Вильденстейны, за редким исключением, самоотверженно хранили молчание по поводу своей семейной истории и бизнеса. Они предпочитают не делиться ненужной информацией. Они полагают, что у мира искусства достаточно других забот, кроме сплетен. В целом о них известно следующее: их семейное предприятие основал после Франко-прусской войны Натан Вильденстейн, который перебрался из своего родного Эльзаса в Париж и открыл там художественную галерею. Он специализировался в первую очередь на французской живописи XVIII в., и в том числе ему обязан своим возникновением процветающий рынок торговли такими картинами. Или, как позднее выразился без ложной скромности Даниэль Вильденстейн: «Ватто, Буше и Фрагонару пришлось более века ждать появления моего деда: только он открыл человечеству их ценность».

Галерея Вильденстейна процветала, открывались филиалы в Нью-Йорке, а впоследствии в Лондоне (в особенно удачные годы у них работало даже отделение в Буэнос-Айресе). Вести дела Натану помогал его сын Жорж. Постепенно расширился и ассортимент их торговли, они стали продавать и великие ренессансные шедевры и, что необычайно важно, импрессионистов и современное искусство. Жорж зарекомендовал себя высокопрофессиональным специалистом, искусствоведом, составлявшим полные, канонические каталоги-резоне произведений наиболее известных современных художников и собравшим легендарную библиотеку книг по искусству. Сверх того, Вильденстейны накопили впечатляющий массив разведданных, тщательно объединив в одно целое тайные сведения о том, где, в чьих руках находятся самые желанные в мире картины. Небольшая заминка случилась во время Второй мировой войны, когда Вильденстейнов, к их немалому огорчению, стали обвинять в сотрудничестве с нацистами, но им удалось восстановить свою репутацию, и в послевоенные годы их семейный бизнес, возглавляемый уже сыном Жоржа Даниэлем, только рос и укреплялся.

Официальную завесу молчания отчасти приподнимает над семейной историей опубликованная в 1999 г. любопытная книга Даниэля Вильденстейна «Торговцы предметами искусства» («Marchands d’Art»), где он предается воспоминаниям о тех или иных торговых сделках и попутно рассеивает некоторые заблуждения, касающиеся фамильного бизнеса. Если до выхода в свет этих чрезвычайно увлекательных мемуаров имя Вильденстейнов считалось синонимом алчности и неразборчивости в достижении успеха, то теперь эта династия неожиданно предстала альтруистами и бессребрениками. Оказалось, что торговлей картинами они занимались отнюдь не в первую очередь ради денег; разбогатели они лишь по чистой случайности, выполняя свою ученую миссию, то есть вновь открывая своим счастливым клиентам прелесть французского XVIII в. и монополизировав право проводить экспертизу большого числа известных (и самых дорогих) импрессионистов, а также поставляя шедевры Возрождения из Италии, где они медленно погибали, американским магнатам, которые выражали свое восхищение этими картинами наиболее доступным им способом, а именно выписывая чеки. Одновременно сосредоточив в своих руках два вида власти, выступая и влиятельными искусствоведами, и столь же влиятельными торговцами, они отметают любые коварные подозрения в том, что в основе их бизнеса лежит конфликт интересов. Это работа, и ее надо сделать. Это работа, и Вильденстейны бодро выполняют ее на благо мира искусства.

Тем не менее книга Даниэля Вильденстейна отчасти проливает свет на то, как наиболее крупные торговцы произведениями искусства добивались успеха в XX в. Воспоминания Даниэля о Натане содержат ряд советов, которые дед давал внуку и которые проясняют философию и модель бизнеса Вильденстейнов. «Важны только две вещи, – говорил Натан. – Любить Францию. И ходить в Лувр». Это послание, в своей простоте возвышающее дух, провозглашающее патриотизм и глубокое знание предмета. Затем Натан продолжает: «Запомни, Даниэль, покупать и продавать нужно только картины умерших художников, ведь с живыми работать невозможно!» И хотя по временам Вильденстейны нарушали этот принцип и баловались современным искусством, например в 1920-е гг., когда сотрудничали с Полем Розенбергом, или недавно, когда объединились с галереей Пейс, отнюдь не эти небольшие интерлюдии принесли им самый блестящий успех. Третий мудрый совет Натана потомкам гласил: «Наше ремесло заключается в том, чтобы понять, какая шляпа войдет в моду, и начать носить ее прежде всех остальных». С этим трудно поспорить.

С точки зрения Натана, талантливый торговец должен иметь достаточно смелости и влияния, чтобы покупать целые коллекции. В золотые годы, предшествовавшие Первой мировой войне, эти черты отличали Дювинов, Селигманнов, Нёдлеров и Вильденстейнов, крупных игроков на рынке старинных шедевров. Наряду с Дювинами, Вильденстейнами и Нёдлерами, еще одним значительным поставщиком европейских сокровищ американским миллионерам в начале XX в. была парижская фирма «Селигманн». Ее основатель Жак Селигманн переехал из Германии во Францию в 1874 г., в возрасте шестнадцати лет. Его успех, как и преуспеяние Натана Вильденстейна, был основан на убеждении, что торговец картинами может быть одновременно ценителем и предпринимателем, а значит, торговцы должны и сами владеть предметами, которыми они торгуют, всячески свидетельствуя веру в свое ремесло. Это очень важный момент. В идеальном случае клиент покупает картину или скульптуру у торговца, потому что разделяет его вкус и самим фактом покупки хочет к нему приобщиться. Самые знаменитые торговцы продают не просто предметы искусства, а собственный вкус. Нельзя продавать хороший вкус, не обладая таковым. По крайней мере, хороший вкус должен иметь кто-то из непосредственных сотрудников торговца. Эти князья торгового мира тратили крупные суммы на покупку целых поместий, часто выморочных имений аристократов, а потом, не торопясь, поскольку не нуждались в сиюминутной выгоде, распродавали их предмет за предметом, в конце концов получая значительную прибыль. При покупке надлежало проявлять смелость, при продаже – терпение. Таков был рецепт успеха, предложенный Вильденстейном, однако ему и его близким не раз приходилось пережить не самые приятные минуты. Например, однажды богатый клиент, окидывая взглядом роскошные интерьеры дома Вильденстейнов, с горечью заметил мадам Натан Вильденстейн: «Какой у вас красивый ковер. Несомненно, купленный на наши деньги».

Жак Селигманн принадлежал к старшему поколению торговцев, для которых художественный уровень товара был важнее таких мелочей, как атрибуция. В нем продолжал жить идеал знатока и ценителя XVIII в. Даже когда речь шла о картинах, установление авторства было несущественной деталью по сравнению с оценкой ее эстетического качества. Подобный возвышенный образ мыслей, разумеется, приносил торговцу низменную коммерческую выгоду, поскольку избавлял его от тягостной необходимости гарантировать авторство. Селигманн с пренебрежением относился к большинству искусствоведов, знания и память которых значительно превосходили их профессиональное зрение. Он сожалел о том, что новое поколение американских коллекционеров стало слишком зависимо от «экспертов». Натан мог бы с этим согласиться.

Натан вел дела увлеченно и страстно. И конечно, торговцы, готовые заниматься бизнесом на международном уровне, по-прежнему могли получать немалые прибыли. Рене Жампель рассказывает, как его отец и Натан Вильденстейн (некоторое время на рубеже веков они вели дела совместно) нашли в задней комнате фирмы «Кольнаги» в Лондоне картину Ватто «Летние наслаждения». Они купили ее за десять тысяч франков и продали в Париже спустя десять лет за сто пятьдесят тысяч. Хотя Жампель перестал работать у Вильденстейнов в 1919 г., его дневники содержат немало восхищенных отзывов о торговле, которую неутомимо вел Натан: судя по всему, он был весьма одаренным бизнесменом. Он с немалым успехом покупал и реставрировал картины из английских коллекций, очень часто попутно делая важные открытия, когда снимал ужасный желтый лак, которым принято было покрывать живопись в Англии. Кроме того, он умел продавать. Когда Вильденстейны и Дювины в 1907 г. купили великолепное собрание Рудольфа Канна, Натан убедил наследников Канна открыть свой дом для торговцев, чтобы те могли предлагать произведения искусства американским клиентам в оригинальных интерьерах, в привычном контексте. Это был блестящий шаг, и он принес огромную прибыль.

Сложность существования коммерческих династий заключается в том, что домашние ссоры, размолвки, приступы зависти и ревности, знакомые любым семьям, в данном случае неизменно отрицательно сказываются на бизнесе. Напряженные отношения царили и в семействе Вильденстейн. Очень часто отцы ссорились с сыновьями и тем более братья – с сестрами, мужья – с женами, мачехи – с пасынками. Обычно совместные деловые интересы удерживали семейство от окончательного распада, но и только. Юного Жоржа Вильденстейна мать подучила шпионить за отцом, Натаном, и сообщать ей о его изменах, каковых, видимо, было немало, поскольку Натан питал faiblesse к хорошеньким женщинам. Но Жорж и сам иногда предавался волокитству. Одним из самых неосмотрительных поступков на поздних этапах его карьеры был роман с супругой делового партнера, Поля Розенберга.

В 1934 г. Натан умер, до конца оставшись стойким противником современного искусства; он так и не пожелал понять это увлечение своего сына. Вскоре после его смерти разразился ожесточенный судебный процесс между Жоржем и его сестрой Элизабет по поводу прав на владение фондами галереи. Компромисса они достигли только спустя четырнадцать лет. Даниэль описывает свою тетю как «глупую и безобразную старую кокетку», однако тон его замечаний об отце свидетельствует, что и к нему он не питал особо теплых чувств.

Отношение династии к торговле современным искусством всегда было двойственным. В целом они соглашались продавать его, если были заранее уверены в прибыльности сделки. Следовательно, как мы уже видели, впервые они поддались соблазну и попытались торговать современными картинами в партнерстве с Полем Розенбергом, а привлек их не кто-нибудь, а Пикассо. Продавая работы Пикассо, можно было не сомневаться в грядущей прибыли, хотя и тот факт, что в начале 1920-х гг. Пикассо в своем творчестве склонялся к фигуративным изображениям, также должен был вселять в них уверенность. Художник преодолел злосчастное увлечение кубизмом, который представлялся Натану Вильденстейну шутовством. Вильденстейн выбрал в качестве делового партнера не Леонса Розенберга, а его брата Поля, ведь, по словам Даниэля, Леонс был интеллектуалом и визионером, но в бизнесе разбирался слабо, тогда как Поль был безмерно далек от всяческого визионерства, но при этом любил пошутить, считался душой общества и был прирожденным бизнесменом. Вести дела с визионером нельзя было ни под каким предлогом, поэтому Вильденстейн предпочел Поля.

Даже в этом случае контракт, который Вильденстейн в партнерстве с Полем Розенбергом заключил с Пикассо, противоречил всем его принципам. Покупать все, написанное художником, означало принимать и продавать не только те две из десяти картин, что были действительно хороши, но и остальные восемь, никуда не годные. Почувствовав пробуждающуюся склонность Жоржа к авангарду, Пикассо принялся его дразнить: «Ну, что у нас сегодня? Кубы? Круги? Квадраты? Пожалуйста, напишу что угодно». Однако Вильденстейны сделали все, чтобы упредить следующий шаг противника. У Жоржа на столе стояли два телефонных аппарата: один соединял его с Полем Розенбергом, а другой – с мастерской Пикассо, так, на всякий случай. Без сомнения, он доверял своему партнеру, но рисковать тоже не стоило, особенно учитывая, что дом Пикассо находился в опасной близости к галерее Розенберга. На самом деле они жили по соседству на рю Ла Боэси. Партнерство Вильденстейна и Розенберга закончилось плачевно в 1933 г., когда они «поссорились из-за женщины». Указанной женщиной была мадам Поль Розенберг. Последовавший засим разрыв, сопровождавшийся взаимными упреками, означал, что влияние Вильденстейна на Пикассо, художника, которого он представлял совместно с Розенбергом, стало ослабевать, и в конце концов он и вовсе разжал когти, выпустив прибыльную жертву.

Может быть, все это было и к лучшему. Ни один из Вильденстейнов не был полностью уверен в том, что торговля современным искусством – столь уж надежная статья. Да, в 1990-е гг. Даниэль заключил весьма прибыльную партнерскую сделку между своей фирмой и нью-йоркской галереей Пейс, но, кажется, душа у него к этому не лежала. Сложность торговли современным искусством, говорит он в своей книге, заключается в том, что «ныне живущий художник не перестает вопить, будто все, что он написал до сих пор, – дерьмо и только то, что он напишет завтра, будет великим произведением гения». Разумеется, Даниэль прав: не успели вы собрать интересную и репрезентативную коллекцию ранних работ Герхарда Рихтера, как он уже заявляет, что отрекается от своего раннего творчества. К тому же Даниэль так и не привык предлагать клиентам резервировать заранее еще не написанные художником картины. Он называет это «искусством наподобие собирания марок». Однако Арни Глимчер и галерея Пейс сослужили Вильденстейну недурную службу. Возможно, Глимчер как деловой партнер привлекал его примерно тем же, что и Поль Розенберг – его отца, то есть предпринимательскими способностями и отсутствием тяги к визионерству.

Даниэль Вильденстейн воспринимает торговлю предметами искусства как разновидность боевых действий. Как и в военной кампании, главное – безопасность. По его словам, он никогда ни с кем не обсуждает фонды своей фирмы. Это его самое ценное секретное оружие, и он именует его «le nerf de la guerre». О том, что таится у Вильденстейнов в хранилищах, не устают гадать коллекционеры и торговцы, собратья по ремеслу. Очередной мудрый совет Натана, записанный Даниэлем, гласит, что ни один уважающий себя торговец не имеет права оставлять картины для собственной коллекции. Он должен непременно выставить их на рынок. К счастью для династии Вильденстейн, Жорж и его сын Даниэль никогда не придерживались этого принципа и прятали у себя в подвале шедевры, которые исчезали там бесследно. Хранилища Вильденстейнов по-прежнему овеяны легендами. Какие сокровища там таятся, даже сейчас не знает никто, в том числе, по-видимому, и сами Вильденстейны, судя по тем показаниям, что они в последнее время дают во французском суде. На протяжении почти всего XX в. коллекционер, покупая великую картину у того или иного торговца, испытывал тревожное подозрение, что у Вильденстейнов есть картина лучше. В одной статье, опубликованной в 1959 г. во французском журнале «Реалите», высказывалось предположение, что, помимо многочисленных произведений таких художников, как Тициан, Веласкес, Рембрандт, Рубенс, Фрагонар и Ватто, в тайных хранилищах Вильденстейнов можно найти по крайней мере двадцать Ренуаров, пятнадцать Писсарро, десять Сезаннов и десять Ван Гогов. Однако Жорж Вильденстейн сейчас уже сбыл с рук двести пятьдесят работ Пикассо, которые стали частью его отступного по мировому соглашению после разрыва с Розенбергом. Возможно, с Пикассо у него были связаны слишком тягостные воспоминания. Или в душе он никогда не любил Пикассо.

Естественно, окутывая покровом тайны семейный бизнес, Даниэль Вильденстейн умалчивает не только о содержимом хранилищ, но и об именах клиентов. Он уважает их право хранить инкогнито, «первая заповедь арт-дилера – не распространяться о клиентах», сурово говорит он. На всякого добросовестного профессионала возложена обязанность заботиться о клиентах. С этим трудно поспорить. Однако тот самый покров тайны, которым столь заботливо окружают своих клиентов Вильденстейны, также служит им недурную службу, утаивая имена покупателей от конкурентов. Если уж мы о них заговорили, то, за исключением Амбруаза Воллара, достойного соперника, Даниэль Вильденстейн о них невысокого мнения, зато его очень веселят их причуды. Так, он пишет о парижском маршане Рафаэле Жераре, который якобы переписал на картинах Дега из своих фондов жутковатые обезьяньи головки балерин, чтобы они стали кукольными и более привлекательными в глазах покупателей, а к тому же из принципа записывал корову в любом приобретенном пейзаже, где бы ее ни находил, так как полагал, что наличие коровы отрицательно скажется на перспективе продажи. Кроме того, Даниэль Вильденстейн осмеивает некоего сотрудника фирмы «Нёдлер» – предприятия, не пользующегося большой любовью Вильденстейнов, поскольку на протяжении долгого времени оно было их конкурентом, старавшимся переманить к себе богатых американских покупателей, – от которого якобы не было никакого толку, разве что он прилично играл в гольф, а единственное эстетическое суждение о любой картине, будь то Рубенс, Пикассо или Моне, на какое он был способен, якобы звучало: «Ну, совершенная Эйфелева башня!» Впрочем, другие арт-дилеры тоже не испытывали особой любви к Вильденстейнам. Однажды Хайнцу Берггрюну пришлось обсуждать продажу «Итальянки» Пикассо с директором одного из швейцарских музеев в комнате, которую предоставил в их распоряжение Вильденстейн в своей галерее. «Пока директор музея осматривал картину, я заметил большой темный глаз, наблюдающий за нами в щель слегка приоткрытых раздвижных дверей, – вспоминал Берггрюн. – Все это напоминало фильм Хичкока. Тут раздвижная дверь медленно открылась, и в комнату вошел мсье Вильденстейн». Мсье Вильденстейн, к вполне понятной тревоге Берггрюна, попытался заинтересовать директора музея «знаменитыми старыми мастерами», хранящимися в его фондах.

В лучшие времена стратегия Вильденстейнов представляла собой чрезвычайно успешное сочетание шпионажа и обмана военного типа. В своих отношениях с такими конкурентами, как Нёдлеры или Дювины, они неизменно пребывали в состоянии боевой готовности. Даниэль вспоминает, как его семнадцатилетним юношей послали в Лондон торговаться на аукционе за несколько изысканных картин Буше. Джозеф Дювин выяснил, что он прибыл в Лондон, и настоял, чтобы он пришел на ужин. Там он принялся едва ли не с пристрастием допрашивать его об истинных целях визита. Даниэль стойко придерживался заранее условленной версии, что он-де приехал поступать в университет. Дювин разражался гневными тирадами и неистовствовал. Потом он позвонил Жоржу Вильденстейну и продолжал разражаться гневными тирадами и неистовствовать, уже по телефону: «Вы прислали своего мальчишку перекупить Буше у меня за спиной!» Вильденстейн сам разразился гневными тирадами и принялся неистовствовать: «Что вы хотите этим сказать? Даниэль приехал поступать в университет!» В конце концов буря улеглась. «Вам не кажется, что лучше договориться?» – «Согласен». – «Пополам?» – «Пополам». А поскольку смысла оставаться в Лондоне Даниэлю больше не было, его тотчас же отправили домой в Париж.

Принято считать, что отношения с Дювином сыграли первостепенную роль в карьере Беренсона, однако, по мнению Даниэля, это не соответствовало действительности. Якобы в сверхсекретном сейфе у Вильденстейнов хранятся письма, которые свидетельствуют о существовании тайного соглашения между Беренсоном и Вильденстейном: прежде чем дать знать Дювину, Беренсон обязался предоставлять Вильденстейну право выбирать первым, что бы Беренсон ни обнаружил. Их сотрудничество закончилось взаимными обвинениями и упреками. Их разрыв якобы ускорило желание Беренсона непременно получать пятьдесят процентов прибыли от любой сделки. Такой размер комиссионных эксперту был «просто поразителен!» – не без восхищения говорит Даниэль о дерзости Беренсона. «Он мошенник! – объявил Натан. – Я его не уважаю. Если у него такие притязания, то почему бы ему самому не сделаться торговцем?» В январе 1925 г. Жампель записывает в дневнике: «Беренсон ненавидит Вильденстейна, яростно обрушивает на него потоки брани и говорит: „Этот человек повсюду распространяет слухи, будто я мошенник и меня легко подкупить, но у меня есть дела поважнее, чем подавать на него в суд за клевету“». Вообще-то, Вильденстейны имели репутацию опасных и безжалостных противников, и бросать им вызов было рискованно. Жорж Вильденстейн признался в одном интервью: «Я понимаю, как мыслит Сталин. Я мыслю так же, как он. В глубине души Сталин чем-то похож на меня».

Сеть представителей и агентов Вильденстейнов включала в себя множество лиц, объединенных не всегда явными связями, и охватывала едва ли не весь мир. Каждый агент работал в определенном городе, где находил картины, которые владельцы могли выставить на продажу, и передавал эту информацию Вильденстейнам, так чтобы они явились на место первыми. Повсюду: от Токио до Цюриха, от Лондона до Буэнос-Айреса – находился свой шпион, снабжавший ценными сведениями Жоржа или Даниэля. Будучи тайной организацией по сбору сведений, эта сеть, пожалуй, могла бы кое-чему научить разведки многих стран. Изредка случались и провалы. Так, в 1956 г. Вильденстейнов обвинили в прослушивании нью-йоркского телефона их соперников Нёдлеров. Вильденстейны заявили, что невиновны, но попросили извинения за действия одного из своих сотрудников: он якобы заплатил работнику Нью-Йоркской телефонной компании, чтобы тот прослушивал номер Нёдлеров. Вильденстейны сожалеют, но они тут ни при чем. Указанного сотрудника в этом году лишат премии.

Широко обсуждался весьма щекотливый вопрос о сделках Вильденстейнов с нацистами во время Второй мировой войны. Действительно, в их бизнесе немало темных мест. Но следует помнить одно: нечестно судить о поведении Жоржа Вильденстейна, зная то, что мы знаем сейчас. В 1940 г. он не догадывался, что война продлится еще пять лет и повлечет за собой столь ужасные последствия. Да и никто не догадывался. Большинство полагали, что все закончится через несколько месяцев. Да, немцы только что оккупировали Париж, но в последний раз, когда это случилось, в 1870-м, боши задержались ненадолго. Поэтому стоило предпринять какие-то меры, чтобы немного продержаться на плаву, пока не установится мир и можно будет возобновить торговлю. Важнее всего было надежно защитить свои запасы картин и ненадолго переселиться в Америку, а если из-за перипетий войны вам неожиданно предлагали сходную сделку, то почему бы на нее не согласиться? Людям по-прежнему нужно было покупать и продавать картины, даже в дни военных действий. Уильям Бьюкенен мог бы это подтвердить.

Еще в 1937 г. Вильденстейны воспользовались возможностью приобрести «Всадников на берегу» Гогена (см. ил. 8), только что исключенных из каталога кёльнского Музея Вальрафа-Рихарца в ходе предпринятого нацистами изгнания «вырожденческого искусства» из публичных коллекций. Покупка этого Гогена стала первой сделкой, заключенной Вильденстейнами и нацистским торговцем картинами Карлом Хаберштоком, а затем Вильденстейны продали картину американцу Эдварду Г. Робинсону. На восемьдесят седьмой странице своей книги, когда он приводит провенанс «Всадников», у Даниэля Вильденстейна случается провал в памяти: он утверждает, будто Вильденстейны продали ее Робинсону из коллекции Оскара Шмитца, которую Жорж приобрел в Дрездене в 1936 г. Однако Вильденстейны были не единственными, кто непосредственно или через третьих лиц в то время вел дела с нацистами. В конце 1930-х гг. перед всемирной торговлей предметами искусства возникла нравственная дилемма: отказаться ли от сотрудничества с торговцами, продающими картины и скульптуры из немецких музеев? Бойкотировать ли такие мероприятия, как публичный аукцион в галерее Фишера в Люцерне, где в 1939 г. по требованию нацистов распродавались образцы «вырожденческого искусства», на том основании, что уплаченные вами деньги пополнят казну чудовищного режима? Или все-таки участвовать в них, руководствуясь соображением, что великое искусство, которое может уничтожить тот же чудовищный режим, иначе не спасти? Многие уважаемые торговцы придерживались последней точки зрения.

Когда в июне 1940 г. нацистская армия вторглась во Францию, Жорж Вильденстейн оставил триста двадцать девять произведений искусства на хранение в Парижском филиале Банка Франции, восемьдесят два передал Лувру, но многие поневоле бросил в выставочных залах галереи и в собственном доме в предместье Парижа. Некоторыми из них в конце концов завладел Г еринг. Жорж Вильденстейн перебрался в Экс, поручив ведение дел Роже Декуа, в течение нескольких лет до этого руководившему Лондонским филиалом фирмы. Жорж Вильденстейн сделал чрезвычайно дальновидный выбор, ведь, по его собственным словам, Декуа принадлежал «к тому типу французов, что весьма по душе англосаксам». К тому же торговец он был хоть куда. Его перевели из Лондона обратно в Париж как раз вовремя, чтобы посмотреть, поддадутся ли его обаянию англосаксы тевтонской разновидности. Оказалось, что и они не устояли. В ноябре 1940 г. в Эксе состоялась необычайно важная встреча Хаберштока и Вильденстейна, устроенная Декуа. Что именно они обсуждали, так до конца и остается неизвестным. Даниэль Вильденстейн, ставший свидетелем по крайней мере части этих переговоров, говорит, что Хабершток обещал Жоржу Вильденстейну «статус почетного арийца», если тот вернется в Париж и продолжит вести бизнес. Разумеется, Хабершток преследовал свои цели. Если бы он стал сотрудничать с Вильденстейном, ему куда легче было выполнять собственную работу, то есть приобретать выдающиеся произведения искусства для нацистов. Жорж отверг это предложение, но и у него были свои тайные планы. Обсуждались различные варианты сделок, – например, не может ли Хабершток в обмен на парижскую коллекцию Вильденстейна доставить морем в Нью-Йоркский филиал галереи Вильденстейна образцы вырожденческого искусства для последующей продажи на американском рынке. Кроме того, Вильденстейна снедала тревога по поводу его парижского архива, который мог попасть в руки нацистов. Дело в том, что он включал в себя не только подробные описания всех великих картин, находящихся в частных коллекциях Франции, но и имена и адреса их владельцев. Впоследствии оказалось, что архив вывезла в надежное место сотрудница фирмы мадам Гриво. А Вильденстейн на корабле отправился в Америку, предварительно дав Декуа особые указания и дальше покупать картины во Франции и морем пересылать в США.

В его отсутствие дело продолжил заместитель. Так, в сентябре 1941 г. швейцарский коллекционер Эмиль Бюрле приехал в Париж купить у Декуа двух Ренуаров, Грёза и Давида. В 1942 г. Декуа через посредство Хаберштока продал только что основанному Музею Фюрера в Линце два знаменитых полотна Рембрандта из коллекции давнего клиента Вильденстейна виноторговца Этьена Николя за шестьдесят миллионов франков. В начале 1943 г. фирма Вильденстейна официально перешла в собственность Декуа, но прежде ему пришлось дать немецким властям под присягой ложную клятву, что он-де с 1939 г. прервал с Вильденстейном всякие отношения. Тем временем Жорж Вильденстейн бушевал в Нью-Йорке, каким-то образом передавая Декуа письма, свидетельствующие, что он не имел никакого представления о жизни в оккупированной Франции. Почему партию его картин, предназначенных для доставки морем в Америку, задержали в Бордо? Почему Декуа не покупает больше картин и не пересылает ему в Нью-Йорк?

Нью-Йорк военного времени как нельзя более подходил для заключения выгодных сделок и проведения аукционов. Появление множества европейцев, либо торговцев предметами искусства, либо коллекционеров, подстегнуло местный рынок. Аукционный дом «Парк-Бёрнет» объявил, что на 1941 г. пришелся его лучший сезон за последние двенадцать лет, а прибыль увеличилась на пятьдесят четыре процента по сравнению с прошлым годом. Среди вновь прибывших в Нью-Йорк были столь крупные торговцы произведениями искусства, как Вильденстейн и Розенберг, которые смогли вести дела и во временной эмиграции, при этом, разумеется, делая что-то на благо победы. Эти двое оказались в числе неустрашимых борцов с нацистским режимом, которых довольно язвительно окрестили Сопротивлением с Пятой авеню. Молодой Даниэль Вильденстейн во время войны служил в интендантских частях Военно-морского флота США, где главной его заслугой стали непрерывные бесперебойные поставки хорошеньких секретарш в верхние эшелоны командования ВМФ.

После войны Жорж Вильденстейн по-прежнему встречался с Декуа, однако перестал вести с ним дела. Когда пыль улеглась, Вильденстейны могли хотя бы сообразить, что чем-то обязаны Декуа, ведь, если бы не он, их фирма могла понести крупные убытки, а то и вовсе прекратить свое существование. Однако благодаря Декуа в послевоенные годы она пребывала в недурном состоянии, и лишь незначительная часть их фондов, по сравнению, скажем, с фирмой Розенберга, попала в руки нацистов. Однако бизнес Вильденстейнов по-прежнему вызывал серьезные подозрения. В 1949 г. французский суд отклонил иск против них на том основании, что, хотя они действительно заключали во время войны сделки с врагом, нет никаких свидетельств, что они пошли на это добровольно. После войны Вильденстейны приняли близко к сердцу реституцию культурных ценностей и помогали вернуть законным владельцам утраченные предметы искусства. Так, они объединились с польским семейством Чарторыйских в надежде найти их восхитительного пропавшего Рафаэля. Кроме того, Вильденстейны заключили соглашение с немецким семейством Шарф, поддержав их в намерении потребовать вернуть коллекцию импрессионистической живописи, захваченную солдатами Красной армии в 1945 г. и с тех пор хранящуюся в Санкт-Петербургском Эрмитаже. Ни одно из этих начинаний пока не принесло плодов, однако они доказывают, что Вильденстейны стремятся по мере сил исправить зло, совершенное историей. В своей книге Даниэль Вильденстейн даже говорит, что им доводилось вести дела с дочерью Иоахима фон Риббентропа. Это была сделка с совестью, которая, однако, в конце концов принесла прибыль.

Архив Вильденстейнов – гигантское, чудесное хранилище информации. Начало ему положил Натан в XIX в.; по словам Даниэля, всякий раз, навещая коллекционера, он подробно описывал произведения искусства, которые видел в его доме. Эту практику неукоснительно и методично продолжил Жорж, от природы наделенный задатками ученого. Насколько возможно, описания предметов искусства сопровождались фотографиями. Кроме того, Вильденстейны собрали огромную библиотеку, пополняя ее примерно десятью тысячами томов в год. Жорж начал составлять каталоги-резоне. Они оказались очень недурными и были благожелательно встречены в искусствоведческом мире. С точки зрения Даниэля, арт-дилеры – лучшие эксперты, потому что поневоле вынуждены подтверждать свое мнение деньгами. Они не имеют права на ошибку. В своей наивысшей форме подобный «ученый торговец» есть недостижимый идеал.

Со временем архив Вильденстейнов, или, как его с недавних пор принято именовать, Институт Вильденстейнов, приобрел архивы многих других известных экспертов и торговцев, включая архивы Дюран-Рюэля и Франсуа Дольта, крупного специалиста по творчеству Ренуара и Сислея. Сегодня институт, функционирующий отдельно от коммерческого предприятия, но, как и он, под эгидой Вильденстейнов, считается признанным экспертом по живописи многих знаменитых художников, в том числе Гогена, Моне, Ренуара и Мане. Он недурно себя зарекомендовал. Постоянно приходится остерегаться, как бы не произошла случайная утечка информации из института в фирму или наоборот. Даниэль Вильденстейн не только руководит бизнесом, но и дает экспертные заключения по поводу картин, выступая, например, ведущим специалистом по творчеству Моне. По-видимому, в китайской стене, разделявшей институт и коммерческое предприятие, обнаружилась дверь, ключ от которой хранится у него одного. «Я эксперт по творчеству Моне, Гогена и Мане, и как специалисту мне нет равных», – пояснил он. Закрадывались ли у него когда-либо сомнения по поводу подлинности картин, на которые он выдавал сертификаты? «Как правило, я уверен на сто процентов. Если я уверен на девяносто пять процентов, то говорю „да“, но предупреждаю, что могу ошибаться. Если я уверен на девяносто процентов, то говорю „нет“». Это градуирование сомнения и уверенности само по себе весьма любопытно, особенно в глазах владельцев картин, получивших, скажем, девяносто один или восемьдесят девять процентов. Однако нельзя забывать, что художественная экспертиза сама по себе искусство, а не наука.

Если бы Вильденстейны не придерживались строгих нравственных принципов, то ведение дел и установление авторства тех картин, что они продают, могли бы вызвать конфликт интересов. Но Даниэль объясняет, как именно он соблюдает «принцип взаимозависимости и взаимоограничения законодательной, исполнительной и судебной власти», чтобы уменьшить остроту этого конфликта: «Вот что я не делаю никогда: я никогда не говорю владельцу, что меня заинтересовала его картина, не упомянув, что включу ее в свой каталог-резоне. Но даже тогда я не предлагаю купить картину. Я говорю ему, что заинтересовался, но советую ему осведомиться о ценах в других местах и только потом уж приходить ко мне. Если я хочу приобрести картину, то предлагаю ему немного больше, чем те цены, что ему назвали». Циник мог бы весьма колко возразить: а как же те случаи, когда вы не принимаете работы, предложенные другими торговцами и признанные ими подлинными? Это сложный вопрос, но мой опыт свидетельствует, что Институт Вильденстейнов почти всегда устанавливает авторство правильно, может быть, чаще, чем другие эксперты. Тем не менее прочность китайской стены между институтом и фирмой постоянно приходится перепроверять.

За столетие с лишним Вильденстейны привыкли вращаться в самых изысканных кругах. Они предлагают лучший товар, не важно, картины это или скаковые лошади. Невероятную, но, по-видимому, правдивую историю Даниэль Вильденстейн приводит о своих коммерческих переговорах с папой римским Павлом VI. Его Святейшество взволновал рост цен на художественном рынке и, соответственно, увеличение стоимости Ватиканской коллекции. Можно ли примирить такое богатство с миссией церкви, заключающейся в том, чтобы облегчать страдания бедных и обездоленных? Папа пригласил Даниэля Вильденстейна якобы для того, чтобы обсудить с ним перспективы продажи «Пьеты» Микеланджело. Обнаружив похвальную сдержанность, Вильденстейн стал отговаривать папу от подобного шага. Наверное, это решение далось ему нелегко. Впрочем, не исключено, что так он повел себя только потому, что, потрясенный важностью поручения, заранее отказался от комиссионных за свои услуги. «Еврей продает „Пьету“ Микеланджело? – воскликнул Даниэль. – Да меня же за это распнут!» Папа благодушно улыбнулся: «И вы будете не первым распятым евреем».