Глава 25
О ЮНОЙ МАСТЕРИЦЕ ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО
Даже издалека была видна широко распахнутая дверь и слышались доносящиеся изнутри крики. Птицей взлетел оборотень на крыльцо и ринулся внутрь. Тиэль последовала за стражем.
— Вот видишь, ловушка сработала, ты быстро прибежала, как только я нить задел. Так что не надо еще тут дополнительных сторожевых нитей и сетей падающих вешать. Они точно лишние!
Перед Мигравом и Тиэль, качественно приклеенный к полу в коридоре, лежал большой сверток и оживленно общался с незримой собеседницей.
— Вы что творите? — рыкнул удивленный призрак, материализуясь над связанным, как хорошая колбаса, юным бароном.
— Проверяли охранные нити в главном коридоре, — подергиваясь, как гусеница, которую волокут на обед деловитые муравьи, бодро растолковал феномен забав с коконом барон. — Я говорю Теноби, что еще одну ловушку из падающей сети тут лучше не ставить, а то сложно пройти будет и случайно рукой не зацепить. Будет тогда гость вот так, как я, валяться до тех пор, пока его не вызволят. А Теноби собирается по-другому сеть перевязать, чтобы ее ненароком нельзя задеть было. И насчет тревожных нитей мы спорили, тьфу, — на последнем слове Кинтер попытался выплюнуть так и норовящую попасть в рот паутину, но тщетно.
— Это и есть тот торопливый юноша, который не соизволил меня дождаться? — с усмешкой поинтересовался Миграв.
— Он самый, — сдала горе-помощника Тиэль.
— Тогда я отомщен, — удовлетворенно объявил оборотень.
— Теноби, развяжи его, пока не задохнулся, — попросила эльфийка, и маленькая помощница кинулась выполнять просьбу подруги, резко увеличившись в размерах.
С ругательством Миграв отпрыгнул прочь и уставился на шеилд. Вело себя легендарное чудовище относительно безобидно. В атаку не бросалось, жвалами не щелкало, ядом не плевалось и вообще практически не обращало на гостя внимания. Паучиха сосредоточенно выпутывала пленника-испытателя из веревок и нитей, на поверку оказавшихся разнородной по толщине паутиной.
— Правда красотка? — гордо поддел призрак вопросом перепуганного стража.
— Словами не описать, — прочувствованно согласился оборотень.
— А то ж! — загордился Адрис, будто собственноручно выкормил шеилд если не грудью, то из соски точно и ночей не спал, подтыкая одеяльце на кроватке. Будто и не он предлагал пришибить ядовитую пакость, едва та обнаружилась. Теперь-то призрак ни за что не расстался бы с таким полезным в хозяйстве приобретением, не только реализующим его кровожадные идеи, но и творчески перерабатывающим их в рекордные сроки.
— Говорящие пауки, призраки… что еще в особняке припрятано, лейдин? Древние реликвии эльфов и мэллорн в подвале? — покачал головой впечатленный оборотень.
— И чего спрашивать, если уже сам все знаешь? — брякнул Адрис, но для личного душевного спокойствия Миграв принял его слова за удачную шутку и деталей выпытывать не стал.
Сейчас его куда больше волновали эльфы и этот проклятый стрелолист, пророчащий смерть. Смерть кого-либо из посольства точно обещала большие неприятности лично ему, обычному стражу. И ведь, случись что, не притащишь к начальству Тиэль, дабы та подтвердила неизбежность происходящего. Поработав в страже хоть год, быстро отучаешься верить во всякую ерунду и начинаешь искать реальных виновников преступлений. А коль они не находятся, это плохо сказывается на жаловании.
— Ты только по улицам погулять свою питомицу не пускай, — попросил Миграв. — Даже если она красавица и умница, многие при виде эдакой красы неописуемой сначала за оружие хвататься будут, а не вежливо спрашивать о цели прогулки. Не приучены горожане к говорящим паукам таких габаритов. Да и к неговорящим — тоже. Первым делом не о пользе паутины, а детские страшилки о катакомбах вспоминать будут.
— Я поняла, буду осторожна, — раздался в голове Миграва мелодичный голосок, вполне подошедший бы юной оборотнихе с приятным ароматом, но никак не гигантской шеилд. Услышанное заставило стражника уже в который раз за день дернуться от неожиданности и мысленно выругаться. Паучиха, понятное дело, не могла говорить, не имея рта, как у иных разумных. Ее речь была магической.
— Признателен за помощь, лейдин, — решил откланяться оборотень, пока не узнал еще чего-нибудь, способное лишить его остатков нервов и сна. — По завершении дела оплачу ваши услуги по высшему тарифу! Вот только мазь для нагини, боюсь, в расходы включить не смогу.
— Мазь не включай, — разрешила Тиэль, исцелившая Кифсу вовсе не в расчете на оплату золотом. Но и признаваться в безвозмездности своих действий эльфийка тоже не спешила. С этими стражами ухо надо востро держать: раз бесплатно, два бесплатно, а на третий они о деньгах и заикаться перестанут, повадятся ходить в особняк на консультации, как к себе в стражницкую, да еще и столоваться за чужой счет начнут. Злой Тиэль себя не считала, равнодушной — тоже, но полагала необходимым дозировать благодеяния или скрывать их источник, чтобы не лишиться самого драгоценного из сокровищ мира — покоя.
Еще раз пожелав эльфийке милости богов, оборотень удалился. Теноби вежливо помахала тремя лапками вслед почему-то приглянувшемуся ей стражнику. Может быть, пах он правильно, как охотник. Она ведь тоже была охотником, а среди новых друзей у юной шеилд таких пока не нашлось. Или вокруг Миграва витал едва уловимый, знакомый с детства аромат храма Илта?
— Гм, милости богов, лейдин, — нарушил миг тишины Кинтер.
Собрав молодые кости с пола, барон усердно отряхивался. Нет, пыли на полу не было, шарики-пылеглоты не зря катались по особняку. Зато несколько особо тонких паутинок то ли остались незамеченными Теноби, то ли были пропущены нарочно по каким-то шеилдовски-эстетическим причинам. Их-то и пытался тщетно подцепить и отклеить от жакета барон. По числу удачных попыток остаться на месте паутинки лидировали с огромным отрывом, зато сам борец за чистоту уже ухитрился сломать ноготь о пуговицу. В итоге тщетные старания юноши тронули девичье сердце. И Теноби одним изящным движением маленькой лапки в элегантном прыжке сняла паутину с одежды бедняги. К чести Кинтера, тот не стал вздрагивать, лишь сдержанно поблагодарил помощницу и обратился к Тиэль, озвучивая цель визита:
— Мне неловко выступать посредником, но поскольку они оба мои… пока… потому и мне за них…
— Эй, барон, давай по существу, пока в словах не запутался! — велел призрак, привычно призывая парня к порядку.
— Вы были правы в своих подозрениях, — повесил голову Кинтер, больше напоказ, чем действительно испытывая что-то вроде стыда или неловкости. Театрально вздохнул, помотал головой и выдал-таки конкретную фразу: — Витальдир и Шихандир перед отбытием с матушкой обратились ко мне с просьбой о посредничестве. Они желали бы стать постоянными телохранителями лейдин.
— Зачем мне телохранители? — удивилась эльфийка, которая только успела порадоваться, что успешно отделалась от навязанной Нартаром парочки и теперь гадала, куда девать двух оставшихся, приставленных Ксаром.
Теноби ни о чем гадать не стала. Она сразу выдала длинную возмущенную трель. С точки зрения паучихи, предложение барона ущемляло ее таланты в области охраны дорогой подруги. Зачем нужны какие-то неповоротливые двуногие, у которых для защиты есть всего две жалкие конечности? Ведь у Тиэль есть она — маленькая шеилд, чей яд и паутина остановят любого, посмевшего обидеть добрую эльфийку, спасшую ее из тьмы, холода, голода и одиночества катакомб. И, на худой конец, еще и призрак имеется!
— Мм… не знаю. Охранять? — предположил на свою голову с неизменно встопорщенным хохолком юноша и получил еще более возмущенную трель Теноби такой ультразвуковой мощи, что невольно пригнулся и торопливо заверил общество: — Понял! Так ребятам и передам, место уже занято!
Тиэль рассмеялась, потрепала паучиху по встопорщенной шерстке на загривке, уверяя подругу в незаменимости, и покинула дружную компанию, вся в заботах о растущем как на дрожжах мэллорне. Юному дереву сейчас еще больше, чем раньше, и куда больше, нежели дорогая подкормка, требовались особое внимание, тепло и любовь эльфийки.
Окунувшись в заботы об оранжерее, Тиэль снова потеряла счет времени и, если бы не зануда Адрис, подключивший к делу барона и паучиху, донимавших ее стуком в дверь и доставлявших под оную подносы с едой, вообще позабыла бы о пище, как случалось раньше частенько, на пару-тройку суток.
Но воистину ничто не вечно в Мире Семи Богов! Особенно, с точки зрения обывателя, огорчительно то, что истина сия касается и приятных моментов бытия, а не только неприятностей. Настойчивый стук в дверь, организованный Теноби, и гундеж призрака вырвали Тиэль из состояния блаженного единения с природой в отдельно взятой оранжерее.
— По какому поводу переполох? — состроила кислую мордочку эльфийка, признательная друзьям за заботу и одновременно досадующая на ее избыточность.
— Да ничего такого… — начал было Адрис и осекся. — Ух, спутники-тени Илта мне в печенку, когда ты успела третьей порцией снадобья мэллорн угостить?
За истекший со второй подкормки срок юное дерево впятеро прибавило в толщине ствола и объеме кроны. Цветы в ней теперь вполне органично сочетались с завязями, спеющими и полностью созревшими плодами, щедро украшая крону.
— Я не использовала более подкормки. Двух раз вполне хватило, я лишь немного помогла песнями облегчить рост, — пояснила Тиэль терпеливо и выжидающе уставилась на привидение. — У нас проблемы?
— Все прекрасно, если не считать пару Ксаровых охранников да одного эльфа, который крутится около особняка уже третьи сутки, а за ним приглядывает еще тройка других эльфов, а за ними всеми — еще один. Даже я последнего не сразу заметил. Может, если верить твоей философии неизбежности, в этой компашке как раз прячется будущая жертва, предсказанная стрелолистом, и ее убийца? Надоест парням Взирающего в гляделки играть, да и возьмут остроухих в оборот.
— Кто-нибудь из эльфов пытался зайти через парадную дверь или проникнуть в дом тайком? — уточнила Тиэль, в очередной раз переплетая растрепавшиеся в возне с шаловливыми ветками мэллорна косы.
— Нет, на крыльцо не поднимались, обходных путей не искали. Верней, тот первый эльф, золотой блондинчик с косами потолще твоих, на пару ступеней взошел, а потом — вниз. И все! Стоял, смотрел, будто он щенок малый, а из нашего дома его пинком в полет отправили за лужу у кровати. И вернуться хочется, и страшно снова под зад получить.
— Какой образности и силы сравнения, не узнаю тебя нынче, граф, — уголком рта усмехнулась Тиэль, привычно завершая прическу, только теперь заколок из металла или дерева она не использовала.
Венец Эльглеас прятался где-то в прическе, а часть волос обвивали тонкие, почти невидимые веточки мэллорна, отделенные от кроны, но по-прежнему живые и гибкие. Илт их знает, графу даже показалось, что, захоти Тиэль вернуть эти веточки назад, они и прирастут как ни в чем не бывало. Призрак помотал головой, прогоняя странные, хлынувшие в его бесплотное тело знания, и предпочел ответить на шутку подруги:
— Сравнение как сравнение. Я как-то с порога брехливую псину Кармиллы спускал, в мое любимое кресло нагадить ухитрилась, тварь. Она еще дня три у дома крутилась, скулила, потом то ли сожрал кто, то ли увел. Скорее, увел. Дорогая была псина, хоть и тупая. Милка, когда домой от мамаши вернулась, скандал знатный закатила, двое суток потом мирились… — Адрис осекся, прерывая поток некстати нахлынувших воспоминаний смущенным «гхм», и вернулся к реальности: — Так что с эльфами делать-то? Пугнуть? Могу ребятишек Ксара попросить. Или сам с Теноби рядом погулять. Как паучиха-то, все еще на свету без тебя не может? Или с мэллорна пример берет, подросла и окрепла?
— Теноби? Долго бродить пока не может, лишь на восьмую часть дня ее сил хватит. Она еще растет. — Тиэль прислушалась к связи с юным созданием катакомб Илта и кивнула самой себе, что-то для себя решая. — Нет, никого пугать не стоит, у нас другие дела есть. Эльфы пусть ходят, пока не мешают, коль у них других забот дипломатических в Примте нет. Может, из столицы дипломаты на переговоры еще не прибыли, потому и гуляют гости.
— Как знаешь, — не понравилось Адрису решение подруги.
— Если в дверь войти захотят, тогда скажешь, — отмахнулась эльфийка от информации, как от пустяка.
Ее вышвырнули из Дивнолесья, как сломанную игрушку, так с чего бы Тиэль переживать о сородичах?
— Понял. А о каких ты делах задумалась? Опять в оранжерее засядешь?
— Нет, думаю, пришла пора представить Теноби как мою компаньонку, и попросить о заступничестве, — объявила Тиэль.
— К Илту пойдем? — взбодрился и насторожился одновременно призрак.
— Нет, он ее отпустил, на большее рассчитывать не стоит. Просить стоит Инеаллу как покровительницу живого, Альдину как покровительницу красоты или Феавилла, вдохновляющего искусства.
— Тогда уж сразу к Фриклу-пройдохе нагрянуть, — хохотнул Адрис, не испытывающий особого почтения к богам. Он если и уважал да побаивался кого, то лишь Илта, по чьему попустительству задержался в мире живых, будучи призраком.
— Теноби к Фриклу никакого отношения не имеет, а вот прекрасные тканые полотна, вышедшие из-под ее лапок, могут склонить Феавилла к милости, — нахмурившись, объяснила Тиэль. — Впрочем, мы можем лишь предложить выбор, делать его все равно лишь ей. Кого из Семи Богов будем просить о милости свободно ходить под Алором — дневным светилом и ночными сестрами — старшей Димарой и младшей Веарой, а, Теноби?
При этом эльфийка как-то странно посмотрела вверх. Душевным здоровьем подруги Адрис не успел озаботиться лишь потому, что на протянутую к уху ладонь Тиэль вспрыгнула маленькая паучиха, совершенно невидимая в прическе. Призрак не разглядел ее тогда, когда Тиэль переплетала косы.
Миниатюрная мастерица, возбужденно посверкивая всеми восемью лиловыми глазками, разразилась длинной трелью с переливами. Тиэль выслушала, чуть склонив голову, и подвела итог:
— Значит, к Феавиллу! Решено!
— Идем. Надеюсь, Златовласый заскучал достаточно, чтобы его развлекли такие гости, — бодро поддержал идею призрак, готовый на любую авантюру.
Он и при жизни почти никого не боялся, а померев, стал опасаться лишь Илта и его спутников-теней в комплекте с Проводником, способных волею своей прервать все веселье.
— Увидим, — на ходу откликнулась Тиэль, привычно накидывая плащ с капюшоном и обуваясь.
За последний цикл старшей из ночных сестер, Димары, эльфийка бродила по улицам Примта больше, чем за половину всего года изгнания. Закрутила, завертела и захватила домоседку-эльфийку река событий, прежде несшая воды с неспешной плавностью. Нет, Тиэль не протестовала, лишь отмечала это как факт.
До храма — ажурного чуда из золотого камня, казавшегося невесомым облаком причудливой формы, идти было недолго. Острые шпили обители Феавилла, на каждом из которых гордо реяли прекрасные расшитые полотнища стягов, были видны едва ли не из каждого уголка города. Теноби, заняв наблюдательную позицию над челом подруги, ловила каждую деталь открывающегося зрелища. Потом перескочила в самый широкий из прорезных карманов плаща и зашебаршилась там, двигаясь осторожно и как-то ритмично.
— За нами от самого особняка парочка Ксаровых тесаков следует и эльфик тот златокосый, — доложил бдительный призрак.
— Пусть тоже погуляют, не все же им столбом стоять, ножки заболят, — отмахнулась сосредоточенная на цели Тиэль и снова нашла взглядом шпили приближающегося храма. Еще чуть-чуть — и компания вышла на площадь, гармонично сочетающуюся с центральным строением. Она была выложена золотыми и зелеными плитами так искусно, чтобы сверху строение казалось центром композиции — распустившимся цветком в окружении листьев и мелких цветочков. Кроме драконов и сильфов осмотреть и оценить красоту замысла с высоты птичьего полета никто не мог, зато, наверное, мог сам Феавилл. А его архитектурное решение вполне устраивало вот уже более века. Будь иначе, площадь давным-давно пострадала бы от землетрясения или иного стихийного бедствия, а заодно с площадью — и все ее нерадивые создатели, не угодившие эстетическому чувству привередливого божества.
Лавируя среди почитателей Феавилла, эльфийка скользнула под высокие своды храма, являвшегося истинным царством вдохновения во всех его формах. Живописные, тканые, вышитые бисером, выжженные огнем, выложенные драгоценными каменьями, вырезанные на кости или из дерева — какие только полотна не украшали стены. Иные дары, не способные поместиться на стенах храма, относились жрецами во внутренние помещения, открывающиеся пастве по особым праздникам или (а кто не хочет хорошо жить?) за щедрое пожертвование.
В отличие от храма Илта, где служители никогда не подходили первыми и уж тем более не приставали к прихожанам, на первом же шаге Тиэль перехватил жрец Феавилла. Сияющая, расшитая золотом и зеленью мантия и столь же сияющая улыбка совершенно лысого типа почти ослепили эльфийку.
— Милости Феавилла! Лейдин желает приобщиться к золотой благодати бога? — почти потребовал ответа жрец.
— Не я, моя подруга. Могу ли я приблизиться к алтарю? — подчеркнуто вежливо уточнила эльфийка, поскольку жрец загораживал путь в нужную сторону. И едва заметно поморщилась. Кислое вино, ржавчина и серая плесень — вид и запах избранника бога оказались очень неприятны для чуткой девы.
Толстячок проворно отпрыгнул и ощупал взглядом фигурку Тиэль, особенно ее возмутительно пустые руки. Сумочка на поясе никак не могла тянуть на кошель с щедрыми пожертвованиями, а пальцы эльфийки перстнями не украшались. Сияние жреца, не чуявшего поживы, заметно попритухло.
— Прошу, лейдин. — Жрец отступил еще на шаг, давая дорогу посетительнице.
Та поблагодарила его едва заметным наклоном головки и приблизилась к алтарю — большой золотой плите, установленной перед статуей вдохновляющего искусства. Гигантская статуя, изображающая прекрасного юношу с резцом в одной руке и кистью в другой, тоже была изваяна из золота. Вместо голубых глаз вставлены сапфиры. Потоптавшись рядом и не дождавшись ни вопросов, ни просьб, жрец оставил неперспективную клиентку ради иных, сулящих прибыль храму и ему лично.
— Каждый раз смотрю и думаю, почему его таким создали, — крякнул Адрис.
— А? — выгнула бровь Тиэль, вбирающая, кажется, всей душой образ бога, словно в последний раз взвешивая, не ошиблась ли с выбором.
— Физиономия у статуи Феавилла какая-то озадаченно-сердитая, словно он выбирает, чем именно и в кого половчей запустить.
— У него вдохновенно-сосредоточенное лицо, о призрак богохульника, — одними глазами улыбнулась Тиэль. — Феавилл — бог, потому одновременно может и ваять скульптуру, и писать картину. Я некогда читала в старой рукописи об иной трактовке символов в божественных дланях. Вдохновитель предлагает каждому выбрать вид искусства по душе, потому и сам являет воплощение выбора стези творчества, которое доступно каждому. Надо лишь отыскать ту область, в которой талант найдет воплощение.
— И что выбрала ты? — заинтересовался дух.
— Не я, Теноби, — ответила и одновременно позвала маленькую паучиху эльфийка и потянула из кармана плаща тончайшую, белоснежно-легкую, узорчатую, как дыхание стужи, расписавшей окно, паутинку. В этом невесомом облаке угадывались очертания храма, шпили, стяги. Все невесомое и легкое, будто набросок гениального рисовальщика, а вовсе не тканое полотно. Наброшенная на золотой камень, паутинная картина словно обрела глубину, объем и стала казаться миниатюрной проекцией настоящего храма.
— Это когда ж она успела? — практически растерялся дух, в прострации следя, как взмывает вверх и опадает на алтарь дивный покров.
— Дар Теноби — в быстром воплощении зримого через нити паутины, — проронила Тиэль. Она пересадила маленькую паучиху на ладонь и запрокинула голову к лицу статуи Феавилла, настраиваясь на обращение к божеству.
— Милости Творца, Вдохновитель! Мы пришли к тебе с даром и просьбой! — начала эльфийка, но была бесцеремонно прервана подскочившим к алтарю знакомым лысым жрецом в златых одеяниях.
— Лейдин, дары для божества передаются через длани жрецов! Ваша дивная ткань займет достойное место в храме, возможно даже, она украсит часть ниши в левом пределе, — протараторил жрец, ухватил творение Теноби и попытался потянуть, но тут же истошно завопил и стал кататься по плитам, выпучив глаза и сжимая здоровой рукой распухающую и багровеющую буквально на глазах пострадавшую конечность. После серии противных воплей в жреца ударила, сорвавшись из синих очей, золотая молния, и тот замер, парализованный. В храме воцарилась почти звенящая тишина. К одеревеневшему деятельному идиоту никто и не подумал приблизиться.
— Так о чем я, — недовольно поморщилась Тиэль и аккуратно поправила сбитый покров плиты. — Теноби, юная шеилд, связанная со мной узами, кладет на твой алтарь дар — воплощение своего таланта. Мы просим вдохновителя искусств одарить благосклонным взором начинающую мастерицу и благословить ее правом свободно жить и творить в мире Алора и его ночных сестер, не подвергаясь мучениям, на которые обречены иные обитатели катакомб. Зреть и творить — истинное счастье и призвание Теноби! Покров на алтарь есть отражение ее впечатлений о великом храме великого бога. Он прекрасен и доступен каждому, в чьем сердце горит пламень вдохновения, но он способен карать за небрежение и лень. В покров, как воплощение предупреждения, вплетено несколько нитей, напитанных толикой яда шеилд. Прими же дар и склони слух к нашей просьбе!
Тиэль закончила речь под мелодичную трель паучихи, привставшей на лапках и отвесившей богу подобие почтительного поклона. Такого, насколько позволяла конституция паучьего организма. Сама эльфийка отступила от алтарной плиты и тоже склонила голову, не унижаясь, но выказывая уважение божеству.
Миг, другой, третий ничего не случалось, эльфийка уже готова была утешить восьминогую подругу и направиться в храм Инеаллы, но тут из глаз статуи в Теноби ударила пара золотых лучей, и засветилось, начиная с тоненького браслетика из волос эльфийки на лапке, все тельце маленькой шеилд. Казалось, золото волос покровительницы словно расплавляется и перетекает вверх. Когда свет погас, Тиэль разглядела изменения, постигшие паучиху. Черно-серая шерстка ее стала нежно-золотой, а в лиловых глазках появились синие блики.
— Благодарим! — еще раз поклонились богу, откликнувшемуся на просьбу, Тиэль и Теноби и отошли от алтаря.
Уже у дверей просительниц нагнал еще один посвященный Феавилла. Судя по роскошной вышивке на золотой мантии, жрец не из последних в иерархии, но куда более скудного сложения, нежели настырный его товарищ по сану.
— Лейдин, прошу прощения за бесцеремонность одного из моих собратьев. Не всем ведомо, что излишнее рвение в служении порой выглядит как вопиющая грубость!
Тиэль лишь согласно прикрыла веки, не озвучивая личного мнения об истоках рвения жреца, более сходных с жаждой личной славы или наживы, нежели со стремлением почтить бога. Хочется собеседнику прикрываться сомнительного качества заблуждением — пусть.
— Прошу, лейдин, скажи: яд, поразивший любопытного, смертелен или есть средство излечения? — перешел к расспросам жрец.
— Полагаю, он может попросить прошения у Феавилла, и если бог будет склонен к прощению перечисленных вами проступков, то жрец обретет немедленное исцеление. Если же нет, пару больших лун его рука будет выглядеть так, как сейчас, потом постепенно наступит облегчение, — безмятежно проинформировала эльфийка, вовсе не спешившая предлагать услуги по исцелению того, кто навлек на себя немилость бога. И навлек заслуженно. Неуместное благодеяние в данном случае могло оказать плохую услугу просительницам. Оспаривать решение Вдохновляющего, даже невысказанное вслух, как показала практика, чревато.
Смирившись с неизбежностью, жрец поднял обе руки в знаке благословения, имитирующем хватку Феавилла на рабочих инструментах, и отступил.
— Быстро ты своего добилась! — крякнул Адрис, витая вокруг Тиэль, на плече которой, более не таясь от лучей дневного светила, гордо восседала золотистая раскрасавица-паучиха, мало похожая ныне на своих сородичей из темного чрева катакомб.
— Богам тоже порой бывает скучно. Я рассчитывала, что визит Теноби развлечет Феавилла, а хорошее настроение сопутствует щедрости, — отметила эльфийка и погладила довольно мурлычущую малышку по спинке.
— Как полагаешь, простит Искусник лысого на радостях от паучьего подарочка? — продолжил развлекаться предположениями призрак.
— Вряд ли, — рассудила Тиэль, много слышавшая об упрямстве и вспыльчивости золотого бога и слишком мало — о его склонности к внезапному милосердию. А уж если речь шла о грубом вмешательстве в любование приглянувшимся даром, на великодушие точно рассчитывать не стоило. — Если вздумают просить немедля, то милости своей точно лишит, если не жизни. Даже мне видно пламя наживы и гордыни жреца над искрами истинного призвания. Родство с главным жрецом не является гарантией снисходительности божества, скорее, наоборот.
— Так вот чего старикашка так всполошился, — хохотнул Адрис, найдя ответ, и мгновенно переключился на новую интересную тему: — А эльфики, не в пример Ксаровым бугаям, за нами все следят, и хорошо следят, я только сейчас второго заметил. Может, все-таки припугнуть их?
— Если им хочется побродить по городу, любуясь моей спиной, кто я такая, чтобы лишать лейдасов Дивнолесья удовольствия сомнительной эстетической ценности? — повела плечом Тиэль.
— Тогда устроим им экскурсию в район повеселее? Может, к Торку заглянем в гости или сразу к Взирающему? — никак не унимался деятельный призрак.
— У меня нет вражды со всем эльфийским родом. Я изгнанница, а не отверженная, — качнула головой Тиэль и, видя неподдельное возмущение духа, прибавила: — Никто не мог бы оспорить решение Диндапиона без того, чтобы не последовать за мной в изгнание. Таков закон, Адрис, такова воля владыки. Против нее эльфы не могут пойти, это не только в нашем обычае, это в нашей крови. Я никого не виню. Они остались, я ушла. Все. Искать новых встреч с сородичами я не намерена, но и делать гадости тоже не буду.
— Не могу сказать, что согласен, но я тебя понял, — недовольно проворчал призрак, оставляя надежду на жестокие развлечения за чужой счет. — Зачем хоть они за тобой следят, ты знаешь?
— Нет. Возможно, мои старшие родственники просили кого-то из входящих в посольство знакомых разузнать обо мне, — предположила Тиэль.
— Так почему они не зайдут поинтересоваться? — окончательно запутался дух в головоломной эльфийской логике, приправленной мозговыворачивающим этикетом.
— Я изгнанница, со мной нельзя говорить, я ведь все равно что мертва, — терпеливо объяснила эльфийка.
— Они там все чокнутые, да и ты тоже, если дожидалась изгнания, а не сбежала из Дивнолесья первая, — выпалил призрак.
— А как ты думаешь, почему я несколько циклов Димары кряду не сходила с троп дикого Дивнолесья? — грустно усмехнулась Тиэль, не слишком углубляясь в объяснения, и снова погладила Теноби, тихо мурлычущую что-то утешительное.
