КИТ

21 сентября 2000-го

Эпизод с битым стеклом возымел неожиданные последствия. Вместо того чтобы порвать с Бесс раз и навсегда, Лоре захотелось все обсудить и понять, зачем она это сделала. Я сильно просчитался: поставил на то, что девушки никогда больше не станут разговаривать друг с другом и не догадаются, что им обеим солгали. Подобный просчет означал конец всему. Я заблокировал номер Бесс с телефона Лоры, однако оставался еще домашний телефон, и тут уж я ничего поделать не мог.

К тому времени я почти свихнулся. Почти месяц я не спал больше четырех часов подряд. Я обрел новое развлечение: дожидался, пока Лора уснет, и садился за ноутбук, потом открывал новый текстовый документ и составлял план действий, всегда начиная с одних и тех же слов.

Нет, невозможно. Экран оставался пустым, как и моя голова.

Во время ночных бдений больше всего меня тревожило не то, что я не могу придумать достойный план, нет; я часто ловил себя на том, что пишу признание. Я вдруг приходил в себя и обнаруживал, что исписал полстраницы подробностями о той ночи, что провел с Бесс. Я никогда не перечитывал написанное, сразу нажимал на кнопку «Удалить» и смотрел, как буквы медленно исчезают с экрана вслед за курсором. Затем ложился обратно в постель и через пару часов просыпался в холодном поту, уверенный, что сохранил документ и дал ему обличающее название. Я знал, что Лора никогда близко не подходила к моему ноутбуку, но, одержимый панической тревогой, мчался к нему и рылся в поисках файла, которого там не было.

Когда Бесс наконец позвонила, я стоял рядом с Лорой. Она включила телефон на громкую связь. Этот звонок нас сразил. Мы все еще не свободны. Мне хотелось швырнуть трубку в стену, но я молча слушал их первый разговор после того случая с разбитым стеклом и с ужасом ждал неминуемого разоблачения.

– Может, сходим куда-нибудь и отпразднуем? Я приглашаю. Хочу отблагодарить за все, что вы для меня сделали.

Лора молчала. Сердце в моей груди колотилось как бешеное. Нужно прекратить этот разговор. Я приподнял ногу, чтобы напомнить Лоре о своей ране. Случайно наступив на телефонный провод, вдруг понял, как этим воспользоваться. Идея разгорелась в голове, как зеленая табличка с надписью «ВЫХОД» в темном кинотеатре.

– Вот так запросто приглашаешь нас после всего, что случилось? Вообще-то мы расстались на не очень хорошей ноте, – сказала Лора.

Я сдвинул ногу на дюйм и подцепил большим пальцем телефонный провод. Мне было видно, что вилка едва держится в розетке.

– Не понимаю, чего ты взбесилась? Чего ты от меня хочешь?

Я потянул за провод, ожидая, что связь прервется.

– Неплохо бы извиниться для начала, – предложила Лора, услышав, что Бесс злится.

Вот дерьмо. Сердце стучало так сильно, что, наверное, было заметно, как пульсируют вены у меня на лбу и на шее.

– Мне перед тобой извиниться?!

Я сдвинул ногу чуть влево и снова дернул за провод.

– Повесила трубку! – воскликнула Лора.

Наслаждаться триумфом не было времени. Предупреждая попытку перезвонить, я вырвал трубку у нее из рук и положил в гнездо.

– Давай ты немного успокоишься! У тебя руки дрожат.

С виду я оставался бесстрастным, на деле же напрягся, как тетива, стараясь подтянуть к себе ногу. Я знал, что эта проделка не останется безнаказанной. Через день или два все выплывет наружу. Я прокрутил в уме ошибки Бесс – подарки, фотография, частые ночевки у нас – и понял, что она сама вырыла себе яму. Теперь следовало действовать быстро. То, что она начала, надо завершить сегодня.

В три часа ночи в Лондоне наиболее тихо. Казалось, мир безмолвствует. Я пробрался вниз по лестнице, сжимая старую дешевую зажигалку Мака в одной руке и свечу за пятьдесят фунтов – в другой. Бесс не раз оставалась одна у нас в квартире, запросто могла сделать дубликат ключа и вернуть оригинал. Подкинув Лоре эту мысль, можно было раз и навсегда развязать все узлы.

Я чиркнул зажигалкой и высек золотистое пламя. С тяжелым сердцем прокрался обратно наверх. Если бы я сумел придумать, как избавиться от Бесс, никого не подставляя и не раня, я бы сделал это не задумываясь. К сожалению, других идей у меня не было. Обернувшись, я бросил взгляд на пляшущий огонек внизу и свернул в темноту.

Я думал, что аромат свечи разбудит Лору. Если нет, пусть погорит с полчаса – Лора поверит, что Бесс была здесь и ушла. Мы вместе спустимся и обнаружим огарок.

Я нетерпеливо ждал, пока бежали минуты. Мы задуем свечу, потом все обсудим, решим, что Бесс окончательно сошла с ума и нам нужно уехать. Соберем вещи и съедем еще до завтрака. Жить с мамой мне не хотелось, но пару раз переночевать у нее можно. За это время я сумею убедить Лору никогда больше не связываться с Бесс.

Меня разбудила Лора. Я не учел того, что несколько недель провел почти без сна. Наверное, на меня нашло временное помутнение, ведь обычно я всегда беру в расчет законы физики. Я просчитал, что у нас на лестнице нет ни вытяжки, ни мягкой мебели, однако позабыл о старых обоях на окрашенных стенах. Пламя от свечи вздымается высоко, да и одного только жара, исходящего от нее, хватило, чтобы запузырилась краска, и все мгновенно вспыхнуло, будто на лестнице пролили бензин.

Едкий запах дыма и краски заполонил квартиру в считаные секунды, а потом было поздно. Слишком поздно. Ногу я поранил специально, но за дверную ручку ухватился чисто инстинктивно. Я же не хотел устраивать пожар. Если бы тогда меня спросили, кто поджег наш дом, и если бы я был способен думать и разговаривать, я бы с уверенностью ответил, что это Бесс.

После пожара все изменилось. Те двое, что пришли на пепелище, были уже совершенно другими людьми. С той ночи у Лоры началось нервное расстройство. Хотя ее панические атаки страшно досаждали мне, я пытался отыскать в них хорошие стороны. Мне пришлось ухаживать за Лорой, оберегать ее. Невыносимо было видеть, как она мучается. Мы стали намного ближе друг к другу.

Я не знал о том, что нас ждет, когда мы сидели на порожке машины «Скорой помощи» и смотрели, как из окон нашей квартиры рвется наружу черный дым. Боль здорово отвлекает от мыслей о будущем, все сужается до «здесь и сейчас». Ладонь жгло сильнее с каждой минутой, будто я до сих пор сжимал раскаленную металлическую ручку. Казалось, сквозь бинты сочится едкая кислота. Я попытался сжать руку в кулак, чтобы определить, целы нервы или нет, но даже от слабого движения кожа порвалась. Я словно увидел те рубцы, которыми отныне будет покрыта моя ладонь. Во всем этом я нашел небольшое, но утешение. Если хоть когда-нибудь Лора начнет забывать о том, что натворила Бесс, я покажу ей изуродованную руку.