Глава 4

В первые секунды после взрыва всегда кажется, что вокруг очень тихо. Это слух не успевает справиться со звуковой волной. Первый звук, который я услышала спустя всего несколько секунд, был истошный визг Лизы. Девушка вцепилась в поручень ограждения и безумными расширенными глазами смотрела на воду.

Я обернулась, ища глазами Тину. Младшая из близнецов вцепилась мертвой хваткой в Алекса и спрятала лицо у него на груди. Меня поразила их поза, какая-то привычность их объятий. Плечи Тины вздрагивали, судя по всему, девушка плакала.

– Немедленно уходим отсюда, – скомандовала я. – Алекс, веди Тину в дом.

С помощью матроса мне удалось доставить близнецов в безопасное место, хотя, чтобы оторвать от поручня руки Лизы, пришлось применить силу.

Навстречу нам уже бежал Вадик. Лицо юноши было мучнисто-белым.

– Что… что там случилось? – прохрипел Горенштейн-младший. – Мы с матерью слышали… слышали…

«Скорая» и полиция прибыли почти одновременно. Хотя для «Скорой» работы уже не было, Аркадий Станиславович погиб на месте. Зато помощь врачей понадобилась сестрам – Лиза и Тина никак не хотели уходить в дом, рвались взглянуть на тело дяди. Пришлось вколоть девушкам сильнодействующее снотворное и на руках отнести в их комнаты.

Анна перенесла случившееся с неожиданной стойкостью. Женщина не рыдала, не падала в обморок, а спокойно, четко отвечала на вопросы: часто ли погибший выходил на яхте? Всегда ли он плавал в одиночку? Кто готовил судно к отплытию?

Зато на Вадика было больно смотреть. Гибель отца потрясла его, Вадик выглядел совершенно раздавленным, губы его тряслись, он переводил растерянный, какой-то детский взгляд на каждого, кто подходил к нему и спрашивал: «Как это могло случиться? Кто это сделал?»

Поскольку погибший был известным и влиятельным человеком, на место трагедии прибыли все силовые службы нашего города. Дело передали в ведение ФСБ, поскольку речь шла о взрыве. Случившееся квалифицировали как теракт, и на этом основании силовики забрали дело в свои руки.

Если с семьей следователи обращались деликатно и нежно, то с обслуживающим персоналом никто не церемонился. В первые же минуты после прибытия спецслужб всех горничных, официантов и садовников очень технично разделили и изолировали, не позволяя обмениваться информацией. И начали допрашивать – методично, жестко.

Поскольку я тоже была «персоналом», то и меня закрыли в тренажерном зале в компании с шофером и тройкой перепуганных горничных. Перед этим у всех собрали документы, так что на допрос меня вызвали одной из первых.

Мне повезло – в группу входил Андрюша Умников, когда-то он был стажером у моего друга капитана Алехина. Умников хорошо знал, кто я такая. В городе я человек довольно известный.

Допрос вел Илья Махотин, следователь ФСБ. С ним мы тоже однажды пересекались. Разумеется, я не ждала никаких скидок и реверансов в свою сторону, но и делать вид, что мы совершенно незнакомы, по-моему, глупо. Однако я поддержала предложенный стиль беседы и предельно вежливо и четко ответила на стандартные вопросы: кто я, кем работаю, по какому адресу проживаю, с какой целью прибыла в Семирадово и когда именно.

Допрос катился по накатанной колее:

– Кому Аркадий Горенштейн сообщил о том, что собирается идти на яхте до Зеленой Косы?

– Это слышали его племянницы, я, секретарь по имени Константин, охранник в приемной, а также, возможно, господин Ващенко, который в тот момент находился в кабинете Горенштейна.

– Ващенко? – оживился следователь. – Дмитрий Юрьевич? Тарасовский бизнесмен?

– Он самый, – кивнула я и старательно продолжала перечислять: – Кроме того, Аркадий Станиславович повторно высказал желание поплавать на яхте в одиночку уже после ужина. Так что присутствовали при этом его супруга, его сын, а также мог слышать любой из персонала поместья, находившийся в тот момент неподалеку. Кто именно, сказать не могу, не обратила внимания.

Следователь внимательно посмотрел на меня – не издеваюсь ли? Такое подробное перечисление отдавало насмешкой. Но я была убийственно серьезна. Меня спросили – я ответила. А то, что я подмечаю больше, чем обычные люди, так это издержки профессии, вот и все. Шутить по такому поводу я бы ни за что не стала.

Мои показания тщательно занесли в протокол. Я заметила, что ведется еще и видеозапись. Потом, когда для этого появится время, лучшие специалисты – психологи, следователи, а также те, кто специализируется на распознавании лжи, – просмотрят записи допросов еще не раз. И найдут того, кто лжет или скрывает правду.

Люди лгут всегда. Иногда для этого есть серьезные причины, а порой совершенно смехотворные. Помнится, в одном старом деле я подозревала пожилую даму в двойном убийстве, настолько подозрительно она себя вела. А оказалось – милая дама завела курортный роман с обаятельным пенсионером и не хотела, чтобы об этом узнали их взрослые дети.

Вот и сейчас – лгали если не все, то некоторые. Да, перепуганные горничные, которым нечего скрывать, говорили правду. Вот только они ничего не знали – не видели, не слышали, не присутствовали на месте взрыва. А те, кто что-то знал, вряд ли выложат вот так сразу всю правду.

К примеру, я тоже лгала. Точнее, умалчивала кое о чем. Я ни единым словом не упомянула о том, что узнала за последние сутки. Мои подозрения, будто Аркадий Горенштейн убил своего брата и его супругу, были ничем не подкрепленными догадками. А теперь, после гибели подозреваемого, вообще превратились в дым.

Эту информацию я приберегла для себя. Не успокоюсь, пока не выясню, правдива ли она.

Зато все, что касалось близнецов и их безопасности, я выложила следователю на блюдечке. И про пожар в домике на дне рождения, и про неисправный провод подсветки, и убитую током птичку…

– От кого вы получили эти сведения? – уставился на меня в упор Махотин.

– Илья Денисович, я слышала это от разных людей. Но в ближайшем окружении семьи Горенштейн это ни для кого не секрет. Если вы зададите нужные вопросы, то получите правильные ответы.

– Не учите меня делать мою работу, Евгения, – буркнул себе под нос Махотин. Я улыбнулась. Это было единственным намеком на то, что мы друг другу не чужие.

Допрос шел своим чередом. Я без колебаний и раздумий отвечала на вопросы – в конце концов, я понятия не имею, кто убил Аркадия Горенштейна, и скрывать мне нечего, и в то же время размышляла. Голова моя напоминала бешено кипящий на огне котел, тем более что пищи для размышлений было предостаточно.

С момента взрыва прошло почти два часа. Думаю, за это время специалисты уже успели получить предварительные данные о причинах взрыва, типе взрывного устройства…

Я кое-что понимаю во взрывотехнике, поэтому и без бригады криминалистов могу сказать: Горенштейна убило взрывное устройство, подсоединенное к двигателю. Сработало в тот момент, когда Аркадий запустил левый двигатель яхты. У хозяина «Счастливчика» не было шансов уцелеть – хрупкое судно разметало в щепки. Количество заряда было рассчитано точно. Это первое наблюдение. Теперь второе: как взрывное устройство попало на борт яхты? Скорее всего, его пронес на борт кто-то из своих, тех, кто находился в поместье. Первым делом спецслужбы отсмотрят камеры видеонаблюдения. И если на них хоть мышь посторонняя, ее из-под земли достанут, найдут в два счета. Так что персонал имения просеивают мелким ситом, и правильно делают.

Кстати, это только в детективных романах ищут подозрительного незнакомца. В жизни все намного проще. Перекупить могут кого угодно – верой и правдой служившего садовника или шофера, горничную. Да и необязательно платить деньги – можно запугать, шантажировать, похитить ребенка наконец. У серьезных людей есть много способов заставить кого-то сделать то, что им нужно – к примеру, пронести взрывное устройство…

Но то, что убило Аркадия, слишком серьезная штука. Это не какая-нибудь радиоуправляемая дура. Чтобы изготовить такое, нужно в этом разбираться. Вывод? Работал профи, киллер. И этот человек не мог допустить, чтобы в момент взрыва его видели рядом с яхтой. Значит, на момент взрыва у него должно быть алиби.

Когда у Махотина в очередной раз затрезвонил телефон, следователь бросил взгляд на экран и поспешно поднялся:

– Да, Роман Валерьевич! Работаем, Роман Валерьевич.

О, это лично губернатор, не иначе! Конечно, убийство человека такого калибра, как Аркадий Горенштейн, перепугало всю местную элиту. И расследование будет находиться на личном контроле у самого высокого начальства. Да еще взрыв… Это уже терактом попахивает! Пока Илья Денисович Махотин заверял губернатора, что делается все возможное и даже сверх того, чтобы убийцы не остались безнаказанными, я терпеливо ждала. Умников поглядывал на меня, но никаких замечаний, разумеется, не делал: велась запись, о чем мы оба помнили.

Наконец старший следователь вернулся. Лицо у него было багровым, даже лысина вспотела. Махотин уставился на меня, как будто припоминая, что ему от меня было нужно, потом махнул рукой:

– Подпишите протокол, Евгения. Думаю, мы вызовем вас повторно.

Кто бы сомневался! Я быстро проглядела запись, подмахнула документ и встала.

– Я провожу, – заторопился Умников, дождался кивка начальства и вместе со мной вышел за дверь.

– Здравствуйте, Евгения Максимовна! – приветствовал меня бывший стажер, как будто мы только что увиделись.

– Привет, Андрей, – улыбнулась я. – А я уж думала, грешным делом, что ты запамятовал, как мы с тобой из подземной лаборатории выбирались. Хотя в твоем возрасте склероз – редкость.

– Да что вы, – сделал страшные глаза Умников. – Иногда по ночам просыпаюсь в холодном поту. Как подумаю, что вирус тогда мог по вентиляции пойти и мы бы давно на кладбище лежали, если бы вы тогда пожар не устроили…

– Только своему начальнику об этом не рассказывай, – совершенно серьезно предупредила я, – а то он решит, что взрывы и пожары – это по мою душу.

– Да он и так в курсе, – хмыкнул Умников. – Как увидел ваши документы среди стопки других, так и говорит: «Не будет это дело простым, вот поверь, раз тут эта Охотникова замешана!» Ничего, что я так… не обиделись?

Андрей опасливо глянул на меня. После того как я взорвала подземную лабораторию по производству бактериологического оружия, стажер проникся ко мне глубочайшим уважением и даже, кажется, слегка побаивался.

– Рад был повидаться, Евгения Максимовна, но мне пора.

– Постой, погоди минуту. Слушай, я понимаю, это секретная информация, не для всех. Но ведь и я не «все», правда? – Я дождалась, пока Андрей кивнет, и продолжала: – Скажи пару слов про взрывное устройство, а?

Умников колебался недолго. Понизив голос, он проговорил:

– Делал профи. Подсоединил к левому двигателю. Изящный ход, нестандартный. Выдумку, сволочь, проявил и смекалку. В общем, серьезный человек.

– Спасибо, не забуду. За мной должок, – поблагодарила я бывшего стажера. – А ты теперь, Андрюшенька, карьеру делаешь?

Молодой человек польщенно улыбнулся и скрылся в комнате для допросов.

Что ж, дело обстоит так, как я и подозревала. Работал не любитель, не какой-то там одноразовый киллер, а серьезный профи. Ничего не напоминает, а? Точь-в-точь, как шесть лет назад.

Неужели я ошиблась, подозревая невиновного? Что, если Аркадий не убивал брата? И этот взрыв – только эхо того, прогремевшего шесть лет назад?

Когда я проходила по коридору, распахнулась дверь, ведущая в комнату, где обычно хранились скатерти, столовые приборы и посуда – специально, чтобы во время обеда официанткам не бегать далеко. В сопровождении рослого сотрудника спецслужб из помещения выходил белокурый Алекс, видимо, его только что закончили допрашивать. Я во все глаза уставилась на смазливого мальчишку. Вот кто годится на роль убийцы больше остальных! Во-первых, Алекс имел доступ на «Счастливчик» в любое время дня и ночи. Он знал яхту до последнего винтика и мог незаметно пронести и установить бомбу любого размера – хозяин никогда не вникал в технические тонкости, не проверял двигатели, целиком полагаясь на матроса и доверяя ему. Такому субъекту ничего не стоило заминировать судно. Непонятно только, почему Алекс не сбежал, а остался дожидаться, когда его страшная игрушка сработает. Хотел увидеть смерть Аркадия своими глазами? Просто не успел скрыться? Рассчитывал, что сценарий будет другим?

То, что Аркадий Горенштейн запустил заминированный двигатель еще при выходе из бухты, было чистой воды случайностью. Ветер в тот день был свежим, вполне хватило бы и паруса. Горенштейн мог отойти на «Счастливчике» далеко, яхта могла взорваться в безлюдном месте, без свидетелей, и мы узнали бы о случившемся только наутро, когда хозяин поместья не вернулся бы в Семирадово. Может быть, преступник рассчитывал, что ночью ему хватит времени покинуть поместье? Убийца ведь не обязан быть предусмотрительным интеллектуалом, он вполне может оказаться тупым сукиным сыном.

Убить может любой. Был бы мотив…

Правда, я понятия не имею, какой может быть мотив у юного матроса, чтобы прикончить своего благодетеля, человека, который дал мальчишке хорошо оплачиваемую нетрудную работу. Но, возможно, причина для убийства есть, и весьма основательная?

Белокурый матрос шел по коридору мне навстречу, когда меня обогнала Анна. Супруга – точнее, теперь вдова Аркадия – направлялась к Алексу с таким решительным видом, что тот попятился и попытался скрыться за спиной сопровождающего.

– Я не виноват! – заорал Алекс, глядя на раздувающиеся ноздри хозяйки. Видимо, как и остальной персонал имения, он хорошо знал ее крутой нрав.

– Это он убийца! – заявила вдова, указывая на матроса.

– Не делал я ничего! – возмутился Алекс. – Чего вы на меня наговариваете?

– Почему Аркадий всегда брал тебя с собой, а в этот раз оставил на берегу?

– Да не знаю я! Ему так захотелось. Он часто уходил один, – тут матрос покосился на Анну, – наверное, хотел побыть сам с собой, от семьи отдохнуть.

– Ты плохо смотрел за яхтой, выполнял свои обязанности спустя рукава, несмотря на то, что тебе хорошо платили!

– Неправда! – задохнулся от возмущения Алекс. – А может… может, вы сами его… того…

– Что?! – Гнев Анны был таким устрашающим, что белокурый матрос распластался по стене и заорал:

– Уберите от меня эту психованную! Я увольняюсь! Чокнутая семейка, блин! Я на вас больше не работаю, так что нет у вас права на меня кричать.

Ноздри Анны раздулись, на щеках выступили красно-белые пятна, как на шляпке мухомора, и женщина с наслаждением выкрикнула мальчишке в лицо:

– Ты уволен!

– Не раньше, чем мы его допросим, – прервал ее Махотин. – И это нам решать.

Неизвестно, чем закончилась бы безобразная сцена, но в этот момент в коридоре появился человек, которого никто не ожидал увидеть. Протрезвевший Павел Станиславович Горенштейн по прозвищу Шкарпетка покинул свое стеклянное убежище.

– Аня? – воскликнул старший из братьев, обращаясь к разъяренной вдове. – Аня, это правда? Я спал в домике, и вдруг ко мне входит какой-то молодой человек и говорит, что Аркаша погиб!

Анна Горенштейн наконец отвела пылающий взгляд от матроса. Алекс поспешил убраться с глаз долой. Павел Станиславович растерянно огляделся и пробормотал:

– Аня, что все это значит? Почему наш дом похож на рыночную площадь? Кто все эти люди?

Анна набрала в грудь побольше воздуха и напустилась на родственника:

– Хватит делать вид, будто ты не в себе! Ты хитрый сукин сын и не притворяйся беспомощным простофилей. Да, это правда! Аркадия убили!

– Как… как это произошло? – побелевшими губами еле выговорил Павел.

– А ты как думаешь? – истерически рассмеялась Анна, и я впервые подумала, а нормальна ли эта женщина, на вид образец здравомыслия. – Кто-то заминировал яхту. Аркадий погиб при взрыве.

Павел Горенштейн беспомощно взглянул по сторонам и вдруг повалился на пол в глубоком обмороке.

– Тряпка, баба! – с презрением кривя губы, высказалась вдова, перешагнула через ноги родственника и поспешила в комнату сына.

Спустя полчаса прибывшая по моему вызову «Скорая» увезла Павла Станиславовича в больницу с подозрением на инфаркт.

Когда наконец наступило утро и все следователи, криминалисты, кинологи и взрывотехники убрались восвояси, в поместье сделалось необычно тихо. Близнецы спали в своих комнатах тяжелым сном под действием лекарств. Вадик закрылся у себя. Слуги сновали по дому, растерянные и напуганные. Никто не выполнял своих обязанностей, все просто слонялись из комнаты в комнату и шепотом обсуждали случившееся.

Объяснение этому могло быть только одно – Анны не было в доме. Я нашла хозяйку поместья у воды, на причале, от которого отошла в свое последнее плавание яхта под названием «Счастливчик». Анна Горенштейн сидела на влажных от росы досках и смотрела на воду. Я подошла и пристроилась рядом. Женщина повернула ко мне бледное от бессонной ночи и слез лицо и спросила:

– Все уехали, да?

Я кивнула.

– Наконец-то, – вздохнула Анна. – К чему вся эта суета, эти хлопоты? Все это не вернет Аркадия.

– Зато это поможет найти того, кто его убил, – жестче, чем можно в такой ситуации, проговорила я. Мне тоже порядком досталось, между прочим, так что нервы мои были на пределе.

Анна едва заметно усмехнулась. Похоже, вдова не верила, что убийца будет найден.

– Кстати, вы были правы, – сказала я. – Алекс сбежал. Несмотря на плотное наблюдение, как-то ухитрился скрыться. Теперь его объявили в розыск.

– Вряд ли это он, – поморщилась женщина. – На самом деле я не верю, что он убийца. Это сделал кто-то посерьезнее…

– Кто? – спросила я, заглядывая в лицо вдове. – Вы что-то знаете?

Анна натянула рукава кофты на кончики пальцев и устало помотала головой:

– Только подозрения. Аркадий был занят серьезным проектом, связанным с застройкой. Мало ли, кому могло не понравиться то, что он купил кусок земли в центре города и собирался строить там деловой центр? Мы никогда раньше не занимались строительством. А теперь ему зачем-то понадобилось лезть на территорию, которая давно поделена…

– Бросьте, Анна, сейчас не девяностые, – довольно злобно проговорила я, – за кусок земли давно уже не убивают. Ваш муж открывал нужные двери ногами. Кто мог встать у него поперек дороги?

– Да? – едва заметно усмехнулась Анна. – Не убивают, говорите? Ну, вам виднее.

– Надо бы позвонить, узнать, как там Павел Станиславович, – осторожно предложила я. – Все-таки инфаркт в его возрасте…

– Кто? А, Шкарпетка? Напрасно вы о нем беспокоитесь, – махнула рукой Анна, – выкарабкается, как обычно. Он живучий. И кстати, Евгения, напрасно вы к нему ходите, – сурово сдвинула брови женщина, – ходите и слушаете его бредни. Шкарпетка – позор нашей семьи. Он известный лгун и развратник.

Мы помолчали. Что ж, может быть, Павел Станиславович и в самом деле не образец высокоморального поведения. Но то, что он позор семьи и развратник, вовсе не мешает ему хотя бы иногда говорить правду…

– Да, Евгения, у нас еще не было шанса обсудить наше дальнейшее сотрудничество. – Анна положила ледяные пальцы мне на запястье, и я невольно вздрогнула. – Теперь, когда Аркадий мертв, я становлюсь вашим… нанимателем? Как вы это называете?

– Вы хотите, чтобы я продолжала охранять близнецов? – уточнила я.

– Да-да, именно об этом я и хотела вас попросить, – женщина попыталась приветливо улыбнуться мне, но из-за отсутствия практики вышло не слишком убедительно.

– Хорошо, – кивнула я, – конечно, я не оставлю Тину и Лизу в такой момент. Сейчас они как никогда нуждаются в защите.

– Что вы имеете в виду? – Анна Горенштейн буквально впилась в меня взглядом.

– Ну как же, на свободе убийца, – удивленно пояснила я. – Мы ведь не знаем, что он задумал. Вдруг его следующей целью будут девочки? Или…

– Договаривайте, Евгения, – горько усмехнулась Анна. – Или я. Или мой сын.

– В одиночку я не смогу обеспечить безопасность вашей семьи, – твердо произнесла я. – Настоятельно советую обратиться в охранное агентство. Могу рекомендовать подходящее. За разумную плату будет обеспечена не только личная охрана – вам и Вадиму, но и безопасность поместья. Здесь слишком большая территория. Ваши сторожа и охрана справлялись со своей задачей, пока все было в порядке. Но сейчас, вполне возможно, неподалеку бродит убийца.

– Хорошо, Евгения, – кивнула хозяйка Семирадово. – Мой муж вам доверял, значит, и я доверяю. Я последую вашему совету. Вы хорошо в этом разбираетесь – так сделайте все возможное, чтобы, начиная с завтрашнего дня, я больше не боялась засыпать в этом доме.

Анна поднялась, полной грудью вдохнула холодный утренний воздух и пригладила волосы. Кажется, она уже взяла себя в руки. Кремень женщина!

– Скажите, а почему вы оставили третий этаж дома нетронутым? Таким, как при жизни Бориса и Татьяны? – неожиданно для самой себя спросила я. Этот вопрос интересовал меня давно, но сейчас вырвался помимо воли. Слишком редко Анна Горенштейн была расположена беседовать мирно, такой случай мог и не повториться.

Хозяйка поместья закусила губу, как будто я внезапно воткнула в нее иголку. Я ждала. Анна старательно развязала, потом опять завязала пояс кардигана и только потом ответила:

– Это была моя идея. Я думала, что девочки станут туда приходить. Что это будет напоминать им о родителях. – Женщина усмехнулась и закончила: – Но они ни разу не поднялись по лестнице. Ни единого раза.

Ох, и зачем я только полезла с бестактными вопросами к женщине, пережившей такую потерю!

– Извините меня, Анна, – пробормотала я.

– Значит, договорились, – вполне деловым тоном уточнила Анна. – Полагаюсь на вас.

Не откладывая в долгий ящик, я позвонила своему другу Сергею Ковалю. Тот был владельцем охранного агентства. Называлось оно «Фортуна», но я называла его исключительно «Кузнечик», а его сотрудников соответственно «кузнечиками». Это вызывало неподдельную ярость моего приятеля, но уж очень яркой была их ядовито-зеленая форма. Дизайн ее придумал сам Сергей и втайне этим гордился.

И вскоре уже деловитые люди в зеленом инструктировали охрану Семирадово и тестировали систему видеонаблюдения. Конечно, начальник охраны поместья, Данила Шамраев, крепкий мужик из бывших военных, был не в восторге от того, что его учат жить какие-то пришлые варяги. Но распоряжение хозяйки, Анны Горенштейн, не подлежало обсуждению, и Шамраеву пришлось подчиниться.

Наконец-то я вздохнула с облегчением – теперь мои тылы надежно прикрыты, и я смогу уделять все внимание близнецам.

Два дня до похорон Аркадия Горенштейна прошли как в тумане. Анна, Вадим и близнецы почти не покидали своих комнат. Тина переселилась к сестре, и на ночь девушки не гасили свет. По-видимому, смерть дяди вернула близнецов к травмирующим воспоминаниям детства. Честно говоря, я была уверена, что девушки ни за что не поедут на похороны – ведь все это время близнецы пролежали в постели, обнявшись. Но в день похорон Тина и Лиза спустились в столовую к завтраку, одетые в черное, тщательно причесанные, холодные, спокойные. Поздоровались с Анной и Вадимом и заняли свои места за столом, даже поклевали что-то с тарелок.

Машина уже ждала во дворе. Анна приказала мне усадить девочек в бронированный автомобиль, за рулем которого сидел уже знакомый мне Николай, а сама вместе с сыном села в обычный «Мерседес» с незнакомцем за рулем. Видимо, за безопасность племянниц женщина опасалась куда больше, чем за жизни свою и Вадима.

Тело Аркадия Горенштейна не стали привозить в Семирадово. Прощание состоялось в деловом центре на Покровке – том самом, куда мы ездили с близнецами в день смерти их дяди.

На траурную церемонию собралась вся бизнес-элита нашего города. Не знаю, чья это была идея – по всей видимости, решение принимала Анна, кроме нее распоряжаться некому. На мой взгляд, Аркадий был бы рад чисто семейной церемонии, присутствию родных и немногих ближайших друзей. Но его мнения никто не спрашивал, поэтому получилось нечто, напоминающее панихиды советских времен – с громадными венками, которые обошлись в целое состояние, с оркестром, исполнявшим неизбежного Шопена, с траурными речами, которые всегда кажутся фальшивыми, даже если на самом деле вполне искренние.

Но меня это совершенно не касалось. Моя забота – безопасность девочек, вот на этом я и сосредоточилась. Лиза и Тина стояли рядом, держась за руки, бледные и спокойные. Вадим тянул шею из-за плеча матери, его глаза обшаривали толпу, как будто он кого-то искал и не находил среди пришедших проститься. Анна принимала соболезнования точно вдовствующая королева – с царственным достоинством.

Я тоже невольно то и дело поглядывала на тех, кто пришел проститься с Аркадием. Большинство было мне знакомо – ведь в нашем городе не так уж много состоятельных людей. Некоторые в прошлом прибегали к моим услугам – мне приходилось охранять их самих, либо их жен, детей, любовниц, любовников и престарелых мамаш. Телохранитель – как врач или священник, чужих тайн не выдает. Я знала о некоторых из этих богатых и властных такое, что могло бы серьезно повредить их репутации. Но и они знали – я никогда, ни при каких обстоятельствах не использую эту информацию им во вред. Профессиональная этика.

Мое внимание привлекли господа Базарчук и Ващенко, оба в сопровождении жен, одетых с ног до головы в черное. Супруга Ильи Ивановича Базарчука была, что называется, его боевой подругой. Когда-то они вместе учились на истфаке, потом рука об руку пустились в бурные воды отечественного бизнеса, вдвоем выдержали все тяготы и напасти и вот теперь стояли рядом, с искренним сочувствием поглядывая на вдову Горенштейна.

Господин Ващенко, напротив, щеголял новенькой, как только что напечатанная денежка, супругой. Та годилась ему в дочери – исключительно по возрасту, разумеется.

Вообще мне показалось, что, несмотря на не слишком сердечный формат мероприятия, большинство собравшихся и в самом деле огорчено гибелью Горенштейна и сочувствует его вдове, сыну и племянницам. Видимо, Аркадия в городе любили.

Когда прощание завершилось и все выстроились в извилистую нестройную очередь, чтобы принести соболезнования Анне и Вадиму, я заметила, что близнецы Горенштейн вызывают к себе неподдельный интерес. Многие подходили к девочкам, говорили несколько слов сочувствия. Приглашали к себе. Предлагали помощь и сотрудничество в деловых вопросах.

Меня порядком покоробило такое прагматичное отношение – все-таки похороны, дела могли бы и подождать. Но, услышав слова Ващенко, я поняла причину. Элегантный бизнесмен пожал тонкие, невесомые руки близнецов и проговорил:

– Сочувствую вам, девочки. Я ведь еще с вашим отцом начинал. Маленьких вас помню. Жаль, редко видимся. Вы из своего Семирадово не показываетесь, а в гости Аркадий нас не звал. Теперь будем видеться чаще. Дело есть дело. Ну, держитесь, девочки.

Лиза произнесла (за себя и за сестру) какие-то подобающие случаю слова, и Ващенко отошел, уступая место следующему.

Действительно, близнецы прожили последние шесть лет почти взаперти. Девочки уже совершеннолетние, сами вправе распоряжаться немалым состоянием, доставшимся от отца, да и после дяди им наверняка что-то причитается. Неудивительно, что многие из присутствующих не прочь наладить добрые отношения с юными миллионершами…

Всякий раз, когда очередная фигура в костюме подходила к близнецам, я невольно напрягалась. Да, знаю, здесь собралась бизнес – элита города… но кто сказал, что среди этих людей не прячется убийца? Нет, конечно, я не верю, будто кто-то из присутствующих лично прокрался на борт «Счастливчика» и заминировал яхту. Но вот заказчиком вполне может быть кто-то из них. Такие люди просто отдают распоряжение и оплачивают заказ – сначала аванс, оплата по факту. А грязную работу выполняет профи.

Впрочем, это только мои догадки и подозрения. Доказательств у меня нет.

Зато основания нервничать появились у меня тогда, когда в толпе мелькнула знакомая физиономия с царапинами на щеке. Дамир Акчурин собственной персоной. Что ж, у бывшего жениха Тины есть право находиться здесь, на похоронах своего почти что тестя. Надеюсь, Дамир не станет цепляться к моим охраняемым объектам…

Но мои опасения только укрепились, когда отставной жених последовал за скорбной процессией на кладбище. В Тарасове их несколько, и все расположены далеко за чертой города. Ехать в такую даль – значит неминуемо потерять несколько часов драгоценного времени. Поэтому сразу же после окончания траурной церемонии в бизнес-центре на Покровке большинство деловых партнеров и знакомых Аркадия Станиславовича расселись по машинам и отбыли восвояси. Остались только родные и несколько самых близких друзей. Тяжеленный дубовый гроб с телом миллионера поставили в катафалк, который солидно и неспешно покатил в сторону кладбища, а за катафалком выстроились в линию машины тех, кто все-таки решил проводить Горенштейна в последний путь. Траурный кортеж сопровождали две машины охраны – Сергей Коваль выделил для этого своих лучших людей. Сидя с близнецами в бронированном автомобиле, я то и дело поглядывала в зеркало заднего вида. В самом хвосте скорбной процессии маячил приметный спортивный автомобиль. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кому он принадлежит.

На кладбище я постаралась не спускать глаз с опасного молодого человека, но это было непросто. Могила, приготовленная для Аркадия Горенштейна, располагалась в «ВИП-зоне», а значит, вокруг было полным-полно обелисков из черного гранита, трехметровых плачущих ангелов, имелись даже фамильные склепы. В отличие от остального кладбища, представлявшего собой продуваемую всеми ветрами равнину с невысокими рядами памятников, ВИП-зона более всего напоминала район городской застройки. За всеми этими монументами могла спрятаться хоть дюжина киллеров. Радовало одно – я точно знала, что нас охраняют, вокруг было полно народу. Хотя слишком уж расслабляться не надо – достаточно вспомнить несостоявшуюся свадьбу близнецов. Кстати, кажется, там были те же самые гости?! Но вот ребятишкам Коваля я доверяла куда больше, чем мальчикам из агентства «Альбатрос-98».

День был пасмурный, совершенно осенний и мрачный, разрытая земля пахла остро и была влажной. Близнецы стояли рядом с непроницаемыми лицами и сжимали в руках букеты из лилий. Я повнимательнее вгляделась в неподвижные лица девочек и решила, что перед выходом из дома сестры наверняка наглотались транквилизаторов. Вадик выглядел совсем худо, а вот Анна держалась молодцом. Мне показалось, что главной причиной этого была гордость – если бы на вдову не смотрело столько чужих глаз, она бы, наверное, все-таки смогла бы выразить свое горе. А так неподвижной фигурой, прямой спиной и острыми чертами лица Анна напоминала памятник, изваяние из черно-белого гранита.

Чтобы гостям не пришлось пачкать обувь, все пространство возле вырытой могилы было застелено искусственным газоном, и его ненатуральная зелень была единственным ярким пятном. По серому небу плыли тяжелые сизые облака, черно-белая толпа полукругом стояла у гроба. Я сканировала взглядом окрестности, но Дамира нигде не было видно. Странно это. Неужели он отстал по дороге? Зачем тогда вообще ехал на кладбище?

Я немного успокоилась. Акчурин казался мне источником угрозы для близнецов, особенно для Валентины. Спортсмен, кажется, имел какие-то претензии к бывшей невесте и вел себя достаточно агрессивно – чего стоит только наша с ним короткая схватка перед бизнес-центром.

А вот киллера я не слишком опасалась. Помимо ребят Коваля, нас незаметно «пасут» агенты в штатском. Наверняка на кладбище заранее расставлены посты, наблюдатели. В деле о предположительном теракте мелочей не бывает, уж если я сообразила, что кладбище – идеальное место для следующего удара убийцы, то в ФСБ и подавно подстраховались.

Так что киллеру сегодня ловить нечего.

Между тем траурная церемония шла своим чередом. Гроб наконец опустили в могилу – никаких нетрезвых работяг с грязными веревками, всю работу сделал специальный подъемник. Пока могилу засыпали землей, кое-кто из присутствующих захотел сказать прощальные слова. К моему глубокому изумлению, Лиза Горенштейн тоже вызвалась произнести речь. Девушка положила лилии на свежий холм земли, выпрямилась, обвела взглядом притихших родственников, судорожно вздохнула, но справилась с волнением и произнесла:

– Наш дядя был замечательным человеком. Все вы знаете, каким он был – добрым, щедрым, ярким. Думаю, многие из вас вели с Аркадием Станиславовичем дела, и знаете, что он был очень честным. Он любил своих друзей и был готов последнюю рубашку отдать любому, кто попросит. Каждый из вас может вспомнить только хорошее о нем. Но для нас с сестрой дядя был не просто опекуном. Он заменил нам погибшего отца, вырастил нас, воспитал. И всем, что у нас есть, мы с Тиной обязаны только ему. Да, именно так.

Я смотрела на бледное лицо Лизы и не могла понять, что же в ее словах кажется мне странным. Была в ее речи какая-то загвоздка, да и гости скорбной церемонии чувствовали себя неловко – переглядывались, опускали глаза, Ващенко несколько раз деликатно кашлянул, а супруга Базарчука прикрыла лицо букетом.

В этот момент я обернулась и едва не выругалась вслух. Мой второй охраняемый объект, Тина Горенштейн, исчез. Тихо-тихо, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания и не нарушить скорбную церемонию, я начала отходить в сторону. Лиза Горенштейн продолжала говорить, и глаза всех присутствующих были устремлены на нее.

Я выбралась из толпы и огляделась. Куда могла подеваться младшая из сестер? Честно говоря, я ни секунды не сомневалась, что Тина ушла сама – никто не похищал девушку, никто не причинил ей вреда. Просто Валентина Горенштейн привыкла поступать так, как вздумается, и удовлетворять любое, самое вздорное желание в ту же секунду, как оно возникло в ее рыжей головке.

Вина за это целиком и полностью лежала на Аркадии, вот только это было уже неважно. Спросить не с кого, перевоспитать близняшек невозможно. Придется соблюдать статус-кво, как говорил наш инструктор по взрывотехнике, вставляя на место предохранитель гранаты.

Скорее всего, Тину расстроила речь сестры, девушка решила выкурить сигаретку, укрывшись от ветра за памятником. Да и я хороша – отвлеклась и потеряла из виду второй из охраняемых объектов. Ничего страшного, найдется, не иголка.

И точно – минут пять порыскав между памятниками и мраморными статуями, я увидела Валентину. Она опиралась локтем на какой-то обелиск, в руке дымилась сигарета. Ну вот, я была права! Напротив девушки стоял Дамир Акчурин. Спортсмен выглядел мирным и даже виноватым, голова опущена, тяжелые руки свисают по бокам мощного тела, на правой – гипсовая лангета.

Я вовсе не собиралась подслушивать, о чем говорят молодые люди – сразу было ясно, что разговор этот личный. Просто земля на кладбище была мягкой, а мои ноги имеют привычку ступать почти бесшумно – так, на всякий случай.

– Я знаю, ты меня не любишь, – говорил Дамир, глядя в землю.

– Не люблю, – засмеялась Тина, показывая мелкие, острые, как у лисички, зубки. – Только сейчас сообразил, дебил?

Спортсмен вздрогнул, как будто его ударили по лицу, но справился с собой и продолжал, медленно и с расстановкой:

– Да, знаю, я не очень умный. Из нас двоих Марат был лидер, он был мозг, а я так, мускулы.

Тина безмятежно пускала дым в пасмурное небо, не глядя на бывшего жениха.

– Я некрасивый, да? Поэтому? – Акчурин несмело заглянул в глаза невесте.

– Да плевать мне, какой ты – красивый или урод, умный или дурак, – в сердцах сказала Валентина и бросила сигарету, каблуком вмяла в рыхлую землю. – Ты для меня никто. Пустое место.

– Недавно ты говорила другое, – покачал тяжелой головой Дамир. – Ты говорила, что я тебе… это… симпатичен. Так было, Тина.

– Было и прошло, – поморщилась девушка. – Я говорила то, что вы все хотели от меня услышать. А на нашей идиотской свадьбе у меня словно глаза открылись, и я подумала: «Что я делаю? Зачем собираюсь связать себя с человеком, который мне противен?»

Мне показалось, что девушка намеренно подбирает самые обидные слова. Добрая девочка, Тина Горенштейн… Хотя в любви, как на войне, – все средства хороши. Когда я расстаюсь с очередным бойфрендом, который мне надоел или совершил какую-то непростительную в моих глазах ошибку, я тоже стараюсь делать это жестко, а не тянуть надоевшие отношения, как прилипшую жвачку.

– Противен? – тяжело произнес бедный спортсмен. – Ладно, понял.

Тина, насмешливо улыбаясь, ждала, что скажет отставной жених. Дамир напрягся и извлек из рукава последний козырь:

– Папа одобрял нашу женитьбу.

– Папа? Да твой отец…

Тут Тина залилась совсем уж оскорбительным смехом. Девочка явно не понимала, что мужчина, воспитанный в традиционной мусульманской семье, не станет терпеть такого. Особенно если бывшая невеста оскорбляет его отца, главу семьи.

И точно – Дамир шагнул вперед и поднял руку. Валентина, сощурив зеленые глаза, ждала, что будет дальше. Кажется, она совершенно не боялась спортсмена.

Я поспешно вышла из укрытия и встала между Тиной и ее бывшим женихом:

– Валентина, вам пора к сестре. Дамир, а вам лучше уйти.

Лицо его было багровым, глаза налились кровью. Кажется, он покраснел не только от ярости, но и от стыда, когда сообразил, что я слышала их разговор. Спортсмен покачал на весу тяжелый кулак – и вдруг обрушил его на меня. Я увернулась буквально в последнюю секунду – ушла из-под удара. Если такая штука – размером с боксерскую грушу – достанет меня, придется тратиться на пластического хирурга.

Акчурин сделал еще несколько обманных шагов и вдруг, вместо того чтобы нападать на меня, шагнул к Тине. Девушка завизжала и вскочила на могильную плиту.

– Тина, уходите, – не оборачиваясь, проговорила я. – Быстро уходите отсюда. Идите к сестре и остальным. Я скоро.

За спиной послышался шорох – это Валентина Горенштейн последовала моему совету, не на шутку напуганная преображением бывшего жениха: впервые на ее глазах он из ручного медведя превратился в источник опасности. Акчурин рванулся за девушкой, поэтому я прыгнула на него и повалила на землю подсечкой. Как оказалось, зря. Дамир занимался борьбой, и, оказавшись на земле, он почувствовал себя в привычной стихии и очень технично принялся наносить мне удары – коленями, локтями. Если бы этим утром, собираясь на похороны Аркадия и прикидывая, с какой стороны ждать опасности, я не надела бы под костюм легкий бронежилет, этот тип точно сломал бы мне ребра или проломил грудную клетку. Силища у него была изрядная, и спортсмен ее не сдерживал, и уж подавно не делал скидок на то, что перед ним партнер другой весовой категории. Ну погоди же…

От ударов головой я пока уворачивалась, ставила блоки, но противник, кажется, решил меня добить. Акчурин плохо соображал и уже не контролировал своих действий. Да, а ведь он вполне способен убить кого-то в азарте боя, и только потом до него дойдет, что же он натворил!

Поэтому я перевернулась и оседлала противника. Дамир взревел и поднялся на ноги, причем мой вес – как-никак пятьдесят килограммов – нисколько ему не помешал. Ну и танк!

Я расцепила наши вынужденные объятия и поспешно отскочила на приличное расстояние.

– Дамир, послушай, возьми себя в руки, успокойся, – проговорила я, – ты будешь жалеть потом.

Но он меня не слышал. Ладно, тогда сделаем по-другому. Я ушла в глухую защиту. В таких случаях противник чувствует, что победа близко, и начинает усиливать атаки, выдавать весь свой арсенал. Вот и Дамир перешел на крайне эффектные (и эффективные, чего уж там) удары в прыжке. Некоторое время я уходила от них, но потом пропустила один удар в корпус, второй… Я согнулась и притворно застонала. Если бы не броник, сделанный для меня одним местным умельцем по спецзаказу, мне и в самом деле пришлось бы плохо. Акчурин – это вам не хулиган из серии «дай закурить», это спортсмен и, скорее всего, чемпион в каком-то единоборстве. Следующий удар был более ленивым и медленным, Дамир уже был уверен в победе. Но именно этот удар был мне нужен – я перехватила руку спортсмена, взяла в захват и одним движением сломала.

Дамир заорал. Честно говоря, я ждала, что это нейтрализует противника, но я недооценила его – в азарте боя Акчурин даже боли не чувствовал. Но со сломанной рукой он был не боец, поэтому очень скоро я еще раз повалила его на землю и села сверху, одной рукой фиксируя кисти, а локтем другой нажимая на горло. Да, это было не спортивно, признаю. И прием этот я не в спортзале освоила – ему меня обучили в отряде «Сигма». Но ведь у нас не соревнования на кубок коренных народов Севера по борьбе нанайских мальчиков. Он бы меня убил, если бы я позволила.

Дамир захрипел. Кажется, я тоже вошла в азарт, потому что едва не пропустила жест спортсмена – он дважды похлопал ладонью по земле. Это был знак, что схватка окончена – спортсмены дают его во время соревнований. Значит, Акчурин снова контролирует себя.

Я отпустила его, поднялась, растирая руки, и презрительно бросила ему в лицо:

– Вот теперь можешь жаловаться папе.

Дамир некоторое время полежал на земле, баюкая сломанную руку (ту же самую, я сломала ее вместе с лангетой). Потом приподнялся и сел, уставился на меня круглыми глазами и спросил:

– А ты кто?

Да, дела куда хуже, чем я ожидала.

– Ты что, забыл? Я телохранитель Тины Горенштейн. Ты собирался ударить девушку. Тоже не помнишь?

Акчурин непонимающе смотрел на меня:

– Я хотел… ударить Тину?

– Слушай, у тебя с головой проблемы? – разозлилась я. – Слишком часто по башке получал на татами?

– Вообще-то я чемпион Поволжья по панкратиону, – невесело улыбнулся он. – Как вы меня…

– Руку тебе пришлось сломать, чтобы привести в чувство, – жестко проговорила я. Извиняться перед Акчуриным я точно не собираюсь. Конечно, его папаша может устроить мне веселую жизнь, он в этом городе человек далеко не последний…

– Да за кого ты меня принимаешь? – возмутился Акчурин. – Думаешь, я чуть что, так к отцу жаловаться?

Я не подала виду, что эти слова меня порадовали, но вздохнула с облегчением. Акчурин-старший мог серьезно осложнить мою жизнь.

– Зачем ты преследуешь Тину? – в лоб, напрямик спросила я. Дамир не из тех, с кем нужно обходиться дипломатично.

– Хотел понять: между нами все кончено или еще что-то может получиться, – честно ответил спортсмен.

Я разорвала платок, кое-как соединила сломанную лангету и прибинтовала платком к руке. Дамир послушно позволил мне оказать первую помощь, потом поднял голову и взглянул в глаза:

– А ты как думаешь? После того, что она сказала сегодня, после того, как оскорбила моего отца, точно все кончено?

– Слушай, я тебя второй раз в жизни вижу, и советы тебе давать с моей стороны было бы странно, – сквозь зубы процедила я, – но если все-таки хочешь знать мое мнение: держись от этой девушки подальше. Она тебя точно не любит, сама сказала.

Он казался таким расстроенным, что я решила немного подлечить его самолюбие:

– Наверное, дело не в тебе, Дамир. Тина наговорила обидных вещей просто из вредности, такой уж у нее характер. Скорее всего, виновато несчастье с твоим братом, что случилось на свадьбе.

– При чем тут Марат? – поднял брови Дамир. – Знала бы она, как мне его не хватает! Мы с ним всегда были вместе, вдвоем против всех…

– При том, что ты, кажется, забыл, какую трагедию близнецы пережили в детстве, – сердито сказала я. Люди все-таки в большинстве своем эгоисты – каждый нянчится со своим горем, а о чужом забывает. – Их родители погибли у них на глазах. Девушки выросли, научились как-то справляться… и вдруг в такой день – самый счастливый день в их жизни – еще одна трагедия! И никто – ни их дядя, ни многочисленные гости, ни охрана, ни ты, жених – не смог защитить девочек. Какие, по-твоему, чувства после этого испытывает к тебе Тина?

– Да, понял, – кивнул Акчурин. – Как у вас, женщин, все сложно! Я вот одно знаю – брата моего убили, и тот, кто это сделал, гуляет на воле. Жизни не пожалею, но его найду, из-под земли достану!

И спортсмен оскалил белые зубы.

– Не надо жизни! – испугалась я. Страшно представить, что способен наворотить этот не слишком умный молодой человек. – Пусть правоохранительные органы делают свою работу, не будем им мешать, – несколько лицемерно произнесла я.

– Они делают, – кивнул Дамир, – землю носом роют. Отец на самом верху связи имеет, так что они ищут киллера. Только что-то пока не нашли.

– И ты решил сам поиграть в сыщика? – усмехнулась я. – Найти убийцу? А при чем тут Тина?

Акчурин исподлобья взглянул на меня и признался:

– Я тут это… подумал, что Тина может быть в курсе.

– Что-о? – Я не поверила своим ушам. – Ты думаешь, это Тина Горенштейн наняла киллера, чтобы расстроить свадьбу?

Дамир понуро молчал. Да он еще глупее, чем думает его невеста! Просто образец скудоумия!

– Девушке достаточно было просто сказать тебе «нет», и свадьбу бы отменили, – наставительным тоном проговорила я, сверху вниз глядя на сидевшего на земле парня.

– Недостаточно, – упрямо пробормотал Акчурин.

– Что-что? – Я опустилась на корточки рядом с ним. Все равно костюм придется отдавать в химчистку.

– Я говорю: недостаточно было сказать «нет», – упрямо повторил Дамир. – В этой свадьбе были заинтересованы все.

– «Все» – это кто? – решила уточнить я.

Беседа становилась все более интересной.

– Я просто любил Тину, у Марата с Лизой вообще все было хорошо, – принялся перечислять Дамир. – Отец наш был рад, что мы женимся. Не слишком, правда, рад: во-первых, говорил, рано нам жениться, а во-вторых, невесты русские. Но это так, он человек широких взглядов, отец. Это слова Марата, – покосившись на меня, пояснил жених. – Но дело было выгодное, Горенштейны богаты, приданое у близнецов – ни у кого в нашем городе такого нет, вот отец и согласился. Уже планы строил, какую часть бизнеса расширить, куда деньги вложить. – Дамир вздохнул и закончил: – А больше всего на свадьбе настаивал сам Аркадий Станиславович. Прямо торопил, чтобы со свадьбой не тянули. Сам день назначил.

Я внимательно вгляделась в физиономию спортсмена. Да, он слишком простодушен, чтобы выдумать такое. Скорее всего, его слова – чистая правда.

– Как ты думаешь, – медленно, с расстановкой проговорила я, – в чем причина этого? И того, что Аркадий Горенштейн настаивал на свадьбе и что торопил время?

Вопрос был из разряда ключевых – ответь на него, и все части головоломки выстроятся в нужном порядке. Честно говоря, я и не думала, что туповатый спортсмен мне на него ответит. Но Дамир отозвался:

– А, это просто. Дело тут в деньгах, само собой. Была причина так рано выдать замуж сестер – после замужества их деньгами распоряжались бы мужья.

Так-так… Акчурины – серьезные люди, и вырвать у них из зубов такой кусок не под силу какому-то прохиндею.

Я уважительно посмотрела на него:

– Сам додумался?

Тот кивнул.

– Значит, и свадьбу расстроил тот, кто на деньги близнецов нацелился. Вот я и подумал – а что, если у Тины кто-то есть?

– Кто? – На этот раз была моя очередь проявлять недостаток сообразительности.

– Мужик какой-то, – напрямик ответил Дамир. – Сама бы она на такое не пошла, но из-за любви бабы чего только не делают! Может, кто-то задурил Вале голову, сказал, что она его до гроба и все такое, ну, что обычно говорят. И Валентина повелась на это.

Я во все глаза смотрела на спортсмена. Надо же, выдал свежую версию, и вполне правдоподобную, кстати… Если кто-то решил охмурить Тину Горенштейн – а для этого не нужно никаких сверхусилий, девушки сидят взаперти в Семирадово и шансов встретить свою любовь у них нет, то этот «кто-то» понимает: тягаться с семейкой Акчуриных – дело гиблое.

– Вот я и хотел с Валей поговорить, – вздохнул Дамир, – а она меня оскорблять начала. Что за девушка?! Как ее воспитывали?

– Тут я с тобой полностью согласна, – вздохнула я. Своенравные близнецы успели и мне попортить кровушки. – Но ты слишком строг к ней. Девочка просто больна. Она на таблетках со дня смерти дяди и не понимает, что говорит.

Дамир только махнул здоровой рукой.

– Вот что, – сказала я, протягивая руку поверженному противнику. – Попрошу никаких резких движений не делать, собственное расследование не затевать и не усложнять работу представителям закона. Следствие во всем разберется.

Дамир скептически хмыкнул.

– Мою клиентку попрошу оставить в покое. Тина – пострадавшая сторона во всей этой истории. Не надо травмировать девушку еще сильнее.

Сделав вид, что не заметил протянутой руки, спортсмен поднялся на ноги.

– Обещать ничего не буду, – упрямо склонив лобастую голову, мрачно сказал Акчурин. – Но Тину преследовать не стану. Она свободна.

После схватки мы выглядели одинаково – примерно так, как Ума Турман в фильме Квентина Тарантино «Убить Билла», в знаменитой сцене, когда героиня, выкопавшись из свежей могилы, приходит в кафе и светским тоном произносит: «Стакан воды, пожалуйста».

И речи не было о том, чтобы в таком виде показаться на глаза представителям бизнес-элиты Тарасова. Пожалуй, после такого мне в этом городе никто больше работы не предложит. Доказывай потом, что ты абсолютно нормальна, а в земле перепачкалась исключительно в силу профессиональных обязанностей.

Поэтому я набрала номер старшего из мальчиков Коваля и попросила сопроводить моих подопечных в машину. А сама пробралась к месту траурной церемонии, хоронясь за памятниками. Ох, как бы агенты в штатском не приняли за киллера меня…

У могилы было пусто, только холмик, засыпанный дорогими цветами, возвышался над местом, где очень скоро вдова поставит памятник, соответствующий статусу покойного. Я поспешила на стоянку машин, обогнав процессию, которая как раз направлялась к автомобилям. В салон бронированной тачки, где скучал плечистый Николай, я проскользнула за минуту до того, как в нее уселись Тина и Лиза. Близнецы потрясенно уставились на меня.

– Все в порядке, – процедила я сквозь зубы, чтобы немного успокоить девочек. И тут же рявкнула на шофера: – Поехали, чего ждем!

Всю дорогу до дома сестры старательно делали вид, что любуются пролетающими за стеклом пейзажами. От кортежа по дороге отделялась то одна, то другая машина, бизнесмены отправлялись по делам, возвращались в привычную, налаженную, нормальную жизнь. Будет ли такая когда-нибудь у сестер Горенштейн?

Наконец мы прибыли в Семирадово. Анна и Вадим закрылись в своих апартаментах, близнецы тоже отправились к себе. Наконец-то я смогла привести себя в порядок, принять душ и переодеться.

Я как раз досушивала свои короткие волосы феном, когда в мою дверь деликатно постучали.

Странно, за все время, что я живу в поместье, ни единого раза никто не приходил ко мне. Кто бы это мог быть? Анна? Или горничная с чистым полотенцем?

Я распахнула дверь. На пороге стояли сестры Горенштейн. Девушки успели переодеться в джинсы и футболки – на Тине была черная, на ее сестре белая. Я открыла дверь настежь, приглашая заходить.

Тина немедленно заняла единственное кресло, предоставив Лизе устраиваться на широком подоконнике.

Я присела на кровать, гадая, что нужно близнецам.

Валентина Горенштейн смерила меня восхищенным взглядом и проговорила:

– Как вы его, а? Лизка, ты бы видела, как она отделала Дамира! В жизни не видала, чтобы нашего чемпиона так раскатали. Вот я и подумала: пусть лучше она будет на нашей стороне!

Лиза внимательно выслушала сестру, но молчала, глядя на меня умными зелеными глазами.

Ага, девочки что-то задумали! Ни за что не поверю, будто они пришли выразить свое восхищение моей превосходной физической формой.

– Я и так на вашей стороне, – вставила реплику я. – С той минуты, как ваш дядя – пусть ему земля будет пухом – меня нанял для вашей защиты.

– Нет, раньше, – тихо сказала Лиза. – Вы защищали нас еще до этого. В день нашей кошмарной свадьбы. Хотя никто вас не просил.

– Да, вот скажите, Евгения, зачем вы кинулись нас защищать? – встряла в разговор Валентина. – Мы даже не были знакомы! Вы не знали, что мы богаты, что наш дядя – тот самый Горенштейн… Ведь вы жизнью рисковали. Почему?

– Рефлекс, – я пожала плечами. – Привычка. Когда-то это была моя работа – служить и защищать.

– В общем, мы тут посоветовались и решили, что вам можно доверять, – торжественно произнесла Тина Горенштейн.

Мне стало смешно. Посоветовались они, надо же!

– Мы хотим, чтобы вы работали на нас, – вступила в разговор Лиза.

– Я и так работаю на вас. – Я недоуменно посмотрела на сестер.

Близнецы переглянулись и синхронно покачали головами:

– Нет, сейчас вы работаете на Анну, нашу тетку. А мы хотим, чтобы вы прежде всего учитывали наши интересы.

Разговор становился все занимательнее.

– И какие же у вас интересы?

– Мы хотим выжить, – совершенно серьезно ответила мне Тина. – Вокруг столько людей, которые нас ненавидят! Мы никогда не чувствуем себя в безопасности. А вы можете нам эту безопасность обеспечить.

– Так что, вы согласны? – спросила Лиза.

Обе сестры уставились на меня одинаковыми зелеными глазами. Лица у девочек были очень серьезные. Я сообразила, что близнецы не шутят, не разыгрывают меня. Они действительно верят в то, что говорят.

– Так, и кто же хочет причинить вам вред? – Сестры молчали. – Мне показалось, что все вас любят. Ваша тетя, конечно, не слишком приятный человек, но по-своему она привязана к вам, заботится. Вон, даже оставила нетронутым комнаты, где жили ваши родители…

Лиза посмотрела на сестру и покачала головой:

– Видишь, она ничего не понимает. Я же говорила, не надо с ней связываться. А ты заладила: «Профи, профи!»

Лиза очень похоже передразнила сестру.

– Мне показалось, что бизнес-партнеры вашего отца относятся к вам очень хорошо. Они готовы вам помогать в деловых вопросах…

– Ну совсем ничего не понимает, – насмешливо повторила Лиза. Девушка кивнула сестре: – Пойдем отсюда.

– Стойте, стойте! – Раскинув руки, я загородила дверной проем. – Может быть, я чего-то не понимаю. Все-таки я познакомилась с вашей семьей всего неделю назад. Так объясните, что происходит. Назовите имена тех, кого вы опасаетесь.

Лиза вдруг соскочила с подоконника, неслышно ступая, подошла к двери и рывком распахнула ее. За дверью никого не оказалось, и девушка вернулась на место. Я во все глаза смотрела на этот спектакль.

– Вот что, – решительно сказала Тина. – В этом доме слишком много любопытных ушей. Давайте переместимся в более безопасное место.

Признаться, сестры меня заинтриговали. Сейчас я пошла бы за ними куда угодно.

«Более безопасное место» оказалось стеклянным домиком у бассейна. Павел Станиславович лежал в больнице, так что домик стоял пустой. Тина наклонилась и пошарила под вазоном с цветами, извлекла ключ и привычным движением открыла дверь.

В доме было тихо и пусто, витал застоявшийся запах джина. Заперев за нами входную дверь, Тина немедленно устремилась к бару и с торжествующим воплем извлекла бутыль джина и тоник. Быстренько соорудила три коктейля, причем себе плеснула куда больше джина, чем сестренке.

– Девочки, по-моему, это не слишком хорошая идея, – проговорила я. Вот только не хватало мне напиться в компании клиентов, к тому же вчерашних школьниц!

– Вообще-то мы вашего разрешения не спрашивали, – фыркнула Тина. – Мы уже два месяца как совершеннолетние. К тому же нам надо расслабиться.

И сестры принялись расслабляться – Тина с явным удовольствием, а Лиза, по-моему, просто из солидарности с сестрой.

– Так кто, по-вашему, желает вам зла? – вернула я разговор в деловое русло. – Вы собирались назвать мне имена. Кстати, по поводу того, что вы совершеннолетние, – сказала я, с неодобрением глядя на Тину, которая как раз сооружала вторую порцию для себя и сестры. Мой коктейль так и стоял, нетронутый, на столике. – До меня дошли слухи, что сразу после вашего дня рождения на вас было совершено несколько покушений, причем таких, что могли сойти за несчастные случаи.

– О чем вы говорите? – удивленно взглянула на меня Лиза.

– Как же, эта история с проводом в бассейне. И еще пожар в домике.

– А, не обращайте внимания! – отмахнулась Тина. – Это совсем из другой оперы. Это такая ерунда, что и говорить не стоит.

– Лучше сосредоточьтесь на том, кто по-настоящему угрожает нашей жизни!

Она так и сказала – «нашей жизни», как будто и жизнь у близнецов одна на двоих…

– И кто же это?

– Да все, – скривила рот уже не вполне трезвая Валентина. – Нас все ненавидят, завидуют нам и желают смерти!

И девушка страшно вытаращила густо накрашенные глаза. Хоть плачь, хоть смейся! А я-то думала, что девушки говорят серьезно! Оказывается, это просто подростковые комплексы, не до конца изжитые девушками, которые полжизни провели взаперти, в золотой клетке.

– А если подробнее? – обратилась я к Лизе, которая казалась гораздо трезвее сестры и не в пример умнее.

– Да все! – повторив слова сестры, пожала плечиками юная миллионерша. – Анна нас ненавидит, про Гадика вообще молчу. Партнеры отца… они просто-напросто акулы, только научились улыбаться. Стоит нам на минутку расслабиться, как они нас «ам!».

Лиза щелкнула зубами, я вздрогнула от неожиданности. Такие выходки скорее в духе Валентины.

– Один дядя Паша нас любит, – пьяно всхлипнула Тина, – но и он скоро умрет.

Я решила не обращать на глупую болтовню внимания. Время дорого – Анна может хватиться племянниц и прервать наш занимательный разговор.

– Ладно, допустим, то, о чем мы говорили, – и в самом деле несчастные случаи, но вспомните день свадьбы. Кто-то стрелял в вас. И этот человек до сих пор на свободе.

– Вот! – подняла палец Тина. – От этого нам и страшно. Мы не знаем, кто это такой и зачем ему понадобилось стрелять в нас. Мы хотим, чтобы вы, Евгения, это выяснили.

Вот так, ни больше ни меньше!

– Знаете, девочки, над этим работают все спецслужбы нашего города. Боюсь, мне такое задание не по силам.

– А вы не бойтесь, – совершенно серьезно проговорила Лиза, глядя мне в глаза. – Мы вам хорошо заплатим. Хотите миллион?

– Лучше два. – Тина икнула и свела глаза к носу. – Нас же двое.

– Я не могу выполнять одновременно две задачи, которые к тому же противоречат друг другу, – теперь я обращалась к Лизе Горенштейн, потому что ее сестра свернулась калачиком на диване и обняла бутылку.

– Противоречат? – нахмурилась Елизавета.

– Моя работа заключается в том, чтобы охранять вас, – терпеливо пояснила я. – Поэтому я не могу вести расследование, куда-то ездить, искать свидетелей и тому подобное. Это не считая того, что перебегать дорогу спецслужбам – не слишком здоровое занятие. Я должна неотлучно находиться при вас. А потому я скажу «нет».

– А мы договоримся, – сощурила зеленые глаза Лиза. Девушка выглядела совершенно трезвой. – Мы пообещаем, что ни на шаг не станем отлучаться из Семирадова. Здесь отличная охрана, дома нам ничего не угрожает. Мы будем сидеть смирно…

– Как две мышки! – вставила свою реплику в сопровождении пьяного хихиканья Тина.

– И вы сможете заняться расследованием.

Я молчала.

– Вы нам не верите, – скорее сказала, чем спросила Лиза.

– Все это не слишком правдоподобно. Вы просто предубеждены против мачехи, брата и остальных. Думаю, по-своему они вас любят. Пока что единственная реальная опасность – не считая таинственного киллера, которого, очень надеюсь, вычислят и обезвредят правоохранительные органы, – единственная опасность исходила от Дамира Акчурина.

– Лизка, как она его, а? – не к месту скрючилась от смеха Тина. – Ты бы видела!

– Тина, зачем вы его дразните? – Мне стало обидно. – Он может быть опасным. Видели, каким агрессивным он становится?

– Плевала я на него! – по слогам проговорила младшая из близнецов и для убедительности даже плюнула на ковер. Я поморщилась и спросила:

– Если он вам так противен, почему же вы собирались за него замуж?

– А за компанию! – весело ответила Валентина.

– Простите?!

– Чтобы со мной не расставаться, – пояснила Лиза. – Понимаете, мы всегда вместе, с самого рождения. И вдруг я собираюсь замуж, и Тина осталась бы одна в этом доме.

– Как это – одна? Тогда жив был ваш дядя, тут ваши мачеха и брат…

– Вот именно, – пьяно хихикнула Валентина.

– А вы, Лиза… извините за нескромный вопрос, вы любили вашего жениха?

Елизавета подняла на меня печальные глаза и ответила:

– Какая теперь разница? Это уже совершенно неважно. Как у вас все просто – любила, не любила. Вы всегда делите мир на черное и белое? Тут все намного сложнее. – Лиза сделала приличный глоток из своего стакана и сердито закончила: – Я не любила Марата. Хотя он, конечно же, очень симпатичный.

– Был симпатичным, – глупо хихикнула Тина.

– А у нас, как вы уже поняли, почти нет шансов встретить кого-то, в кого можно влюбиться.

– За себя говори, – подала реплику Валентина Горенштейн.

– Скажем так, Марат был мне не противен. Когда дядя предложил его кандидатуру…

– Девочки, мы живем в двадцать первом веке! – не выдержала я. – Такое чувство, что дело происходит где-нибудь в Пакистане! Вы взрослые, совершеннолетние девушки…

– Ага, совершеннолетние, – хрюкнула Тина. – В этом все и дело!

– Неужели вы даже не пытались протестовать, когда дядя решил выдать вас замуж? Зачем вы согласились выходить за братьев Акчуриных? Вы, Лиза, не любили своего будущего мужа, а как относится к своему несостоявшемуся жениху ваша сестра, я сегодня видела.

– Вы действительно ничего не понимаете, Евгения, – очень по-взрослому вздохнула Лиза. – Никто не понимает. Давайте закончим этот разговор. Я говорила сестре, что ничего не выйдет, но Тина так восхищается вами…

Мы повернулись и одновременно посмотрели на младшую из сестер, мирно спавшую на диване.

– Идемте, Евгения, – сказала мне Лиза.

– А как же… – Я кивнула в сторону дивана, где Валентина безмятежно обнимала подушку.

– Проспится и придет, – хладнокровно заявила девушка, подошла и укрыла сестренку пледом. Тина что-то благодарно пробормотала.

Я посмотрела на один из охраняемых объектов. Объект мирно сопел в подушку. Самым разумным было бы перенести девушку в дом. Я могла бы позвать кого-то из мальчиков Коваля, но процессия с бесчувственной Валентиной на руках охранника неминуемо привлечет внимание. А это значило, что о наших посиделках в домике у бассейна узнают все, и прежде всего Анна. Мне не хотелось портить отношения между девочками и их мачехой – в конце концов, эти отношения никак не назовешь идеальными.

Поэтому мы с Лизой вышли из домика и аккуратно закрыли дверь. Я сказала себе, что через пару часов наведаюсь в стеклянное жилище Павла Станиславовича и пригляжу за моей подопечной, а пока поставила на страже одного из «кузнечиков».

Но, оказавшись в своей комнате, я присела в кресло и даже взяла какой-то детективчик с полки – исключительно чтобы не заснуть. То ли книга оказалась скучной, то ли я слишком устала за долгий день, полный переживаний, да еще после прошлой бессонной ночи, но случилось непоправимое. Я заснула.

Когда я открыла глаза, за окнами занимался серенький осенний рассвет. Ветка дерева стучала в стекло – точно рука с растопыренными пальцами. Нехорошее предчувствие холодком пробежало по спине. Я встала и подошла к окну, разминая затекшую спину.

Спокойно, Евгения. Ну что такого страшного могло приключиться за те несколько часов, что ты спала? Лиза видит десятый сон в своей постели, а ее непутевая сестрица как раз начинает страдать он неизбежного похмелья. На территории поместья абсолютно безопасно. Не о чем беспокоиться…