Помню только оглушительный удар о поверхность моря и парализующий холод воды. А затем – паника, от которой все сжалось внутри, когда течение понесло меня вниз.

К горлу подступил комок. Я приказала ногам двигаться, и они стали работать. В ледяной темноте я отталкивалась ногами, сначала потому, что не хотела умирать, а потом, когда я погрузилась во мрак, – потому, что у меня не было другого выбора, ведь легкие горели изнутри и я понимала, что погибну, если вскоре не выберусь на поверхность.

Течение держало меня за ноги своей скользкой хваткой, стараясь утащить в глубину фьорда, но от отчаяния и безысходности я все сильнее молотила ногами. В темноте, где кружат водовороты, невозможно было понять, куда двигаться, чтобы попасть наверх. Вдруг я, наоборот, опускаюсь на дно? И все же я не смела останавливаться – не давал инстинкт самосохранения. «Ты умираешь!» – кричал внутренний голос, а в ответ я лишь толкала, толкала и толкала ногами.

Глаза горели от соленой воды, однако и сквозь закрытые веки виднелось какое-то мерцание, мелькал калейдоскоп из осколков света. А когда я открыла глаза, я с изумлением обнаружила, что действительно что-то вижу: ложась на волны, дрожали бледные лунные лучи.

По лицу стекала вода; я откашливалась, всхлипывала и снова откашливалась.

До корабля было рукой подать; я чувствовала, как вибрирует вода от работающего двигателя. Надо плыть. Даже не в самом холодном море можно погибнуть от переохлаждения, к тому же, если судно начнет движение, когда я нахожусь близко от него, меня не спасет и божественное вмешательство. Из-за событий последних дней мне стало казаться, что если где-то и есть Бог, я ему не особо нравлюсь.

Тело с трудом слушалось, руки и ноги так тряслись, что я едва могла ими двигать, и все-таки я заставила их шевелиться и понемногу поплыла в сторону огней пристани, откашливаясь, когда вода попадала в лицо. Холод пробирал до костей, но хотя каждая клеточка тела была в ужасе от этой ледяной атаки, я старалась дышать медленно и глубоко. Лицом я наткнулась на что-то мягкое и вздрогнула – скорее от холода, чем от отвращения. Ужаснусь дохлыми крысами и разлагающейся рыбой, когда выберусь на берег. Сейчас главное одно – выжить.

Я упала в воду метрах в двадцати-тридцати от пристани, однако я все плыла и плыла, а огни берега, клянусь, то отдалялись, то были так близко, что можно достать рукой. Наконец онемевшими пальцами я коснулась ржавой лестницы и начала взбираться – взбираться и соскальзывать, взбираться и соскальзывать – по мокрым ступеням.

У края пристани я повалилась на бетонное покрытие, пытаясь откашляться и отдышаться. Потом встала на четвереньки и осмотрелась – сначала посмотрела на «Аврору», затем на городок передо мной.

Понятия не имею, где мы находились, но этот маленький городок совсем не походил на Берген. В такой поздний час здесь не было ни души. Кафе и бары, расположенные у причала, не работали. В некоторых витринах горел свет, однако моей единственной надеждой был стоявший неподалеку от пристани отель.

Я кое-как встала, переступила через цепь, огораживающую причал, и поплелась к отелю. Двигатель «Авроры» загудел настойчивее. Пока я шла по бесконечной пристани, гул вновь усилился, и послышался плеск воды. Судно, стоявшее носом к фьорду, сдвинулось с места и стало медленно удаляться от берега.

Я поспешно отвернулась, словно боясь, что один только взгляд привлечет внимание людей на борту.

Потом я колотила в дверь, ноги подкашивались. Послышался чей-то голос: «Пожалуйста, пожалуйста, откройте…» Дверь распахнулась, меня окутали свет и тепло, кто-то помог подняться и переступить порог, за которым я была в безопасности.

Через полчаса я сидела в плетеном кресле на тускло освещенной стеклянной террасе, выходящей на пристань. Меня укутали в красное одеяло и вручили кружку кофе, но пить его не было сил. Раздавались чьи-то голоса, люди говорили… видимо, по-норвежски. Я невероятно устала. Подбородок то клонился к груди, то резко дергался, когда я вспоминала, где нахожусь. Неужели я действительно пережила такой кошмар на роскошном судне? Или мне все просто привиделось?

«Аврора» превратилась в едва заметную точку, светлячок в ночи. Я дремала, поглядывая на огни пристани, как вдруг кто-то меня позвал.

– Мисс?

Я подняла голову и увидела мужчину, на покосившемся бейджике которого было написано «Эрик Фоссум, главный управляющий». Судя по взъерошенным волосам и криво застегнутой рубашке, его подняли с постели, и, садясь в кресло напротив, он провел рукой по небритому подбородку.

– Здравствуйте, – пробормотала я.

Я рассказала о произошедшем мужчине за стойкой регистрации – по крайней мере, о том, о чем было безопасно говорить, и насколько позволяли его знания английского. Внешностью и акцентом ночной портье напоминал скорее турка или испанца, хотя по-норвежски он все-таки говорил лучше, чем по-английски – со стандартными фразами о заселении и часах работы все было хорошо, а вот понимание моего рассказа о подмене личности и убийстве ему давалось с трудом.

Портье показал управляющему единственное удостоверение, что у меня было с собой, удостоверение Анне, и добавил что-то тихим настороженным голосом, несколько раз повторив мое имя.

Сидевший напротив меня управляющий сжал ладони в замок и нервно улыбнулся.

– Мисс… Блэк-лок, верно?

Я кивнула.

– Ночной портье пытался объяснить, но я не совсем понял, откуда у вас кредитные карты Анне Буллмер. Мы хорошо знаем Анне и Ричарда, они иногда здесь останавливаются. Вы друг семьи?

Я прижала руки к лицу, будто так могла избавиться от переполнявшей меня усталости.

– Я… это очень долгая история. Можно от вас позвонить? Мне надо связаться с полицией.

Повалившись на стойку регистрации, промокшая и изможденная, я приняла решение. Нарушить обещание, которое я дала Кэрри, – единственный способ ее спасти. Я не верила, что Ричард оставит сообщницу в живых. Она слишком много знала, слишком сильно его подвела. Без платка на голове никто не примет меня за Анне, а без паспорта Кэрри мне не удастся сойти за Кэрри, а и то и другое теперь покоится в морских глубинах. Только кошелек Анне каким-то чудом не вывалился из кармана легинсов.

– Конечно, – с сочувствием ответил Эрик. – Хотите, я сам позвоню? Вряд ли среди ночи найдется дежурный, который говорит по-английски. И кстати, должен предупредить вас, в нашем городе нет полицейского участка, а ближайший находится в нескольких часах езды в соседней… как это называется… долине. Думаю, приехать смогут только завтра.

– Все равно скажите, что это срочно, – устало возразила я. – Чем быстрее, тем лучше. Я заплачу за номер, у меня есть деньги.

– О, не беспокойтесь, – улыбнулся он. – Налить вам еще чего-нибудь?

– Нет, спасибо. Просто скажите, чтобы приезжали скорее. В опасности жизнь человека.

Управляющий вернулся к стойке регистрации, а я подперла тяжелую голову рукой и прикрыла веки. Было слышно, как подняли трубку и набрали номер. Какой-то длинный номер. Может, в Норвегии нет короткого экстренного номера. А может, он звонит в местный участок.

На том конце сняли трубку, последовал краткий обмен фразами. Сквозь пелену усталости я услышала, как Эрик говорит что-то на норвежском, но из всей его речи я разобрала только слово «отель». Он дважды повторил мое имя, затем имя Анне.

– Ja, din kone, Anne, – твердил Эрик, – на том конце либо не слышали, либо не верили. Потом он коротко рассмеялся и закончил: – Takk, farvel, Richard.

Я резко подняла голову и замерла, внутри все заледенело.

Я посмотрела в сторону бухты, на исчезающие вдали огни «Авроры». И… то ли мне показалось, то ли корабль остановился.

Я долго наблюдала за огнями судна, сравнивая их положение с другими ориентирами бухты, и наконец с уверенностью определила, что «Аврора» не движется на запад. Она разворачивается. И идет назад.

Эрик повесил трубку и теперь набирал другой номер.

– Politiet, takk, – сказал он, когда ему ответили.

Что я наделала!.. Я не приняла всерьез слова Кэрри о том, насколько обширно влияние Ричарда. Думала, это параноидальные мысли сломленной женщины. Но теперь…

Я осторожно поставила кружку на стол, сбросила красное одеяло и, как можно тише открыв дверь террасы, скользнула во тьму ночи.