Глава одиннадцатая

– Да, я в курсе, что вы это предполагали, – согласился капитан Стоматологов. – Потому я вам сейчас все и рассказываю в подробностях, хотя вы официально и не являетесь ответственным лицом следствия.

– Но самое главное, что я предполагал, – напомнил я, – это то, что ограбление ювелирного магазина, ломбарда и второго ювелирного магазина – все это было средствами отвлечения внимания от главного. А главным было убийство Евгения, моего брата.

– Главным было не убийство, главным было желание завладеть двумя страничками из тетрадки, где от руки было написано завещание эмира аль-Габдари.

– Это я узнал только сегодня ночью, после звонка Лордкипанидзе.

– А мы на несколько часов раньше. Нам окончательные данные пришли еще вчера поздно вечером. Для этого пришлось запрашивать МВД Германии. Нас связали с юридической фирмой, которая, несмотря на позднее время – в Германии как раз заканчивался рабочий день, согласилась дать нам ответ на официальное письмо, отправленное факсом. Немцы понимают, что такое следствие. И отработали, как обычно, аккуратно. В итоге мы получили данные о том, что в этом завещании должен быть зашифрован пин-код банковской ячейки одного из крупнейших банков Германии.

Семья погибшего эмира, проживающая в настоящее время в Германии, владеет шифром и может прочитать пин-код. Больше никто прочитать его не может. Юридическая фирма некоторое время назад обратилась с официальным запросом в ФСБ России, где могло, как немецкие юристы полагали, находиться завещание эмира. Но там ответили, что такого документа они не имеют. Поскольку завещание рукописное, не заверенное нотариусом, предположили, что его могли просто уничтожить, как ненужный документ. Если только оно не осталось в архиве командира отряда, уничтожившего банду вместе с эмиром.

В ФСБ навели справки и дали список известных офицеров отдельного отряда, вместе с их адресами. Местонахождение других офицеров, уже вышедших на пенсию, известно не было. Три офицера еще продолжают служить, но они информацией о завещании не располагают. Для выяснения всех адресов пенсионеров требовалось несколько дней. Но юридическая фирма решила действовать сама. Тем более она имела в Москве своего представителя, который сразу позвонил подполковнику в отставке Лордкипанидзе, чей телефон ему удалось добыть раньше других, связавшись со штабом дивизии. Подполковник часто принимал участие в различных мероприятиях ветеранов, и потому связь с ним была постоянная. Анзор Георгиевич пообещал узнать только при случае и особого энтузиазма не проявил. Через московского представителя эта позиция была передана в юридическую фирму, оттуда в семью аль-Габдари, и семья заключила с фирмой официальное соглашение о значительной сумме вознаграждения – семья оказалось небедной даже по немецким меркам. Причем вознаграждение самой юридической фирмы тоже сильно увеличивалось, что позволило немецким юристам обратиться еще и к российским коллегам в Москве.

Московская юридическая фирма сразу обратилась к Евгению Алексеевичу, предложив за большое вознаграждение найти пресловутое завещание. Подполковник Довгополов вспомнил, что не так давно видел его среди своих старых бумаг. Юрист приезжал из Москвы в Самару, проводил устное собеседование, и ему было мельком показано завещание. Начались обсуждения условий. Для обеспечения безопасности переписка между Евгением Алексеевичем и юридической фирмой проводилась в шифрованном формате. И поскольку сам Евгений Алексеевич не верил банкам, однажды, в девяностые годы потеряв в одном из них большую сумму, он потребовал выплаты ему вознаграждения наличными. Это еще оттянуло время. Юридической фирме пришлось напрячься, чтобы найти такие деньги. Однако вознаграждение перекрывало и эту сумму. Сумма была найдена, причем в разной валюте – собирали по крохам и часто даже взаймы у своих сотрудников. Но все было законно. Даже подоходный налог с общей суммы был взят, как нам сообщили. Оттого и сумма в оружейном сейфе не совсем ровная. По договору это называлось «оказанием услуг информационного характера». А предположение, что это были какие-то средства, нажитые нечестным путем, опровергла немецкая полиция, проверявшая суммы на всех счетах семьи эмира аль-Габдари. Немцы даже предоставили юристам официальное заключение, копия которого имеется у российской юридической фирмы, а фотокопию они переслали нам.

Таким образом, Дмитрий Алексеевич, вы стали богатым наследником своего брата, крутым мультимиллионером. Не олигархом-миллиардером, но человеком весьма состоятельным. Согласно законодательству, деньги вы сможете получить и начать их тратить только через полгода, когда официально вступите в права наследования.

– Видимо, осознание этого приходит не сразу, – сказал я вдумчиво. – Пока я себя ощущаю прежним человеком, считающим деньги от жалованья до следующего жалованья. Позже что-то может измениться, но, должно быть, это произойдет не сразу. Я слушаю вас, Аркадий Васильевич. Что было дальше?

– Деньги привезли Евгению Алексеевичу домой, там же сразу подписали с ним договор, получив взамен то самое завещание. Но буквально в тот же день, только ближе к вечеру, Евгению Алексеевичу позвонил Анзор Георгиевич, которому тоже обещали ту же самую сумму, только уже московский представитель немецкой юридической фирмы, который слегка опоздал. Мы не знаем содержания беседы. У нас есть только результат биллинга – кто и кому звонил. Подполковник Довгополов, насколько нам известно, не посчитал нужным делиться с кем-то своим нежданным заработком. Тем более ему, как я понимаю, предложили не поделиться, а просто отдать завещание. Или выманивали обманом. Это сути дела не меняет. При этом он, скорее всего, уже нашел применение этим неожиданным деньгам. Мы проверяли одну из версий капитана Юровских, в которую он вас не посвящал, чтобы не распылять сведения. Юлий Юрьевич подозревал хозяина ювелирного магазина, что тот причастен к собственному ограблению. Якобы тот желал умышленно себя обанкротить, чтобы не делиться с женой, с которой он начал бракоразводный процесс. Так вот, Евгений Алексеевич брался выкупить часть бизнеса, который хотела забрать себе жена хозяина магазина. У них даже был разговор на эту тему. Но это побочная ветвь расследования того, что выпало на нашу долю. Ваша ветвь гораздо сложнее.

Нам точно не известно, что там произошло во время разговора, но, вероятно, была телефонная ссора. Горячий характер подполковника Лордкипанидзе был известен подполковнику Довгополову, как известны и его связи с криминальным миром. Давние и прочные связи через родственников, которые входили в окружение грузинских воров в законе, причем нескольких, даже конфликтующих друг с другом. Видимо, после этого разговора Евгений Алексеевич и решил, что хранить деньги дома опасно – Ларик может найти людей, которые ограбят квартиру, завещание не найдут, поскольку его в квартире уже нет, а деньги унесут, оставив хозяина квартиры ни с чем. И каждый раз, уходя из дома на работу, отправлялся сначала на вокзал, чередуя железнодорожный вокзал с речным, и, по примеру известного литературного персонажа гражданина Александра Ивановича Корейко, оставлял рюкзак в камере хранения. Там его дважды видели знакомые. На одном и на другом вокзале. И несколько раз он попадал под камеры видеонаблюдения. Мы сегодня ночью просматривали записи с этих камер. Записи хранятся месяц, следовательно, они были еще достаточно свежими.

– А оружие? Наградной пистолет? – напомнил я. – Он был в том же оружейном сейфе. Не заметить его пропажу было невозможно.

– В один из таких моментов, когда денег в сейфе не было, квартиру и навестили воры. Анзор Георгиевич в самом деле имел криминальных знакомых и родственников. А мы все знаем, как на Кавказе ценятся родственные связи. Через родственников, видимо, Лордкипанидзе вышел на Башмачника, которому пообещал долю. В первый визит в квартиру они действовали, скорее всего, все вместе, вчетвером, потому что искали завещание, а это требует тщательного поиска и понимания того, что ищешь. Тем не менее Евгения Алексеевича они опасались и выбрали для визита время, когда он работает. Найти в квартире два тетрадных листочка оказалось непросто. Они ничего, естественно, не нашли. Тогда же, скорее всего, и был похищен пистолет, из которого уже на следующий день и застрелили Евгения Алексеевича. Застрелили потому, что он узнал отставного подполковника Лордкипанидзе.

– Брат при его аккуратности и дотошности во всем и всегда не мог не заметить пропажи пистолета. Он же ежедневно доставал и складывал деньги в тот же сейф.

– В сейфе есть малое отделение, где обычно хранят патроны. Пистолет там поместится без проблем. Я предполагаю, что Евгений Алексеевич именно там и хранил пистолет. Он мог не заглядывать в малое отделение. Или так: принес деньги в тот день, когда пистолет пропал, складывал, а тут кто-то позвонил в дверь. Та же соседка Лидия Александровна. Но подполковник не знал, кто пришел, и потому торопливо убрал все деньги и только тогда пошел к двери. Малый ящик в сейфе проверить просто не успел.

Время и способ похищения оружия мы еще должны выяснить, хотя это не самый важный вопрос следствия. Сейчас самый важный вопрос – местонахождение бандитов. Они могут передвигаться на «Шевроле Тахо», принадлежащем Сергею Леонидовичу Никитину. Есть у них несколько комплектов запасных номеров. Возможно, в машине выделяется дверь багажника. Она или новая, или пробита пулями, если только офицер ДПС, что стрелял по машине, не обманывает. На это тоже скидку сделать необходимо. Менты обычно стреляют из рук вон плохо.

Я не думаю, что бандиты бросят незавершенное дело и уедут домой. Однако на всякий случай дома их уже караулят местные сотрудники ФСБ. Но есть опасения, что бандитов могут каким-то образом предупредить об этом. Те же домашние. И домой они не поедут. Предпочтут где-нибудь обосноваться. А это непросто. Мы им отрезали все пути к отступлению. В дополнение ко всему сегодня утром наш сотрудник встречается с хозяином ломбарда. Кажется, в девять тридцать. Произойдет небольшая намеренная утечка информации. Сотруднику позвонят, и он выйдет из кабинета, оставив на столе документы. А это означает, что наших бандитов одновременно с нами будут искать и местные уголовники. Там другие методы поиска. При этом мы надеемся на разжигание конфликта между местным криминалом и теми, кто поддерживает Лордкипанидзе. Нам такой конфликт будет только на руку. Воздух в городе станет чище. Там, где мы не можем ничего собрать на конкретное лицо, чтобы доказать его вину, уголовники будут просто стрелять. И решат многие наши насущные проблемы. Нам в итоге могут достаться только три трупа отставных десантников и, возможно, еще несколько трупов уголовников. Но это несравненно лучше, чем они оставят после себя трупы не причастных в делу людей. У охранника ювелирного магазина, что погиб вместе с Евгением Алексеевичем, осталась жена с четырьмя малолетними детьми.

Но подключение к поискам криминалитета не снимает ответственности с нас. Короче говоря, давайте вместе думать, как нам искать бандитов – это раз. И второе – как нам защитить от них Дмитрия Алексеевича. Они наверняка постараются достать его. В наличии у нас всего два дня. Через два дня судебно-медицинская экспертиза выдаст для похорон тела убитых охранников ювелирного магазина. До этого мы должны все завершить, иначе Дмитрий Алексеевич может стать легкой мишенью для бандитского снайпера. Если они решат, что завещание найти не удается, они будут убирать причастных к делу лиц – зачищать территорию…

– Лордкипанидзе позвонит мне, – решил я и почувствовал в своем голосе нотки бычьего упрямства. – И я пойду на встречу. Или приглашу его к себе. Это, скорее всего, единственный вариант.

– Если позвонит… – мрачно предрек капитан Стоматологов. – Я думаю, он наблюдал наш приезд и дал событиям верную оценку. Это могло его спугнуть. А не приехать мы не имели права, потому что вместе с Лаврентьевым в подъезде могли оказаться все три бандита.

– А защищать меня не надо. Я сам защищаться умею… – продолжил я.

– Вы без оружия. А они вооружены, – не согласился со мной Юровских. – А вооружить вас мы никаких законных оснований не имеем. Мы можем только в соответствии с законом об охране свидетелей пару человек к вам в квартиру подселить.

– Чтобы я их защищал от бандитов? – на полном серьезе спросил я.

Но мой вопрос остался без ответа.

Между тем у меня тут же промелькнул перед глазами один из видов оружия, характерный для спецназа ГРУ – особое, специальное оружие – предельно отточенная малая саперная лопатка, которую для проверки остроты обычно используют в качестве бритвы. Точильный станок и бруски для ручной доводки я видел у брата в кладовой – десантуре тоже не чуждо умение фехтовать лопатками. Сама лопатка, кажется, лежала на балконе, я видел ее. Старая и проржавевшая, без чехла. Но это меня не смущало. Наточить и почистить ее возможно.

– Я вооружусь. Малой саперной лопаткой и парой ножей. Этого будет достаточно. В свою очередь, я хотел бы попросить ФСБ проверить, есть ли наградное оружие у Лордкипанидзе и его подельников. Наградное оружие вручается не каждому участнику боевых действий. Меня смущает то, что Лордкипанидзе пользовался не своим привычным оружием, а пистолетом Евгения. Юлий Юрьевич как специалист по стрельбе может сказать, насколько чужое оружие может оказаться «не по руке».

– Это точно, – согласился капитан юстиции. – Я уже сам думал об этом. Свое оружие и то всегда пристреливаешь с каждой новой позиции. А идти на опасное дело с чужим пистолетом – рискованное предприятие. Но запрос в МВД Псковской области послать следует обязательно. И оперативнее ответят на запрос ФСБ, чем на наш.

– Мы это выясним простым телефонным звонком, – пообещал капитан Стоматологов. – И не забудем предупредить Дмитрия Алексеевича.

К нам на кухню заглянул эксперт, посудой которого мы пользовались для заварки чая. Эксперт вылил остатки заварки себе в чашку, выпил одним глотком, после чего тщательно вымыл фарфоровую посудину.

– Столовую ложку, если не сложно, выделите мне на время, – попросил он.

Я выделил. Эксперт в освобожденную посудину переложил большую часть спитого чая из заварочного чайника и плотно завинтил крышку.

– Трубка трубкой, но чай мы тоже возьмем на всякий случай на экспертизу. Мало ли что там может быть намешано. Юлий Юрьевич, мы завершили работу в квартире. Вы с нами едете?

– Мы тоже завершили разговор, – вместо капитана юстиции ответил капитан ФСБ. – Ждите нас в машине.

Следственная бригада уехала. За отъездом со своего порога наблюдала и любопытная соседка Лидия Александровна. Безбожно дымила сигаретой, рассматривая следаков почти в упор. Она, видимо, и мне хотела задать какие-то вопросы, чтобы удовлетворить свое женское любопытство. Но я, проводив гостей, спокойно закрыл под ее взглядом дверь, дабы не задохнуться от ее дыма.

Давно наступило утро. Кто-то спускался по лестнице, неимоверно при этом топая. Если моей соседке хочется с кем-то пообщаться, пусть общается с топающим соседом. Я не против.

Так, видимо, все и произошло, судя по голосам на площадке, но я уже отошел от двери и смысла произнесенных слов не разобрал, уловил только какое-то возмущенное раздражение в женском голосе. Лидия Александровна явно была чем-то сильно возмущена. Возможно, тем, что я упорно не желал ее замечать и даже не поблагодарил за вызов полиции. Хотя я и без ее бдительного ока был в состоянии, как оказалось, за себя постоять, а фельдшер «Скорой помощи» даже сказал, что не вполне уверен, что жертва моего кулака живой доберется до отделения нейрохирургии.

То есть появление наряда полиции ни на что, по сути дела, не повлияло. Усилия соседки были напрасными. Даже если бы не было звонка Лидии Александровны, я все равно встретил бы взломщика своим ударом. А видел бы он удар или нет, то есть стоял бы ко мне лицом или спиной – это не важно. Тяжелую травму я ему нанес бы в любом случае.

При ударе спереди кулак пришелся бы в область брегмы. При таком ударе поражаются участки головного мозга, ответственные за координацию движений. В итоге получалось, что Лидия Александровна, желая мне помочь, в действительности дула на ветряную мельницу, не понимая, что та крутится благодаря ветру, а не ее усилиям.

Возможно, соседку раздражало, что события сегодняшнего утра помешали ей спать. На это можно было сказать одно: меньше времени нужно проводить у дверного «глазка».

Говоря честно, я сильно утомился. Но перед тем, как устроиться на отдых, предстояло еще кое-что сделать. Я видел на полке в кладовке брата эпоксидную смолу и набор инструментов. Там же было несколько органайзеров с гвоздями и саморезами самого различного размера.

Я легко подобрал два коротких самореза, развел эпоксидную смолу с отвердителем и с двух сторон закрыл дырку в двери саморезами, которые предварительно обильно обмазал густым клеем. Насколько я знал, эпоксидная смола – самый надежный вид клея. Если приклеится, оторвать невозможно. Тем более невозможно будет вывинтить саморез отверткой, поскольку он вообще не ввинчен, а вклеен в просверленное отверстие.

Дожидаться, пока высохнет клей, я не стал. Тем более когда открывал дверь квартиры, выполняя работу, я слышал шевеление за соседней дверью. Общаться с соседкой у меня желания не было. Настроившись проснуться от любого постороннего звука, я оставил эпоксидную смолу сохнуть естественным образом, убрал инструменты в кладовку, туда же отнес оставшуюся после взломщика аккумуляторную дрель без зарядного устройства и даже без второго аккумулятора, который остался в кармане Башмачника, и отправился досыпать.

Как оказалось, и утром это было сделать сложно. У меня мелькала мысль отключить дверной звонок и все телефоны. Но я понимал, что отрезать себя от мира нельзя, поскольку я причастен к событиям, которые еще предстояло завершить. Но завершить их, будучи отрезанным от окружающего мира, невозможно.

На этот раз меня разбудил звонок в дверь. И опять – звонок последовал сразу после того, как я уснул. Проснувшись, я на часы все же посмотрел. Спал я почти пятнадцать минут. В каких-то обстоятельствах этого могло и хватить, чтобы выспаться, но не тогда, когда нервы расшатаны до предела.

Со стороны мое состояние, естественно, определить сложно. Это за счет умения держаться закрыто от окружающих и не выставлять напоказ свой внутренний мир, свои переживания и свое отношение к событиям. Представляю себе командира роты, который перед солдатами был бы злым и нервным после домашнего скандала с женой или после вызова «на ковер» к комбату. Какой пример такой командир роты мог подать своим бойцам? Как бы они потом относились к нему?

Командир должен быть всегда строг, но также справедлив и отзывчив на все солдатские нужды. За таким командиром солдаты в бой пойдут без раздумий, будучи уверенными, что командир о них уже подумал.

Но если в командире бушуют психопатия и истерия, то неизвестно еще, насколько продуманы его действия. И солдат будут сдерживать сомнения.

Потому открываться перед солдатами со своим внутренним миром нельзя. А привычка быть закрытым перед солдатами автоматически переходит на все, что офицера окружает. Так, например, моя жена прочно уверена, что я вообще человек, лишенный всяких эмоций, поскольку никогда не проявляю их в привычном для других виде. А все потому, что я всегда держу себя в защитном коконе, который сам же мысленно и создал.

После звонка в дверь я думал недолго. Это могла быть или Лидия Александровна, или кто-то еще из соседей, или сам майор в отставке Лордкипанидзе со своими подельниками пожаловал ко мне, не желая предупреждать меня телефонным звонком, чтобы я не успел запросить помощи со стороны.

Если первое или второе, выйти можно в халате брата, который я заранее перенес из ванной комнаты в спальню. Но если это пожаловал Ларик со товарищи, то мне было бы удобнее встречать их в привычном комплекте одежды. В халате даже удар рукой наносить не совсем удобно, не говоря уже об ударах ногами. Да и при маневрировании халат не настолько удобен, как полувоенный костюм.

Если пришли бандиты, я видел свое спасение только в одном – в схватке, устроенной в тесной прихожей небольшой квартиры, в замкнутом пространстве. Там сложно пользоваться пистолетом – есть возможность в своего попасть. При этом я не знал, обучают ли десантников такой дисциплине рукопашного боя, как «бокс в телефонной будке». «Телефонная будка» – это, понятно, условное название любого замкнутого пространства, будь то прихожая в квартире или кабина лифта.

Мы варианты такой схватки отрабатываем. Если отрабатывают и в ВДВ, то у меня могут возникнуть сложности, но здесь я полагался на свою боевую подготовку и тренированность. Все-таки все три моих противника – офицеры ВДВ. С гражданским неподготовленным человеком они справятся без сомнений. Но справятся ли с тренированным действующим офицером спецназа ГРУ? Это вопрос. Они сами наверняка были уверены, что втроем справятся без проблем. Я в этом справедливо сомневался. Но долго ждать и тянуть время было нельзя. Тем более звонок повторился.

– Минутку, я одеваюсь! – Громко крикнул я и в самом деле стал быстро одеваться. Я даже обулся, чтобы иметь возможность в случае необходимости использовать в качестве орудия жесткие армейские берцы.

Мой отклик был услышан. В дверь больше не звонили. Я собрался, выдохнул воздух и вышел в прихожую, глянул в дверной «глазок» и перевел дыхание. Это была соседка. Лидия Александровна, видимо, застенчивостью не отличалась и считала, что ее обязаны принимать в любое время суток.

Я открыл дверь, но не настолько широко, чтобы это можно было принять за приглашение войти.

– Чем могу быть полезен? – спросил я.

Мое лицо она рассмотреть могла: оно никак не выражало приветливости.

– Вы же брат Евгения Алексеевича? – спросила соседка так, словно видела меня впервые.

– Да.

– И вас зовут…

– Дмитрий Алексеевич.

– Так вот, Дмитрий Алексеевич, вы уже знаете, видимо, что я соседка вашего покойного брата.

– Я догадываюсь.

– Я могу паспорт показать, с регистрацией…

– Не утруждайте себя. Я вам верю.

– Так вот, для начала хочу вам сообщить, что Евгений Алексеевич время от времени брал у меня взаймы некоторые суммы денег. Но всегда отдавал вовремя…

– И что?

– Сегодня он должен был вернуть мне пять тысяч рублей. Как мне быть? Мне сегодня как раз необходимы деньги…

Сначала я подумал, что следует отдать ей деньги за брата. Потом мне показалось, что в глазах соседки пробежала искра неприкрытой хитрости. Здесь, мне подумалось, не все так однозначно.

– Но я же у вас не брал эту сумму. Почему вы у меня спрашиваете, как вам быть? Не понимаю.

– Я просто подумала, раз вы получаете наследство…

– Во-первых, наследство я получаю только через полгода после смерти Евгения Алексеевича. Таков закон. Если вас устроит, я верну вам пять тысяч через полгода. Я бы сам хотел получить наследство быстрее, но – увы. Обойти закон в данном случае невозможно. Но по наследству долговые обязательства не переходят. Если, конечно, они зафиксированы распиской, я готов рассмотреть вариант возвращения долга. Просто из уважения к его памяти.

– Да какие расписки! Я всегда просто так давала. Когда пять тысяч, когда больше – сколько было надо.

– Насколько я знаю брата, он был человек щепетильный и любил во всем порядок…

– Да, он предлагал написать расписку. Но я отказывалась. Я привыкла верить человеку на слово. Но как же быть? Мне сегодня действительно очень нужны деньги…

Мне показалось, она говорит правду. Я похлопал себя по карману и вспомнил, что мой бумажник лежит в кармане мундира.

– Минутку, я сейчас принесу. Подождите, – попросил я, вежливо не захлопнул дверь у нее перед носом и ушел в спальню.

Но когда я вернулся с пятитысячной купюрой в руке, она уже вошла в квартиру и стояла, спиной прижимаясь к двери.

Я передал ей деньги.

– Все? Вопрос исчерпан? – спросил я и взялся за дверную ручку.

– Вы так торопитесь меня выпроводить? Это не очень вежливо…

– А что вы еще хотели? – спросил я напрямую.

– Познакомиться хотела, – сказала, как выплюнула, женщина.

– Мы же уже познакомились…

– Хотелось ближе…

– Насколько близко?

– Чем ближе, тем лучше…

– Мне как, сразу раздеваться или потом? – спросил я довольно грубо и желания повиноваться не проявил…