Малкольм почти ничего не видел: только бездонную тьму небес и хлещущий реку дождь; впереди все закрывал тент. Раздуваясь парусом, он ловил ветер, так что лодка непредсказуемо металась то влево, то вправо, – поэтому зацепиться за что-то взглядом все равно бы не вышло, даже если бы обзор был открыт. Малкольм задумался, уж не совершили ли они роковую ошибку, ведь теперь они рискуют утонуть! Но что еще им оставалось делать? Боннвиль мог настичь их, отнять Лиру, убить ее…

Он изо всех сил старался держать лодку прямо и больше рулить, чем грести. Течение несло их вперед без малейших усилий с его стороны, но Малкольм понятия не имел, где они сейчас и на что могут налететь в следующее мгновение: на пути может оказаться дерево, мост или дом… впрочем, эту мысль он поспешил от себя отогнать.

На этом, правда, проблемы не заканчивались. Мальчик сидел на корме, и чтобы держать весло в воде, пришлось откинуть тент с заднего конца каноэ, и теперь дождь заливал лодку так стремительно, что ноги уже были по щиколотку в воде.

– Как только найдем что-нибудь прочное, сразу причалим, – прокричал он Элис. – И вычерпаем воду.

– Ладно, – только и сказала она.

Малкольм наклонился вправо, придерживая поля зюйдвестки и пытаясь заглянуть за тент и хоть что-нибудь разглядеть сквозь ливень и мглу. Что-то высокое, темное пронеслось мимо них – дерево? Аста, сидя в обличье совы на самом заднем обруче тента, тоже всматривалась вперед, но капли дождя заливали ее огромные круглые глаза, и от ее зоркости сейчас было мало толку.

– Лево руля! Лево руля! – внезапно завопила она; Малкольм погрузил весло в воду и со всей силы налег на него.

Низко нависшее над рекой дерево хлестнуло мокрыми ветвями по тенту и чуть не сшибло зюйдвестку у него с головы.

– Еще деревья! – снова закричала Аста.

Малкольм сильнее вцепился в весло, отчаянно правя против течения. Каноэ закрутило и стало колотить о сучья. Какая-то усаженная колючками ветка задела его по лицу, Малкольм вскрикнул, а Лира громко заплакала.

– Что там такое? – крикнула Элис.

– Ничего. Все в порядке, Лира, – крикнул он им через плечо, хотя сам едва не заплакал.

Было так больно, что Малкольм почти не мог думать, но весло все равно держал крепко. Вскоре он заметил большую ветку – она как раз ткнулась в обруч, на котором сидела Аста. Малкольм схватился за нее и остановил каноэ.

Бросив весло на дно лодки, он свободной рукой потянулся за фалинем, нашел, закинул на ветку и кое-как завязал беседочный узел непослушными, замерзшими, мокрыми пальцами.

– Где-то там у тебя там под ногами есть холщовое ведро.

Пока Элис искала, он натянул тент обратно на последний обруч и прикрепил к планширу, оставив открытой только одну застежку.

– Вот так.

Лира по-прежнему заходилась плачем.

Взяв ведро, Малкольм принялся черпать воду и выплескивать ее за борт там, где полог был не застегнут. С этим он справился быстро. Потом он сообразил, что и сапоги у него тоже полны воды, так что их пришлось стащить и тоже опорожнить за борт. Закрепив тент, он устало привалился к борту. Аста обнюхала его лицо и облизала царапины мягким и чистым щенячьим языком. От этого засаднило еще больше, но он постарался не кричать.

Ну, по крайней мере, под тентом дождь им больше не грозил. Ливень упорно барабанил по угольному шелку, но внутрь не проникало ни капли.

– У тебя под скамейкой жестянка, – сказал он Элис. – Я ее замотал клейкой лентой, так что воды внутри быть не должно. Если передашь ее мне, я открою. Там должно быть печенье.

Элис пошарила и нашла жестяную коробку. Малкольм ковырял ленту, пока не нашел конец, и открыл: внутри было совершенно сухо. Кроме печенья там оказался его швейцарский нож и маленький антарный фонарик – он совсем забыл, что положил их тоже! Фонарик чуть его не ослепил, зато Лира тут же перестала плакать.

– Дай ей печенье.

Элис взяла два – одно себе, другое Лире. Та некоторое время неуверенно размахивала печеньем, потом сунула его в рот и блаженно зачмокала.

Малкольм что-то заметил краем глаза – или, может, это было внутри, у него в глазу? Какой-то белый лоскуток на дне лодки… который вдруг превратился в мерцающее пятнышко и поплыл перед ним в темноте. Малкольм заморгал и затряс головой: не самое лучшее время для блестящих колечек… Но пятно и не думало исчезать. Плавало себе в воздухе, вращаясь, переливаясь, посверкивая…

– Что такое? – спросила Элис, должно быть, почувствовав, как он трясет головой, или заметив, что он отвлекся.

Хотя кто знает – может, она и в темноте могла немного видеть.

– Что-то в глаз попало.

– Убери эту штуку уголком носового платка, – посоветовала она.

Малкольм сидел неподвижно – ему было мокро и страшно неудобно – и пытался сохранять спокойствие. Он чувствовал что-то странное… вроде того, о чем говорила Аста, когда оно накатило на них в прошлый раз, за домашней работой по географии: некое умиротворенное бестелесное парение в пространстве, необозримом или даже бесконечном, окружавшем их со всех сторон. Блестящее кольцо росло, как и тогда, и он снова сидел беспомощный и парализованный. Оно приближалось и ширилось, заполняя все поле зрения, но Малкольму вовсе не было страшно. Кольцо не пугало – наоборот, даже утешало, успокаивало, словно их мирно несли океанские волны. Это была его аврора, и она говорила, что он – все еще часть великого неизменного порядка вещей, и так будет всегда.

Малкольм не сопротивлялся. Видение шло своим чередом. В конце концов, он пришел в себя, изможденный, словно оно выпило из него все силы. Малкольм моргнул и потряс головой. Однако белый лоскуток с пола лодки никуда не делся. Наклонившись, он поднял его: это оказалась карточка вроде тех, что носят с собой леди и джентльмены, с напечатанным на нем именем. Глаза все еще слишком болели, чтобы читать, и, не сказав Элис ни слова, Малкольм сунул карточку в карман рубашки.

Вскоре он полностью вернулся мыслями в темную пещерку под тентом и тут же понял, что Лире пора поменять подгузник. Элис-то уже давно об этом догадалась – но, увы, прямо сейчас ничего поделать было нельзя.

– Что дальше? – спросила Элис.

– Во-первых, нам нельзя спать. Если вода спадет, пока каноэ привязано, мы вывалимся, а лодка застрянет на дереве.

– Да уж, глупо получится.

Лира что-то ворковала, то ли болтая с Пантелеймоном, то ли просто делясь радостью по поводу мокрого печенья.

– Много ли малютке надо, – вслух подумал Малкольм.

– Нужно ее поскорее переодеть, а не то она себе там все натрет.

– С этим придется подождать, пока мы не поймем, куда движемся. И пока не раздобудем горячей воды – ее же надо помыть. Вот настанет утро, и будет видно, можно ли доплыть на веслах до дома.

– Он все еще бродит где-то рядом, – напомнила Элис.

И это еще полбеды, подумал Малкольм. Паводок может помешать им вернуться: их пронесет через весь Оксфорд и дальше… – куда?

– Короче, нам нужен дом… или лавка, или хоть что-нибудь, где мы раздобудем все, что ей нужно, – сказал он.

– Ага, – согласилась Элис.

– Если ты замерзла, там есть одеяло. Закутайтесь в него вдвоем.

Она снова пошарила вокруг себя и нашла одеяло.

– Оно насквозь промокло, – сообщила Элис.

– Ну, хотя бы защитит вас от ветра.

– А ты, что ли, так и не будешь спать?

– Вроде того. Буду нести вахту. Ну, хотя бы попробую.

– Разбуди меня, когда поймешь, что больше не можешь.

Он выключил фонарик. Для ночевки каноэ все-таки не слишком подходило. Даже если бы он и решил прилечь, на дне все равно оставалось где-то с дюйм ледяной воды, которую так и не удалось вычерпать ведром. Впрочем, если бы там и было сухо, голову все равно пристроить некуда – разве что на деревянную банку. Ах, если бы, если бы, как заметила Аста недавно.

Много на что можно было пожаловаться, но Элис даже не пикнула. На Малкольма это произвело большое впечатление, и он пообещал себе ни словом не упоминать, как ему больно от терновых царапин через все лицо.

В темноте Малкольм слышал, как она устраивается на ночлег на другом конце маленькой лодки. Благодаря печенью Лира перестала плакать и теперь мирно дремала у Элис на руках. Та уперлась спиной в нос каноэ и закинула ноги на переднюю скамью, и Лира лежала у нее на руках, как в уютной колыбели. Ее деймон сумел как-то устроиться рядом.

Аста превратилась в хорька и воротником улеглась вокруг шеи Малкольма.

– Как ты думаешь, где мы? – прошептала она.

– Где-то рядом с Порт-Медоу. Вон там, справа, часовня и роща…

– Так от них же до реки еще о-го-го сколько!

– По-моему, реки больше нет. Очень уж она разлилась. Вода повсюду.

– Она может так же быстро спасть.

– Но не сейчас. Пока идет дождь, паводок не кончится.

– Это да… Думаешь, нас унесет?

– Нет. Мы же и так сумели пришвартоваться в полной темноте, а? Утром, когда рассветет, осмотримся и отыщем дорогу домой. Это будет совсем просто.

– Она все-таки очень быстро течет…

– Ну, значит, останемся на привязи, пока все не прекратится.

– Нельзя, нам ведь нужно найти чистое белье для Лиры.

Несколько минут Аста молчала, но Малкольм знал, что она не спит. Он чувствовал, как она размышляет.

– А что если оно не прекратится никогда? – тихонько сказала она.

– Цыган такого не говорил. Он только сказал, что будет потоп.

– Такое чувство, будто он будет продолжаться вечно.

– Для этого в целом мире воды не хватит. Рано или поздно дождь перестанет, и снова выглянет солнце. Всякий потоп в конце концов заканчивается, и вода уходит.

– На этот раз все может оказаться по-другому.

– Не окажется.

– А что было на карточке? – спросила она, чуть помолчав. – Ну, которую ты подобрал…

– Ах, да…

Он достал ее из кармана и, прикрыв фонарик ладонью, чтобы не разбудить Лиру, прочитал:

На обороте было написано от руки:

А голову Малкольму пришла идея – сверкающая, мерцающая, словно вся усыпанная блестками. Аста мгновенно поняла, что он задумал, и прошептала:

– Только Элис не говори.

Можно отдаться потопу, пройти вниз всю Темзу, найти лорда Азриэла и вернуть ребенка ему. Словно именно для этого лорд и заплатил за обновление «Прекрасной дикарки»… словно он знал, что грядет потоп, и приготовил надежное судно для своей дочки. И каноэ словно само передало Малкольму весточку… Он чувствовал, как эта мысль согревает его с ног до головы.

«Только не надо пока ничего выкладывать Элис. Еще рано», – безмолвно договорились они с Астой.

Малкольм сунул карточку обратно в карман и выключил фонарик.

Дождь все так же яростно стучал по тенту. И каноэ уже поднялось выше, чем когда Малкольм его только привязал. Он осторожно опустил руку за борт. Повиснуть на дереве, когда вода спадет – это, конечно, плохо, но куда хуже, если веревка утащит их за собой под воду.

Впрочем, узел ему удалось завязать вполне приличный, при необходимости его можно будет распустить и в темноте.

– Только вот рифовый узел был бы еще лучше, – тихо сказал он Асте. – Всего разок потянуть, и…

– Надо было лучше тренироваться, – так же тихо ответила она.

Минут пять они молчали. В конце концов Малкольм уронил голову на грудь, но тут же очнулся и резко выпрямился.

– Только не засыпай, – сказала Аста.

– Да у меня сна ни в одном глазу, – запротестовал он.

– А кто только что клевал носом?

Малкольм, кажется, даже ответил, но в следующее мгновение ткнулся исцарапанным лицом в планшир. Оказывается, все это время он соскальзывал все ниже и ниже, пока не растянулся почти плашмя.

– Ты чего меня не разбудила? – упрекнул он Асту.

– Я вообще-то тоже спала.

Малкольм с усилием выпрямился, моргая, зевая и потирая левый глаз. Справа все лицо было исцарапано.

– Ты как там, в порядке? – раздался из тьмы негромкий голос Элис.

– Ага. Просто соскользнул по борту.

– Я думала, ты сторожить собираешься.

– Я и сторожил. Просто борт скользкий.

– Ну да, ну да.

Малкольм сел потверже и еще раз на всякий случай проверил ветку. Вроде бы лодка оставалась на прежнем уровне – не поднялась и не опустилась, но ливень продолжал барабанить по тенту.

– Ты замерзла? – спросил он у Элис.

– Еще как. А ты?

– Немножко. Нам нужно больше одеял.

– И притом сухих. И подушек или чего-нибудь вроде того. Тут дико неудобно.

– Утром мы их добудем. Когда пойму, куда нас занесло, попытаюсь доплыть до дома, – сказал Малкольм. – Но сначала нужно раздобыть все для Лиры.

Они еще немного помолчали.

– А что если мы не сможем попасть назад? – спросила Элис.

– Попадем.

– Ну-ну.

– Ну, тут не так уж далеко…

– Течение слишком сильное, мы против него не выгребем.

– Тогда будем висеть на этом дереве, пока вода не остановится.

– Но ей надо…

– Мы с тобой не в пустыне застряли. По ту сторону Порт-Медоу есть лавки и все такое. Поплывем туда утром, как только развиднеется.

– Твои родители будут волноваться.

– Сейчас мы с этим ничего поделать не можем. А твои как?

– Отца у меня нет. Только мама и сестры.

– Я даже не знаю, где ты живешь…

– В Улверкоте. Ма, небось, подумает, что я утонула.

– И монахини тоже. Они решат, что Лиру унесло водой…

– Ну, ее же и унесло…

– Ты понимаешь, о чем я.

– Если из них вообще кто-то выжил.

Прошла еще минута-другая. Деймон Элис что-то ей прошептал; она ответила.

– Ты ходил в садовый сарай, как я тебе говорила?

Малкольм почувствовал, что краснеет, и порадовался, что кругом темно.

– Ага. Он там был, с сестрой Катариной.

– И чем они занимались?

– Я… я плохо разглядел.

– Я знаю, чем они занимались. Вот сволочь. Я, знаешь ли, хотела его убить, когда ударила.

– Почему?

– Потому что он был таким милым со мной. Тебе не понять.

– Нет, куда уж мне. Но если бы ты на самом деле его убила, я бы никому не сказал.

– Думаешь, он правда охотится за Лирой?

– Ну, ты же сама мне сказала.

– Как считаешь, он может быть ее отцом?

– Нет. Я с ним разговаривал – с ее настоящим отцом.

– Когда это?

Малкольм рассказал ей о ночном приключении в монастырском саду и о том, как одолжил лорду Азриэлу каноэ. Элис не стала недоверчиво фыркать, как он боялся.

– А что именно он делал?

– Я уже сказал. Ходил взад-вперед с ней на руках и что-то шептал.

Они и сами сейчас почти шептали, а над ними грохотал дождь. Элис помолчала.

– А ты слышал, что он говорил?

– Нет. Я караулил возле монастырской стены.

– Но по нему было видно, что он ее любит?

– Да. Совершенно точно.

Прошла еще минута.

– Если мы не сможем вернуться… – сказала она, – если нас все-таки унесет дальше…

– Да?

– Что мы тогда будем с ней делать?

– Наверное… попробуем попасть в Иордан-колледж.

– Это еще зачем?

– Там убежище для ученых.

– Чего?

Малкольм объяснил, как мог.

– Думаешь, они ее примут? Она же не ученый… И вообще не из этих.

– Думаю, если кто-то просит убежища, они обязаны его принять.

– И как они справятся с младенцем? Колледжи битком набиты стариками. Они и понятия не имеют, что с ней делать.

– Ну, наверное, заплатят кому-нибудь, чтобы ухаживали за ней. Напишут лорду Азриэлу, он даст денег, или сам приедет и заберет ее.

– И где этот колледж находится?

– На Терл-стрит. В самом центре города.

– А откуда ты узнал про это их убежище?

– Доктор Релф мне сказала.

Он объяснил Элис, как доктор забыла в «Форели» книжку со своим адресом, а он нашел и отнес. Ни про желудь, ни про слежку, он, конечно, не упомянул.

Разговаривать с ней в темноте было гораздо проще. Он снова рассказывал ей о том, что произошло, несмотря на то, что уже рассказывал все это раньше, думая, что помогает ей не заснуть, и даже не догадываясь, что ей только и надо, чтобы он говорил.

– Где, говоришь, она живет?

– В Иерихоне, на Крэнэм-стрит. Там сейчас, наверное, все затопило, уж первый этаж-то точно. Надеюсь, она сделала, что я ей сказал, и перетащила все книжки наверх.

…Утром вода на Порт-Медоу будет тихая и гладкая, словно большая лагуна, сверкающая под лучами нового солнца. Все здания Оксфорда на фоне синего неба засияют, как свежевыкрашенные. Наверняка добраться до центра и отыскать Иордан-колледж будет не трудно, подумал Малкольм. И как чудесно будет идти к ним на веслах, скользить по улицам, в одночасье превратившимся в каналы, мимо окон первых этажей, любуясь странными видами и причудливыми отражениями. По дороге они непременно найдут, где добыть все необходимое для Лиры – в том числе и молоко, потому что, не считая печенья, у нее росинки маковой во рту не было с тех самых пор, когда он подхватил ее прямо из рук сестры Фенеллы… когда же это было? Да и пить ей надо что-то чистое: вода в реке перемешана с грязью, да и мертвых животных в ней полно. Призраки их будут плакать в глубине… А вот их уже и слышно:

– Ха! Ха-а! Ха-а-а!

Элис пнула его в лодыжку.

– Малкольм! – свирепо зашептала она. – Малкольм!

– Да не сплю я, не сплю! Что такое? Это он?

– Замолчи сейчас же!

Малкольм прислушался. Этот омерзительный хохот ни с чем не спутаешь, но вот откуда он несется? Дождь так и не перестал, ветер стонал и свистел среди голых ветвей, но сквозь мешанину звуков бушующей стихии Малкольм различил и кое-что другое – мерный плеск весел, скрип несмазанных уключин и этот дьявольский хохот поверх всего остального, словно гиена издевалась и над самим Боннвилем, и над потопом, и над Малкольмом и его жалкими попытками защитить маленькое каноэ.

Тут они услышали и самого Боннвиля:

– Заткнись, тварь!.. захлопни пасть… сколько можно шуметь… давай, отгрызи себе и другую ногу… жуй-жуй, только заткнись! Прекрати этот чертов шум!

Звук все приближался. Малкольм нащупал швейцарский нож и беззвучно его открыл. Первый удар деймону, второй – человеку. В ногах у него лежало весло – если как следует размахнуться, можно сбросить деймона в воду, и тогда человек окажется беспомощен… но он может ухватиться за весло, прежде чем Малкольм…

Звуки стали тише.

Малкольм услышал, как Элис судорожно выдохнула, словно до сих пор не дышала. Лира пошевелилась во сне и то ли хныкнула, то ли тихонько мяукнула, но Элис тут же заглушила этот звук. Малкольм ничего не видел, но, кажется, Элис зажала ей рот ладонью. Девочка что-то забормотала – но совсем негромко, и Малкольм решил, что ее возня слышна только в каноэ.

– Он уплыл? – прошептала Элис.

– Думаю, да, – прошептал Малкольм.

– У него был фонарь?

– Нет, я света не видел.

– Он в темноте, что ли, плывет?

– Ну, он же сумасшедший.

– Зато нас не заметил.

– В покое он нас все равно не оставит, – сказал Малкольм, помолчав.

– Ну, ее-то он не получит, – тут же ответила Элис.

– Нет.

Мальчик снова прислушался: ни плеска весел, ни голоса, ни дьявольского хохота. Лодка Боннвиля шла в том же направлении, что и они – вниз по реке, вместе с паводком. Но со всем, что сейчас скрылось под водой, со всеми этими непредсказуемыми водоворотами и новыми течениями, кто знает, куда его занесет? Скорей бы утро – о нем просила каждая частица его тела.

– Эй, там! Держи.

Малкольм наклонился вперед, нашел ее руку и взял печенье, которое она ему протягивала.

Печенье он грыз долго, откусывая следующий кусочек, только когда от предыдущего не оставалось уже ни крошки. Сахар медленно делал свое дело, и вскоре Малкольм почувствовал себя немного сильнее. Кажется, у них есть целый пакет – на какое-то время точно хватит.

Но с такой усталостью не справиться с помощью одного только сахара. Голова его клонилась все ниже, Элис молчала, Лира сладко спала, и вскоре на лодке воцарилась тишина.

Малкольм проснулся, когда под тент проник бледный серый свет утра. Он страшно замерз и так трясся, что раскачивал каноэ. Грохот дождя прекратился, и лодка, по счастью, все еще была на воде.

Мальчик осторожно отстегнул ближайший крепеж и приподнял тент, чтобы выглянуть наружу. Сквозь голые ветки он увидел гигантскую массу серой воды, стремительно несущейся слева направо через открытое пространство, некогда бывшее лугом Порт-Медоу. Вдалеке за ним вставали шпили города.

Ни земли, ни берега, ни моста – одна только вода. И она неслась мимо, могучая, почти безмолвная и очевидно неодолимая. Грести против такого потока никак не удастся, а значит, не выйдет и вернуться домой.

Малкольм проверил ветку, узел, дерево. На самом деле каноэ устроилось очень даже неплохо; удача явно была на их стороне… ну, хотя бы малая ее толика. Они оказались в рощице, окружающей старую часовню, – именно там, где он и думал, хотя сверху, с уровня кроны, все выглядело немного по-другому. Названия этого места он не помнил, но это было примерно на полпути к югу через Порт-Медоу. Главный поток здесь разделился, огибая деревья, – вот почему их не оторвало от привязи и не унесло.

Скоро придется снова пуститься в путь. Малкольм окинул взглядом пустыню вод, и сердце у него дрогнуло. Их маленькая лодочка против всей мощи взбунтовавшейся реки… Тихие реки, мирные заводи и неглубокие каналы – одно дело, а вот это – совсем другое.

Но выбора не было. Хочешь – не хочешь, а плыть придется. Он на глаз прикинул расстояние до оксфордских крыш там, за лугом, и задумался, долго ли сумеет грести поперек потока… Город был все-таки очень далеко, и слишком много воды разделяло их.

Как бы там ни было, он взял себя в руки, закатал тент и нашел весло. Лодка закачалась, и это разбудило Элис, которая лежала с Лирой на груди, закутанная в насквозь промокшее одеяло. Девочка все еще спала.

– Что ты там делаешь? – прошептала Элис.

– Чем скорее тронемся в путь, тем скорее приведем ее в порядок. Дождь уже перестал, – ответил Малкольм.

Элис отогнула край тента со своей стороны и выглянула наружу.

– Кошмар какой, – сказала она. – Ты на веслах через это не пройдешь. Мы вообще где?

– Где-то на пути в Бинси.

– Да тут прямо чертов Германский океан!

– Ну нет, поменьше. Когда доберемся до зданий, дело сразу пойдет на лад.

– Ну, раз ты так говоришь… – сказала она и опустила тент.

– Как там Лира?

– Промокла и воняет.

– Тем более пора в путь. Нет смысла ждать, пока встанет солнце.

Он полез развязывать узел – тот оказался ближе, чем вчера. Значит, вода все-таки поднялась.

– А мне что делать? – спросила Элис.

– Сиди как можно тише. Нас немного помотает, но если ты испугаешься и запаникуешь, будет в десять раз хуже. Просто сиди тихо.

Он заметил презрение у нее во взгляде, но она ничего не сказала и только устроилась поудобнее. За ночь узел на фалине успел как следует затянуться, но Малкольм постепенно распустил его, подергивая то туда, то сюда. Что хорошо с беседочным узлом – его рано или поздно все равно развяжешь, хотя со скользящим рифовым было бы быстрее. «Ладно, в следующий раз попробуем», – сказал себе Малкольм.

Как только фалинь ослаб, лодку начало относить от деревьев. Малкольм тут же пожалел, что не закатал тент повыше: впереди почти ничего не было видно.

– Нужно снять тент, – сказал он. – Не весь. Просто чтобы видеть, куда плывем.

– Надо было раньше…

– Я знаю.

Элис вовремя прикусила язык. Малкольм мысленно возблагодарил цыганских мастеров, поставивших на лодку такие чудесные крепления – они отстегивались с необычайной легкостью. Элис подтянула тент на себя. Вот, так-то лучше.

Он взял весло и нерешительно направил лодку вперед, на открытую воду. Течение тут же подхватило ее и развернуло кормой вперед. Малкольм быстро понял свою ошибку: колебаться в таких условиях нельзя. Он греб в обратную сторону, пока лодка не легла на правильный курс. Элис вела себя примерно и не проронила ни слова. Малкольм попробовал идти поперек открытой и стремительно бегущей воды, но не продвинулся почти ни на дюйм. Впереди виднелись крыши Иерихона, звонница святого Варнавы, громадное классическое здание издательства, шпили и башни центральной части города – но все это было далеко и недоступно. У потопа явно имелась своя точка зрения на то, куда должна плыть эта лодка.

Ну, хорошо. Сосредоточимся на том, чтобы держать ровный курс и не налететь на какую-нибудь скрытую под водой корягу.

Одна только мысль о подводных препятствиях внушала такой ужас, что Малкольм постарался поскорее выбросить ее из головы. Каноэ несло вперед – легко, как прутик. Вода сама тащила их в сторону города, но удобства в путешествии никто не обещал: поток дробился, когда на его пути встречались дома, кипел и бурлил. Держать ровный курс никак не выходило; оставалось только не давать лодке перевернуться и надеяться, что где-нибудь возле Броуд-стрит и Иордан-колледжа течение станет поспокойнее. Идея доплыть до самого Лондона теперь казалась ночным бредом. Иордан… убежище… безопасность… – вот куда им нужно.

Колоссальная масса воды, идущая с Порт-Медоу, пробивала себе дорогу сквозь лабиринт узких улочек Иерихона и дальше неслась вскачь по широким бульварам Сент-Джайлса, где в нее вливались еще более могучие потоки с Банбери и Вудсток-роуд. Теперь Малкольм и Элис встречали других борющихся с потопом людей. Некоторых смыло, и теперь они тщетно старались держать голову над водой; кто-то в лодках – пантах или шлюпках – пытались спасать утопающих; кто-то цеплялся за деревья на погосте святой Марии Магдалины, а кого-то втаскивали через окна в здания колледжей – Баллиола или Святого Иоанна. Вопли отчаяния, крики ободрения, рокот моторной лодки где-то в переулках – все это мешалось с грохотом вод, бьющихся о древние каменные стены.

Не успел Малкольм повернуть на Броуд-стрит, как «Прекрасную дикарку» закрутило встречным течением и едва не опрокинуло.

Элис в ужасе вскрикнула. Малкольм погрузил весло в воду и, приложив все своим силы, удержал суденышко на плаву – да только безнадежно проскочил нужный поворот. Прежде чем он успел опомниться, их уже вынесло на Корнмаркет.

– Шип-стрит! – крикнула Аста, принявшая облик сокола.

– Я знаю… я пытаюсь… – прокричал в ответ Малкольм, отчаянно пытаясь направить лодку к башне Святого Михаила у Северных ворот, стоявшей на углу улочки, что вела непосредственно к Иордану.

Увы, путь оказался перекрыт. Башня частично обвалилась, и теперь вода, пенясь, билась об огромную кучу камней в самом начале улицы. Можно было снова подать вперед в надежде свернуть Маркет-стрит, но и там все оказалось хуже некуда: фургон, который вез овощи на Крытый рынок, перевернулся и врезался в лавку на углу. Ящики с капустой и луком подпрыгивали на волнах, а лошадь утонула и покачивалась между оглоблями. Там тоже было не пройти.

А вода все толкала и толкала их вперед, к перекрестку в Карфаксе, где Малкольм снова попробовал свернуть влево, на Хай-стрит, в надежде выскочить на Терл-стрит и так добраться до Иордана. Но каноэ, казалось, стало легче пробки. Поток утянул их через перекресток и дальше, на Сент-Олдейт, где улица шла под уклон и вода неслась вдвое быстрее.

– У нас не получится! – проорала Элис сквозь грохот реки.

Малкольм слышал, как плачет Лира – не пронзительно, от страха, а упорно и жалобно: ей было холодно и мокро, и каноэ все время трясло.

– Мы скоро найдем, где пристать! Ради Лиры! – крикнул он в ответ.

Все дома по пути стояли с разбитыми окнами или рухнувшими стенами. Паводок проносил мимо выломанные двери и вырванные с корнем деревья. Кто-то на моторной лодке пытался подплыть к окну верхнего этажа, где седовласая женщина в ночной сорочке звала на помощь, а ее деймон-терьер заливался безумным лаем. Мост Фолли-бридж начисто смыло. Темза больше не была рекой – она превратилась в набухшее, серое, бушующее море, метавшееся во все стороны и грозившее захлестнуть «Прекрасную дикарку» с головой. Но у Малкольма было время подготовиться: он усердно налегал на весла и старался править к ровной земле дальше по течению.

Там был квартал пригородных улиц и маленьких магазинчиков, и вскоре зоркая Аста, летевшая над каноэ, закричала:

– Лево руля! Лево руля!

На этот раз им ничто не помешало, и Малкольму удалось увести лодку в боковую улочку, прочь от основного потока. Здесь было хотя бы чуть-чуть спокойнее.

– Попробую подойти вон к тому зеленому кресту, – крикнул Малкольм, обращаясь к сидевшей позади Элис. – Это аптека. Посмотрим, может, тебе удастся за него ухватиться… он на скобе…

Элис выпрямилась, огляделась, прижала Лиру к себе и вытянула руку. Лодка здесь шла не слишком быстро, так что ухватиться за скобу не составило труда. Они благополучно пристали к зданию. Малкольм наклонился и внимательно осмотрел место крепления скобы к стене.

– Как она там, крепко держится?

– Не шатается, если ты об этом.

– Тогда отпускай, а я перехвачу и привяжу лодку.

Так она и сделала. Каноэ заплыло под зеленый крест, и Малкольм схватился за скобу. Он снова навязал беседочный узел – просто на всякий случай, потому что пальцы сами его знали, и он ему доверял.

Они очутились прямо под окном верхнего этажа.

– Сейчас разобью стекло, – предупредил он. – Прикрой лицо.

Он размахнулся веслом. Стекло упало внутрь со звоном, который в обычных обстоятельствах показался бы громоподобным, но сейчас был едва слышен за ревом воды. Малкольм подумал, что в другой раз почувствовал бы себя виноватым, но сейчас вина будет куда тяжелее, если он оставит Лиру мерзнуть и мокнуть снаружи.

– Я пойду внутрь, – сказал он.

– Нет, стой! – воскликнула Элис.

Он озадаченно уставился на нее.

– Сначала выбей все осколки из рамы, а не то тебя нашинкует на ленточки, – объяснила она.

Это было вполне разумно, и он аккуратно прошелся вдоль всей рамы и вышиб все осколки до единого внутрь комнаты.

– Тут пусто, – сказал он, заглянув туда. – Ни мебели, ничего.

– Наверняка вызвали грузовую перевозку, когда узнали, что потоп идет, – пожала плечами Элис.

Малкольм даже порадовался ее сарказму, это было больше на нее похоже.

Он осторожно встал в лодке, взялся обеими руками за раму, перекинул ногу внутрь, за ней другую – и очутился в доме.

– Теперь давай мне Лиру, – распорядился он.

Для этого Элис пришлось перебраться на середину каноэ, а это оказалось нелегко. К тому же, Лира вопила и извивалась, что совсем не упрощало задачу. Через минуту-другую упорных переговоров соколиха-Аста перенесла в дом Пана в облике птенца ласточки, а завернутая в одеяло малышка перекочевала на руки к Малкольму, в пустую комнату.

– Ф-фух! Ты пахнешь, как целый скотный двор, Лира! – заметил Малкольм. – Запах прямо с ног сбивает. Ну, ничего, скоро мы тебя вымоем.

– Мы, – повторила Элис у него за спиной. – Мне нравится это «мы». Ты-то небось, узлы пойдешь вязать или еще чего, а мыть ее буду я.

– Аптека – это, конечно, хорошо, – сказал Малкольм, прикинувшись, что ничего не слышал. – Жалко только, что тут еду не продают. Ой, смотри, а там, кажется, кладовка!

Даже целая комната сокровищ не обрадовала бы их больше. В кладовке нашлось все необходимое для ухода за младенцами, всевозможные лекарства и даже печенье и разные соки.

– Нам нужна горячая вода, – сообщила Элис, обозрев все это и не особенно впечатлившись.

– В цистерне, наверное, еще есть. Пойду посмотрю, – сказал Малкольм, заметивший небольшую уборную и внезапно осознавший, что ему срочно нужно облегчиться.

Туалет прекрасно смывал, краны работали – из одного даже бежала струйка тепловатой воды. Он поспешил сообщить об этом Элис.

– Так, – сказала она, – тогда иди, найди нам подгузников, из тех, что потом сразу выбрасывают. Мы ее сначала вымоем и переоденем, а потом покормим. Если найдешь способ вскипятить воды, будет совсем хорошо. И смотри не пей сырую!

В камине в пустой комнате обнаружились дрова, растопка и бумага. Малкольм отправился искать кастрюльку или еще что-нибудь, в чем можно кипятить воду, попутно благословляя дальновидного владельца аптеки, набившего кладовку всем необходимым. Внизу наверняка имелась разнообразная домашняя утварь, но вода уже успела подняться до первой ступеньки лестницы, так что добыть вещи с нижнего этажа не было никакой возможности. Им еще повезло, что хозяева держали товар наверху, а не в подвале. Да что там, наверху даже кухонька была с газовой плитой (которая, правда, не работала) и чайником!

Малкольм вытащил нож и принялся бить по кремню, каждый раз высекая дождь искр и тщетно ожидая, что хоть одна сумеет поджечь бумагу в камине.

– Ты чем там занят? – Элис закатила глаза и кинула ему коробок. – Вот придурок!

Он вздохнул, чиркнул спичкой, и вскоре пламя уже весело плясало в очаге. Чайник наполнили из холодного крана и приладили над огнем.

Пока Элис мыла Лиру и надевала на нее чистый сухой подгузник, девочка самозабвенно вопила, но крик этот выражал, скорее, общую злость, чем страдание. Ее крошка-деймон, в последнее время щеголявший в облике взъерошенной крысы, превратился в крошечного бульдога и тоже принялся скандалить, но Аста-грейхаунд схватила его за шкирку и как следует встряхнула. Ребенок так возмутился, что даже замолчал.

– Так-то лучше, – сказала Элис. – Лежи тихо. Я покормлю тебя через минуту, когда вон тот мальчик соизволит согреть нам воды.

Она принесла малышку в кухню и уложила на сушилку для посуды. Малкольм возился у огня. Ему пришлось обернуть руки мокрым одеялом, чтобы не обжечься, пока держит чайник, – подвесить его было не на что.

– Заодно и одеяло высушим, – заметил он, обращаясь к Асте.

– А если хозяин вдруг придет? – осторожно спросила она.

– Вряд ли кто-то подумает, что мы не должны были переодеть и накормить ребенка, – сурово возразил Малкольм. – Разве что Боннвиль.

– Это ведь он был ночью, правда?

– Наверняка. Он и правда чокнутый. Совсем сумасшедший.

– А мы правда повезем ее аж в самый…

– Тс-с-с, – Малкольм оглянулся, но Элис уже была в другой комнате – мыла Лиру. – Да. Теперь у нас другого выхода нет.

– А почему тогда Элис не сказать?

– Потому что она не захочет. Она заартачится или выдаст нас, или еще чего. И Лиру заберет!

Огонь, наконец, разгорелся. От жара на лице и руках до Малкольма начало доходить, как холодно и мокро всем остальным частям его тела. Он раздраженно поежился, и тут сзади раздался голос Элис:

– Ну, где там вода?

– Уже почти кипит.

– Покипяти несколько минут – нужно убить всех микробов, а потом пусть остынет. Придется ей с едой потерпеть еще немного.

– Как она?

– Ну, пахнет уже лучше. Но попка вся воспалилась.

– Тут должен быть какой-нибудь крем или что-нибудь в этом роде…

– Ага, уже нашла. Слава богу, что это аптека, а не какие-нибудь скобяные изделия. Воду не разлей!

Вода тем временем кипела. Руки немилосердно жгло.

– Можешь принести холодной воды? – взмолился Малкольм. – Надо снова намочить одеяло, а не то я себе всю руку сожгу.

Элис пошла, принесла кувшин и осторожно полила воды на одеяло. Руке сразу стало и лучше, и гораздо хуже. Малкольм поставил чайник на пол и начал озираться по сторонам.

– Чего тебе еще?

– Надо найти что-нибудь, чем его держать. Я так больше не могу.

Долго искать не пришлось. Возле камина лежала небольшая поленница, где нашлось одно бревнышко как раз нужной длины. Его прислонили к решетке, а наверх водрузили чайник, так что огонь нагревал ровно половину.

– Если он оттуда сверзится…

– Я знаю. Постой тут, посмотри за ним минутку.

Малкольм встал и пошел взглянуть на Лиру. Та, кажется, чувствовала себя отлично, лежа на полу с печеньем в кулачке. Аста вылизывала голову Пантелеймону, который выглядел сейчас как совсем маленький щенок, а Лира что-то радостно булькала.

В кладовке Малкольм нашел, что искал: карандаш. На стене на лестничной площадке он написал:

Там же он нашел кипу новых полотенец. Перетащив их через разбитое окно в лодку, он тщательно вытер все ее дно.

– Давай-ка постараемся больше не мокнуть, – сказал он «Прекрасной дикарке».

Дождь уже перестал, но воздух был пропитан влагой, и ветер гнал мелкую морось. Вода и не думала спадать.

– Вообще-то мы здесь всего полчаса, – заметила Аста.

– Вот бы как-нибудь спрятать лодку! Если Боннвиль проплывет мимо, он ее сразу же заметит.

– Он никогда не видел наше каноэ днем, – возразила она. – Тогда темно было, хоть глаз выколи. Откуда ему знать, что мы плывем не на панте?

– Гм-м, – неопределенно промычал Малкольм, закрепляя тент по всему периметру.

– Малкольм, иди сюда, – позвала из дома Элис.

– Что такое? – спросил он, протискиваясь обратно через окно.

– Сядь вон на ту табуретку и сиди спокойно.

– Зачем?

Она сняла чайник с огня – должно быть, вода, наконец, достаточно кипела. В одной руке у нее была мокрая тряпка; другой она повернула Малкольму голову в одну сторону, потом в другую и не грубо, но твердо принялась промокать его исцарапанное лицо. Зачем – он понял очень быстро, не успела она начать.

– Ай!

– Замолчи. Все эти царапины выглядят жутко. К тому же, в них могли попасть микробы. А ну, не ерзай!

Малкольм примирился с щипучей тряпкой и прикусил язык. Потом Элис нанесла на раны какую-то антисептическую мазь.

– Прекрати вертеться! Не так уж это и больно.

Больно было о-го-го как, хотя Малкольму и в голову не пришло бы в этом признаться. Он только заскрипел зубами.

– Ну, вот, – сказала Элис наконец. – Не знаю, может тебе еще и пластырь наклеить… или два…

– Все равно отвалятся.

– Ну, как хочешь. А теперь брысь с табуретки, мне нужно покормить Лиру.

Она проверила температуру воды, совсем как сестра Фенелла, потом насыпала в нее сухого молока и размешала.

– Дай-ка нам вон ту бутылочку, – скомандовала она.

Малкольм передал ей бутылочку и резиновую пустышку.

– Надо бы все простерилизовать сначала, – сказала она.

Малкольм взял у нее малышку. Пан сейчас был воробушком, совсем птенцом, так что Аста тоже стала птичкой, на сей раз – зеленушкой.

– Ты, я смотрю, уже почти доела печенье? Небось никакого молока и не захочешь. Дай-ка я подержу остаток.

Как сказала бы мама, Лира уже совсем раздухарилась. Он передал ее Элис, а сам отвернулся к окну: при мысли о маме у него на глаза вдруг навернулись слезы бессилия.

– В чем дело? – подозрительно спросила Элис.

– Да щиплется всё.

Он высунулся в окно, пытаясь разглядеть, нет ли кого в соседних домах, но нигде не было ни души. Где-то окна были задернуты шторами, где-то нет, но ни в одном не теплилось ни огонька. С улицы не доносилось ни звука, кроме шума бегущей воды.

И вдруг он заметил какое-то движение. То есть, первой это заметила Аста. Она ахнула и, превратившись в котенка, поспешила спрятаться у него на груди. Потом увидел и Малкольм. Это плыло к ним по улице, натыкаясь на фасады домов, безвольное, вялое и наполовину под водой – обращенное лицом вниз тело женщины. Утонувшей и мертвой женщины.

– Что с этим надо делать? – прошептала Аста.

– А что тут поделаешь?

– Я сказала «надо» – это другое.

– Ну… надо вытащить ее из воды и положить в доме. Оказать ей уважение… не знаю. Но если лавочник вернется и обнаружит у себя мертвую женщину…

Несколько секунд утонувшая бедняжка словно раздумывала, не остановиться ли ей между стеной и каноэ. Малкольм с ужасом подумал, что ему придется взять весло и оттолкнуть ее, но тут вмешалось течение и понесло ее дальше по улице. Малкольм и Аста отвернулись. Смотреть дальше почему-то казалось им неуважением.

– Что случается с деймонами, когда люди умирают? – тихо спросила Аста.

– Не знаю… Может, ее деймон был совсем маленький, вроде птички, и сейчас он у нее в кармане…

– А может, потерялся где-то по дороге.

Но думать об этом было слишком страшно. Они еще раз взглянули на мертвую женщину, которую уже довольно далеко отнесло течением, и постарались подумать о чем-нибудь другом.

– Кладовка! – сказал Малкольм. – Надо загрузить в лодку как можно больше припасов.

– Это еще зачем? – спросила Элис.

Она стояла у них за спиной; Малкольм не слышал, как она подошла.

– На тот случай, если мы не сумеем вернуться, – спокойно ответил он. – Ты сама видела, какое сильное сейчас течение. Нас может унести дальше по реке, где не будет ни домов, ни лавок.

– Мы можем остаться здесь, – возразила она.

– Тогда нас очень быстро найдет Боннвиль.

Элис как следует обдумала это.

– Да, – сказала она. – Может, ты и прав.

Она похлопала Лиру по спинке, и малышка громко срыгнула.

– Зачем она ему, скажи на милость?

– Наверное, хочет убить. Чтобы отомстить.

– Кому?

– Ее родителям. Не знаю. Все равно…

– Все равно что?

– Думаю, мы бы не смогли ее в убежище… В Иордан-колледже, даже если бы добрались до него. Там надо что-то такое на латыни сказать, а я не умею. Так что, возможно…

Элис, прищурившись, посмотрела на него. Что-то в ней изменилось.

– Ты ведь и не собирался останавливаться в Иордане, так?

– Конечно, собирался…

– А вот и нет. Я тебя как книжку читаю, мелкий ты мерзавец.

Она внезапно наклонилась и выхватила белую карточку у него из кармана рубашки. Элис прочла ее с обеих сторон, побагровела и швырнула карточку на пол, а потом что было сил пнула Малкольма ногой. Ничего другого с ребенком на руках она сделать не могла, но малышке передался ее гнев, и она испугалась. Малкольм на всякий случай отодвинулся.

– Да ты невесть что себе вообра…

– Ничего я не вообразила! Значит, собирался, да? Я видела, как ты пялился на эту штуку в каноэ, когда думал, что я сплю. А меня ты собирался взять, чтобы я за младенцем присматривала. Ах ты свинья! А я, дура, и повелась.

Она пнула его еще раз, и еще. Ее деймон зарычал и попытался схватить Асту, которая мгновенно превратилась в птицу и отлетела подальше. Элис побледнела от ярости, а ее бледные голубые глаза стали огромными, в пол-лица. Малкольм еще отступил, подобрал табуретку и выставил перед собой.

– И что ты собираешься с этим делать? По голове меня стукнешь? Давай-давай, а я погляжу. Да я тебя на обе лопатки положу, если только попробуешь. Я вот сейчас Лиру пристрою и переломаю тебе руки – посмотрим, как ты тогда будешь грести в своем чертовом каноэ! Тихо, тихо, малышка, не надо плакать! Элис просто немножко вышла из себя из-за этого вот куска дерьма – и совсем не из-за тебя, моя радость! Поставь уже эту треклятую табуретку, где она стояла, крыса ты помоечная! Я еще не закончила кормить ребенка. И дров в огонь подбрось. А потом держись от меня подальше.

Малкольм сделал, как было сказано. Когда Элис уселась и снова сунула соску в рот Лире, он сказал:

– А теперь сама подумай, что произошло прошлой ночью. У нас не было никакого выбора. Мы просто не могли поступить иначе. Нам пришлось прийти в «Форель», но они заперли все двери, потому что думали, что я у себя, наверху, в безопасности. И не слышали, как мы колотим в дверь. Идти нам было больше некуда, и спастись – негде. Оставалось только каноэ. Нам оставалось только забраться в него и…

– Заткнись и прекрати трепаться. Я должна подумать, что делать дальше.

– Мы не можем оставаться тут, он нас найдет…

– Я сказала, умолкни!

Что-то побежало струйкой у него по лбу и дальше, в правый глаз. Это оказалась кровь: царапины снова открылись. Он промокнул кровь носовым платком, все еще мокрым, как и все остальное, и ушел в кладовку.

– В конце концов она бы все равно догадалась, – прошептала Аста.

– Да, но…

– И мы знали, что она взорвется.

– Гм-м.

На самом деле их обоих это потрясло. Гнев Элис был страшнее мертвой женщины в воде… Страшнее даже, чем мысль о Боннвиле.

Малкольм повернулся к полкам, но сосредоточиться так и не смог. Мысли его бурлили, будто паводок, думать о том, что отнести в каноэ не получалось.

– Мы должны ей объяснить, – тихонько сказал он Асте.

– Думаешь, она станет слушать?

– Ну, пока у нее Лира на руках…

Он нашел бутылку апельсинового сока и открутил крышечку.

– Это еще зачем? – рявкнула Элис, когда он протянул ей сок.

– Завтрак.

– Засунь это себе в задницу.

– Просто послушай. Дай мне объяснить.

Она свирепо зыркнула на него, но ничего не сказала.

– Лира в опасности, где бы она ни была, – продолжал Малкольм. – В Оксфорде уж точно. Даже если монастырь уцелел и монахини живы, есть, как минимум, две стороны, которые попробуют добраться до нее. Во-первых, Боннвиль. Я не знаю, чего именно он хочет, но он стремится заполучить Лиру. Он жестокий и сумасшедший. Он бьет своего деймона, гиену. Наверняка это он сломал ей ногу, так что она теперь хромает. Мы не можем позволить ему схватить ребенка. А еще есть…

– Служба защиты детства, – подсказала Аста.

– Да, Служба защиты детства. Ты сама слышала, когда я рассказывал о них маме. И твой деймон…

– Да, – сказала Элис. – Эти сволочи…

– И есть убежище для ученых. Все, как я говорил тебе ночью.

– Ну, да. Если только это правда. И если мы сумеем добраться назад, в Иордан-колледж, по такой воде. И они все равно нас туда не пустят. Прекрасная идея, ничего не скажешь.

– Но есть еще лорд Азриэл, ее настоящий отец. Помнишь, я тебе говорил? Он противостоит ДСК и совершенно точно любит Лиру. Вот я и подумал, что мы должны отвезти ее к нему, потому что больше никто не сумеет ее защитить. Служба защиты детства снова придет в монастырь, а монахини будут заняты ремонтом и уборкой и не смогут как следует за ней присматривать – даже сестра Бенедикта. И еще этот Боннвиль… Он… он страшный. Он совершенно с катушек слетел. Может наброситься на нее в любой момент. А сестра Катарина просто возьмет и выдаст ему ребенка.

Элис задумалась.

– А твои мама с папой? – спросила она. – Почему они не могут за ней присмотреть?

– Да они по горло заняты трактиром. К тому же, ДСК может заявиться снова. Знаешь мистера Боутрайта? Джорджа Боутрайта?

– А он тут при чем?

– Они пришли как-то вечером и попытались его арестовать. Он дал им отпор, когда остальные даже не пытались. Но от ДСК защиты нет. Если они задумают обыскать трактир от подвала до крыши, они это сделают, и никто их не остановит. Ну, и про Лигу святого Александра тоже забывать не стоит. Кто-нибудь из наших посетителей увидит Лиру, скажет своему сыну, и если тот из Лиги – пиши пропало.

– Гм, – сказала Элис.

Она отставила бутылочку, подняла малышку и похлопала ее по спинке.

– У нее вообще-то и мать есть.

– Ее мать на стороне ДСК. Она-то и основала Лигу святого Александра.

Элис встала и принялась медленно прохаживаться взад-вперед по комнате. Пантелеймон превратился в птенца ласточки и оживленно зачирикал, Лира присоединилась к нему, а потом и Аста. Мастиф, деймон Элис, лежавший у очага, открыл один глаз и посмотрел на них.

Малкольм сидел тихо. Наконец Элис повернулась к нему.

– И как же ты собираешься его найти, этого лорда Азриэла? – спросила она.

Малкольм подобрал с пола карточку.

– Вот его адрес, – сказал он. – Я поэтому о нем и подумал. В любом случае цыгане точно знают, где его искать. Если мы, конечно, встретим кого-нибудь из них. Ну, и вообще он знаменитый человек. Найти его будет нетрудно.

Элис фыркнула.

– Какой же ты все-таки балда.

– Не знаю такого слова.

– Ну, так сходи к зеркалу, познакомься.

Он промолчал – так было безопаснее. Элис подошла к окну и быстро выглянула наружу.

– Принеси-ка мне одеяло, – распорядилась она. Он нашел одно, развернул и накинул ей на плечи. – Почему ты мне сразу ничего не сказал?

– Потому что все произошло слишком быстро.

– Но ты же все равно планировал. У тебя в каноэ все припасено.

– Я не думал убегать из дома. По крайней мере, не сейчас. И не думал, что потоп придет так скоро. А если бы думал, я бы взял сестру Фенеллу, потому что невозможно сразу и грести и смотреть за ребенком…

– Сестру Фенеллу? Как я там тебя назвала – балда? Да ты просто чертов олух царя небесного! Безмозглый идиот!

– Ну, кого-то же…

– Это все равно была бы я. Никого же больше нет.

– Ну, и зачем ты меня тогда пинала?

– Потому что ты мне не сказал! Не попросил!

– Я только ночью это придумал, когда мы уже стояли привязанные к дереву.

Она подошла к камину и сунула в огонь последнее полено.

– И какой же у нас план? – поинтересовалась она.

– Плыть вниз по реке. Держаться подальше от Боннвиля. Найти лорда Азриэла.

Ему снова пришлось вытереть кровь, заливавшую глаз. Малкольм вытер руку о штаны, которые уже как раз почти высохли.

– Сядь и возьми Лиру, – сказала Элис. – Я тебе пластырь наклею. Мне плевать, что ты скажешь. Ты меня с ума сведешь, если всю дорогу будешь вот так смаргивать кровь.

На этот раз она все сделала куда ласковее. Потом протянула ему упаковку пластырей и тюбик антисептической мази.

– Для начала вот это в лодку отнеси. А еще одеяла и подушки, если они тут есть. Прошлой ночью было до чертиков холодно. И побольше подгузников, которые потом можно выбросить. И спички. И вот эту кастрюлю. И все печенье…

Дальше она тараторила без пауз. Если бы Малкольм взял все, что она сказала, каноэ тут же потонуло бы под таким грузом. Впрочем, он все равно очень серьезно кивал, слушая каждый пункт списка.

– Короче, можешь приступать, – подытожила она.

И Малкольм приступил. Он собирал вещи в порядке убывания важности: одеяла и подушки отправились в лодку первыми, а вслед за ними – подгузники, детское питание и всякие причиндалы для Лиры. Элис не слишком стремилась помогать, а он не рискнул попросить, так что каждый раз ему приходилось свешиваться из окна, подтаскивать к себе каноэ, бросать туда вещи, а потом слезать самому и укладывать все как можно компактнее. Стопку одеял он сложил на носу, чтобы Элис было на чем сидеть: так холод воды из-под днища до нее не доберется. Он добавил еще пару подушек – под спину.

– Она очень странная, – заметила Аста, когда они были снаружи. – Могла бы ныть и скулить всю ночь, а ты гляди – даже не пикнула.

– Вот бы она еще и не лягалась…

– Зато она тебе царапины обраба…

– Тс-с-с!

Малкольм заметил какое-то движение в конце улицы: ялик с двумя мужчинами. К счастью, ни один из них не был Боннвилем. Первый греб, а второй смотрел вперед. Заметив Малкольма, второй что-то сказал своему товарищу, и тот тоже обернулся посмотреть.

– Эй! – прокричал один. – Ты что там делаешь?

Малкольм не ответил и только позвал через окно:

– Элис, неси сюда Лиру. Быстро.

– Зачем? – заворчала она, но Малкольм ничего не стал объяснять.

Ялик был уже совсем близко: тот, что сидел на веслах, знал свое дело. Когда они подплыли достаточно близко, чтобы Малкольму не приходилось кричать, он ответил:

– У нас тут ребенок, мы за ним присматриваем. Нам пришлось сюда забраться, потому что иначе она бы насмерть замерзла.

Позади него показалась Элис. Мужчины были уже так близко, что могли протянуть руку и схватить каноэ за борт.

– Чего вам надо? – сердито спросила Элис, не выпуская из объятий Лиру: та почти спала.

– Просто хотим убедиться, что все в порядке, и никто не делает ничего такого, чего делать не следует, – отвечал тот, что не греб.

– У вас там малыш? – спросил тот, что сидел на веслах.

– Это моя сестра, – ответила Элис. – Наш дом чуть не обвалился, когда пришла вода, так что нам пришлось спасаться на лодке. Мы всю ночь провели на реке, и девочка ужасно замерзла. Мы искали место, где ее можно переодеть и покормить. Если бы тут кто-нибудь был, мы бы спросили разрешения, но дом стоял пустой.

– А что это вы в лодку суете? – спросил первый.

– Одеяла и подушки, – ответил Малкольм. – Мы хотим попробовать вернуться домой – наши родители наверняка очень беспокоятся. Но, возможно, нам придется провести в лодке еще одну ночь…

– А почему вам здесь-то не остаться?

– Так родители же! – вмешалась Элис. – Вы что не слышали? Они, небось, уже с ума там сходят. Мы должны как можно скорее добраться до дома.

– Это куда?

– А вы полицейский или кто? Вам-то что за дело?

– Сандра, не заводись, они просто за этим местом приглядывают, – перебил ее Малкольм. – Мы в Улверкоте живем. Прошлой ночью нас протащило через весь Порт-Медоу. Мы хотим попробовать доплыть обратно через город, но если вдруг опять застрянем…

– Как тебя зовут?

– Я Ричард Парсонс. Это моя сестра, Сандра. А малышка – Элли.

– Где же были ваши мать и отец прошлой ночью?

– Наша бабуля заболела. Они поехали ее проведать, а пока их не было, потоп и случился.

Тому, кто сидел на веслах, приходилось все время грести, чтобы удерживать лодку на одном месте.

– Оставь детей в покое, с ними все в порядке, – сказал он своему спутнику.

– Ты в курсе, что занимаешься воровством? – спросил тот у Малкольма. – А точнее мародерством?

– Никакое это не мародерство, – отрезала Элис, но Малкольм ее перебил.

– Мы берем только самое необходимое, чтобы остаться в живых и сохранить жизнь ребенку. Когда вода спадет, отец придет сюда и заплатит за все, что мы взяли.

– Когда окажетесь в городе, – сказал гребец, – найдите ратушу. Знаете, где это? Сент-Олдейт?

Малкольм кивнул.

– В Сент-Олдейт есть станция скорой помощи. Там уйма затопленцев, и много народу им помогает. Там вы найдете все необходимое.

– Спасибо, – сказал Малкольм. – Так мы и поступим. Премного благодарны.

Незнакомцы кивнули им и поплыли прочь.

– Сандра? – прошипела Элис с непередаваемым презрением. – Получше ничего не мог придумать?

– Нет, не мог, – коротко ответил Малкольм.

А десять минут спустя они уже снова были в дороге. Сандра-Элис устроилась на носу, закутавшись в одеяла, а чистая, сухая и накормленная Лира крепко спала у нее на груди. «Прекрасная дикарка» сидела в воде как никогда глубоко – ну, может, не считая тех случаев, когда Малкольм возил сестру Бенедикту на почту, – но плыла со всем новообретенным проворством и слушалась весла, словно могучий конь – руки хозяина.

Что ж, могло быть и хуже, думал Малкольм. По крайней мере, мы все живы и продолжаем продвигаться на юг.