Мысль, будто второй дракон схватил Росси и пощадил меня, потому что каким-то образом понял, кто из нас враг, а кто друг, вы, конечно, сочтете чистой фантазией. И в этом я с вами соглашусь. Выштранские горные змеи достаточно разумны, чтобы хоронить мертвых собратьев в огромной пещере, но к людям не питают ни малейших симпатий, не говоря уж о том, чтоб различать среди них друзей и врагов. Но, фантазия это или нечто иное, другого объяснения тому, что тень взлетела со стены, унося в когтях вопящего Росси, а я ничуть не пострадала, у меня нет.

(Но даже с помощью фантазии невозможно объяснить, как я умудрилась не упасть. Это придется отнеси на счет божьего промысла.)

Итак, в возникшем хаосе Кирзофф, Росси и еще двое боярских людей погибли, а остальные сбежали. В конечном счете драконы спасли нас, достойно отомстив за погибших товарищей и положив конец замыслам боярина и его химика. Но как дорого обошлась нам эта победа!

Порой я думаю, что потратила на эти мемуары так много времени оттого, что без описания гибели Джейкоба было не обойтись.

Конечно, печаль уже улеглась. Выштранская экспедиция состоялась десятки лет тому назад, и я больше не плачу в подушку каждую ночь, скорбя о своей потере. Но свыкнуться с горем – это одно, а делиться им с посторонними – совсем другое. К тому же, учитывая, что ответственность за многие события, повлекшие за собой гибель Джейкоба, можно возложить на меня, мне очень не хотелось навлекать на себя неизбежные обвинения, которые, вполне возможно, еще последуют.

Не стану пытаться описывать всю боль, которую испытала тогда. Я уже сказала все, что могла. Да, этого мало, но я ученый, а не поэтесса. Мои чувства сильны, как чувства любой женщины, но мне не хватает слов, чтобы выразить их. Некоторые говорят, что я никогда не любила Джейкоба – но это неправда, и этот аргумент я уже опровергла выше. Если в моей любви не хватает той пламенной страсти, что непременно требуется некоторым, я не стану извиняться за это. Я – такая, как есть, и ни искренность своих чувств, ни подлинность нашего брака обсуждать не намерена.

Лучше перейдем к тому, что случилось далее.

Мы не могли оставить трупы стервятникам – даже трупы врагов. Мы отвезли их на лошадях к избушке, где и расположились на ночлег. На следующий день мы вернулись в деревню, и лорд Хилфорд, мистер Уикер и Дагмира приняли на себя неизбежный труд объяснить всем, что произошло.

Реакция оказалась разной – от недоверия до гнева. Боярина в деревне не любили, но мы, ширландцы, были для друштаневцев еще более чужими, чем он. Никто не спешил верить нам – тем более что истинную причину нападений драконов на людей было не так-то просто доказать. Вдобавок, многие – вполне закономерно – беспокоились о последствиях, которые могла навлечь на них смерть боярина.

Джейкоб

При всех этих событиях я не присутствовала. Горные змеи Выштраны относят своих умерших в огромную пещеру, а у нас, людей, есть свои ритуалы, которые и начались после нашего возвращения. Друштаневские старухи, оставив споры о мирских материях сыновьям и дочерям, без лишних слов взялись за дело и принялись обмывать и обряжать тела моего мужа и наших врагов. Всех их мы похоронили на следующий день с церемониями, которые оскорбили бы правоверного магистрианина до глубины души, но другого утешения у меня не было, и я была благодарна и за такой обряд упокоения.

При всех религиозных различиях между нами и Выштраной, должна сказать одно: когда дело дошло до скорби по умершим, к нам не отнеслись как к чужакам. Думаю, каждый в деревне пришел навестить нас во время шивы – хотя бы и только из чувства долга. Мы тоже не держались особняком: когда шаббат прервал наш траур, мы посетили службу Менкема в молельне без единого звука протеста – даже со стороны лорда Хилфорда.

Возможно, мы оскорбили их своим поведением по окончании шивы. Мы чувствовали, что имеем определенные обязательства по отношению к деревне, но, обсудив все между собой, лорд Хилфорд, мистер Уикер и я согласились, что мы не оскорбим памяти Джейкоба, если доведем нашу работу до логического завершения, а не уедем при первой же возможности. Конечно, все было не так, как раньше: мы больше не бродили по горам, собирая образцы в драконьих логовах. Но, пока лорд Хилфорд ездил улаживать дела, связанные со смертью боярина, мы с мистером Уикером доказали, что скелет дракона, которого мы убили у руин, был перенесен на кладбище, и задокументировали это как можно тщательнее. Мы не могли принести извинения горным змеям за причиненный им вред, но мистер Уикер имел серьезный разговор с Мажустиным и друштаневскими старейшинами, и можно было надеяться, что в будущем осложнений, подобных нашим, не возникнет.

Кроме этого мы ревностно, будто священное писание, изучали блокнот Росси. Конечно же, я соврала чиаворцу о его участи – так безрассудно уничтожать знания я не стала бы ни за что. Мистер Уикер разбирался в химии достаточно, чтобы понять основную идею, но я была полностью сбита с толку его объяснениями, каким образом, обрабатывая драконью кость раствором серной кислоты (как бы медленно это ни делать и с чем бы его ни смешивать), можно ее сохранить. Правда, в одном пункте мы достигли полного согласия.

– Это опасное знание, – сказала я как-то вечером, когда мы сидели в рабочем кабинете при свете нескольких свечей.

В сумраке лицо мистера Уикера казалось усталым и измученным.

– Чего только не построишь, имея в руках такой материал… Росси был прав. Из-за железа уже состоялось несколько небольших войн, и будут еще – у нас очень много технологий, в которых без него не обойтись, и потребность все возрастает. Все, что может заменить его – а тем более превосходит его, – бесценно. Но заготовка кости, простите за выражение, злит драконов, и тогда они нападают на людей.

– А единственный ответ на это – истреблять их еще старательнее, – сказала я. – Учитывая это соображение и спрос на их кость, в скором времени они исчезнут.

Кирзофф и Росси уже немало потрудились в этом направлении; неудивительно, что многие логова в данном районе опустели…

Мистер Уикер медленно листал блокнот Росси, словно с его страниц могли выпрыгнуть новые светлые мысли.

– Возможно, годится только кость горных змеев. Нам слишком мало известно о биологии драконов, чтобы судить об этом.

Даже если процесс обработки годился только для кости местных драконов, или примитивное погребение было присуще только этому виду, результат мог оказаться катастрофическим. Люди начнут охоту на всех драконов в надежде извлечь из их кости что-либо ценное. Охотники на крупную дичь возжелают трофеев, инженерам кость потребуется для новых изобретений… Истребление животных только ради их шкур или бивней и раньше выглядело достаточно скверно, а в нашем случае все могло обернуться значительно хуже.

Мне ненавистна была даже мысль об уничтожении знаний – но что, если альтернатива еще более невыносима?

Должно быть, видя, как я смотрю на блокнот, мистер Уикер прочел мои мысли по выражению лица.

– Это не поможет, – предостерегающе сказал он. – Ученые уже ищут способ сохранения драконьей кости. Росси нашел его, найдет и кто-нибудь другой.

– Да что вы говорите? – резко ответила я. – Значит, нужно смириться с неизбежным? Позволить вам опубликовать содержимое этого блокнота в «Вестнике Коллоквиума Натурфилософов» и покончить со всем этим поскорее?

Подобное открытие могло бы помочь ему достичь того, чего он так страстно желал – возвыситься, выйти за пределы, положенные ему от рождения.

– Нет-нет, конечно, нет, – ответил он. Его злость и беспомощность были так очевидны, что успокоили мои собственные. – Скрыв все, мы хотя бы отсрочим проблему, а потом, возможно…

– Что «возможно»? – переспросила я, не дождавшись продолжения.

Мистер Уикер вздохнул, положил руку на блокнот и уставился на него так, будто мог постичь его содержание за счет одной лишь целеустремленности.

– Возможно, пока суд да дело, нашлась бы альтернатива.

Альтернатива. Другой процесс обработки не устранит угрозу уничтожения драконов. Значит, он имел в виду…

– Какой-то метод, забыла его название…

– Синтез, – сказал мистер Уикер. – Искусственное получение материала, который будет обладать свойствами драконьей кости, при этом без всякой необходимости убивать драконов, – он все больше оживлялся, пока говорил, выпрямившись в кресле и так энергично жестикулируя, что чуть не уронил свечу. – Что бы там ни осаждалось при титровании кислотой, это должен быть основной компонент драконьей кости, но мы никогда не сможем проанализировать его, так как на воздухе он очень быстро разлагается. Имея сохранившийся образец, мы можем определить, из каких элементов состоит его молекула, и попробовать создать такую же молекулу в лаборатории…

– Вы полагаете, это действительно возможно? – спросила я, не в последнюю очередь затем, чтобы остановить его, пока он не перешел на химический жаргон, в котором я не поняла бы ни слова.

Он снова вздохнул и откинулся на спинку стула.

– Я уверен, что да – когда-нибудь. А возможно ли это сейчас, с теми знаниями и инструментами, которыми мы обладаем… Об этом лучше спросить кого-нибудь более компетентного, чем я.

Этого резона было довольно, чтобы сохранить блокнот. Без него наш гипотетический химик потратил бы впустую многие месяцы, если не больше. А с ним у нас имелась солидная фора перед любым, замыслившим открыть процесс Росси заново.

В тот вечер в Друштаневе никто из нас не знал, сколь насущным станет этот вопрос – от Воздушной войны и прочих подобных событий нас отделяли годы. Но я не приписываю себе излишней прозорливости, говоря, что мы предвидели беду и сделали все, что могли, чтобы предотвратить ее.

– Мы ничего не скажем никому, – подытожила я, – кроме лорда Хилфорда и химика, которого вы порекомендуете.

Мистер Уикер кивнул:

– Согласен.

Царь Бульскево обрадовался открытию месторождения огневиков в Выштране – среди добытых оказалось девятнадцать камней, достойных для вставки в оправы, и еще десятки мелких кристаллов – настолько, что простил лорду Хилфорду трагическую смерть боярина при нападении драконов.

Я решила, что девятнадцати камней человеку, заполучившему их одним махом, вполне достаточно. Двадцатый или двадцать первый ему совсем ни к чему. Тот камень, что я выкопала из земли в пещере под руинами, позже был втайне продан, а вырученные средства – окольными путями переправлены в Друштанев, порой в виде денег, а порой – в виде полезных для деревни вещей. Частью то были извинения, частью – компенсация за временное прекращение охоты (дабы не привлекать внимания озлобленных драконов), а также плата за молчание об исследованиях Росси.

Кроме того, если уж муж похоронен в чужих краях, я хотела иметь хоть какую-то связь с местом его последнего земного приюта.

Огневик же, найденный в первом походе к руинам, остался у меня – напоминанием о стольких вещах, что и не сосчитать.

В конце мессиса мы распрощались с друштаневцами, упаковали наши пожитки и погрузили их в телегу торговца, которого пришлось нанять, чтобы он приехал в Друштанев специально за нами. Конечно, не все грустили, глядя нам в спину: крестьяне не могли дождаться возвращения к нормальной жизни. Юряш Мажустин в сопровождении Менкема натянуто, формально пожелал нам счастливого пути. Астимир в сотый раз извинился – поначалу он думал, что предложение боярина напугать чужестранцев призраком Жагрита Мата обернется превосходной шуткой, но не учел, какой страх эта шутка вызовет среди соседей. Я в сотый раз повторила, что прощаю его. Каждый раз, когда я повторяла затверженные слова, они становились менее искренними, но, браня его за глупость, я не достигла бы ничего.

Дагмира… Нельзя утверждать, что она расставалась со мной неохотно. Но в наших отношениях установилось некоторое равновесие, и я, к своему удивлению, осознала, что мне будет ее не хватать.

– Спасибо, – сказала я ей.

Я и сама не смогла бы выразить словами, за что именно благодарю, но она прекрасно поняла меня.

– Надеюсь, после вас нам хотя бы достанется боярин получше, – сказала она с обычной прямотой, к которой я успела привыкнуть. – А может, и другой будет такой же – еще один пришлый бульский, будь он проклят. А Ильиш, идиот, в школу хочет пойти.

На том же поле, где похоронили Джейкоба и остальных, установили и камень для Индрика Грителькина, хотя его тела так и не нашли. Наверное, к тому времени оно уже превратилось в безымянные кости, будучи лишено единственного предмета – университетского перстня, – по которому его можно было опознать… Я вдруг почувствовала симпатию к этому человеку, хоть и никогда не встречалась с ним.

– Ну, это не обязательно такая уж идиотская мысль, – ответила я. – Человек с образованием, защищающий интересы Друштанева, может принести много выгод – будь он ражешем или нет.

Я умолчала о том, что Дагмира с Ильишем и без того теперь станут в деревне отщепенцами, и посему учеба не отдалит его от земляков еще сильнее, но даст ему немалое преимущество – знания.

Дагмира только пожала плечами, с формальной выштранской учтивостью поцеловала мои руки и отошла.

Мы тронулись в путь и, шаг за шагом, вернулись в Ширландию.

Об одной перемене в собственной жизни я даже не подозревала, пока мы не оказались на корабле, а окончательно убедилась в ней лишь по прибытии домой. В конце концов, эти симптомы могли быть следствием стресса, вызванного горем и долгим путешествием.

Но нет, эти симптомы не были следствием стресса. В конце вентиса следующего года я родила сына и назвала его Джейкобом, в честь отца.

О нем я расскажу гораздо больше в следующих книгах, здесь же ограничусь одним некрасивым признанием: порой – и во время беременности, и после родов – он был для меня не столько источником радости, сколько болезненным напоминанием об утрате. Рискуя вновь впасть в ту же депрессию, что овладела мной после выкидыша, я принялась искать утешения в научной работе. Я постоянно переписывалась с мистером Уикером, подыскивавшим ученого, который мог бы исследовать наш образец драконьей кости, и провела бессчетные часы, расшифровывая записи, заканчивая рисунки и готовя материалы нашей экспедиции к публикации. Согласно брачному контракту, у меня оставалось достаточно средств для безбедной жизни, но для издания книги этого было мало. К счастью, лорд Хилфорд любезно взял на себя организацию сбора пожертвований, и необходимая сумма была собрана. Однажды днем, через четыре или пять месяцев после рождения сына, эрл навестил меня в Пастеруэе и преподнес отпечатанный экземпляр книги.

Дрожащими пальцами я провела по зеленому кожаному переплету и открыла титульный лист. Заглавие гласило: «Относительно выштранских горных змеев», – и ниже, более мелким шрифтом: «их анатомии, биологии и повадок, с особым вниманием к их отношениям с людьми, а также к потрясающему открытию у оных траурного поведения». И еще немного ниже заглавия: «за авторством Джейкоба Кэмхерста и других».

– Здесь должно было стоять ваше имя, – откровенно заявил лорд Хилфорд. – Как минимум, рядом с его именем.

Я покачала головой. С утра я оделась довольно небрежно, волосы были заколоты наскоро, и при этом движении одна прядь упала на титульный лист, наполовину скрыв имя Джейкоба.

– Это единственное научное исследование, с которым когда-либо будет связано его имя, и у меня нет желания претендовать на авторство.

– Как бы там ни было, оно ваше, по крайней мере частично.

Лорд Хилфорд, не спрашивая позволения, опустился в кресло, но я не стала выражать недовольство. Принимая гостя в старом поношенном халате и с растрепанными волосами, не стоит настаивать на соблюдении этикета.

– Если мы хотим, чтобы это косное старичье в Коллоквиуме позволило вам сделать для них доклад, – сказал он, – пора закладывать фундамент.

– Мне? Доклад? – я посмотрела на эрла во все глаза. – Господи, но зачем?

Он фыркнул в усы.

– Ну как же, миссис Кэмхерст. Книги – это прекрасно, но, если вы намерены стать ученым, без признания коллег не обойтись.

С осторожностью закрыв книгу, я отложила ее в сторону и заправила выбившуюся прядь за ухо.

– А кто сказал, что я намерена стать ученым?

– Я, – безапелляционно ответил он. – Ведь вы не бросите всего этого. Сейчас вы скорбите, я понимаю. Я здесь не для того, чтобы упрекать вас в этом. Но ваш сарайчик полон искровичков, и вы написали эту книгу, хоть ваше имя на ней и не значится. Любая женщина, занимающаяся такими вещами, не сможет просто повернуться спиной к интеллектуальным изысканиям. Вы одержимы драконами, миссис Кэмхерст, и рано или поздно будете счастливы получить новый шанс заняться их изучением. Когда этот день наступит, дайте мне знать.

С этими странными словами он поднялся с кресла, вежливо кивнул на прощанье и направился к двери гостиной.

Дверь уже затворялась за ним, но я, наконец, обрела дар речи:

– Что вы имели в виду? Какой «новый шанс»?

Лорд Хилфорд придержал дверь и обернулся. Лицо его в обрамлении бакенбард сияло напускным простодушием.

– Ах, разве я не сказал? Случилось так, что… но нет, если вы решили все бросить, вам это неинтересно.

Я поднялась с кресла, сама не заметив этого.

– Лорд Хилфорд, я была бы вам очень благодарна, если бы вы перестали морочить мне голову. Если вам есть, что сказать – а очевидно, это так, – то не стойте в дверях. Вернитесь и расскажите.

Он повиновался. Сквозь маску равнодушия на его лице начала пробиваться улыбка.

– Некое дельце относительно ширландской колонии в Нсебу. Правительство Его Величества так довольно ее прогрессом, что на следующий год гражданам начнут жаловать визы для путешествия туда.

Нсебу… Я читала о нем только в газетах, и то совсем немного – что-то насчет основания колонии для защиты ширландских интересов в добыче эриганского железа и противостояния агрессии Иквунде.

– Там водятся драконы?

– Водятся ли там драконы?! Миссис Кэмхерст, я должен немедля восполнить пробел в ваших географических познаниях. Нсебу граничит с Мулином.

Мулинские болотные змеи! Лютые звери, чье экстраординарное дуновение состоит из ядовитых паров… Но двести лет назад великий путешественник Ив де Мошере писал о людях, живущих на болотах и поклоняющихся этим драконам, подобно древним драконианам. С тех пор его утверждения так и не были доказаны, и никто даже не пытался проверить их.

– Некоторые различают три основных породы драконов, обитающих в этом районе, – добавил лорд Хилфорд. – Другие полагают, что их не менее семи. Этот вопрос действительно нуждается в серьезном исследовании.

В тот славный миг уныние и скорбь перестали тяготить мой дух. Поехать в Эригу, увидеть обитающих там драконов… Но моя практичность тут же напомнила о себе. Мистер Уикер не мог оплатить химические эксперименты в одиночку. С учетом этого, а также сына, денег едва хватало на хозяйство. Об экспедиции не могло быть и речи, даже если бы я имела хоть какое-то понятие, как ее организовать.

Все это я изложила лорду Хилфорду, вежливо добавив:

– Но я с радостью послушаю, что удастся открыть вашей экспедиции.

– Моей экспедиции?! Моя дорогая миссис Кэмхерст, я не могу ехать в Нсебу! Жара, влажность воздуха – мое здоровье этого ни за что не выдержит. Разрешите мне сформулировать это так, чтобы вы не смогли понять меня превратно: я намерен финансировать экспедицию, а если вы хотите присоединиться к ней, вам достаточно только сказать об этом.

К счастью, я сумела нащупать кресло прежде, чем села мимо него. Обосновавшись надежно, без риска упасть, я сказала:

– Но…

Лорд Хилфорд поднял руку.

– Так или иначе, вы не обязаны отвечать прямо сейчас. Экспедиция отправится не завтра. Я хотел, чтобы вы знали о ней, а решение можете принять позже.

– Благодарю вас, – еле выговорила я, и с тем он откланялся.

Казалось, я просидела целую вечность, безучастно глядя в стену, потом взяла том в зеленом переплете – наш с Джейкобом труд – и понесла его к письменному столу. Там я остановилась и взглянула на тонкий корешок «Естественной истории драконов» сэра Ричарда Эджуорта – книги, которую я столько раз читала в детстве, книги, подаренной отцом в день моей свадьбы с Джейкобом…

Без драконов жизнь скучна и пуста. Искровички избавили меня от тоски, овладевшей мной после потери первого, нерожденного ребенка. Быть может, их старшие братья сделают то же самое после потери мужа?

От одной этой перспективы сделалось легче на душе. Стать в первую очередь не вдовой, а ученым…

Драконесса в моей душе шевельнулась, расправляя крылья, будто вспомнила, что с их помощью можно взлететь.

Заправив за уши выбившиеся пряди волос, я сняла с полки «Естественную историю драконов» и устроилась в кресле у окна – почитать.