Седьмая цепочка : игла прошла по нашим душам…Бракиэль
Эта часть базы была необычной: она вплотную примыкала к тому, что Лорд называл «Вавилонской башней», и относилась именно к ней, то есть представляла собой помещения настолько древние, что в голове не укладывается. От тех времен в полсотне совершенно одинаковых довольно больших комнат не осталось ничего.
У нас было любимое место – Ложе Королей. Оно стояло в пустынном сводчатом зале и представляло собой возвышенность футов десять в длину и футов восемь шириной. Мы притащили туда большой матрац и двойной спальник…
Я по-прежнему звал ее Нааме, хотя первым ее именем было Надин. Я по-прежнему почти ничего не знал о ней. Нааме научила меня жить сегодняшним днем. Не заглядывать в туманное завтра, не вспоминать удаляющееся вчера. Хорошо или плохо может быть только здесь и сейчас, и надо стремиться, чтобы именно сегодня было хорошо…
Я отвлекся. Это одно из свойств любви – она рассеивает внимание. Нааме взяла с меня обещание, что я не буду думать о ней в период обучения.
– Ты должен быть сосредоточен, – повторяла она. – То, что вы изучаете, важно. Вам предстоит противостоять огромному, агрессивному миру, вам предстоит встретиться с такими угрозами, о которых вы и понятия не имеете, а неизвестность многократно увеличивает страх. Нет хуже врага, чем страх, это единственный настоящий враг человека. Кто испуган, тот уже мертв.
Я искренне старался выполнять обещанное, зная, что награда более чем щедра. Нааме – это тысяча моих женщин, каждая из которых – та самая, единственная, любимая. Потому, когда я не с ней, я произвожу впечатление зацикленного на учебе ботана, что дается мне легко – мне нравится поглощать знания, осваивать новые умения, раскрывать грани своих сверхспособностей.
В каждом из нас заложено намного больше, чем нам кажется. Какие-то силы подвластны любому из участников Проекта, какие-то могут в разной степени проявляться у разных ребят, а что-то уникально. У меня уникальной способностью является «телепатическая астрономия» – я знаю о том, что происходит в Солнечной системе до самого Пояса Койпера практически все. Одной из моих удивительных находок я поделился только с Нааме – оказывается, планета, которую я видел во сне, действительно существует, и она очень странная. В чем заключается странность, долго говорить, но я чувствую исходящую от нее угрозу и то, что она сыграет особую роль в моей жизни. В жизни всех участников Проекта.
Нааме косвенно подтвердила это, но подробностей не рассказала.
Так вот, вернусь к тому, с чего начал: те помещения, о которых я говорил, отданы кураторами каждой из цепочек – их у нас как раз пятьдесят. Ребята превратили их в свои штаб-квартиры. И одна из таких «штаб-квартир», куда я как раз направляюсь, принадлежит «моей» цепочке.
Почему я взял это слово в кавычки? Все просто – своим для ребят я так и не стал, и даже больше: с каждым днем трещина между нами все углубляется. Моей вины в этом нет – я ребятам ничего плохого не сделал. Но они мне не доверяют – больше всех Призрак и Леди Лёд.
Я постучал в дверь. Это базовый этикет – без стука в «штаб-квартиру» могут войти только ее участники. Формально я имею на это право, но… но лучше перестраховаться. Створки разошлись, и я оказался внутри. Остальные уже были на месте – сидели на выращенной базой мебели и выглядели так, словно я прервал оживленное обсуждение. Один только Призрак был занят, что-то настраивая в своем Цезаре, который за прошедшие две недели из мотороллера превратился в какую-то невообразимую конструкцию, даже по меркам базы довольно футуристического вида. При виде меня Цезарь свернулся в клубок, прикрыв «внутренности» выдвижными панелями.
– Спокойно, bambino, – велел Призрак мопеду. – Я сам разберусь. С чем пожаловали, юный член Совета Джедаев?
Последнее было уже в мой адрес. Я смущенно остановился в дверях:
– Ребята… короче, я пришел сказать…
Призрак пробурчал что-то по-итальянски, похоже, в рифму, и весьма нецензурное. Я пропустил его замечание мимо ушей.
– Я на досуге немного занялся коррупцией и использованием своих связей для достижения личных целей. Короче, татуировщик готов вас принять… кхм, прямо сейчас.
– Короче, короче, – фыркнул Призрак. – Короче у слона. Заладил, тоже мне…
– Призрак, я, конечно, ценю твою скромность, – вмешалась Черная Королева, – но у слона все-таки длиннее.
Единственный человек в цепочке, кто меня иногда поддерживает, – Черная Королева. Правда, мне кажется, только ради их с Призраком непрекращающейся пикировки.
– Откуда ты знаешь? – парировал Призрак. – Ты у меня не видела!
– Зато я видела у слона, – отрезала Королева. – Я не совсем понимаю, на кой мне нужна эта татуировка, но пойду, пожалуй.
– Правильно, – заметила Дария. – Куинни, татуха поможет тебе вызывать фичу. Ты же знаешь, в чем твоя проблема.
– В том, что я не могу найти для нее подходящую форму, – ответила Черная Королева. – Но я не понимаю, при чем здесь какая-то татуха.
– Это ведь не просто татуировка, – вклинился я. – В каждый прокол кожи вставляется микрокомпьютер, наноимплантат, имеющий излучающую антенну.
– Тебе-то откуда знать? – возразил Призрак. – Можно подумать, у тебя такая cazzatta есть уже…
– Есть, – подтвердил я, чувствуя, что краснею. Из участников Проекта татуировку я получил первым, но смутило меня совсем не это.
– Так покажи, – настаивал Призрак.
– Не могу. – Я покраснел еще сильнее.
– Ишь какой стеснительный pacco di merde! – Призрак оставил в покое свой оживший мопед и направился ко мне. – Я могу и не спрашивая посмотреть.
Джинн с Фредди тоже поднялись. Вот черт! Только этого не хватало!
– Сделай себе татуировку и смотри, – огрызнулся я. – Моя татуировка – мое дело!
– Я должен иметь представление, – сказал Призрак, – прежде чем решусь. Ну-ка, ребята, хватайте его!
И все трое бросились на меня. Я действовал рефлекторно – выставив ладони вперед, почувствовал спиной уже знакомою волну тепла и…
Все трое замерли, не добежав до меня пару футов; рука Джинна почти касалась моего запястья.
Этому фокусу научила меня Нааме, попросив применять его только в крайнем случае. Не знаю, что она считала «крайним случаем», но лично я не мог допустить, чтобы эти три хулигана пырились на… мою татуировку.
Девочки вскочили на ноги, грамотно рассредоточившись по помещению, чтобы я не мог накрыть их одним ударом, как парней. Опаснее всего была Леди Лёд, но она находилась далеко.
Я скорчил расстроенную гримасу:
– Да что ж это за напасть-то? Я вам что, чудовище из стимулятора? – Во время работы на стимуляторах то и дело появлялись неожиданные противники, порой страшные, как задница Самуэля. – Я пришел с миром! С радостной новостью! А вы меня хотите на форшмак покрошить, за что?
– Девочки, а он прав, – сказала Тень. – Отпусти ребят, тогда и поговорим.
– Да не вопрос, – согласился я. – Но если они опять полезут, устрою им нейрочесотку. Думаю, вы хорошо знаете, что это.
Нейрочесотка – штука крайне интересная. С ее помощью нам объяснили очень многие вещи, хотя практическое знакомство с этой штукой приятным не назовешь. Как известно, наши ощущения имеют электрическую природу; нервная система, по сути, – проводная система связи и контроля. Чесотка – самый низший уровень сигнализации о неприятностях организма.
Наши сверхспособности в основе своей имеют ту же электрическую природу, поскольку их источником является именно наша нервная система. Потому самое простое, что можно сделать с другим человеком, – вызвать у него чесотку, обмануть его нервы таким образом, чтобы у организма создалось впечатление, будто что-то не так. Но это только начало: следующим шагом в одном направлении будет симуляция болевых ощущений, и конец этого пути – сверхспособность Леди Лёд, которая может «убедить» организм, что у него, например, злокачественная опухоль или инфекция. Ни того, ни другого не будет, но организм «поверит» и начнет разрушать себя сам. А можно, наоборот, «уговорить» организм, что он здоров. И тогда настоящая инфекция будет не в силах выполнить свою программу – организм станет для нее неуязвим.
После всего сказанного Леди Лёд представляется каким-то суперменом, точнее, супервумен, но это не так. Есть еще одно направление – защита. Сила воздействия на организм тем больше, чем меньше сопротивление. С обычным человеком Леди Лёд может сотворить все что угодно, с необученным участником Проекта ей будет сложнее, обученный сможет противостоять ее воздействию в той или иной мере, вплоть до полной неуязвимости. В конце концов, все упирается в количество энергии, вложенной в то или иное действие. А вот откуда берется эта энергия, не знаю даже я.
– Значит, так, – сказал я. – Я снимаю паралич на счет «три», а потом мы тихо, спокойно, как друзья, продолжаем общаться. И замечу, что татуировка усилила мои способности, сами видите насколько. Думаю, это хорошее объяснение тому, зачем ее делать. Раз, два, три…
…Заряд чистого нейрошока я отразил довольно легко. Когда знаешь, чем тебя атакуют, защититься проще. Призрак, конечно, кто же еще?
– Будем считать, что я это не видел, – примирительно сказал я. – И продолжим. Короче…
– У слона, – буркнул Призрак.
– …Апистия ждет вас. Как я понимаю, проблем с выбором сюжета не будет. Процедура не длительная и не болезненная. Порядок прохождения определяйте сами. Я подожду вас за дверью, как будете готовы – выходите.
Черная Королева
Первой выпало идти мне. Кстати, о птичках: я понятия не имела, что бы себе набить. Оставив ребят в коридоре, я зашла в медлаб, где меня уже ждала Апистия.
Странная женщина сидела на высоком столе. Позади стола был 3D-экран для проецирования многочисленных изображений – такими снабжались очень многие устройства, вплоть до тех имитаторов, в которых мы проходили практическое обучение.
На столе стояла только бутылка виски в стекле – дорогая штука, хотя марка не самая лучшая, – и стакан. Второй Апистия держала в руке.
– Тоника нет, – сказала куратор, проследив за направлением моего взгляда. – Выпьешь для храбрости? Процедура безболезненная, но многие боятся.
– Я не боюсь. Но выпить не откажусь.
– Наш человек, – похвалила Апистия, протянув мне стакан.
Я выпила. Виски оказался ожидаемо паршивым, даже хуже, чем то, что продается у нас в Хараре.
– Раздевайся, – велела она. – Как закончишь, водружай на голову «корону» и ложись на живот. Татуировка большая, на всю спину, но делается быстро.
– Погодите, а что вы мне колоть собрались? – всполошилась я.
– То, что ты себе представишь, – пояснила Апистия. – «Корона» посылает импульс вызова фичи и считывает образ, который появится. В процессе татуировки нервная система соединяется с имплантатами, и фича получает возможность оперировать в реальном мире.
Я улеглась на кушетку, напялив то, что куратор называла «короной», и задумалась: какой же образ всплывет у меня под воздействием импульса?
Я вспомнила, как однажды играла в карты, без особого интереса, как говорят каталы, на семечки. Унесла с игры рандов пятьсот или меньше. Но мне понравилась колода того парня, да и сам парнишка был ничего – итальянец, как заноза Призрак, такой же балагур и матерщинник, к тому же он явно подбивал ко мне клинья, так что пришлось сказать, что я еще не «расцвела» и за подобный интерес он может иметь серьезные проблемы и у нас, и у себя на родине.
У него была забавная колода. Вроде как таро, но не таро, обычные карты. Все «картинки» оказались выписаны с любовью. Когда мы закончили, мой партнер заявил, что ему скучно.
– Хотел поразвлечься, да не судьба, – сказал он без обиняков. – Che cazza, не будь я Чезаре Маркантонио Ресинголо, если не вернусь за тобой, когда ты созреешь. Хочешь, я тебе погадаю?
– А разве игральными картами гадают? – удивилась я.
– Я гадаю, а остальные могут идти per bucca di culo. – Он протянул мне колоду: – Вытащи карту.
Я взяла одну из карт и потянула, а он продолжил:
– Это будет твоя дама. Твоя масть.
Действительно, карта оказалась дамой пик. На рисунке была красивая женская фигура, закутанная в темную ткань так, что открытым оставалось только лицо. Вернее, должно было оставаться – вместо него была тьма с двумя алыми пятнами на месте глаз.
– Soror morte aeterna caritat, – улыбнулся Чезаре. – Положи на стол, посмотрим, что тебе готовит будущее. Мое гадание простое – только три карты: прошлое, настоящее, будущее. Держу пари – третьим выпадет пиковый король, – он подмигнул, – то есть я.
Перетасовав карты, парень положил три, одну за другой. Первым вышел пиковый туз.
– Странное прошлое, – заметил он и накрыл его другой картой – тоже тузом, на сей раз червовым, – а вот это уже лучше: успех, богатство, достижение цели. Итак…
Его пальцы едва заметно дрожали. Третья карта оказалась фигурой пиковой масти – но не королем, а вальтом. Валет был изображен в виде пылающего скелета в косухе верхом на байке – кажется, существовал такой герой комиксов, что ли, вроде я даже кино смотрела про него в 2D.
– Ну, я так не играю, – буркнул Чезаре. – Сегодня все против меня. Che cazza, на что человеку свобода воли, если какие-то карты могут предсказать судьбу! Я все равно за тобой вернусь, вот увидишь.
– Посмотрим, – сказала я. – Гляди не опоздай…
Больше я этого парня не видела и со временем забыла о том случае, но когда я надела «корону», образ той самой дамы явственно предстал перед моими глазами.
А затем застрекотали имплантаты…
Дария
– Ну как, что тебе накололи? – обступили мы Куинни, стоило ей выйти из медлаба. Только Леди Лёд стояла в стороне и улыбалась.
– Потом покажу, девочки, – пообещала Королева. – Ух, я себя так странно чувствую… словно крылья выросли.
– Ну что, Олга, – спросила Льдинка, подходя к нам, – пойдешь следующей?
Леди Лёд все надеялась пробудить сверхсилы Олги. Ее упрямство, кажется, тем больше росло, чем яснее становилось, что Олга – не одна из нас, что у нее нет того, что всех нас роднило, – сверхсилы.
– Я боюсь, – призналась девушка. – Пусть Дария пойдет, а потом уже я.
– Хорошо, – согласилась Льдинка. – Но ты следующая.
– Меня только спросить забыли, – заметила я. – Ну ладно, я-то пойду. Мне самой интересно, что получится…
– Выпьешь? – спросила меня Апистия, когда я зашла. Куратор сидела в кресле рядом со столом, на котором лежала «корона» – облегченная версия шлема ВР, способная снимать импульсы мозга и декодировать их. Более серьезная версия «короны», такая, какой мы пользовались при обучении, могла записывать в память информацию, а шлем ВР погружал тебя в другую реальность…
– Нет, спасибо. Не люблю спиртного.
– Художница? – неожиданно поинтересовалась Апистия, вставая с кресла и убирая бутылку и чашки (свою она опустошила до дна).
– Скульптор, – поправила я.
– Для меня это одно и то же, – махнула рукой женщина. – Скульптор, художник, композитор – у тебя оживают статуэтки у… кого-то – мелодии…
Она ушла за стойку и добавила:
– Снимай все с себя, ложись на живот, надевай «корону». Она считает образ твоей фичи и вытатуирует ее на спине.
«Выходит, у меня будет татуировка в виде обнаженной танцующей Эсмеральды», – подумала я.
Фредди
– Ты мне не поможешь?
Тень говорила тихо, не глядя в глаза. Она мне нравилась. И Олга тоже. А вот Дарию и Льдинку я, признаться, побаивался.
– С удовольствием, – ответил я. – Что нужно сделать?
– Олга сильно нервничает, – сказала Тень. – Я знаю, она тебе нравится…
– Ты мне тоже нравишься, – честно признался я.
Она не ответила, но я почувствовал, что девушка смутилась.
– Можешь ей помочь?
– Могу. Что надо сделать?
– Пойди после Дарии, хорошо? – попросила Тень. – Иначе идти придется мне, а я… тоже боюсь, – добавила она, краснея.
– Не бойся, – улыбнулся я. – Ничего там страшного нет. Значит, я иду следующим.
– Спасибо, – сказала Тень.
Пока девочки приветствовали Дарию, я вызвался добровольцем.
Между прочим, моя фича тоже пока была безликой. К тому же я так и не понял, в чем же ее сущность. В том, что я могу запомнить то, что увидел мельком? На сверхспособность не тянет. Телекинез? Ну, этим вообще все участники владеют, если верить Бараке. И кстати, действительно, стоило ему объяснить нам, как это делается, и вся орава принялась бросаться без помощи мышц всем, чем угодно, включая друг друга.
Вру, конечно. Швырнуть другого участника Проекта многим было не под силу… Реально это смогли сделать я и куратор Проекта Барака. И если он не врет, этот зануда Бракиэль. И летать – левитировать – никто, кроме меня, пока не научился.
В кабинете я надел «корону», закрыл глаза и увидел темное место – даже непонятно, было ли это открытое или закрытое пространство. Светлым оказался только ползущий по земле туман.
Неожиданно я почувствовал дрожь под ногами и даже не сразу понял, что это чьи-то тяжелые шаги. А потом в тумане возникла высокая фигура; когда она подошла ближе, я понял, что на человеке надето нечто похожее на рыцарские доспехи и скафандр одновременно. Мужчина тяжело дышал, словно до этого пробежал несколько километров.
Я слышал, как зажужжали имплантаты, но все мое внимание приковывал к себе странный человек в черном.
– Кто ты? – спросил его я.
– Я – это ты, – ответил он басом. – Когда-нибудь мы еще увидимся.
– Где? – спросил я.
– В отражениях зеркал, – ответил он, после чего ушел, растворившись в тумане, который с каждой минутой становился гуще.
Тень
Мы с Олгой стояли и боялись.
Из медлаба появился Фредди, как мне показалось, довольный. Его тут же окружили и принялись расспрашивать. Только мы с Олгой не участвовали в этом. Я собиралась с духом, но…
– Теперь моя очередь, – сказала Олга, мягко улыбаясь.
– Постой. Но ты же боишься!
– Ты тоже, – ответила она. – Я бы уступила дорогу бесстрашным, но я слишком хорошо знаю, что такое страх, чтобы пропустить вперед того, кто боится, – и упорхнула в кабинет.
Я подошла к остальным. Фредди тем временем снимал верх комбинезона, чтобы показать свою татуировку. Выглядела она так, будто парень с ней родился, – как картина, но вместо холста – кожа спины. Татуировка изображала высокого мужчину, как мне показалось, в рыцарских доспехах, выполненных в стиле high tech. В каждой руке он держал по мечу. Мечи сияли – один синим, другой красным.
– Che cazza! – изумился Призрак. – Это что еще за stronzo fortissimo?!
– Господи! – воскликнула Дария. – Ничего себе!
– Ты знаешь, кто это? – удивился Джинн. – Слушай, кто-то знакомый, но вот кто?!
– Герой одной саги конца прошлого века, – ответила Дария. – Я в честь него назвала фигурку Фредди.
– Schiffozo caccare, – выругался Призрак.
– И чем он знаменит? – спросил Фредди.
Дария смутилась:
– Душил людей на расстоянии и все такое. А еще был пилотом от Бога.
Фредди не ответил.
Ко мне подошла Льдинка.
– Олга? – она кивнула на дверь.
– Да, – сказала я.
Лицо Леди Лёд просветлело:
– Надеюсь, ей это поможет.
– А если нет? – спросила я.
Льдинка пожала плечами. Было видно, что девушка нервничает.
– Я верю в нее, – сказала она, не глядя на меня. – Понимаю, что для этой веры нет оснований, но верю…
– Для веры никогда нет оснований, – отозвалась я. – На то она и вера…
Тем временем двери медлаба открылись и оттуда вышла Олга. Она была бледна, потому мы сразу бросились к ней.
– Все нормально, – обнадежила девушка. – Это оказалось просто и безболезненно.
Затем Олга взяла меня под локоть:
– Иди, Тень… твой котенок тебя ждет. Поверь мне.
– А кто у тебя? – спросила я, но ответа не получила.
Я зашла в медлаб. Апистия сидела у стола и задумчиво крутила в пальцах стакан с темной жидкостью. Бутылка, почти пустая, стояла на столе вместе со вторым стаканом.
– Заходи, раздевайся, – сказала она. – Выпей, думаю, тебе полезно.
Я послушно взяла стакан. Пойло было крепкое и неприятное на вкус.
– А, балерина, – протянула Апистия, когда я подрагивающими (надеюсь, от выпитого виски) пальцами расстегнула верх комбинезона и сняла его. – Не узнала тебя сразу…
– С чего вы взяли? – спросила я.
Куратор улыбнулась, слегка криво:
– Спроси у аппарата. Сегодня он тебя уже видел. Так, ложись на живот, надевай «корону»…
Я легла и услышала, как за аппаратом Апистия насвистывает «Танец маленьких лебедей» из «Лебединого озера» Чайковского.
…Когда процесс закончился, женщина разочарованно покосилась на мою спину:
– А я-то думала… Эх, какие вы еще дети… А ты и правда танцуешь?
– Немного, – призналась я. – Занималась балетом.
– Эсмеральда? – спросила она.
Я кивнула. На ее лице появилась странная тень:
– Хотела бы я посмотреть…
Я попыталась что-то сказать, но она махнула рукой и добавила:
– Позови кого-то из парней. Чего они топчутся позади, боятся, что ли?
Призрак
Madre de porca putana! Чтобы я боялся? Che cazza?!
Другое дело, что я не особо понимал, на кой ляд мне эта татуировка. Фича и так со мной. За две недели с помощью Джинна и примкнувшего к нам Фредди Цезарь преобразился до неузнаваемости. Теперь у него был антиграв, а сам он имел такую кучу примочек и функций – mamma mia! Только хвостом вилять не научился, поскольку тот у него отсутствовал.
Вообще, крутая эта база. Любая техническая документация под рукой, 3D-принтер в полном распоряжении, печатай – не хочу. Тут не то что мотоцикл с антигравом, тут, cazzarolla, «Энтерпрайз»собрать можно.
А еще все эти сверхсилы – какая круть! С такой шнягой и пистолета не надо, ты сам себе «беретта». Тем более что porco stronzo cazzato Барака находил особый кайф в том, чтобы демонстрировать бесполезность моей «беретты» перед человеком, владеющим сверхспособностями. Что он только не делал – и чесотку на меня насылал, и паралич, и болевой синдром, и тремор, и слабость, так что пистолет казался тяжелее статуи Давида в Риме.
Ничего-ничего. Я выучусь со всем этим управляться не хуже его и когда-нибудь на нем же и оторвусь, за все хорошее. И чего он ко мне привязался? Католиков, что ли, не любит, да покарает его святой Мартин!
– Пить будешь? – спросила Апистия, выливая остатки виски в стакан.
Второй, наполненный, стоял на столе рядом с уже знакомой мне «короной».
– Не откажусь, – ответил я, беря стакан. – За Проект!
– А ты – парень не промах, – похвалила куратор. – Что колоть будем? Шутка! Что колоть, аппарат увидит без наших подсказок. Раздевайся, ложись на живот…
– А вы? – спросил я, расстегивая комбинезон.
Апистия рассмеялась:
– Шутник гребаный, смотри, как бы я тебе бубнового туза не наколола, из вредности…
Когда процесс закончился, Апистия протянула мне стакан с виски – пока работали имплантаты, она вскрыла еще одну бутылку:
– Забавно, вышел пиковый валет.
– Куда вышел? – не понял я.
– На спине у тебя вышел, – ответила она.
У меня глаза на лоб полезли:
– Я думал, будет мотоцикл!
– Не дрейфь, – Апистия хлопнула меня по плечу, – есть там мотоцикл. Валет у тебя не простой, он байкер…
Леди Лёд
Я отвела Олгу в сторону и спросила:
– Как ты? Что чувствуешь?
Она ответила не сразу:
– Мне… необычно. Даже не могу описать как. Будто стою на пороге какой-то комнаты и что-то подталкивает меня внутрь.
– А что у тебя за татуировка?
– Не знаю, – ответила она. – Я же ее не видела.
– Хорошо. Я сейчас сбегаю уколюсь, а потом вместе посмотрим, идет?
– Идет, – согласилась соседка.
Я нервничала, беспокоилась за Олгу. Вид у нее был нездоровый… Может, не стоило ввязывать ее в эту авантюру? Может, от моей веры в нее ей только хуже? Но я так хотела помочь!
Об ее отце не было никаких новостей. По словам Леди Н., следы Августа Рекса теряются где-то в Южной Африке, в малообитаемых районах у пустыни Намиб. Африка только на карте кажется маленькой – Ангола с Намибией будут размером с Европу. К тому же там нет больших городов, зато есть множество частных территорий сомнительного свойства. Где-то добывают алмазы, где-то уран, где-то построены лаборатории, разрабатывающие оружие, где-то производят синтетическую наркоту. А еще там есть бордели, парки человеческого сафари и еще бог весть что… Страшное место.
Я так хотела помочь девочке, но как?! У меня не было никаких идей.
Призрак вышел, и я попросила Джинна пропустить меня вперед. Тот проворчал:
– Еще подумают, что я боюсь, – но пропустил, остался сидеть со своим планшетом.
Апистия, по-моему, была подшофе:
– Так, опять дама. Ладно, раздевайся, ложись на живот… Выпьешь?
Я отказалась – терпеть не могу алкоголь. Апистия, вероятно, относится к нему совершенно иначе – махнула стакан, словно воду пила, даром что без компании. Я надела «корону» и улеглась на койку. Тут же перед моим взором предстала Арвен.
– У меня хорошие предчувствия, – заявила рысь.
– У тебя бывают предчувствия? – удивилась я.
– Даже чаще, чем мне хотелось бы, – ответила фича. – К тому же у нас новенький.
– Новенький? Кто?
– Мужчина старше средних лет. Джинсы, ковбойская рубаха в черно-красную клетку, волосы светлые, с сединой, небольшая борода. Пока не освоился, в контакт не вступает, но круг его принял.
– Круг? – Я ничего не понимала.
– Круг – это мы, ваши фичи, – пояснила Арвен. – А ты… ой, щекотно…
Я слышала, как жужжат иглы имплантатов.
– А ты думала, – заметила я. – Мы на свет болезненнее рождаемся.
– Круто! – восхитилась рысь. – Теперь я смогу в любое время появляться. Но прообраз береги.
– Прообраз? – удивилась я.
Но тут Арвен исчезла из поля зрения, и я почувствовала, как меня трясут за плечо.
– Ты что, заснула? – спросила Апистия.
– Общалась с фичей, – ответила я. – Это запрещено?
– Ну, теперь-то вы и наяву общаться сможете, – ответила куратор. – Проверено. Ладно, много там еще народу?
– Один, – буркнула я, а потом решилась: – А у вас тоже есть фича?
– У всех она есть, – туманно пояснила Апистия. – Не веришь – спроси у Олги.
Я кивнула и вышла из медлаба.
Джинн
Чет мне как-то не везет. Хотел пойти первым, а вышло, что пошел последним.
– А, мой старый знакомый, благоразумный Джинн. – Апистия ждала меня с двумя стаканами виски. – Хочешь виски? Джина у меня нет.
– Очень смешно, – заметил я. – Щас описаюсь от смеха.
– Один-один, – рассмеялась Апистия, ничуть не обидевшись. – Но, я думаю, тебе стоит выпить, поскольку у меня для тебя специальное предложение.
Она подошла к столу и достала нечто, напоминающее сеточку для волос, вернее, несколько таких сеточек, вложенных одна в другую.
– Говорят, ты мечтаешь вживить комп прямо в мозг, – сказала она. – И кое-кто тебе это даже пообещал. То, что я держу в руках, вдвое мощнее той штуки, которая стоит у Надин. К тому же у него лучше скорость доступа в интерфейсе «мозг—компьютер». Внешняя оболочка – антенный комплекс, ниже находится искусственная система биоинтеграции – она превратит этот имплантат в твой орган, обеспечит его кровоснабжение, электропитание, охлаждение. Еще ниже – нейронально-синаптический процессор, затем – второй слой биоинтеграции, память – множество твердотельных элементов, поддерживающих многослойную запись информации. Объем этого устройства – шестьдесят четыре экзабайта…
– У меня в планшете два экзабайта, – удивился я.
– Думаю, у тебя будет возможность «скачать себе Интернет», – улыбнулась Апистия. – Внутри – еще одна биоподложка с коннекторами. Материал – твои собственные клетки, так что эта штука станет продолжением твоего мозга.
– Я согласен, – сказал я. – Но у меня два вопроса.
– Валяй, – кивнула Апистия.
– Сколько продлится операция? – спросил я.
– Столько же, сколько и татуировка, – ответила Апистия. – Так что, выпьешь?
– А это не помешает?
– Скорее поможет. За Проект!
– За Проект, – согласился я и выпил. Ну и гадость, у нас такое только лесорубы пьют…
– А второй вопрос? – напомнила Апистия, вытирая губы платком.
– В чем подвох? – поинтересовался я.
Апистия прищурилась и улыбнулась:
– Устройство не тестировалось на людях. Я имею в виду, на таких, как вы. Первый экземпляр новой серии. Оно показало отличную работоспособность на стенде, но ты будешь первым, кто его применит. Если согласишься.
Апистия отхлебнула виски (как она его так пьет? Я эту мерзость еле проглотил одним махом, а она словно чай прихлебывает) и сказала:
– Так что, попробуешь? Или испугаешься?
– Я же сказал, что согласен, – буркнул я.
– И тебе не страшно? – поинтересовалась она.
– Страшно, – признался я. – Но ведь я о таком мечтал! Наверно, страх стоит на пути любой мечты. И еще я почему-то уверен, что все будет хорошо.
– Молодец, – похвалила Апистия. – Раздевайся, ложись на стол. Мне придется дать тебе общий наркоз. Черепушку я, конечно, и под местным могу вскрыть, но не думаю, что у тебя будут приятные ощущения.
– А вы когда-нибудь уже это делали? – спросил я.
– А то, – ответила она. – И это, и не только. Однажды, милый, я мозги нашего Лорда в руках держала. Ну, ты болтать станешь или делом займемся?
Бракиэль
Я вернулся в медлаб и застал там всех, кроме Джинна. Неудивительно – я знал, что Апистия собирается внедрить ему имплантат-компьютер. Не так давно все кураторы заменили свои старые имплантаты на такие, как сейчас ставят Джинну. Я даже спросил у Нааме, можно ли мне такой же, но она ответила, что имплантат сначала надо вырастить, а мой пока еще подрастал. Она привела меня в лабораторию – не ту, в которой мы проходили практические занятия, а ту, что располагалась на орбитальной станции (иногда мы летали туда, чтобы… уединиться, ну, вы понимаете). Там, среди криогенных шкафов и стеллажей, на столах стояли колбы Фишера разных размеров. Колб было довольно много, и в некоторых росли те самые имплантаты. В другой части трудились роботы, монтируя микросхемные элементы в живую ткань.
В лаборатории имелись две двери сейфового типа, покрытые предупреждающими надписями. Я спросил, что там.
– Много будешь знать – скоро состаришься, – ответила Нааме. – А ты меня молодым вполне устраиваешь. – Но затем согласилась: – Ладно, пойдем, сам напросился.
Она открыла дверь, пропуская меня вперед. В камере царил холод, причем сильнее, чем в окрестностях базы. Он пробивался даже сквозь термозащитную ауру, спасавшую открытые участки – лицо и руки, ведь ни шлема, ни перчаток на мне не было.
А вокруг на стеллажах лежали органы. Руки, ноги, глаза, сердца, почки… Зрелище вызвало бы тошноту у более впечатлительного человека, но я, к счастью, ничем таким не страдал.
Нааме подошла к столику, где на блюде лежало сердце, и взяла орган в руки.
– На вид просто кусок мяса, – сказала она, прикрыв глаза. – На деле же – путь к бессмертию и практически божественному могуществу. Что такое тело? Не больше чем костюм для души. Но мы благоговеем перед ним, холим его и лелеем… Мой учитель некогда отказался считать человеческое тело священным, за что был заклеймен и проклят. Но чем сейчас живет человечество? Органы печатают на 3D-принтерах по технологиям Ройзельмана, кибернетические имплантаты создают по схемам, являющимся модернизацией проектов Ройзельмана, и соединяют через интерфейс, разработанный Ройзельманом. У них не хватает ни смелости, ни фантазии, чтобы шагнуть дальше: они либо слепо копируют природу, либо заменяют природные органы механическими аналогами. Но есть и третий путь…
Она поднесла сердце к моему лицу:
– Посмотри. Видишь? Вот здесь и здесь – специальные органы, контролирующие толщину стенок и тонус мышц околосердечного мешка. Вот эти железы запускают процессы восстановления разрушенных областей, а вот эти – насыщают кровь различными специальными частицами. А контроль осуществляет вот этот узел, на самом деле – маленький мозг. И это лишь то, что лежит на поверхности. Мы совершенствуем органы тела, потому что не боимся менять одежду, тогда как человечество трясется над ней, предпочитая ставить заплаты на лохмотья, в которые превратились их некогда роскошные одеяния. Мы можем победить старость и даже смерть – но лишь в том случае, если откажемся от идолопоклонства перед своей плотью. Plus grandir pour pas mourir, pas sufrir– извечная мечта человечества, от которой его отделяет собственная трусость!
– А могущество? – спросил я. – При чем здесь оно?
– В нас заложено намного больше, чем мы думаем, – ответила Нааме. – То, что вы называете «сверхспособностями». Ты видишь, насколько они усилились после того, как ты сделал татуировку? Но с новым телом даже это покажется тебе детскими шалостями. Возможности велики, но справятся не все.
– Как, по-твоему, я смогу? – спросил я ее.
Она улыбнулась:
– Если бы я не верила в это, то не стала бы спать с тобой, Бракиэль.
* * *
– Слышь, – спросил Призрак, стараясь не смотреть на меня, – не в курсе, чего Апистия там с Джинном валандается? Со мной она быстрее разобралась.
– Тебе только татуировку делали, – ответил я. – А Джинну еще и имплантацию.
– Зачем это? – насупился мой извечный оппонент.
– Видимо, потому, что ему предложили, – произнес я. – А он не отказался. Мы ничего насильно не делаем.
– Мы? – переспросил он. – С каких это пор ты стал куратором? Я думал, ты один из нас.
– И относился ко мне соответственно, да? – спросил я. – Знаешь, человек рано или поздно становится таким, каким его видят окружающие. Я вам ничего плохого не сделал, но вы меня не принимаете.
– Ты говоришь как Лорд, – сказал Призрак.
– Аминь, – ответил я. – Если ты считаешь, что я похож на Лорда, я польщен. Лорд человек достойный.
Тем временем двери медлаба открылись и вышел Джинн в сопровождении Апистии.
– Беги, там твой приятель, – сказал я. – Вдруг ему помощь понадобится.
И, развернувшись, вышел. Ну их всех в геенну! Никто мне не нужен, у меня есть моя Нааме.
Это больше, чем целый мир.
