Глава шестая

Трудно сказать, что заставило эмира Рамиза Омахановича Гадисова вместо того, чтобы в высоком темпе уйти тем же путем, которым он пришел, забраться в новую, недавно вырытую галерею, пропустить мимо себя взвод спецназа ГРУ, или, как их звали обычно в джамаате, взвод «летучих мышей», но после этого атаковать колонну пограничников, которой достался груз джамаата Гази Джабирова. Тот самый груз, который был предназначен для самого Гадисова и его людей. Скорее всего, именно груз и заставил пропустить мимо себя численно небольшой взвод ГРУ и атаковать более крупное подразделение пограничников.

Сам эмир забрался под могильную плиту и подложил под краешек небольшой плоский камень, чтобы оставалась щель. Щель была достаточно широкая и позволяла много видеть. Так, эмир видел, как спецназ осматривал убитых моджахедов, как забрал снайперскую винтовку с французским оптическим прицелом – эту винтовку было особенно жалко, но она отвлекала внимание от всего джамаата, и потому эмир жалость в себе подавил; видел, как забрали у убитых документы, видел, как потрошили сумку санинструктора, беззастенчиво высыпая на камни перевязочные материалы, словно не понимали, что в этих материалах заключен вопрос чьей-то жизни и смерти, и как нашли и сняли мину.

Последнее особенно не понравилось эмиру Гадисову. Мина была установлена не для того, чтобы ее нашли, а для того, чтобы «летучие мыши» на ней подорвались. Но он сдержал свое возмущение, хотя автомат в его руке задрожал, показывая нервное, почти психическое напряжение человека.

Спецназ ушел вниз по ущелью. Ушел торопливо. Видимо, «летучие мыши» были уверены, что и джамаат удалился в ту же сторону.

Как только последний спецназовец скрылся за поворотом, плита с могилы была снята, и весь джамаат в считаные минуты оказался на поверхности земли. В принципе, это было недолго, потому что в джамаате осталось всего семь бойцов. Но все они умели обращаться с оружием, и потому эмир без сомнений послал сапера Салмана Тагирова выставлять новые мины для противника. Одну он приказал поставить ниже. Если на звук боя спецназ рискнет вернуться – второпях на мину налететь проще простого. А чтобы снять мину, тоже время потребуется. Да, если и обнаружат, дальше все равно пойдут с осторожностью.

Выставить две оставшиеся эмир решил на пути пограничников. Здесь и двух мин, поставленных в линию, хватит. Одна взорвется от другой – так много раз уже ставил свои взрывные устройства сапер. Эмир думал, что пограничники сразу пойдут в сторону границы, где их сможет забрать вертолет погранслужбы. Он рассчитывал зайти пограничникам в тыл, обстрелять их, уничтожить несколько человек, вызвать на себя преследование и отступить, заманивая отряд на мины, которые к тому моменту должен будет выставить сапер. После взрыва атаковать всеми оставшимися силами, отбить несколько ящиков груза, а потом отступить, отстреливаясь, и уйти под землей в пещеру соседнего ущелья.

Рамиз Омаханович даже послал троих бойцов – пулеметчика и двух автоматчиков – в сторону отряда пограничников. Но они вернулись очень скоро и бегом.

– Эмир, погранцы сюда идут. В нашу сторону!

– Вас видели?

– Это исключено. Что делать будем?

– Засаду будем делать! – сердито ответил Гадисов на глупый вопрос. Его всегда раздражали не вовремя заданные вопросы. А если вопрос был еще и глупым, эмир вообще бесился. И это было заметно со стороны. – Как идут? В каком порядке? Посмотрели? Я для чего вас вперед отправлял!

– Впереди разведка. Наверное, отделение, не меньше. Семь человек. За ними носильщики с ящиками. Потом основные силы. Всего, вместе с носильщиками, мы насчитали тридцать девять человек. Не так уж и много, если учесть растянутость колонны.

Так даже лучше. Не нужно никого выманивать на себя. Пограничники сами шли в засаду, будучи уверены, что на этой стороне они могут встретить только «летучих мышей». И потому не осторожничали.

Джамаат умело занял позицию среди камней. Причем трое вместе с пулеметчиком должны были отсекать огнем основные силы пограничников, и потому эмир выставил их дальше основной группы. Остальные должны перехватить груз у носильщиков.

Себя эмир поставил во вторую группу, потому что никогда не чурался физической нагрузки. Эта вторая группа должна была добить разведку пограничников, если после взрыва двух противопехотных мин кто-то останется в живых, на что надежды, по сути дела, не было. Подпрыгивающие мины тем и хороши, что устраивают своими осколками мясорубку, от которой мало кто может уберечься.

Все получилось так, как эмир Гадисов и планировал. У него обычно всегда все получалось. Наверное, потому, что планировал хорошо и грамотно. Рассчитывал обычно правильно, совмещая точную науку и гуманитарную – математику с психологией.

Пограничники шли неровной змейкой-колонной, не соблюдая интервалы. Моджахеды передовой группы правильно определили специализацию впереди идущих. Это, вне всякого сомнения, были разведчики. Но впереди не было сапера, а именно его следовало ставить ведущим.

Это эмир Гадисов определил по тому, что сапер обычно смотрит большей частью себе под ноги, а разведчики по сторонам. Но разведчики пограничников вели себя слишком расслабленно, чтобы что-то заметить. Они слишком полагались на то, что спецназ рядом, и надеялись, что идут по следам взвода спецназа, следовательно, мин на пути быть не должно, как не должны им встретиться и автоматные очереди джамаата.

Около тел убитых снайпера и санинструктора разведчики ненадолго задержались, обменялись мнениями и двинули дальше. Прямо на первую мину.

«Наивные, – думал Рамиз Омаханович, – считают, что против них дураки необученные действуют».

С таким отношением к себе и своему джамаату эмир Гадисов встречался не впервые. И еще в Сирии доказал ошибочность этого мнения, показал и приобретенное знание военной теории, и настоящую военную хитрость, оказываясь каждый раз там, где его не ждали, и, не проявляя показного героизма, нанося противнику максимально возможный урон. Здесь, как понимал Гадисов, предстояло нечто похожее.

Две мины взорвались одна за другой. Пограничники наступили на нужный камень, активировали одну мину, которая подпрыгнула на положенную высоту и рассыпала смертоносные осколки. Одновременно с ней, от сотрясения почвы, сработал детонатор второй мины и завершил то, что не завершила первая.

Разведка пограничников, по сути дела, перестала существовать. По крайней мере, перестала существовать в том виде, в котором существовала до этого. Беспечные бойцы, шедшие вниз по ущелью и строившие планы на дальнейшую жизнь, уже никогда эти планы воплотить не смогут. Если в отдельных фрагментах их тел еще сохранилась пульсация жизни, то это ненадолго…

Возникла пауза, в которой тишина по-настоящему звенела напряжением и ожиданием дальнейшего развития событий.

– Огонь! – скомандовал эмир Гадисов, но сам уже понимал, что слишком долго он прятался от осколков за камнем и слегка опоздал со своей командой. Точно так же опоздали с началом стрельбы и его моджахеды, которые ждали команды. Носильщики-пограничники должны были успеть бросить ящики, которые несли, и схватиться за автоматы.

Но когда эмир поднял голову, то увидел, что носильщики не просто бросили ящики, а начали перебегать из авангарда к основной группе, где тоже к обострению событий оказались не готовы. Несколько очередей, посланных вдогонку бегущим солдатам, только добавили им прыти; одного, правда, сбили с ног, но выручил бронежилет: солдат тут же поднялся и побежал дальше. Уже не так быстро – неуклюже, словно хромая на одну ногу. Бежать ему было, видимо, больно.

Рамиз Омаханович прекрасно знал, что пуля при попадании в бронежилет тело чаще всего не задевает, но, бывает, ломает одно или несколько ребер. Ему самому однажды досталась такая неприцельная очередь из окопа курдских ополченцев. Тогда, сделав после боя рентгеновский снимок, Гадисов узнал, что у него сломаны два ребра, а два соседние – очень сильно ушиблены. Гипс на грудную клетку, понятно, никогда не накладывают, за исключением травмы позвоночника. Но гипс ведь никогда и не лечил переломы. Он только предохраняет кости от повторного воздействия на них, позволяя им срастись без искривлений. От госпитализации Гадисов тогда категорично отказался. Он предпочитал ходить, гонять по телу кровь для быстрейшего заживления костной ткани, морщась от каждого неосторожного движения. Не лежать же на кровати, опасаясь вызвать нечаянным жестом боль. Характер не позволял ему быть раненым.

Шприц-тюбики с промедолом, что дал ему тогда врач, быстро кончились. Приходилось терпеть, стараясь никому не показать свои ощущения. А они были не из приятных: сделать глубокий вдох тогда было невозможно, а уж кашель вообще вызывал потерю сознания. Как назло, именно тогда эмира угораздило простыть.

Такого ощущения Рамиз Омаханович сейчас даже этому солдатику-пограничнику не желал. Хотя у него самого ребра болели спереди, а у солдата должны были болеть со спины.

Однако эти почти гуманные мысли не мешали эмиру Гадисову придерживаться задуманного и вовремя дать команду:

– Забрать сначала у убитых магазины с патронами, потом три ящика! Больше не унесем! За мной!

Эта команда прозвучала после того, как «заговорили» два автомата и ручной пулемет Калашникова. Причем «заговорили» характерно, как во время боя. То есть били длинными неприцельными очередями, не давая пограничникам поднять голову. И это несмотря на то, что патронов в джамаате оставалось мало.

Понятно, больше пугали, чем стреляли прицельно. Так всегда осуществляется прикрытие. А прикрытие было необходимо для того, чтобы группа эмира имела возможность передвигаться к грузу и обратно, уже с грузом, в относительной безопасности.

Когда моджахеды бежали к ящикам, они и сами успевали стрелять. Быстро вытащили из «разгрузок» подорвавшихся на минах пограничников запасные магазины, руки испачкали в крови, но это значения не имело. Торопились. Хотя пробежать полсотни метров для сильных мужчин – не проблема. Никто и задохнуться не успел. Ящики поставили один на другой, взяли, понесли. Оказалось, нести сразу три ящика тяжело и, главное, неудобно. Сняли один ящик. Двое схватили его и побежали.

Эмир с сапером Салманом Тагировым тащил сразу два ящика. Первая пара уже отнесла свой до входа в подземелье и быстро прибежала на помощь, хотя эмир такого приказания не давал. Но все в джамаате привыкли помогать друг другу по мере необходимости.

Теперь нести стало легче, побежали быстрее. А в ответ уже звучали автоматные очереди пограничников. Пока еще неприцельные. Кто-то на долю секунды высовывался из-за камня, не успев ничего увидеть толком, стрелял и снова прятался. А другой перебегал от камня к камню, выискивая себе укрытие понадежнее. При этом старался и под ноги себе смотреть, чтобы не споткнуться, и очередь дать, тоже не прицельную – просто в сторону противника.

Пограничники перегруппировывались и попытались зайти сбоку под защитой крупных камней, что лежали вдоль противоположной стены. Руководил ими, видимо, опытный командир. И это уже было неприятно, потому что с новой позиции им могло быть видно кладбище, а это совсем не входило в планы Рамиза Омахановича. И потому он свистнул, призывая своих помощников с ближней к пограничникам позиции. Те моментально прекратили стрельбу и стали, петляя, перебегать за скалу, к старому кладбищу.

Сам эмир и трое его моджахедов, уже не жалея патронов, стали стрелять в сторону пограничников, чтобы те не смогли проводить огнем отходивших с ближней позиции. Когда трое моджахедов с дальней позиции приблизились, пулеметчик почему-то поднялся, бравируя своей отвагой, в этот момент пуля, скорее всего, шальная, попала ему в голову – прямо в бритый затылок. Пулеметчик упал, а его пулемет каким-то невообразимым образом, словно сам вдруг подпрыгнул и лег ремнем на шею соседу-автоматчику.

– Вот пулемет нового хозяина сам нашел! – хмуро заметил эмир.

Таким образом, он свое решение высказал.

А на гибель штатного пулеметчика никак не отреагировал. Тот был опытным бойцом, много лет воевал в джамаате, но расслабился в самый последний момент. За один шаг до укрытия выпрямился, когда выпрямляться было еще нельзя ни в коем случае. За это и поплатился. Но объяснять моджахедам, как важно не позволять себе расслабляться даже в последний момент, Рамиз Омаханович не стал. Пусть они сами подумают об этом, пусть поймут, что секундное расслабление одного тяжелым бременем ложится на плечи других.

Их теперь вместе с эмиром осталось только шесть. Плюс Батал Габибов, что пока сидит в своем селе, но готов присоединиться к джамаату по первому звонку эмира. Вызывать его все равно придется. Батал, как ни крути, все-таки закончил механический факультет политехнического института и хорошо разбирается в любой технике, и даже любит с техникой работать.

А, имея на руках «Стингеры», надо уметь работать с техникой. Придется просчитывать много вещей, которые раньше никак не касались ни самого эмира, ни его бойцов. Например, придется изучать систему работы аэропорта, который Гадисов сам выберет для проведения учебного пуска пары ракет. Для начала это будет, как уже сам для себя определил Рамиз Омаханович, небольшой пассажирский самолетик местных авиалиний. На таком надо будет «Стингер» опробовать. А уж потом искать способы отстрела больших пассажирских самолетов в Центральной России, куда всем предстоит перебраться.

Устраивать такой отстрел в своей республике, в Дагестане, Гадисов не желал. Но совсем рядом есть области, входящие в Кавказский регион, где живут преимущественно русские – Ставропольский и Краснодарский края, Ростовская и Волгоградская, Астраханская области. Это все сферы влияния его джамаата, как сам для себя определил Рамиз Омаханович. У него в распоряжении три «Стингера» и шесть ракет. Стрелять будет необходимо так, чтобы каждая ракета соответствовала одному сбитому гражданскому самолету. Он, конечно, и военные самолеты и вертолеты сбивал бы с удовольствием. Но они, как правило, имеют систему защиты, умеют уходить от удара ракеты, отстреливают тепловые ловушки и ставят помехи для лазерного луча наведения, направляя его в другую сторону. Для того эмира и направили из Сирии в Россию, чтобы посеять здесь страх. А страх придет только тогда, когда все вокруг перестанут ощущать свою безопасность…

Движение через подземный ход и в этот раз не вызывало никаких сложностей. Только теперь эмир уже не стал подкладывать под край плиты камушек, чтобы оставить себе щель для наблюдения. В прошлый раз спецназовцы проходили стороной, а в этот раз пограничники должны будут кладбище основательно обыскать – так говорила логика. Если джамаат был здесь и исчез, не уходя вниз по ущелью, то куда же он пропал? Поиски неизбежны…

Рамиз Омаханович трижды заставлял моджахедов, сразу после подготовки подземной галереи спускаться через могилу в подземный ход, а сам оставался снаружи и потом внимательно просматривал каждую могилу, хотя точно знал, где следует искать, и не находил существенных различий между другими могилами и той, в которой скрывался вход. Найти это место можно было разве что с собакой. Но у пограничников, которые имеют собачьи питомники в каждом погранотряде, с собой собак не было. А чтобы собак разводили и обучали в спецназе ГРУ – такого Гадисов даже не слышал, хотя и допускал подобную вероятность.

Строился тоннель нелегко. Почва здесь была такая, что не везде ее можно было взять лопатой. Многие места приходилось долбить заступом. Но моджахеды еще в Сирии научились делать подземные галереи, можно сказать, в совершенстве. Им эти навыки очень пригодились.

У себя в джамаате эмир Гадисов не держал людей, которые подолгу рассматривают сорванные мозоли на своих ладонях. На руках настоящего воина и мозолей-то не бывает. Правда, когда строился тоннель, в составе джамаата было двенадцать человек. Сейчас уже в два раза меньше.

После прохождения первой трети маршрута им встретился каменный столб. Тогда, когда строили переход, долго думали, как миновать камень. Очень уж не хотелось его долбить. Думали, с какой стороны копать, рассматривались даже варианты прохода снизу и сверху. Потом попробовали с одной стороны, и все пошло как надо. Только тогда сообразили, что это просто каменный столб, который за века своего стояния среди других камней, более толстых и не имеющих сужающегося основания, просто вдавился клином в почву.

Тогда столб обошли благополучно. Сейчас же, когда несли три объемных ящика с армейской маркировкой, сначала тоже застряли, но потом ящики разгрузили, срубили земляной угол, два ящика пронесли, а третий, тоже к тому моменту разгруженный, решено было оставить в проходе. Это придумал сапер джамаата Салман Тагиров, и эмир поддержал его.

Сапер самолично забросал землю, срубленную с угла, в ящик, оторвал одну петлю, чтобы крышка болталась, и щель под светом фонаря показывала, что внутри земля, которую нужно извлечь, чтобы освободить проход, оттащить ящик в сторону и поставить к стене «на попа».

А с противоположного края ящика Салман соорудил растяжку с мощной гранатой «Ф-1», которая должна была взорваться, когда кто-то поднимет крышку, за которую крепились провода. Эта предосторожность выставлялась на случай, если будет организовано преследование джамаата, но всерьез думать о том, что кто-то найдет вход через могилу, эмиру не хотелось. Вход слишком хорошо был замаскирован. Правда, при рытье подземного перехода было вынуто много земли. И вначале думали высыпать ее под скалы, нависающие над землей округлыми наплывами.

Так поступили с первыми пятью мешками. Потом решили, что рассыпать землю можно будет и позже, время тогда еще позволяло не торопиться. И просто ссыпали землю горкой под стеной. А когда тоннель или, как более красиво он называется у спелеологов, подземная галерея дошла до настоящей пещеры и вышла почти на три метра выше уровня пола, Рамиз Омаханович приказал в мешках таскать землю через галерею и ссыпать под выход. А потом эту уже мягкую землю завалили камнями. Так уровень пола подняли почти на метр.

И в завершение, чтобы удобнее было пользоваться проходом в дальнейшем, эмир Гадисов распорядился там же, под входом, установить два оставшихся ящика из-под «Стингеров» и ракет. Для устойчивости ящики заложили камнями.

Рамиз Омаханович еще и сам не знал, придется ли ему воспользоваться этой подземной галереей или надо будет бросить ее. Но Салман Тагиров подсказал:

– Эмир, когда мы снова разживемся минами, я заложу одну в верхний ящик. Мы будем знать об этом, и сами, когда потребуется, будем прыгать в сторону. А если кто-то будет нас преследовать, то Аллах быстро заберет его к себе после первого же прыжка. Посторонний не будет знать, что прыгать нужно в сторону.

– Дело говоришь, – согласился Гадисов, уверенный в том, что минами джамаат обязательно разживется. Даже там, в Сирии, сколько раз бывало, джамаат нес большие потери и, казалось, уже прекратил свое существование. Но эмир всегда набирал себе новых людей, учил уму-разуму и делал их настоящими бойцами, способными драться даже с серьезным, хорошо обученным противником. И драться не только в Сирии.

Причем Рамиз Омаханович брал к себе в джамаат преимущественно своих земляков – выходцев из Дагестана, которые все прибывали и прибывали, давая возможность выбора. А выходцы из других стран, если и попадали в джамаат, долго там не задерживались. Они или гибли, или переходили служить другому эмиру. Естественно, с согласия самого Гадисова.

Вот потому Рамиз Омаханович не терял бодрости духа, понеся такие потери за тот месяц, что он пробыл на родной земле. Один человек уже готов пополнить его джамаат. Найдутся и другие. Так всегда было.

Но он при этом прекрасно понимал и всю сложность своего нынешнего положения, сиюминутную, как считал эмир, сложность. И не испытывал эйфории от того, что оставил в дураках и «летучих мышей», и пограничников. В большом гроте пещеры он думал было устроить себе временное убежище. В соседнем гроте, попасть в который можно было только через ущелье, у него был даже организован продуктовый склад.

Но эмир понимал, что в пещерах искать его будут в первую очередь, и потому продумывал, как «растворить» джамаат в окрестных селах, чтобы собирать моджахедов при необходимости максимально быстро. Беда была только в том, что все они, остававшиеся еще в живых, были жителями разных районов. А появление в селе чужого человека всегда привлекает внимание.

Конечно, проще в городе. Или где-то в Центральной России. Там много земляков, к которым при случае можно обратиться за помощью. Но все эти вопросы следовало сначала тщательно продумать, и только потом решаться на какие-то конкретные действия. И вообще не слишком хорошая это примета: заглядывать в далекое будущее, когда не решены текущие задачи.

Эмир вместе с моджахедами находился в большом гроте, когда темноту вдруг прорезал луч фонаря. Простой фонарик так мощно светить не мог, и Рамиз Омаханович абсолютно точно определил, что светит тактический фонарь. Он видел, что на автоматах пограничников таких фонарей не было. А в руках тактические фонари носят редко. Конечно, была вероятность того, что тактический фонарь оказался в рюкзаке у офицера отряда пограничников. Но эмир Гадисов видел тактические фонари под стволами автоматов «летучих мышей».

Сразу пришла в голову мысль, что спецназ ГРУ мог вернуться на шум боя, объединиться с пограничниками, и вместе они могли найти вход в подземную галерею. Луч света вырывался как раз из этой галереи. А это значило, что преследователи уже близко. Они не подошли к выходу и не видят еще моджахедов и эмира. Это можно было определить по толщине луча. Но скоро будут уже здесь!

Все эти мысли пронеслись в голове Рамиза Омахановича за долю секунды. Он всегда отличался быстротой мышления и принятия решений. Принял решение и сейчас.

Луч фонаря видели все.

– К бою, – шепотом отдал команду эмир, одновременно надевая свои американские очки ночного видения, которые три года назад снял с пленного офицера самообороны курдского отряда. У других тоже имелись такие же или подобные очки, хотя более низкого качества. – Пулеметчик! Шабкат! В галерею. Прострели ее всю, не жалей патронов. А потом – на выход. Мы тебя дождемся у первого поворота. Догоняй…

Пулеметчик был новоиспеченный, тем не менее в боях проверенный. Шабкат Эльдаров держал пулемет в руках, уперев приклад в камень. Он тоже надел на голову очки, но на глаза их опустил уже на ходу, когда молча двинулся к галерее. И даже не вздохнул, хотя оставаться здесь, в пещере, одному против тех, кто идет сюда с фонарями, наверное, никому бы не захотелось.

– Все! На выход. К центральной галерее, – команды Рамиза Омахановича звучали коротко, твердо и предельно ясно.

И в то же время очень уверенно, словно эмир даже мысли не допускал о том, что для него самого и его подчиненных моджахедов возможны какие-то крупные неприятности. И его уверенность передавалась моджахедам как персональное, лично к ним обращенное слово. – «Стингеры» и ракеты к ним, естественно, забрали… У пограничников еще много осталось. Пусть с «летучими мышами» из своих запасов делятся.

Остатки джамаата быстро оказались у центральной галереи. Даже раньше, чем пулеметчик на своей точке, хотя до новой галереи, ведущей со старого кладбища, было на несколько шагов ближе.

Двигались стремительно, но никто не суетился. Рамиз Омаханович пропустил всех вперед, сам последним поднялся в галерею. И уже сделал шаг, когда вздрогнул от сильного грохота. Он резко обернулся, потому что ожидал услышать не этот грохот, а длинную пулеметную очередь. Тем не менее грохот этот он, кажется, узнал. После такого грохота снесло голову снайперу джамаата там, в ущелье у старого кладбища. Тогда эхо выстрела долго гуляло в стенах ущелья.

Сейчас эхо точно так же прокатилось по подземному ходу, ворвалось в большой грот, где пробежало по стенам и растворилось в воздухе. Пулеметчика Шабката Эльдарова эмиру помогли заметить очки ночного видения, хотя у входа в галерею никого не было. Он лежал внизу, на каменистом полу грота. Лежал без движений, вниз головой, если можно было так сказать, потому что половины головы у Эльдарова уже не было. А это значило, что в него стрелял снайпер, имеющий крупнокалиберную снайперскую винтовку с ночным прицелом, скорее всего, даже с тепловизором. Это еще раз подтвердило мнение эмира, что пограничники объединились с «летучими мышами»…