Когда я поняла, что не могу идти дальше, уже рассвело. Истощенные до предела мышцы перестали слушаться. Я уже не шла, а шаталась, как пьяная.

Надо остановиться. Если не остановлюсь, то упаду прямо посреди норвежского захолустья, и мое тело никогда не найдут.

Я давно ушла от дороги, давно не видела никаких домов. Ни телефона. Ни денег. Я даже не знала, который час; похоже, близился рассвет.

Из пересохшего горла едва не вырвался всхлип, и вдруг среди редких деревьев мелькнуло какое-то строение, вытянутое и низкое. Не жилой дом, а скорее конюшня.

В ногах появились силы, и я поплелась туда по едва заметной тропинке и зашла в ворота в проволочном заборе. Действительно конюшня, хотя не стоило бы называть таким напыщенным словом лачужку с шаткими деревянными стенами и рифленой металлической крышей.

Две лохматые лошадки с любопытством посмотрели в мою сторону, когда я прошла мимо, а затем одна из них продолжила пить из корыта с водой, при виде которой сердце едва не выпрыгнуло из груди. В ее поверхности отражались золотисто-розовые лучи рассвета.

Нетвердой походкой я направилась к корыту, упала на колени в низкую траву перед ним и, набирая воду ладонями, стала пить большими глотками. Дождевая вода с привкусом грязи и ржавчины казалась мне удивительно вкусной.

Напившись, я встала и осмотрелась. Дверь в амбар была закрыта, но не заперта на замок. Я распахнула ее, осторожно зашла внутрь и закрыла за собой дверь.

Амбар был полон сена, бочек с какими-то припасами, на стене на гвоздях висели попоны. Опьяненная усталостью, я медленно сняла попону и положила ее на самый толстый тюк сена, даже не думая о крысах, блохах или сообщниках Ричарда. Здесь они меня точно не найдут; впрочем, мне уже было все равно – пусть забирают, только дайте отдохнуть.

Я легла на самодельную кровать и накрылась второй попоной.

И уснула.

– Hallo?

Голос прозвучал мучительно громко, и я открыла глаза навстречу ослепительному свету. На меня смотрел пожилой мужчина с густой белой бородой, похожий на Капитана Игло из рекламы замороженных продуктов. В его взгляде смешались удивление и беспокойство.

Сердце бешено застучало. Поморгав, я отползла назад, попыталась встать и вскрикнула от боли в лодыжке. Старичок взял меня за руку, сказал что-то по-норвежски, а я машинально вывернулась из его хватки. Тогда он присел на четвереньки, и некоторое время мы просто смотрели друг на друга: он разглядывал мои ссадины и порезы, я изучала его морщинистое лицо и собаку, которая ходила кругами сзади.

– Kom, – наконец сказал он, с трудом выпрямляясь и с настороженным спокойствием подавая мне руку, словно я была не человеком, а раненым зверем, который любое движение может счесть за угрозу.

Собака залилась лаем, и мужчина крикнул какое-то слово, которое явно значило «замолчи!».

– Кто… – Я облизала засохшие губы и попробовала еще раз: – Кто вы такой? Где я?

– Конрад Хорст, – ответил он, показывая на себя.

Затем он достал бумажник и нашел в нем фотографию румяной пожилой женщины с собранными в пучок седыми волосами, которая прижимала к себе двух светловолосых малышей.

– Min kone, – отчетливо проговорил старичок и, показав на детей, добавил что-то вроде «Отщень милые».

Затем он показал на жутко древний «Вольво» снаружи у амбара.

– Bilen min, – сказал он и снова повторил: – Kom.

Я не знала, что делать. Фотографии его жены и внуков успокаивали, но даже у насильников бывают жены и внуки. С другой стороны, может быть, он на самом деле просто милый старичок. Может быть, его жена говорит по-английски. И у них наверняка есть телефон.

Лодыжка опухла и вдвое увеличилась в размере – мне бы до машины доковылять, а потом уже думать, как добраться до аэропорта.

Старичок протянул руку и показал, чтобы я вставала.

– Пожалуйста? – пророкотал он с сильным акцентом и вопросительной интонацией, словно предоставляя мне выбор.

Я согласилась, и он помог мне подняться и сесть в машину.

Только в дороге я осознала, как много пробежала за ночь. С этого лесистого склона холма фьорда даже не было видно, и «Вольво» несколько километров трясся по кочкам, пока мы не выехали на некое подобие нормальной дороги.

Как раз когда мы выезжали на асфальт, я заметила кое-что в углублении под радиоприемником – мобильный телефон. Невероятно древний, но все-таки телефон.

Едва не задыхаясь, я протянула к нему руку:

– Можно?

Капитан глянул, куда я показывала, и улыбнулся. Он подал мне мобильник, однако потом тыкнул пальцем в экран и что-то произнес. Глянув на телефон, я поняла, что он имел в виду: сигнала не было.

– Vente, – громко и четко сказал старичок, а потом медленно добавил с жутким акцентом: – Подождать.

За окном мелькали деревья, а я держала мобильный на коленях и с подступавшим к горлу комом следила за экраном. Телефон показывал дату – 29 сентября. То ли я просчиталась, то ли из моей жизни выпал целый день.

– Вот здесь, – показала я на дату на экране, – сегодня правда двадцать девятое?

Капитан глянул на мобильный и кивнул.

– Ja, tjueniende. Фтор-ник, – медленно выговорил он.

Вторник. Сегодня вторник. Я проспала в крошечном амбаре целые сутки.

Когда я высчитывала прошедшее время, стараясь не думать о том, как сильно волнуются за меня Джуд и родители, мы подъехали к аккуратному синему домику, и в углу экрана что-то мигнуло – появилось одно деление сигнала.

– Можно? – Я подняла телефон, и сердце вдруг забилось так часто, что я едва не лишилась дара речи. – Можно я позвоню родным в Англию?

Конрад Хорст кивнул, и я трясущимися пальцами набрала +44, а потом цифры мобильного номера Джуда.