Планета Урал. Через двое суток
Возвращение вышло триумфальным. Флаги, музыка, почетный караул… Такого не было даже в прошлый раз, после нашествия нигерийцев, хотя, на взгляд Александрова, опасность тогда выглядела куда более реальной. Ну да и ладно, тем более, в прошлый раз планета еще не оправилась от шока, привыкшие к спокойной жизни люди внезапно осознали, что их тихий, уютный мир может в любой миг исчезнуть. А вместо него придет кошмар, огонь, смерть… И слишком много было погибших.
На этот раз все получилось даже как-то изящно. Красивая победа – и ни одного погибшего. Из своих, разумеется, трупы врагов никто считать не собирался. Ради спасения одного своего можно класть врагов миллионами и не скорбеть – так молчаливо, но единогласно решило общественное мнение.
Линкор опускался на бетонные плиты космодрома медленно и плавно. Конечно, теоретически пластибетон и, главное, многометровая толща гранитной скалы под ним должны были выдержать что угодно. Звездолет, даже такой огромный, как «Суворов», для них так, пушинка. Но все же корабли такого класса в атмосферу входили не каждый день и даже не во всякий год, а поверхности планеты касались еще реже. Неудивительно, что пилоты осторожничали, буквально по миллиметру притирая линкор к посадочным створам.
Откровенно говоря, адмирал и вовсе не стал бы сажать флагманский корабль на планету. Какой смысл насиловать двигатели и без нужды загружать лишний раз и без того вымотавшихся людей, если можно обойтись корветом или фрегатом, для которых посадка – дело обычное, можно сказать, рутинное? А то и вовсе использовать бот, который для полетов в атмосфере, собственно, и предназначен. Однако пропагандисты в один голос твердили, что ни один корабль не производит такого впечатления, как линкор, и с этим было сложно поспорить. На обывателя туша летающей стали, закрывающая, кажется половину неба, и впрямь должна подействовать убойно. Особенно, хе-хе, если пилоты все же ошибутся, и линкор рухнет прямиком на столицу.
Однако пилоты на «Суворове» служили, все как на подбор, опытные. Да и поляризаторы гравитации, сиречь посадочные двигатели, в управлении куда проще и эффективнее маршевых. Так что вместо того, чтобы превратить в пепелище город вместе с половиной континента, линкор удивительно мягко коснулся плит космодрома и замер, удерживаемый посадочными опорами.
И вот, стоило только Александрову поставить ногу в высоком, до блеска начищенном сапоге на верхнюю ступень широкого парадного трапа, как заиграла музыка. Мы рождены, чтоб сказку сделать былью… Прошедший через века марш, негласный гимн пилотов Урала. Причем исполнял его, что характерно, живой оркестр, и солнце сияло на меди труб, и надували щеки преисполненные гордости от осознания собственной значимости музыканты… Тьфу, смотреть противно! Но и дух притом захватывало, этого не отнять.
Александров окинул взглядом встречающих. Подавляющее большинство – те самые обыватели, вполне искренне приветствующие героев. И это в чем-то даже здорово – ради них, собственно, адмирал и вел в атаку свои корабли. Построенные, кстати сказать, в том числе и руками этих самых обывателей. Военные – ну, это само собой, Устинов пригнал сюда всех, кого счел достойным. И почетный караул сверкал штыками не хуже музыкантов. Ага, вот и они, лучшие люди планеты, как это утверждают в первую очередь они сами. Верховный Совет, не в полном составе, разумеется, но все равно в количестве, вызывающем острое желание развернуть в их сторону башню, да и пальнуть со всей пролетарской ненавистью.
Сие для него нормальное, но сейчас не вполне уместное желание адмирал загнал в глубь себя и торжественным парадным шагом двинулся по трапу, аккуратно придерживая у бедра кортик. Этот раритет давным-давно ушедшей эпохи парусных кораблей и жестоких рукопашных схваток перекочевал когда-то на корабли стальные, а позже столь же естественно и непринужденно шагнул вместе со своими владельцами в космос. Традиции – наше все, и сейчас попытаться отобрать у офицера это оружие значило нанести ему жесточайшее оскорбление. И уверенный вес клинка на бедре заставлял держать спину прямо, с ледяным спокойствием глядя и в глаза смерти, и, как сейчас, на изображающий бурную радость гадюшник.
Солнце жарило… Мундир с терморегуляцией – это, конечно, здорово, но все равно, пока Александров слушал приветственную речугу, а потом толкал ответную, он дико мечтал о том, чтобы оказаться где-нибудь в тенечке… лучше всего на берегу моря и с бокалом чего-нибудь прохладительного. Хорошо еще, свою часть можно было сократить буквально до нескольких фраз – военный, в отличие от политиков, может позволить себе быть немногословным и слегка неотесанным. Но все равно, жарко…
Однако торжественная часть еще не закончилась, и мастер-класс ораторского искусства продолжился. Хорошо, что время говоривших оказалось, похоже, регламентировано, иначе еще немного – и мозги бы закипели и потекли из-под фуражки. К счастью, и слушать говоривших внимательно не требовалось – по большому счету, хоть слова и были разные, говорили они об одном и том же.
Пожалуй, единственным, кого интересно было послушать, оказался старый знакомый по разговору перед сражением – Коломиец. Этот толстяк, способный без грима сыграть толстовского Пьера, поневоле вызывал у адмирала симпатию – во-первых, своей жизнерадостностью, во-вторых, тем, что не пытался казаться чем-то помимо имеющегося на самом деле. Вот он такой, как есть, и вы вольны принимать его или не принимать, но меняться он не собирается. Ну и в-третьих тоже было – изо всех, кто стоял сегодня на трибуне, лишь он говорил искренне и без бумажки. Не то чтобы полный экспромт, конечно, чувствовалось, что речь тщательно подготовлена, но кое-какие обороты Коломиец явно придумывал на ходу. Александров, слушая его, порой едва сдерживал смех – не выбери этот человек стезю политика, из него вышел бы неплохой эстрадный артист разговорного жанра.
Но всему на свете приходит конец. Закончился праздник и у торжественного словоблудия, чтобы передать эстафету несколько менее торжественному, зато куда более приятному мероприятию, именуемому банкетом. И вот тут герои дня оторвались по полной. Александров теоретически должен был показывать пример своим подчиненным, но… В общем, адмирал мысленно плюнул, махнул рукой и окунулся в атмосферу праздника, где тосты поднимались с пулеметной частотой. Наверное, в ту ночь Урал можно было бы взять голыми руками, поскольку среди экипажей боевых кораблей трезвых почти не осталось… К счастью, не уцелело и тех, кто мог бы решиться на подобную глупость.
Утро было тяжелым. Наблюдались головная боль, общая вялость, сушняк во рту, отеки под глазами, а сами они, обычно серые, в этот раз, судя по отражению в зеркале, сделали вы честь любому вампиру. Словом, результат вчерашних излишеств вполне можно было описать одним коротким, но емким словом: похмелье.
Из койки он вылезал крайне осторожно, стараясь не делать лишних движений, дабы не подвергать многострадальную голову еще более жутким испытаниям. Голова, сволочь неблагодарная, осторожность ценила постольку-поскольку, и, стоило начать поворачивать ее чуть сильнее, как следовал жестокий удар по мозгам, сопровождающийся приступом тошноты. Пока что его удавалось успешно купировать, но вопрос о том, сколько получится сопротивляться естественным позывам желающего избавиться от влитой с вечера отравы организма, упорно оставался открытым.
И все же у адмирала хватило сил, чтобы оглядеться и оценить обстановку. Если верить увиденному, получалось, что находится он в гостиничном номере. Не слишком шикарном, но и не из плохих – звезд на пять. Стандартная для таких мест планировка-обстановка и даже изящное, ни убавить, ни прибавить, женское тело, уткнувшееся носом в подушку так, что нельзя было рассмотреть лица, тоже выглядело почему-то обыденно. Наверное, здесь всему виной общая помятость восприятия… Гадать Александров не стал, решительно отправляясь в ванную комнату, благо располагалась она в таких номерах, опять же, стандартно.
Огромное, на половину стены зеркало отразило совершенно мрачного типа – высокого, не слишком мускулистого, но жилистого, с не по-уставному длинными (фрондер придурошный) волосами того удачного светлого оттенка, в котором не видно седины… Красота! И притом ссутулившийся, да еще с капитально осунувшимся после вчерашнего, ставшего из просто худого окончательно похожим на топор лицом, что в темной подворотне можно и испугаться. Маньяк в запое… Аж самого в дрожь бросило.
К счастью, в ящике над раковиной нашлось лекарство. Очень кстати – адмирал, как правило, спиртным не злоупотреблял. В курсантской-лейтенантской молодости, конечно, было дело, но в том возрасте вообще сложно найти трезвенника – даже записные отличники и зубрилы не остаются в стороне от всеобщего веселья. А вот позже, если хочешь сделать карьеру, надо знать меру и пить не просто так, а с начальством. Эту простую истину Александров знал хорошо и в результате не только сохранил редкостную для его звания физическую форму, но и, увы, давно утратил хорошую привычку таскать с собой лекарство от похмелья. Так что забота администрации о комфорте постояльца оказалась как нельзя кстати.
Адмирал быстро, но аккуратно вскрыл упаковку, извлек тоненькую зеленоватую пленку. Пришлепнул ее к предплечью, и она моментально прилипла, чтобы спустя несколько секунд исчезнуть, впитаться, растворившись в крови. Ожидаемая слабость в ногах – пришлось даже опереться рукой о стену, чтобы не упасть. Тело быстро покрывалось липким потом, холодным и противным, зато голова почти сразу стала ясной, исчезла боль, а чуть позже и вялость мышц. Зато дико захотелось пить – организм избавлялся от токсинов, но, и без того обезвоженный, еще более высыхал и требовал немедленно восстановить баланс. Оставалось только залезть в душ и, стоя под тугими прозрачными струями, жадно хватать ртом живительную влагу.
Когда Александров, чистый, бодрый и подобревший, выбрался из ванной, девушки уже не было. Что же, замечательно – адмирал не помнил, ни как ее зовут, ни лица, ни, главное, он в эту ночь как – геройствовал или дама попросту дотащила его сюда в невменяемом состоянии. Крайне неловким мог оказаться разговор, а он терпеть не мог выглядеть идиотом, тем более в глазах женщин. Да и вообще прощаний с фальшивыми обещаниями встретиться в ближайшее время, когда оба знают, что это ложь, и старательно играют роль… Не любил прощаться – и не умел. Так что девушке он был весьма благодарен. Впрочем, и благодарность, и саму одноразовую подругу он тут же вышвырнул из головы, потому что куда больше его занимал архиважный вопрос – чего бы сожрать. Организм после экспресс-лечения требовал новой порции топлива.
Завтрак сегодня был для Александрова непривычно изысканным. Одной только нежнейшей, тающей во рту нарезки из копченой рыбы целых пять сортов. Икра из местного, ассимилированного и мало чем отличающегося от земного прародителя лосося, мясные изыски, еще что-то, чему он даже не знал названия… Адмирал с тоской подумал о том, что быть крутым космическим волком, разумеется, здорово, но обратная сторона медали – это месяцами болтаться в пространстве и лопать всякую дрянь. Сублиматы, консерванты, и все это не самого высокого качества. Солдаты, земные или космические, неважно, должны сражаться и побеждать либо умирать, но это уж как повезет. И для этого они должны получить достаточное количество калорий. Насчет вкусовых качеств тут ничего не сказано. Логика флотских снабженцев Конфедерации проста, как молоток, – закупить числом побольше, ценой подешевле. И, хотя за такие шутки их хотелось поубивать, на деле приходилось жрать, что дают, да еще и нижайше благодарить, а то вообще окажешься последним в очереди. Бывали прецеденты.
Бутылка на столе тоже выглядела здорово. Опять же, вино местное, но отличное. Александров повертел ее в руках и со вздохом отставил в сторону. Неграмотный опохмел ведет к длительному запою, а если, вдобавок, опохмеляться уже нет нужды, это действо и вовсе тянет на мелкое извращение. Так что кофе, кофе и еще раз кофе. До которого ему, увы, не суждено было добраться без приключений.
Сигнал вызова прозвучал на редкость противно и едва не заставил Александрова подавиться бутербродом. Он как раз увлеченно занимался процессом откусывания, страстно жалея, что слепил чересчур громоздкую многослойную конструкцию, а рот его, увы, не приспособлен, как у змеи, глотать куски запредельных размеров. А тут еще этот звонок и маршальская рожа на экране, чем-то донельзя встревоженная.
– Володя, ты уже проснулся?
– Василий Викторович, а вас не учили, что названивать с утра пораньше – это, вообще-то, невежливо?
От такого завуалированного посыла маршал слегка обалдел. Все же привык, что подчиненные должны стоять перед ним по стойке смирно до тех пор, пока он не разрешит обратное. Для осознания, что адмирал в своем праве, Устинову потребовалось секунд десять. В самом деле, Александров не только не являлся подчиненным Устинова, с формальной точки зрения он был старше его по званию. И уж трепетать перед кем-нибудь – это точно не про него.
– Ладно, Володь, успокойся, – примирительно сказал маршал, осознав наконец расклады. – Ты закончил свои дела?
– Нет. Что у вас там опять случилось?
– Тогда бросай все. Новый Амстердам захвачен.
– Да и хрен бы с ним. Когда это произошло?
– Корвет прорвался из их системы и вышел из гипера только что. Шел на максимальном ускорении, вынырнул вблизи Урала, уже пройдя астероидный пояс. Штурман там хороший… Сэкономил на всем этом сутки, не меньше. Экипаж в один голос божится, что четыре дня назад.
– Тем более хрен с ним, – хладнокровно резюмировал Александров. – Четверо суток уже прошло – значит, полчаса ничего не изменят. Сейчас доем – и присылайте машину.
Устинов кивнул и отключился. Адмирал зло посмотрел на погасший экран, на бутерброд, откусил – и выплюнул. Деликатес показался горьким, словно хина.
