Глава 29
Тень и кровь

Я прижалась к брату посреди нашего общего ада, я не хотела отпустить его и превратить этот кошмар в реальность.

Он втащил меня обратно в комнату и бросил на деревянный стул рядом с мамой.

– Смотри, что ты наделала! Теперь я должен связать тебя ради твоей собственной безопасности, сестра.

Я сидела неподвижно, не в силах понять то, что он говорит, и упустила драгоценное время. Прежде чем я успела среагировать, он рывком завел мне руки за спинку стула и быстро связал запястья. Как бы я ни пыталась освободиться от веревок, мне не удавалось вырваться из новой тюрьмы.

Натаниэль так крепко связал меня, что кончики пальцев постепенно становились холодными как лед. Я дергала и тянула веревку, но только до крови натерла кожу во время панических попыток освободиться от пут.

Я закричала, больше от потрясения, чем от боли, когда он воткнул шприц в тонкую кожу на сгибе моей руки.

– Прекрати, Натаниэль! Это безумие! Ты не можешь оживить маму!

Мои мольбы не остановили его, он попытаться ввести иглу и взять у меня кровь. Его первая попытка не удалась, и он второй раз воткнул иглу, при этом у меня вырвался вопль. Я сжала зубы и перестала сопротивляться, понимая, что это ни к чему хорошему не приведет.

Он зашел слишком далеко.

Наполнив стеклянную пробирку моей кровью, он ласково улыбнулся и промокнул мою кожу ватным тампоном, смоченным спиртом.

– Ну, вот и все. Не так уж и страшно, правда? Небольшой укол, ничего больше. Честное слово, сестра, ты ведешь себя так, будто я тебя пытаю. Половина тех женщин, которых я освободил от оков греха, так не кричала. Веди себя с достоинством, пожалуйста.

– Что ты наделал?

Натаниэль подскочил, и я дернулась на стуле, испуганная звуком голоса отца, раздавшегося у подножия лестницы. Он не кричал, но это было еще страшнее. Я сжалась, больше по привычке, чем из подлинного страха быть пойманной за опасным занятием. Странно, но я меньше боялась Натаниэля, даже зная о тех зверствах, на которые он оказался способен, чем отца, когда он сердится.

Возможно, я просто привыкла к повседневной маске доброго сына и брата, которую носил Натаниэль. Отец никогда не скрывал своих демонов, и, может быть, это пугало меня больше.

– Ты… ты…

Я следила за взглядом отца. Он отвел глаза от моих пут, задержал взгляд на сердце, сокращающемся под действием парового привода, мускулы на его челюстях слегка дрогнули; потом он переключил внимание на тело, в котором находился этот орган.

Отец подошел к устройству, приподнял одну из трубок, по которой текла черная жидкость. Прошел вдоль трубки вокруг стола и остановился, когда подошел близко к маме. В это момент я увидела отца с совсем другой стороны. Перед нами был мужчина, который много лет вел битву и только что осознал, что она близится к концу. Он глубоко вздохнул и снова повернулся ко мне, его взгляд остановился на моих путах.

– Как ты мог это сделать, сын?

Меня тревожило то, какими мы все были неподвижными. Натаниэль, казалось, прилип к полу, не в состоянии сдвинуться даже на дюйм. Отец сделал шаг и молча, с ужасом уставился на труп жены, не веря своим глазам.

Не оборачиваясь, отец приказал:

– Развяжи сестру. Немедленно.

– Но, отец, я уже вот-вот воскрешу маму… – Натаниэль зажмурился, увидев сердитый взгляд, который бросил на него отец. – Ну хорошо.

Наконец брат повернулся ко мне, сжав зубы, с диким взором. Я смотрела, как он разглядывает мои связанные руки и залитые слезами щеки. Он коротко кивнул головой. Один раз. Электрический заряд, наполняющий комнату, казалось, достиг наибольшей мощности.

Несколько напряженных секунд он переводил взгляд со шприца на нашу мать, его грудь быстро вздымалась и опускалась в том же маниакальном ритме, в каком билось сердце, приводимое в движение паром.

– Очень хорошо, – он разжал пальцы, держащие шприц, потом положил его на стол. Рыдание вырвалось из моей груди, и он снова повернулся ко мне. Я постаралась подавить страх, когда он медленно подошел ближе, что-то бормоча себе под нос.

– Быстрее, – рявкнул отец.

Натаниэль глубоко вздохнул, потом опять кивнул, словно подтверждая что-то для себя, и наконец-то развязал веревки на моих запястьях.

Я смотрела на брата, но он просто повесил голову. У меня в ушах раздавались какие-то тихие голоса, они кричали мне: «Беги! Беги!», но я не могла заставить свои ноги шагать к лестнице.

Отец приподнял прядь маминых волос, с его лица исчезли все эмоции, кроме одной: отвращения.

– Я никогда не утверждал, что мне удалось хорошо позаботиться о ком-либо из вас. Родители делают для детей только то, что считают самым лучшим. Даже если терпят сокрушительный провал в выполнении своих обязанностей.

Слезы собрались в уголках его глаз, когда он смотрел на разложившееся лицо моей мамы. Я сглотнула, не зная, куда мне отсюда идти. Кажется, мои семейные отношения совсем не те, какими казались. Натаниэль подошел ближе к отцу и уставился на маму. Это было уже слишком. Я должна покинуть это место.

Считается, что чудовища – уродливые и пугающие. Они не должны скрываться за дружескими улыбками и аккуратно подстриженными волосами. Добродетель, какой бы извращенной она ни была, не должна скрываться в ледяном сердце, под внешней заботливостью.

Горе не должно скрывать вину за неправедные поступки.

В каком мире могут сосуществовать такие огромные противоречия? Я стремилась найти утешение, держа скальпель в руках и вдыхая резкий запах формалина в воздухе. Мне нужно было провести вскрытие трупа, чтобы очистить мои мысли.

Я снова взглянула на маму. Возможно, мне отныне следует сосредоточиться на исцелении живых людей. Я повидала достаточно смертей, их хватит на десять тысяч жизней. Может быть, именно поэтому дядя и Томас начали экспериментировать с трансплантацией органов.

Томас. Я внезапно поняла, как сильно люблю его. Мне нужно быть с ним. Он – единственная истина, которая осталась в понятном мне мире.

– Куда, по-твоему, ты собираешься бежать? – спросил отец требовательным, резким тоном.

Даже сейчас, перед лицом этой мрачной лаборатории и всего того, что ему открылось, он хотел защитить меня от внешнего мира. Он слишком безумен, чтобы понять, что это место – именно то, от чего он спасал меня всю мою жизнь.

Здесь обитало гораздо более тяжелое заболевание, чем оспа, холера или скарлатина.

– Я собираюсь подняться наверх и запереть здесь Натаниэля, – ответила я, бросая на брата последний взгляд. Он гладил мамины волосы. – Затем я отправлюсь в Скотленд-Ярд. Пора каждому из нас получить свою правду, какой бы извращенной и ужасной она ни была.

– Ты это не серьезно! – ахнул Натаниэль, в поисках поддержки бросая взгляд на отца. Я двинулась через комнату, глядя на отца. Казалось, он разрывается между желанием поступить правильно и желанием защитить своего ребенка. Он него веяло нерешительностью.

– Твоего брата повесят, – тихо произнес он. – Скажи честно, ты могла бы смотреть, как его вешают? Разве наша семья недостаточно настрадалась?

Эта стрела вонзилась прямо мне в сердце, но я не могла похоронить правду. Если я не пойду в полицию, сожаления будут мучить меня всю оставшуюся жизнь. Эти женщины ничем не заслужили своих страданий. Этого я не могла сбросить со счета.

– Мама хотела бы, чтобы я поступала правильно, даже если это невообразимо тяжело.

Я смотрела на отца и сочувствовала ему. Каково это – знать, что ты вырастил дьявола? Вероятно, это все равно что сидеть изо дня в день рядом с чудовищем и не замечать его черной души.

Отец долгое мгновение смотрел на меня, потом кивнул. Я слабо улыбнулась ему, потом повернулась к брату. Несмотря на то что он совершил ужасные поступки, я все еще не могла найти в сердце ненависть к нему. Возможно, мы все сумасшедшие.

– Уодсворт! Одри Роуз! – с лестницы донесся полный паники крик, послышался топот ног по ступенькам. Через секунду Томас ворвался в комнату; второй раз в жизни он выглядел взъерошенным. Он остановился передо мной, окинул взглядом мое лицо и тело, уставился на запястья. – С тобой все в порядке?

Я смотрела на него и не могла ответить на его вопрос. Не могла поверить, что он действительно стоит здесь, со мной. На его лице промелькнуло чувство облегчения, потом он отвел взгляд. Он посмотрел на Натаниэля, прошел в комнату.

– Я предлагаю вам уйти раньше, чем за вами придет Скотленд-Ярд, – он перевел взгляд с потрясенного лица отца на лицо Натаниэля, и его голос был так же мрачен, как и выражение их лиц. – Вы ведь не можете всерьез считать, что я бы явился сюда без подготовки? – Томас грустно улыбнулся мне. – Мне жаль, правда, Одри Роуз. Это единственный случай, когда мне очень не нравится быть правым.

– Как вы… – начал спрашивать Натаниэль.

– Как я обнаружил, что вы и есть наш печально знаменитый Джек-потрошитель? – перебил его Томас, придвигаясь ближе ко мне; его голос стал почти таким же, как всегда. – Это было очень просто, правда. Что-то меня беспокоило после той ночи, когда мы с Уодсворт шли за вашим отцом до вашего дома от квартиры мисс Мэри Джейн Келли.

– Что? – отец бросил в нашу сторону недоверчивый взгляд.

– Прошу прощения, сэр. В любом случае, в жизни не бывает совпадений. Особенно когда речь идет об убийстве. Если ваша светлость не имеет к этому отношения, тогда кто?

– Действительно, кто, – пробормотал Натаниэль, не слишком удивленный.

– Я в этот вечер изучил действия суперинтенданта Блэкберна и убедился, что он действовал открыто. К тому же самая большая улика, которую я нашел, не имела к нему отношения. Когда я мысленно перебрал все подробности, мне в голову пришло, что наш убийца каким-то образом мог быть причастным к расследованию. Лорд Уодсворт и Блэкберн, хоть и входили в число подозреваемых, не были к нему причастны. Я не мог найти ни одного мотива ни у кого из них. Как не мог связать с ними одной улики, которую обнаружил.

Томас встал прямо передо мной и оказался между мной и моим кровожадным братом, у которого был такой вид, будто он вот-вот разорвет Томаса на кусочки.

– А вот вы проявляли большое любопытство к этому делу. Организовать группу ночных патрульных было хорошей идеей, – продолжал Томас с восхищением. – Потом этот неприятный момент с женщинами, как-то связанными с вашим отцом. Так как я уже исключил лорда Уодсворта, мои мысли приняли другое направление. У вашего дяди была своя теория, действительно очень привлекательная, насчет серийных убийц, убивающих людей, которых они знают. По крайней мере сначала.

Натаниэль бросил взгляд на нож, который он оставил рядом с мамой. Я вцепилась в руку Томаса, но он еще не закончил хвастаться своими дедуктивными способностями.

– Сегодня вечером по дороге в Скотленд-Ярд я вспомнил, что видел капли крови на коже последней жертвы. По тому, как упали эти капли, было ясно, что кровь не принадлежит мисс Келли. И это позволило мне прийти к выводу, что наш убийца тоже получил ранения.

– И каким образом это привело вас сюда? – спросил Натаниэль, придвигаясь к ножу на столе.

Томас не испугался, а вот я была голова закричать или сама броситься к клинку.

– Я вспомнил, что видел ранки на кончиках ваших пальцев за несколько недель до этого. В то время мне это не показалось важным. Мысленно просматривая ваше последнее преступление, я в конце концов понял, где вы прятали ваше оружие.

Он сделал быстрое движение, и изнутри его собственного пальто выскочил нож, который он поднял вверх, еще раз удивив брата.

– Я сумел нанести аналогичные раны самому себе. Видите?

Натаниэль сжал кулаки, глядя на Томаса так, будто Кресуэлл был крысой, которую необходимо немедленно уничтожить.

– Наверное, вы чувствуете себя необычайно умным.

Когда Томас посмотрел мне в глаза, на его лице не было обычного самодовольного выражения.

– Я лишь очень жалею, что вы причинили такую боль вашей сестре, – Томас окинул взглядом комнату, потом достал из кармана часы. – Я не шутил насчет Скотленд-Ярда. Я им сообщил, что в этом доме совершается преступление. Или оставайтесь и примиритесь со своей судьбой, или начните всё заново. Будьте тем братом, которым вас считала Одри Роуз, и сыном, которого достоин ваш отец.

Отец посмотрел на Томаса с уважением.

Томас предлагал брату шанс остаться в живых. Шанс искупить свои грехи, зная, что полиция будет его разыскивать. Это было неправильно, но это был тот шанс, который я хотела бы получить для моей семьи.

У меня вырвался глубокий прерывистый вздох, и я повернулась к брату.

– Или твое царство террора закончится, или конец твоей жизни. Тебе решать.

Натаниэль резко, нервно рассмеялся, потом выражение его лица стало холодным.

– Предупреждаю тебя, дорогая сестричка, если ты еще раз посмеешь мне угрожать, я уничтожу и тебя, и твоего идиота-дружка раньше, чем он попытается меня найти.

– Натаниэль, – покачал головой отец, – не надо угрожать сестре.

Слова Натаниэля больно ужалили меня, но не причинили такой боли, как тот ледяной взгляд, который он на меня бросил. Вся та теплота, которая делала его моим братом, исчезла.

Почувствовав мою боль, Томас взял меня за руку. Он предлагал мне свою поддержку, и я с радостью ее приняла. Пора было покончить с этим кошмаром. Я повернулась, чтобы бросить на брата последний взгляд, – я надеялась запомнить его точно таким, каким он был прежде. Только он уже не смотрел на меня теми холодными, мертвыми глазами.

Схватив шприц, он повернул электрический выключатель, намереваясь завершить свою немыслимую работу. Бело-синий свет шипел и жужжал, воздух трещал от его энергии, когда он потек через иглу в гроб мамы. Однако что-то пошло не так.

Последовательность действий Натаниэля нарушилась. Он все делал неправильно. Ему полагалось сначала ввести маме кровь, а потом повернуть выключатель. Но почему он этого не сделал? У меня кружилась голова, воздух заполнило гудение электричества.

Натаниэль поднял металлический шприц, и я с ужасом поняла, что сейчас произойдет непоправимое, но на мгновение опоздала.

– Нет! – закричала я, но мой голос потонул в шуме. Томас крепко держал меня, а я пыталась вырваться из его рук. Мне необходимо бежать к брату, спасти его жалкую жизнь. Натаниэль невидящим взглядом смотрел сквозь меня, а я снова крикнула: – Нет! Натаниэль, нельзя этого делать! Томас, отпусти меня!

Гудение стало оглушительным. От него у меня стучали зубы, дышать стало почти невозможно, но, казалось, на брата это никак не действовало. Я снова крикнула, но напрасно.

– Прекрати это безумие, Натаниэль! – зарычал отец, перекрывая шум. – Я сказал…

Брат сунул шприц в грудную клетку мамы, металл прикоснулся к металлу, и ничто не защитило его от тока. Тело мамы дернулось вперед, потом рухнуло обратно на стол и судорожно забилось. Я отвела от нее взгляд и в отчаянии взглянула на брата, которому надо было помочь.

– Натаниэль! – закричала я, но его била дрожь, он не мог выпустить из руки металлический шприц и разорвать контакт с убийственным током.

Поток крови лился у него из носа и рта, и одновременно из-за воротника пошел дым. Я извивалась и лягалась, как дикий зверь, не желая смириться.

– Отпусти меня, Томас! Отпусти меня!

– Ты не сможешь ему помочь, – уговаривал меня Томас, его руки обвивали мое тело, держали меня, как в клетке. – Если ты сейчас до него дотронешься, тебя постигнет та же судьба. Мне очень жаль, Одри Роуз. Мне действительно жаль.

Я обмякла, прижавшись к Томасу; я понимала, что он ни за что не позволит мне броситься навстречу смерти. Мне показалось, что прошли годы, прежде чем Натаниэль отлетел назад, отброшенный током, его тело врезалось в стену и рухнуло, превратившись в груду тлеющей одежды.

Тишина накрыла комнату подобно покрову только что выпавшего снега. Все стало слишком тихим и слишком громким одновременно. Даже машины наконец прекратили работать.

Тело мамы еще раз дернулось и застыло.

Я моргала, мне надо было сосредоточиться на одном кошмаре, а не на всех сразу. Мой взгляд упал на брата. Голова Натаниэля свесилась под неестественным углом, но я не могла с этим смириться. Ни за что. Он встанет. Он сильно пострадает, но останется жить. Мой брат молод, он выживет и искупит свои прегрешения. Он попросит прощения, ему окажут медицинскую помощь и исправят его поврежденный мозг. На это уйдет время, но к нам вернется прежний Натаниэль. Я ждала, затаив дыхание. Он поднимется. Он должен подняться.

Запах горелых волос наполнил комнату, и я подавила приступ тошноты.

Я смотрела, как отец медленно опустился на колени, закрыл лицо руками и зарыдал:

– Мой милый мальчик!

Этого я уже не могла вынести. Я почувствовала, что теряю сознание, но мне надо было убедиться еще в одном, пока сознание меня не покинуло. Я взглянула на тело мамы, испытывая облегчение от того, что она не шевелится, потом ужасное горе обрушилось на меня. Безумное предприятие Натаниэля оказалось бессмысленным.

– Пожалуйста, прошу тебя, поднимись! – я смотрела на сгоревшие волосы брата. Мне хотелось, чтобы он встал и потянулся за своим чертовым гребнем. Ему необходимо привести волосы в порядок. Ему очень не понравится, если кто-то увидит его таким. Я про себя посчитала до тридцати. Дольше этого он никогда не ждал, чтобы привести в порядок растрепанные волосы. Когда я досчитала до тридцати одного, он по-прежнему не шевелился.

Я упала на землю, давясь от позывов рвоты и постепенно осознавая произошедшее.

Натаниэль больше никогда не будет ухаживать за своими волосами. Он никогда не выпьет ни одной бутылки импортного бренди. Никогда не поедет на пикник с корзинкой от «Фортнем энд Мейсон» и не поможет мне сбежать из отцовского заточения. Он натворил ужасные вещи и бросил меня подбирать обломки нашей загубленной жизни. Одну.

Я кричала, пока у меня не заболело горло. Томас пытался меня успокоить, но я могла думать только об одном: Джек-потрошитель мертв. Мой брат мертв.

Я кричала до тех пор, пока тьма не заключила меня в свои долгожданные объятия.