КИТ

31 мая 2000-го

Я не сталкивался с Бесс до того дня, когда она во второй раз пришла к нам в Клэпхем, и даже тогда нам удалось поговорить лишь украдкой, пока Лора принимала душ. Моя постыдная маленькая тайна сбросила серебристые кеды на пороге и стояла босиком у плиты, заливая взбитыми яйцами кусочки копченого лосося. Вся ее поза была такой естественной, непринужденной… Ничего похожего на мое непрестанное напряжение – когда я умывался по утрам, из зеркала на меня смотрел какой-то зомби. Я отчаянно надеялся, что после суда все закончится. Я вложил туда все свои душевные резервы за целый год, но все продолжалось. Я не мог спать. Студенты, которым я должен был преподавать, не видели меня несколько недель; деканат уже вынес мне письменное предупреждение. Мама от забот об умирающем муже плавно переместилась к заботам о спивающемся сыне. Мак таскал деньги у нее из кошелька, подделывал чеки и продал ее компьютер. Я занимал ему деньги – просто потому, что не вынес бы, укради он что-нибудь у меня.

– Бесс. – Хотя в ванной жужжала вытяжка, шумела вода и распевала Лора, я понизил голос. Только тайные любовники способны оценить важность таких улученных моментов. – Сто процентов, они приговор не пересмотрят. Никаких шансов, что апелляцию вообще примут, тем более после суда присяжных.

(Я прочел в Интернете, что судьи терпеть не могут апелляции, потому что это ставит под сомнение их вердикт, а если его отменят – зачем они тогда вообще там сидят.)

Бесс стукнула яйцом о край сковородки. Сперва я решил, что она не хочет отвечать, затем она отодвинула сковородку в сторону и повернулась ко мне, скрестив руки на груди.

– Ты имеешь в виду, что мне лучше убраться отсюда и оставить вас в покое?

Злость в ее голосе напомнила, что я должен действовать очень осторожно.

– Вовсе нет, – сказал я, хотя имел в виду именно это. За ее спиной полыхали синие струйки газа, но она не обращала на них внимания.

– Ты боишься, что я все ей о нас расскажу.

Я поморщился, услышав «о нас». Лучше бы «о том, что мы сделали» или даже «о твоем поступке».

– А ты расскажешь?

Бесс вытерла руки о фартук усталым жестом служанки из старых времен. Даже если она играла со мной в кошки-мышки, удовольствия ей это не доставляло.

– Лора сейчас у меня – единственный друг в целом мире. Без нее мне со всем этим не справиться. Если я расскажу о нас, вряд ли она будет и дальше со мной дружить. А мне необходимо, чтобы кто-то был рядом, ясно?

Какое право я имел препятствовать их дружбе? Просто мне в сотый раз захотелось, чтобы на месте единственной подруги Бесс оказался кто угодно, только не Лора, а еще – в сотый раз, – чтобы у Бесс тогда не было причины пойти за нами.

– Мне очень жаль, – пробормотал я.

– Еще бы. – Она попыталась выдавить из себя улыбку. – Знаешь, что самое ужасное? Ты – единственный человек в мире, с кем можно говорить открыто. Только ты знаешь всю историю целиком. А ты меня на дух не переносишь.

Она наконец выключила газ.

– Если что, ты мне больше не нужен, не волнуйся. Как ни странно, любовника я не ищу.

Я промямлил что-то невнятное. Честно говоря, эта мысль даже не приходила мне в голову. Я уж точно не думал о Бесс в таком ключе. Риск, может, и возбуждает, но реальная угроза отбивает всякое желание.

– Я не это имел в виду.

На самом деле я хотел сказать: если ты являешься без приглашения, делаешь нам безумно дорогие подарки, беззастенчиво пользуешься нашим гостеприимством, если ты не чувствуешь границ, можно ли на тебя положиться? Все это Лора сформулировала бы куда более четко, а я выдавил из себя только какую-то невнятицу:

– Слушай, ты ведь понимаешь, почему мне не по себе. Все обязательно выплывет во время этих ваших бесед под бокал вина.

Бесс пожала плечами:

– До сих пор же не выплыло.

Она немного замялась.

– Послушай, я вижу, что вы почти одно целое. Я тебе сразу сказала, наутро: я ни за что не полезу в чужие отношения. Отменить случившееся я не могу, но буду держать рот на замке.

Она окинула меня взглядом с ног до головы.

– Тебе придется просто мне поверить.

Я знал на собственной шкуре, что она пыталась сделать. Замолчать проблему. Обойти ее. Жить, словно ничего не произошло. Даже для меня, разумного и контролирующего себя человека, это было неимоверно трудно, что там говорить об импульсивной Бесс, к тому же пережившей столь травмирующий опыт.

– Кит, – терпеливо сказала Бесс, – люди всю жизнь хранят секреты и похуже.

– Только не я. Такие люди, как я – нет. – Я стукнул себя кулаком в грудь и чуть не задохнулся.

– Как раз такие люди, как ты. – В ее голосе зазвучал металл. – Именно такие люди. Приличные, воспитанные мальчики постоянно творят что-то, а потом лгут всем вокруг. Никогда не замечал?

У нее на глазах выступили слезы. Мы снова были в зале суда и на том проклятом поле. Что я мог сказать?

– Прости. Мне очень жаль.

– Мне тоже.

Она отвернулась к сковородке.

Вытяжка умолкла, Лора вышла из ванной. Над сковородкой поднимался душистый пар.

– Вкусно пахнет, – бросила на ходу Лора. Она выпорхнула в одном полотенце и побежала в спальню. Вся нежность, что пробудилась вдруг во мне по отношению к Бесс, устремилась на Лору.

– Послушай, Бесс, – сказал я, когда мы снова остались одни. – Оставь в покое Лору, пожалуйста.

– Не могу.

В ее голосе звучало искреннее сожаление, словно она была над собой не властна. С чувством глубокого сожаления я осознал, что мне придется взять дело в свои руки.

Август 2000-го

Всего лишь год назад я был уверен, что моя жизнь будет двигаться по накатанной. Я получил блестящее образование, передо мной открывались прекрасные возможности для карьеры, вдобавок ко всему – поверить невозможно – со мной была невероятная девушка, мы любили друг друга и вместе путешествовали. Но после Корнуолла все полетело в тартарары. Перед моим взглядом проносились две ужасные картины, одна хуже другой, подобно заставкам на экране компьютера. Первая – лицо Лоры, когда она узнает обо мне и Бесс. Это стало моим наваждением, моим ночным кошмаром, совсем как ее детские сны, спровоцированные жуткой картинкой из книжки. Вторая – я в квартире один, Лора забрала свои вещи, и я вглядываюсь в беспросветную бездну одинокого будущего.

Наверное, я пережил скрытый нервный срыв. Меня покинул здравый смысл. Проверяя работы студентов, я часто ловил себя на том, что не понимаю ни слова. Я заходил в комнату и не помнил, зачем пришел. Долго стоял перед витриной в магазине и возвращался с хлебом вместо пакета молока. Шатался по городу восемь часов подряд, а Лоре говорил, что был на работе. Иногда я провожал ее до метро, а сам возвращался домой и рыдал. Выл днями напролет. Во мне будто шло тектоническое движение – плиты смещались, образуя новые материки.

Я отчаянно пытался придумать, как избавиться от Бесс. На ум снова шли фантазии из детства. Обладай я способностью перемещаться во времени, забросил бы ее куда-нибудь подальше, в какое-нибудь параллельное измерение. Я мечтал и о более реальных вариантах. Вот бы ей предложили работу, и она уехала, например, в Новую Зеландию. Может, она найдет новую подружку среди сотрудниц или соседок по комнате? Вдруг – самая нелепая и надуманная из фантазий – Лора ей в конце концов надоест? Я не хотел причинять вред Бесс, она и так достаточно натерпелась. Однако их дружба крепла день ото дня. Возвращаясь домой, я заставал двух единственных женщин, с которыми спал за свою жизнь, уютно устроившимися на диване. Они болтали о каких-то женских глупостях, и мне там места не было. Я разрывался между Маком и ними.

Я часто думал о том, чтобы поставить Лоре вопрос ребром, и знал, что у меня не хватит духу. Боялся, что она выберет не меня. Постоянно прокручивал в голове ее слова: ты ведешь себя так, будто нужно выбирать или/или. Она даже не отрицала. Она могла отпустить Бесс только в том случае, если бы та сама захотела уйти.

Проблеск надежды зародился во мне, когда Бесс притащила ту фотографию. Несмотря на нарастающую панику, я смотрел на снимок и думал: Лора этого не потерпит. Бесс сама преступила все мыслимые границы, и я не смог бы подстроить лучше. Я уже подготовился к ссоре, опасаясь только одного – Бесс поймет, что потеряла Лору, и откроет правду. Но ссоры не произошло: Лора была очарована фотографией. Я привык держать чувства под контролем и даже согласился с Лорой, что снимок прекрасен. Помню, она убрала волосы в хвост в тот день, и я сжал их так сильно, что она бы закричала от боли, если бы я так схватил ее за руку.

В голове Бесс все сместилось, от нее можно было ожидать чего угодно. Поворотным моментом стал тот день, когда она проговорилась о том, как добралась до Лизарда.

– Не представляешь, каково это – сидеть с вами каждый день и все время прикусывать язык.

Лора побледнела, должно быть, заразившись моим собственным постоянным страхом. После того как Бесс хлопнула дверью, я выбежал на балкон.

– Куда она пошла? – спросила Лора.

Хотя Бесс направлялась к метро, я соврал, что она поспешила к парку.

Я подождал, пока Лора уйдет, затем сунул в карман бумажник и помчался во весь опор. Движение на дорогах было адское, водители не выдерживали даже десяти секунд между сигналами светофора. К тому времени как я попал в метро, Бесс уже добралась до платформы. Ее шарф развевался от потока воздуха, поднятого подошедшим поездом. Я схватил ее за руку, удержав перед распахнувшимися дверями. Она вздрогнула. Я впервые прикоснулся к ней после той ночи в Корнуолле.

– Стой. Подожди, прошу тебя. – Я задыхался.

Она попыталась вырваться, но вскоре сдалась. Поезд ушел, платформа опустела, мы остались вдвоем. Внизу зияла темная яма с полосками рельсов. Так легко было…

– Ты хоть представляешь, каково это – лгать Лоре? – воскликнула она. – Впрочем, конечно, представляешь!

Я потянул ее к скамейке. Мы сели. Нас обоих трясло.

– Если она узнает, все будет только хуже. Мы слишком долго молчали. Это ведь случилось не вчера. Получается, все время, что вы дружите, ты лгала. Ты разобьешь ей сердце, если расскажешь. Мы оба не хотим, чтобы так вышло.

– Очень трудно жить в постоянном вранье! Я даже не представляла, как это выматывает.

– Бесс, ты хочешь ей все рассказать?

Загрохотал новый поезд. Не ответив, Бесс пошла к нему. Обернувшись в дверях, проговорила:

– И как ты живешь…

Значит, все-таки расскажет?.. В моей голове возникла картинка: красные цифры ведут обратный отсчет, совсем как тогда на суде. Я не мог полагаться на молчание Бесс. Нужно было принимать решение, иначе Лора от меня уйдет.

Я пропустил столько поездов, что ко мне подошел охранник, спросил, все ли нормально. Наверное, подумал, что я собираюсь покончить с собой. Что ж, видимо, он не ошибся.

В тот вечер я впервые рыдал на глазах у Лоры. Потерял самообладание. Она не сумела скрыть ужас. Нужно что-то делать, иначе сочувствие перейдет в презрение и я навсегда ее потеряю.

Озарение пришло, когда Лора уснула. Мой взгляд упал на горевшую свечу. От злости на себя из-за того, что загнал всех нас в ловушку, мне захотелось швырнуть свечу в стену, и тут меня осенило. Всю жизнь мне говорили, что я лишен воображения, но я так ярко представил себе битое стекло…

В свое оправдание могу сказать, что я и не думал, будто это решение здравое. Если бы я мог найти другой способ вызволить Лору из тисков дружбы с Бесс… Однако я не нашел.

От постоянно зудящего, как неоновая реклама, напряжения мой разум поплыл. Лора спала. Я спустился вниз и разбил свечу перед дверью, затем просунул осколки в щель почтового ящика. Лора определенно свяжет воедино рассказы Бесс об изрезанных шинах и это стекло, а если нет, я ей намекну.

Остаток ночи я провел за ноутбуком, хлебая одну чашку кофе за другой. У меня была вся ночь на то, чтобы изменить решение, но я полностью потерял рассудок. Тот вечер, когда я встретил Бесс, казалось, определил всю дальнейшую жизнь. Я заметил, что Лора теперь часто выбегает босиком за почтой. Она могла пораниться. Ее надо защитить. Я подождал до десяти и спустился. На коврике не было почты, только осколки, которые я забросил туда накануне. Я выбрал самый крупный и положил его острием вверх.

Потом, закрыв глаза, стиснул кулаки и наступил на него всем весом. Вот и мое наказание.