Несколько дней прошло в тревожном ожидании, но разведчики Норберта исправно докладывали, что император Скагеррак все еще в своем загородном дворце, никуда не выезжает, скрыться вроде бы не намерен, часто принимает приезжающих к нему вельмож и знатнейших людей империи.

– Консультируется, – сказал я зло. – Старается понять диспозицию… Такой так просто не сложит лапки.

В конце недели на прием запросился граф Джуллиан Варессер, я велел пропустить, а когда он переступил порог, сказал с укором:

– Граф, ваше положение лорд-канцлера позволяет навещать меня в любое время, если возникает необходимость!

Он развел руками.

– Простите, ваше Звездное величество, но я еще не видел новых правил, потому ввиду отмены старых… придерживаюсь здравого смысла. Лучше показаться робким, чем наглым.

Я указал на кресло по ту сторону стола.

– Садитесь, рассказывайте. Что привело вас и что вообще происходит… на ваш взгляд опытного в государственных делах человека?

Он сказал смиренно:

– Я могу ошибаться, ваша Звездность, мнение вашей разведки может более точным и объективным. А на мой взгляд… все просто ждут.

– Каких-то действий со стороны императора?

Он вздохнул.

– И это тоже. Многие уверены, что вы трон не уступите, а это тоже чревато большими рисками и, возможно, войной. Кроме того, ваши люди, как мне показалось, тоже ждут неких перемен, сути которых я не уловил.

Я выдержал его пытливый взгляд, не моргнув, не объяснять же сейчас, что армия с каждым днем все нетерпеливее ждет священников, которым можно исповедаться в грехах. Также всем необходимо посещение церкви, где можно пообщаться с Богом.

Он долго мялся, вздыхал, а когда уловил момент, когда мое лицо не такое напряженное, хотя император никогда не бывает по-настоящему веселым, сказал горестным голосом:

– Ваше величество, во дворец начали возвращаться и те люди, которые… ну, что были в свите его величества Скагеррака. Не все, но даже малая часть вызывает тревогу, не так ли?

Я сказал с досадой:

– Уже заметил. Предлагаете вешать их сразу? Или топить?

Он развел руками в жесте полнейшей беспомощности.

– Ваше величество, прекрасно понимаю ваше щекотливое положение. Вы не знаете, кому доверять из местных, кому нет. Даже часть тех, кого император оставил здесь на верную смерть, ему верны и преданы, как и раньше. Понимают, если бы в убежище могли поместиться все, император увел бы с собой население империи целиком, это понятно, потому император вынужден был взять только малую часть…

Я кивнул.

– А те, кто приходит из его свиты с предложением услуг… им не доверять вовсе?

Он с виноватым видом развел руками.

– С ними нужно быть осторожнее, но и там могут быть люди, что предпочтут работать на вас, как на нового императора их империи. Для деятельных людей это лучше, чем уйти с прежним в изгнание. Преданность преданностью, но… все сложно, ваше величество.

– Догадываюсь, – бросил я с сердцем. – Хорошо, смотрите сами, кого принять, кому отказать. За этими будем присматривать строже. Однако Скагеррак должен был взять с собой лучших, не так ли?.. За исключением таких гениев управления, как вы, дорогой сэр Джуллиан, которые ввиду преклонного возраста не вынесли бы трудный спуск в пещеры…

Он поклонился.

– Спасибо, ваше величество. Но, хотя и со стесненным сердцем, я бы посоветовал прислушиваться к голосу герцогини Самантеллы Херствардской.

– Ого, – сказал я, – разве вы не соперники?

– Еще какие, – признался он. – Даже противники. Однако сейчас служу вам, ваше величество, потому на страже ваших интересов. Герцогиня кровно заинтересована привести к управлению людей, у которых при дворце нет опоры и кто полностью зависит от вас. Потому те надежнее, так как преданы вам лично.

– Гм, – сказал я с сомнением, – вообще-то я предпочел бы людей с принципами… но что есть, то есть. Будем работать и строить светлое будущее с не самыми светлыми личностями. Как обычно и бывает.

Дверь распахнулась, из коридора вошел сэр Альбрехт.

Лорд-канцлер взглянул на него в испуге, посмотрел на меня, но я не среагировал, и он вздохнул, напоминая себе, что у этих северных дикарей пока что нет четкого разделения по титулам и званиям.

Альбрехт, прямой и гордый, шел к нам через кабинет красиво и элегантно, весь из себя щеголеватый с головы до ног, хотя по здешним меркам одет весьма скромно.

Отвесив нам обоим небрежный поклон, исполненный величайшего достоинства и даже гордыни, произнес церемонно:

– Ваше величество, прибыла Жанна-Антуанетта. Она добивается встречи с вами. Очень настойчиво. Я пробовал переговорить лично, но она настаивает…

Я поинтересовался с неудовольствием:

– А хто она?

Он помедлил, не спуская с меня взгляда, затем как-то особенно посмотрел на Варессера:

– Она показалась мне… очень даже… в общем, принять стоит. О подробностях лучше спросить сэра Джуллиана.

Я повернулся к лорд-канцлеру, тот стушевался, поелозил взглядом по блестящему полу, словно перед строгой учительницей, застукавшей под лестницей за курением, хотя и уже после того, как успели снова одеться.

– Ваше величество, – произнес он в пол и, подняв взгляд, договорил: – Это официальная любовница императора Скагеррака.

Вид у него теперь таков, что как это я не знаю, кто такая Жанна-Антуанетта, весь мир знает и постоянно перемывает ей кости, как всегда поступают с теми, кто на самом верху славы, власти и могущества, а я вот, провинция, все еще не знаю, какой стыд.

Я дернулся.

– Ну и нах… зачем, в смысле?

Он слегка опустил взгляд.

– Ваше величество… Есть некоторые соображения. Но, полагаю, вам стоит их выслушать. Это не трактирщица, а человек, знающий некоторые важные тайны империи… если не все.

Я поколебался, Альбрехт взглянул предостерегающе, дескать, не забывайте, сэр Ричард, вы император, а не безбанерный рыцарь в поисках приключений.

– Хорошо, – ответил я с усилием. – Пригласите.

Альбрехт кивнул сэру Джуллиану.

– А мы пока прогуляемся к фонтанам, проверим, что-то у них вместо вина снова пошла вода, а это непорядок.

– Предатели, – сказал я горько. – Везде зрада.

Альбрехт, закрывая дверь, заметил через плечо:

– Мужчина и женщина разговаривают откровеннее без свидетелей. Только не переборщите.

– Без намеков, – сказал я с угрозой.

Хрурт по эту сторону двери поглядывает молча. Обычно молчит, если не понимает, но и когда понимает, благоразумно помалкивает, уже понял, как ведут себя стражи в здешнем дворце.

С той стороны в дверь стукнул Периальд, узнаю его по звонкому щелчку костяшками пальцев, Хрурт торопливо распахнул так, словно спешит впустить в дом необыкновенное щасте, а то вдруг повернется и уйдет. Я стиснул челюсти, не люблю, так должны суетиться только при моем появлении, а не всяких тут или там…

Из коридора через порог шагнула молодая женщина. Я запнулся, раздраженные мысли выпорхнули из черепа, как спугнутая стая воробьев, дыхание прервалось, а сердце, напротив, застучало чаще.

От вошедшей, как показалось, идет чистый свет, настолько совершенное лицо, фигура, улыбка, посадка головы. В одежде ничего лишнего.

Только сейчас, все еще удерживая дыхание, я сообразил, что у нее голубые волосы. Мелькнули ассоциации с повзрослевшей Мальвиной, но у той по-детски распущены по плечам, а у этой в виде сказочной башенки с десятком цветов на крыше. Цветы тоже голубые, вообще с голубым вроде бы перебор, хотя хрен кто знает здешнюю моду: платье, пояс, ленты, даже туфельки наверняка голубые, хотя под скользящим по полу широким подолом не видно. Наверное, и трусики были бы голубыми, если бы их ввели в моду.

Я одернул себя, что-то мысли то и дело стараются ускользнуть в сторону чего-то приятного, а у девушки лицо утонченно-строгое, через кабинет не прошла, а проплыла, как лебедь по зеркальной глади озера.

Я с огромным усилием переборол свое дурное воспитание и заставил себя сидеть, еще и ноги раскинул в небрежной позе. Она приблизилась на отмеренное придворным протоколом расстояние и присела в смиренном поклоне, не опуская головы.

Я зажал всего себя в кулак, заставил разглядывать ее внимательно и подчеркнуто бесстрастно, как выкованные новые ворота, которые предлагают установить взамен старых.

В ярком праздничном платье на удивление мало бантов, лент, шнуров и блесток, а прическа – просто мило уложенные голубые волосы, а не причудливое сооружение, скрепленное мукой и клеем, над которой сутки трудились десятки умельцев.

Мне показалось, что понимаю, почему эта простая прическа и сравнительно простое платье. Все украшательства только отвлекали бы внимание от ее совершенного лица и фигуры, в ней природа показала все, на что способна, чтобы даже не пытались ее превзойти.

Я смотрел в ее лицо и не мог найти, хотя и старался, ни единого изъяна. Словно некто просмотрел мысли всех мужчин на свете и создал самое идеальное, что могли вообразить.

– Жанна-Антуанетта, – проговорил я, – что-то весьма знакомое…

Она ответила чистым музыкальным голосом где-то в районе меццо-сопрано:

– Ваше величество?

– Да что весьма, – ответил я, – даже зело… Какие-то смутные ассоциации.

– Судя по вашему лицу, – произнесла она так же чисто и музыкально, на что в моей мохнатой душе радостно ответил какой-то недодушенный колокольчик, – вы не определились, тревожные… или радостные?

– Всего помногу, – сообщил я тем же холодным и даже чуточку злым голосом, не люблю такого совершенного совершенства – Встаньте, леди Жанна-Антуанетта. Что вас привело в столицу? Насколько я слышал, ваше место возле императора Скагеррака?

Она выпрямилась, ее огромные фиолетовые глаза всматриваются в меня почти так же бесстрастно, как и я рассматриваю ее всю, уже не только совершенное лицо.

– Ваше величество, – произнесла она мягким и таким женским голосом, что у меня вопреки всему настрою теплая волна прошла с головы до ног, а сердце ликующе екнуло, – спасибо что приняли. А он… все еще император?

– Да, – ответил я и добавил: – Но на острове Святой Елены. В смысле, в своем удаленном имении, как вы наверняка знаете. Так что на трон не вернется, если вы это хотели выяснить.

Она чуть наклонила голову, взгляд ее все еще не оставлял моего лица.

– Тогда вы сами ответили, ваше величество. Властелин империи теперь вы!

– Что-то не понял, – ответил я холодновато. – Или намекаете, что предлагаете свои услуги мне?

Она прямо посмотрела мне в глаза, как мне показалось, так же холодно и бесстрастно.

– Ваше величество, вы все поняли правильно.

Я чуточку опешил от такой откровенности, но ответил с той же высоты имперского трона:

– И как вы это видите, леди? Что возьму вас в официальные любовницы?

Она ответила уверенно:

– А разве не все лучшее должно принадлежать императору?

– Все лучшее народу, – ответил я. – Правда, я и есть его олицетворение… Вы считаете себя самой-самой?

– Это не только мнение императора, – сказала она.