не трусы! – Марк подошел к какой-то могиле и начал раскачивать стоящий на захоронении крест.
– Марк, не надо, пожалуйста, не надо! – Льву хотелось закрыть глаза. Ему казалось, что земля могилы заходила ходуном, и он закричал: – Марк, не надо, не надо!!!
Привлеченный то ли его криком, то ли тем, что какие-то подростки что-то делают у могилы, к ним быстрым шагом подошел незнакомый мужчина. У него в руке была лопата.
– Что вы тут делаете, ребята?! Зачем тревожите мертвых? Крест не трогай. Не трогай, я сказал!
Марк бросил крест, и они побежали к выходу. Братья отдышались уже за воротами кладбища.
– Я говорил тебе, говорил! – чуть не плакал Лева. – Говорил!
– Да ладно, – отмахнулся Марк. – Ничего ведь не произошло, он нас не догнал.
– А мертвые, зачем нужно было вытаскивать крест из земли? Вечно ты со своими идиотскими придумками!
На Леву эта «кладбищенская» история произвела такое негативное впечатление, что еще несколько дней он не разговаривал с братом. А потом, потом, в выпускном классе, Лев Бельстон влюбился в одноклассницу Машу. Это было неожиданно, спонтанно, ярко, так, как бывает в первый раз, когда кажется, что это навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Лева словно в первый раз увидел, разглядел свою одноклассницу Машку, с которой встречался все десять лет по нескольку раз в день. Он провожал ее из школы домой, они говорили обо всем на свете и, казалось, не могли наговориться, так хорошо им было вместе. Недоволен был Марк, который в одночасье потерял влияние на брата:
– Левка, ты прямо как в сказке – все болота исходил и лягушку себе нашел!
– Оставь меня и Машу в покое! – Леве не хотелось ругаться, но если Марк еще попробует сказать что-то обидное про Машу, он за себя не ручается.
На какое-то время Лева словно отдалился от брата и наблюдал за ним со стороны. Марк был прагматиком – про Машу больше не заговаривал, но активно обсуждал с Левой дальнейшие жизненные планы. У Марка по жизни были большие амбициозные планы, в которые он посвящал брата.
– Мы должны научиться зарабатывать деньги. Много денег.
– Марк, зачем тебе много денег? Деньги – это зло. Большие деньги заработать честным путем нельзя.
– Брат, мне иногда кажется, что ты с другой планеты! Еще скажи, что иметь много денег нечестно и неэтично, когда вокруг много нуждающихся людей. Открой глаза, Лева, будь реалистом! Я, конечно, люблю и почитаю своих родителей, но вкалывать, как они, с восьми до восемнадцати за копейки не хочу и не буду.
– Хорошо, чего ты хочешь?
– Мы, Лева, мы! Мы должны с тобой выбрать такую профессию, чтобы она приносила хороший доход. Честно заработанные деньги. Мы должны стать лучшими в этой профессии. А потом создать свою империю, свое государство имени Бельстонов, и деньги будут работать на нас.
– Марк, я не против хорошей профессии, хороших заработков, но только ты будь реалистом. Какая империя? Какое государство? Может, ты перестал быть обычным еврейским мальчиком и получил большое королевское наследство? Нет, наверное, Джордж Сорос признал в тебе внебрачного сына!
– Пока нет. Наследства не предвидится. Но я знаю, что у нас все получится.
– Да я не против, брат. Я ведь тогда буду братом создателя империи, – пошутил Лев. – Мне это нравится.
– А как тебе нравится специальность «гражданская авиация»?
– Я боюсь летать на самолете.
– Я не предлагаю тебе летать на самолете, я предлагаю тебе поступить в Авиационный институт Рижского технического университета, Рижский авиационный по-старому. Это мужская профессия, брат. А дальше я все придумаю, я тебе обещаю.
Лев не стал спорить с братом, ему легче было согласиться, да и перспектива была интересней, чем та, что предлагала Маша, – педагогический. Ну какой из него педагог! А гражданская авиация звучит и правда по-мужски, достойно. Лев Бельстон не возражал против планов построения Марком империи, но скорее принимал это как игру, вызов судьбе. Он понимал, как непросто его родителям, да и Машкиным тоже, дается зарабатывание денег. Фраза «Деньги – зло» на самом деле принадлежала Маше, ведь Лева понимал, что если они поженятся, то обеспечивать семью должен в первую очередь он, а у него пока ни специальности, ни гроша за душой. Поэтому Лев в очередной раз не стал спорить и послушал брата.
Когда братья Бельстоны вернулись в свой родной город после окончания института, что-то в отношениях Левы и Маши изменилось, словно треснула их общая чайная чашка, из которой они вместе пили чай, а из склеенной посуды, как известно, хорошо не напьешься. Они часто встречались во время учебы в институте, вместе гуляли, спали, встречали рассвет, но когда Лева вернулся с дипломом в родной город, Маша встретила его как чужая. Он сначала не понял, что происходит, и Марк предложил ему свою версию:
– Она злится, что ты на ней не женишься.
– Ну, мы пока и не планируем жениться. Или девушкам нужен штамп в паспорте?
– Ты забыл, что сначала надо встать на ноги? Диплом у тебя на руках – это полдела. Надо закрепиться на работе, у нас так хорошо все складывается! Если любит, пусть подождет, девушка должна думать не только о себе.
Лева дрогнул. Он понимал, что пора заводить семью, не в сорок же лет об этом думать, но они с Марком по-прежнему жили с родителями, а идти в крохотную двушку, где Маша ютилась с престарелой мамой, совсем не хотелось.
– Маша, давай подождем еще пару годиков. Я финансово окрепну, возьму ипотеку, купим квартиру. У нас все будет хорошо. А сейчас ты учительница, я инженер, будем едва сводить концы с концами. Я не хочу, чтобы моя семья нуждалась.
– Конечно, конечно. – Маша соглашалась и смотрела куда-то в сторону.
Лева нервничал, что она не понимает его, и это состояние, как маленькая пиявка, вгрызалось в его душу все глубже и глубже, усиливая недоверие, недовольство, сомнение, предубеждение.
– В ваших отношениях нет новизны, вы устали друг от друга. У вас все предсказуемо, – декларировал Марк, и Лева был вынужден согласиться, потому что брат говорил правду. Маша ни на чем не настаивала, только они стали видеться реже и реже, она говорила про большую занятость на работе, про тетрадки, которые не успевает проверять, а у него было много работы, интересной, новой, и он вгрызался в нее сильнее и сильнее, отдавая ей все силы.
А потом Маша сказала ему:
– Больше не приходи.
И он испытал облегчение.
С Фридой Гранц у Левы все получилось как-то быстро, она вообще была девушкой решительной. Они увиделись первый раз на авиационном празднике, авиашоу, а потом Фрида сама позвонила ему и пригласила в гости. Она оказалась интересной собеседницей, острой на язычок, образованной, много знающей о самолетах, о том, чем он интересовался. Они пили красное вино и много смеялись, а утром он проснулся в ее постели и больше не ушел из этого дома. Так хотела Фрида, а то, что она хотела, было законом для ее отца. Они поженились, и он старался, искренне старался полюбить ее, но ничего не получалось. Почти в каждом сне к нему приходила Маша, она жалела его, гладила по голове и тихо говорила: «Левка, что же ты наделал, Левка!» А он ничего не мог ей ответить, потому что ничего не мог в своей жизни уже изменить. Он старался не думать о Маше. Братья Бельстоны строили свою империю, реализуя мечты юности, и у них все получалось. Все Левкины мысли о том, что империя должна основываться на любви и искренности, казались атавизмом, вчерашним днем и меркли по сравнению с денежной перспективой семьи.
Когда у Левы родилась дочь, он настоял, чтобы ее назвали Машей. Фрида, привыкшая, что она сама все решает в семье, удивилась его настойчивости.
– Хорошо, пусть будет Маша, хотя мне это имя не нравится. Но раз ты хочешь, назовем по-твоему, Марией. – А про себя подумала: «Мне нет дела, как ты ее назовешь. Мне нет дела и до тебя тоже. Мне нужен Марк, и только он, и теперь, когда я выполнила все обязательства перед семьей – родила ребенка, я свободна в своих желаниях и поступках».
В снах Лева продолжал видеть Машу, она плакала и о чем-то его просила – о чем, он не понимал, но ощущение грусти, тоски постоянно накатывало и становилось сильнее с каждым днем.
