Генри шел через парк. Смеркалось. Перед этим прошел дождь, и на аллее блестели лужи, а с деревьев падали капли воды. Он перешел Бикон-стрит, миновал один квартал по Чарльз-стрит и добрался до Бери-стрит. Повернул за угол и увидел Кейт – она шла прямо на него. Он наклонил голову и продолжал идти. Она даже не взглянула на него. Ее стеклянные глаза говорили о том, что она полностью погружена в свои мысли. Сначала у него был порыв последовать за ней, просто из любопытства, но, подумав хорошенько, он решил воспользоваться прекрасной возможностью, которую она ему, сама того не желая, предоставила. Он рванул, как ретивый конь, едва не столкнувшись с мужчиной своего возраста, спешившим куда-то. Они извинились друг перед другом, и Генри заметил суровый взгляд черных глаз.

Он прошагал мимо дома, прошел через две аллеи, которые привели его к заднему входу. В подвале, как обычно, ни одной живой души. Обувь Генри была мокрой и грязной, на полу остались следы. Он нашел задубевшую тряпку за цистерной с водой и вытер сначала туфли, а затем следы. Он не торопился – жильцы редко наведываются в чулан. Зачем им нужны эти комнатенки, когда у них огромные квартиры? На некоторых каморках даже не было замков – наверное, ими и не пользовались. На чулане Корбина под номером 3D была хлипкая дверь и висячий замок из нержавеющей стали. А что, если Корбин хранит здесь фотографию, на которой запечатлен Генри с телом Клер? Он решил заглянуть сюда, когда выпадет возможность. Замок он откроет с легкостью.

Генри вошел в темную квартиру Корбина, точнее, Кейт, поскольку сейчас она здесь хозяйка. Снял на кухне туфли, замотал их в пластиковый пакет, который взял с собой, и положил в рюкзак. Он хорошо изучил квартиру и уже заранее решил, что удобнее всего скрываться в северной гостевой комнате, которая чуть больше остальных. Там стоял отличный довольно глубокий шкаф; с одной стороны были полочки с бельем и полотенцами, а с другой – небольшое пустое углубление. В пластиковых пакетах на поперечине висели два костюма, и если их правильно повесить, можно стоять в этом углублении до тех пор, пока не будут сдвинуты костюмы.

На полу в гостевой спальне лежал огромный ворсистый ковер бежевого цвета с рисунком из геральдических лилий. Под кроватью с балдахином имелось пространство больше полуметра высотой. Генри подумал, что под кроватью было бы вполне комфортно спать. Он спрятал рюкзак в шкаф и прошелся по квартире, автоматически отмечая места, где можно быстро спрятаться – за шторами, в кладовой. Впрочем, он не особо беспокоился об этом.

Он вошел в неприлично большую спальню Корбина и начал рассматривать фотографии на низком комоде, хотя уже видел их прежде. На многих Корбин запечатлен в юные годы, а на некоторых – в студенческом возрасте, том самом, когда Генри впервые с ним встретился. Это были фотоснимки членов высшего общества, выполненные в несколько ироничной манере. Катера, большие дома и их загорелые светловолосые обитатели с джин-тоником в руках. На лицах – удивленное выражение богатых людей, которым не с руки искренне улыбаться в камеру.

Просмотрев фотографии, Генри отыскал спальню, в которой расположилась Кейт. Она практически не распаковывала вещи. Расставила в ванной косметику, а большая сумка так и осталась стоять на ковре, некоторые вещички прямо выпирали наружу. Простыня и одеяло были брошены на кровать, но ни заправлены, ни расправлены. Генри прижался лицом к простыне и глубоко вдохнул. Она пахла моющим средством и ничем больше. Он припал к полу, чтобы заглянуть под кровать: всего-то сантиметров сорок в высоту. Если придется, то можно и забраться, хотя там будет не слишком комфортно.

Под кроватью валялся альбом в черной обложке из кожзама. Генри открыл первую страницу – мужской портрет, выполненный углем, отлично воспроизведенное лицо мужчины, с которым Генри столкнулся на Бери-стрит. Кто он и почему Кейт – это, должно быть, ее альбом – нарисовала его? Он перевернул страницу. Дальше была сама Кейт, потрясающе реальная, ее беспокойные глаза смотрели прямо на Генри, как будто она видела его. На следующей странице красовался его портрет, а снизу имя – ДЖЕК ЛЮДОВИКО (правильно написала) и сегодняшняя дата. Неплохой рисунок, он загипнотизировал Генри, как будто заставил посмотреть на себя чужими глазами. Она изобразила его с опущенной головой, в глазах за линзами очков чувствовалась грусть. Точно так, как он и хотел выглядеть, и она это четко уловила. Он был горд собой, как и всегда, когда кто-то верил в его придуманный образ.

Он задумался: любопытно, Кейт рисовала каждого, кого встречала, или только тех людей, которые ее заинтересовали, чем-то поразили? И кто этот сосед с первого листа, чей портрет она подписала АЛАН ЧЕРНИ, и почему он шел за ней в тот вечер? Он что, следил за ней?

Почти неосознанно Генри послюнявил кончик пальца и поднес его к рисунку. Ему позарез хотелось размазать глаза на рисунке, как-то его изменить, что, возможно, посеет панику в душе Кейт, когда она снова заглянет в альбом. Чего он по-настоящему хотел, так это полностью убрать глаза. Он вспомнил журналы «Тайгер бит», которые собирала его сестра Мэри, и как он методично закрашивал глаза мальчикам из ее любимых групп, превращая «Хэнсон бразерс» в безглазых зомби. Иногда он брал красную ручку и дорисовывал кровь, текущую из их глаз и ртов. Когда он проделал это со школьным альбомом сестры, мать повела его к психиатру – единственному в Старке (штат Нью-Йорк). Толстая дамочка средних лет по имени Нэнси была настолько тупа, что Генри без труда убедил ее, будто сестра его мучает, а он всего лишь вынужден защищаться. Тогда ему было восемь лет. Сестре – двенадцать. Психиатр, должно быть, внушила матери, что проблемы у дочери, а не у сына, потому что Генри больше не таскали к Нэнси, а сестра начала посещать ее регулярно. Генри прекратил уродовать вещи Мэри, но нашел другие способы поиздеваться над ней – не оставлявшие следов. Простые способы. Он начал распускать слухи, разрушившие ее дружеские отношения. Позаботился, чтобы ее уволили с первой работы в аптеке, сделав так, чтобы все считали ее воровкой. В течение долгого времени добавлял ей небольшие дозы антифриза в «Гаторейд», пока она не попала в больницу, где пролежала неделю. В одиннадцатом классе она бросила школу и уехала из города с наркоторговцем. Пять лет спустя прислала им открытку – привет из Сан-Диего – и все.

Иногда он подолгу думал о своих родных, и, как всегда, воспоминания веселили его и в то же время вызывали чувство стыда за их бездарность. Родители все еще жили вместе, обитали в том же доме в Старке. Во время нечастых разговоров по телефону он иногда лгал, что нанял частного детектива для поисков сестры, и они благодарили его и говорили, что молятся за ее счастье, где бы она ни находилась. Но в их голосе не было энтузиазма. На самом деле они не хотят, чтобы она нашлась, они уже привыкли жить вдвоем. Им не нужно, чтобы дети возвращались. И Генри хорошо это понимал. Он не виделся с ними десять лет.

Генри снова сосредоточился на эскизе. Он решил наступить на горло своим желаниям и не затирать глаза Алана Черни. Это, наверное, будет слишком. Кейт вызовет полицию и, скорее всего, съедет. Он нашел страницу со своим изображением и растушевал некоторые линии на лице, а потом сделал несколько мазков влажным пальцем в области глаз, изменяя их ровно настолько, чтобы они выглядели рассредоточенными. Удовлетворенный, он закрыл альбом и закинул его под кровать. Интересно, как долго он здесь сидит? Он резко встал, и комната внезапно поплыла перед глазами. Он был голоден и пошел на кухню посмотреть, достаточно ли там еды, чтобы перекусить чем-нибудь. Если нет, не страшно – в его рюкзаке полно злаковых батончиков.

В тот вечер Кейт пришла домой около восьми. Генри сидел в темноте в гостевой комнате. Он не стал прятаться. Если она направится в его сторону, у него будет достаточно времени нырнуть в шкаф. А если не успеет спрятаться и будет обнаружен – ну что ж, Кейт придется умереть. Генри представил, как бы отреагировал Корбин. Это уже более личное – ведь она его семья, его кровь? Или, наоборот, не столь важно – он же с ней никогда не спал? Так или иначе, такое событие поможет вырвать его из убежища в Лондоне. Он должен будет возвратиться в Бостон. Генри обдумывал внезапно пришедшую идею, как вдруг в спальне материализовался белый кот, которого он видел в подвале. Заскочил в комнату и вытаращился своими желтыми, сверкающими в темноте глазами. Генри шикнул на него. Кот непонимающе наклонил голову в сторону, развернулся и вышел.

Он ждал и слушал. Слышно было, как открылась и закрылась входная дверь. Он уже подумал: может, Кейт снова ушла, но засомневался и продолжал оставаться на месте. Через пятнадцать минут она прошла по коридору и направилась в медиазал, или как там называл Корбин эту берлогу с темными панелями и мягким кожаным диваном. Генри подождал пять минут и вышел в прихожую. Лампа у кожаного дивана, который стоял спинкой в сторону выхода, была включена, и он видел ее макушку и слышал сухой звук перелистывания страниц. Она читала. Генри тихо наблюдал, дожидаясь, когда перевернется следующая страница. Она, должно быть, читала медленно и вдумчиво, подумал он, и тут же услышал, как книга брякнулась на пол, а голова Кейт съехала со спинки дивана. Она уснула.

Он подошел поближе. Она была наполовину прикрыта скомканным одеялом. Одна рука вывернулась так, что ладонь смотрела вверх, а суставы пальчиков лежали на щеке. Он немного понаблюдал за ней, изумляясь, как людей удерживает в теле такой хрупкий материал, как кожа. Даже при тусклом освещении лампы он видел, как под кожей бежит кровь. Она сделала пару жевательных движений, и сухожилия на шее зашевелились. Она начала похрапывать, переместилась вниз по дивану. Веки были сжаты так, как будто она пыталась зажмурить глаза, чтобы не видеть снов, которые проигрывались в ее голове. Генри попятился к выходу, развернулся и пошел на кухню. Нашел молоко и выпил немного прямо из бутылки. Потехи ради он собирался лечь спать на кровать Корбина – вероятность, что Кейт проспит на диване всю ночь, была велика. Но отбросил шальную мысль. Он и так вдоволь потешился. Поспит под кроватью в гостевой комнате. Это самое безопасное место.

Он поставил молоко в холодильник, услышал царапанье в дверь, ведущую из подвала. Он открыл ее и впустил дурацкого кота. Тот потерся о ногу. Генри наклонился, поднял его, перевернул и взялся рукой за голову, которая была размером не больше теннисного мячика. Кот замурлыкал. Смог бы он раздавить коту голову руками? Вероятно, смог бы. Он начал сдавливать кошачий череп, но передумал и швырнул животное на пол. Кот рванул в гостиную, не подозревая, насколько был близок к своей смерти. Вот будет забава, когда Кейт снова обнаружит в квартире кота и будет ломать голову, как ему удалось вернуться.

Генри возвратился в гостевую комнату, залез под кровать и закрыл глаза. Он не устал, но уже давным-давно изобрел способ, как заставить себя уснуть в любой момент. Он представлял себя плывущим по огромной реке. Впереди него находились люди, родившиеся до него, все, кого он знал, – пока они плыли, взрослели, старели и погружались один за другим под воду, когда их настигали время, болезни или неудачи. Вокруг него барахтались ровесники, овцы, ходившие с ним школу в Старке. Их называли детками из колледжа, и они вели себя так, будто собирались жить вечно. Его коллеги и клиенты неистово молотили ногами и руками по воде, лишь бы остаться на плаву. А за ним были люди помоложе, новые тела пытались встроиться в поток, и их становилось все больше, а передние ряды редели. И как только изображение в голове становилось четким – группа человеческих тел с Генри по центру стабильно двигалась вперед, – он позволял себе нырнуть под воду, чтобы рассмотреть болтающиеся конечности в бурной пене реки. Генри знал, что может цапнуть кого-то за ногу, как черепаха, хватающая утенка, и потянуть на темное холодное дно реки, где он сможет дышать, а они нет.

С такими мыслями он заснул. И спал без сновидений.