Человек-праздник
— Ты опоздаешь,— сказала она.
Он устало откинулся на спинку стула и ответил:
— Да, я знаю.
Они сидели на кухне, завтракали. Дэвид съел очень мало. В основном он пил черный кофе и внимательно смотрел на скатерть. Вся она была покрыта тонкими линиями, казавшимися Дэвиду своеобразными автострадами.
— Ну что? — спросила она.
Он вздрогнул и оторвал глаза от скатерти.
— Да,— сказал он,— все правильно.
— Дэвид! — повторила она.
— Да-да. Я знаю,— ответил он,— я опаздываю.
Он не сердился. На это его уже не хватило бы.
— Ты определенно опоздаешь,— еще раз сказала она, намазывая хлеб маслом, а потом сверху — толстым слоем малинового джема. Она с хрустом откусила и начала жевать.
Дэвид встал, прошел через кухню к двери, повернулся и замер. Он смотрел ей прямо в затылок.
— А почему бы и нет? — опять спросил он.
— Потому что тебе нельзя,— сказала она.— Вот и все.
— Но почему?
— Потому что ты им нужен,— сказала она.— Потому что они тебе хорошо платят и что бы ты еще без них делал. Разве не ясно?
— Но они могли бы найти кого-нибудь.
— Ну хватит, прекрати,— сказала она.— Ты же знаешь, что нет.
— Но почему именно я? — спросил он.
Она не отвечала, жевала свой бутерброд.
— Но, Джин?
— Больше говорить не о чем,— сказала она, продолжая есть. Наконец она повернулась:
— Так ты еще здесь? Сегодня тебе не следовало бы опаздывать.
У Дэвида что-то сжалось внутри.
— Нет,— сказал он,— только не сегодня.
Он вышел из кухни и поднялся наверх. Там почистил зубы, надраил ботинки и надел галстук. Затем вновь спустился вниз, восьми еще не было. Заглянул на кухню.
— Ну, пока,— сказала она.
Джин слегка приподнялась и подставила ему щеку для поцелуя.
— Пока, милый,— сказала она.— Желаю...— И внезапно замолчала.
— ...хорошо поработать? — закончил он.— Спасибо.— Дэвид повернулся.— Сегодня я отлично поработаю.
Вот уже много лет, как он перестал водить машину. По утрам приходил на железнодорожную станцию пешком. Придя на станцию, Дэвид, как обычно, вышел на платформу и стал ждать поезд. Газеты у него не было. Он больше не покупал газет. Ему не нравилось их читать.
— Доброе утро, Гаррет!
Он обернулся и увидел Каултера, который тоже работал в городе. Каултер похлопал его по спине.
— Доброе утро! — ответил Дэвид.
— Как дела? — спросил Каултер.
— Спасибо, нормально.
— Рад слышать. Скорее бы Четвертое, не правда ли?
Дэвид судорожно вздохнул.
— Да знаете ли...— начал он.
— Ну а я собираюсь вывезти все семейство в лес,— продолжал Каултер.— Эти отвратительные фейерверки не для нас. Заберемся в старенький автобус и поедем туда, где их нет.
— Помчитесь,— сказал Дэвид.
— Так точно, сэр,— ответил Каултер.— Как можно дальше.
Это началось само собой. Нет, подумал он: не сейчас. С усилием он заставил это вернуться обратно, в темноту, откуда оно появилось.
— ...ламном деле,— закончил Каултер.
— Что? — переспросил он.
— Да я надеюсь, все идет нормально в вашем рекламном деле.
Дэвид прокашлялся.
— Да, конечно,— ответил он.— Все прекрасно.— Он всегда забывал об этой лжи, сказанной как-то Каултеру.
Когда поезд подошел, он сел в вагон для некурящих, так как знал, что Каултер в дороге всегда курит. Сидеть рядом с Каултером ему не хотелось. По крайней мере, сейчас. Всю дорогу до города он смотрел в окно. В основном следил за обочиной и движением на автостраде. Один раз, когда поезд с грохотом въехал на мост, он взглянул вниз на зеркальную поверхность озера, в другой раз он откинул голову назад и посмотрел на солнце.
Он остановился, когда уже почти вошел в лифт.
— Вверх? — спросил человек в коричнево-красной униформе.— Вверх? — настойчиво, глядя на Дэвида, повторил он. Потом человек закрыл скользящие двери.
Дэвид стоял не двигаясь. Вокруг него начали накапливаться люди. В считанное мгновение он повернулся и, расталкивая их плечами, выбрался обратно. Когда Дэвид вышел на улицу, страшная июльская жара сразу же окутала его. Он шел по тротуару, как во сне. Дэвид пересек дорогу и нырнул в бар.
Внутри было темно и прохладно. Никаких посетителей. Бармена и того не было видно. Дэвид опустился в полутьму кабинки и снял шляпу. Он наклонил назад голову и закрыл глаза.
Он не в силах был это сделать. Он просто не мог встать и подняться в свой офис. И не важно, что Джин сказала и что все остальные говорят. Ухватившись руками за край стола, он сжал его с такой силой, что пальцы побелели. Конечно же, он не сделает.
— Хотите чего-нибудь? — раздался голос.
Дэвид открыл глаза. Бармен стоял рядом с кабинкой и смотрел на него сверху вниз.
— Да, пожалуйста... пиво,— ответил он.
Дэвид ненавидел пиво, но он знал, что придется что-то заказать, иначе он лишится этой привилегии спокойно посидеть в прохладной тишине. Пиво можно и не пить.
Бармен принес пиво, и Дэвид заплатил. Затем, когда бармен отошел, он стал медленно поворачивать стакан по поверхности стола. И вот в этот момент оно началось снова. Затаив дыхание, он попытался оттолкнуть его. НЕТ! — сказал он, впадая в бешенство.
Еще через минуту он встал из-за стола и вышел из бара. Уже перевалило за десять. Хотя это, конечно, не имело никакого значения. Они знают, что он всегда опаздывает. Они знают, что он всегда пытается побороть это. Безуспешно.
Офис находился в глубине помещения, небольшая загородка, снабженная самым необходимым: коврик, диван и небольшой стол с лежащими на нем карандашами и белой бумагой. Это все, что ему нужно. Одно время он держал секретаршу, но потом ему не понравилось, что кто-то за дверью может услышать его крик.
Никто не видел, как он вошел в кабинет из холла, через потайную дверь. Оказавшись внутри, он запер дверь, затем снял пиджак и расстелил его на столе. В офисе было душно. Дэвид приблизился к окну и поднял раму.
Далеко-далеко внизу жил город. Дэвид стоял и смотрел туда.
«Сколько же из них?» — промелькнула мысль.
Тяжело вздохнув, он отвернулся. Итак, он пришел. Нет смысла тянуть дальше. Он связан этим. Лучше будет поскорей закончить и убираться.
Он задернул жалюзи, подошел к кушетке и лег. Устроился на подушке, вытянулся, как следует, и замер. Конечности, интересное чувство, почти сразу же онемели.
Началось.
Сейчас Дэвид это не останавливал. Оно капало в его мозг, как тающий лед. Врывалось, словно зимний ветер. Кружилось в нем подобно холодной, скользкой химере. Дэвид оцепенел и начал задыхаться. Грудь его содрогалась, сердце билось резкими толчками. Пальцы, окостенелые, словно когти, царапали кожу кушетки. Сейчас он весь дрожал, стонал и извивался. Наконец он закричал и кричал довольно долго.
Это было сделано. Вялый, без движения, лежал Дэвид на кушетке с глазами застывшими, как стекло. Когда немного отпустило, он поднял руку и взглянул на часы. Было почти два. С трудом он поднялся. Тело было свинцовым. Елееле добрался до стола и сел. Там он что-то написал на листке бумаги и, уронив голову на стол, впал в глубокий, бесчувственный сон.
Прошло несколько часов, прежде чем он проснулся и отнес исписанный листок бумаги своему старшему. Тот просмотрел его и кивнул.
— Четыреста восемьдесят шесть, так я понял? — сказал старший.— А ты уверен?
— Я уверен,— спокойно ответил Дэвид.— Я смотрел за каждым.— Он не упомянул, что Каултер и его семейство тоже были среди них.
— О’кей,— сказал старший,— давай посмотрим. Четыреста пятьдесят два в дорожно-транспортных происшествиях, восемнадцать утонули, семь от солнечного удара, три от фейерверков, шесть — по другим причинам.
— Такая маленькая девочка и обожглась до смерти,— сказал Дэвид.— А мальчик, совсем малыш, съел муравьиный яд. И та женщина, надо же, ее ударило током. Мужчина — от змеиного укуса.
— Ну что ж,— сказал старший,— хорошо, но мы сделаем лучше. Скажем, четыреста пятьдесят. Это всегда впечатляет, когда погибает больше людей, чем мы предсказали.
— Конечно,— сказал Дэвид.
В тот вечер прогноз был на первых страницах всех газет. По пути домой Дэвид слышал, как сидящий перед ним мужчина повернулся к своему соседу и сказал:
— Что бы я действительно хотел знать, это как они угадывают?
Дэвид поднялся и отошел в противоположную часть вагона. И пока не сошел с поезда, он все стоял там, слушая стук колес, и думал о следующем празднике — Дне труда.
