Глава пятая

Приехав в мотель, они обнаружили, что Джессика уже там, и Джон тоже. Когда Чарли вошла в комнату, он встал.

– Я волновался за тебя. Подумал, может, я мог бы спать на полу? – юноша нервно смотрел на Чарли, ожидая ответа, словно до него лишь сейчас дошло, что своим предложением он перешел некую черту и вторгся в чужое личное пространство.

В другое время и в другом месте такая чрезмерная забота скорее всего вызвала бы у Чарли только раздражение. Но здесь, в Харрикейне, девушка обрадовалась. «Нам всем нужно держаться вместе, – подумала она. – Так безопаснее». Не то чтобы она боялась, однако смутная тревога оплела ее душу, подобно паутине, а присутствие Джона неизменно действовало на Чарли успокаивающе. Юноша по-прежнему смотрел на нее, ожидая ответа, и девушка ему улыбнулась.

– Если только ты не против заночевать на одном полу с Джейсоном.

Джон широко улыбнулся.

– Если выделите мне подушку, счастью моему не будет предела.

Марла бросила Джону подушку, юноша поймал ее, с наслаждением потянулся и улегся на полу.

Все быстренько легли спать. На Чарли вдруг навалилась страшная усталость; теперь, когда ее рану промыли и перевязали, адреналин уже не бурлил в крови, и девушка почувствовала себя выжатой как лимон, ее слегка затрясло. Чарли даже не стала переодеваться в пижаму, просто рухнула на кровать рядом с Джессикой, а уже в следующую секунду крепко спала.

Проснулась она с рассветом, когда небо едва-едва начинало светлеть, окрашиваясь легкой розовой дымкой. Девушка оглядела комнату. Остальные проснутся только через несколько часов, решила она, однако пытаться заснуть не стала: ею вновь овладела тревога. Она взяла свою обувь, и, переступив через спящих Джейсона и Джона, вышла наружу. Мотель стоял в некотором отдалении от дороги, вокруг него густо росли деревья. Чарли присела на бордюр, чтобы обуться, а сама подумала: сможет ли она побродить по лесу и не заблудиться? В воздухе веяло прохладой, и Чарли почувствовала себя обновленной и полной сил, хотя ночью спала недолго. Рана ныла, рука пульсировала от тупой ноющей боли, но не кровила – повязка осталась чистой. Обычно Чарли легко абстрагировалась от боли, если знала, что худшее позади и опасности нет. Деревья приглашающе качали ветвями, и девушка решила рискнуть: авось не заблудится.

Она уже хотела встать, как вдруг рядом с ней на бордюр присел Джон и сказал:

– Доброе утро.

После ночевки на полу гостиницы одежда юноши измялась, а волосы пребывали в полном беспорядке. Чарли подавила смешок.

– Что? – спросил Джон.

– Сегодня ты похож на себя маленького, – фыркнула девушка.

Юноша оглядел себя и пожал плечами.

– Одежда в человеке не главное. Что это ты так рано поднялась?

– Сама не знаю, не могу заснуть. А ты?

– Через меня кое-кто перешагнул.

Чарли поморщилась.

– Извини, – сказала она и рассмеялась.

– Шучу. Вообще-то я и так не спал.

– Я тут собиралась прогуляться, – призналась девушка, указывая на деревья. – Куда-нибудь в ту сторону. Хочешь со мной?

– Ага, конечно.

Они направились к рощице, и Джон на миг задержался и украдкой одернул рубашку, пытаясь разгладить складки. Чарли сделала вид, что ничего не заметила.

Никакой тропинки они не нашли, поэтому побрели между деревьями наугад, то и дело оборачиваясь, чтобы не потерять из виду парковку. Джон споткнулся о лежащую на земле ветку, и Чарли быстро поддержала его здоровой рукой, не дав упасть.

– Спасибо, – поблагодарил юноша. – За сильное дружеское плечо.

– Ну, ты же вчера меня поймал, так что я оказала ответную услугу. Теперь мы в расчете, – ответила девушка и огляделась. Мотель почти скрылся за деревьями, и Чарли почувствовала себя защищенной, надежно спрятанной. Здесь можно поговорить без посторонних глаз. Она прислонилась спиной к дереву и стала машинально отщипывать кусочки коры.

– Ты знал, что «У Фредди» – не первая пиццерия? – Вопрос вырвался сам собой, Чарли даже удивилась тому, что произнесла это вслух. Джон посмотрел на нее насмешливо, словно сомневаясь, правильно ли расслышал. Чарли не хотелось продолжать, но она заставила себя. – «У Фредди» – это не первая пиццерия моего отца. Сначала была совсем маленькая закусочная, еще до того, как ушла мама.

– Я ничего не знал, – медленно проговорил Джон. – И где она находилась?

– Не знаю. Это просто обрывочное детское воспоминание, понимаешь? Я помню только кое-какие детали обстановки. Помню линолеум на кухонном полу, с узором из черных и белых ромбов, но понятия не имею, где стояла та закусочная, и как она называлась.

– Ага, – кивнул Джон. – Когда я был маленьким, мы как-то раз отправились в парк аттракционов, так вот, все, что мне запомнилось из той поездки, это как я ехал на заднем сиденье машины. Слушай, а они там были? – Он понизил голос, почти неосознанно перейдя на шепот.

Чарли кивнула.

– Ага. Думаю, там были медведь и кролик. Порой эти воспоминания путаются, они вообще какие-то странные, – сказала она. Ей казалось очень важным донести до Джона всю необычность этой истории. – Словно видишь сон, очень похожий на явь, а утром не можешь понять, случилось это на самом деле или нет. Просто в памяти остаются случайно выхваченные кусочки впечатлений. Как будто… – Чарли умолкла. У нее не получалось подобрать правильные слова. Она пыталась поднять со дна памяти воспоминания, относившиеся ко времени, когда она еще не умела говорить. В самом раннем детстве она еще не знала слова, которыми можно описать окружающую действительность, поэтому теперь любое ее объяснение выглядело неправильным.

Девушка посмотрела на Джона: тот терпеливо ждал продолжения рассказа. Чарли хотелось поведать ему историю своей жизни, которой она еще ни с кем не делилась. Это была даже не история в полном смысле этого слова, а нечто, не дающее ей покоя, ощущение, притаившееся в уголке ее сознания и периодически привлекающее внимание. Девушка не была до конца уверена в существовании этих смутных воспоминаний, поэтому никому о них не рассказывала до сего момента. Она заговорила об этом с Джоном потому что отчаянно хотела с кем-то поделиться, а юноша внушал ей доверие; Чарли не сомневалась, что он выслушает ее и поверит в ее рассказ. Кроме того, он с самого детства очень хорошо к ней относился и вчера поймал ее, когда она упала со сцены, а потом пришел сюда ночевать и охранял ее покой ночью. Вдобавок, мелькнула у Чарли прагматичная и немного жестокая мысль, Джон не является частью ее настоящей жизни. Поэтому ему можно рассказать о чем угодно, а когда она вернется домой, то с легким сердцем об этом забудет. Чарли вдруг захотелось дотронуться до юноши, убедиться, что он настоящий, что все это не очередной сон. Она протянула Джону руку, и тот пожал ее, глядя на девушку удивленно, но радостно. После чего замер, словно боялся спугнуть момент, если подойдет хоть на шаг ближе. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, потом Чарли высвободила руку и продолжила рассказ, пытаясь как можно точнее передать свои детские воспоминания, часть которых она осознала, только повзрослев.

Давным-давно у ее отца была другая закусочная, очень простая и маленькая, с клетчатыми скатертями на столах и кухней, которую было видно из обеденного зала. Они все жили там: отец, мать и мы. В самом раннем детстве Чарли никогда не оставалась одна, рядом всегда находился маленький мальчик; они были так тесно связаны, что в ее нынешних воспоминаниях он словно являлся частью ее самой, маленькой Чарли. Они постоянно были вместе, и Чарли привыкла говорить «мы» раньше, чем выучила слово «я».

Они вместе играли на полу в кухне, иногда прятались под деревянным столом и там рисовали цветными карандашами. Чарли помнила шарканье ног и тени проходящих мимо посетителей. Лопасти медленно вращающегося вентилятора разрезали падавший на пол свет на отдельные полосы. Чарли помнила запах затушенных в пепельнице сигарет и веселый смех взрослых, увлеченно слушавших какую-то веселую историю.

Очень часто она слышала доносившийся из дальнего угла смех отца, беседующего с посетителями. Чарли представила, как папа беззаботно смеется, и в груди у нее заныло, потому что его глаза сияли весельем, улыбка была непринужденной, а еще потому, что папа хотел, чтобы они все были частью той закусочной, и охотно позволял им помогать. Потому что он не боялся разрешать своим детям всюду совать свой нос и исследовать все вокруг. В то время папа еще не страдал от горя, а потому разительно отличался от того образа отца, который запечатлелся в ее памяти впоследствии.

Рассказывая, Чарли смотрела себе под ноги, на землю, камни и сухие растоптанные листья, а ее рука машинально обламывала кусочки коры со ствола дерева. «Интересно, дереву от этого не больно?» – подумала девушка. Усилием воли она заставила себя убрать руки от дерева и сцепила их перед собой.

Закусочная работала допоздна, поэтому, едва научившись ходить, Чарли и тот маленький мальчик вовсю ползали по кладовой, полной одеял и мягких игрушек, да так там и засыпали. Она помнила, как клала голову на мешок, точно на подушку – там были такие большие сумки, что она легко могла бы залезть в любую из них. Они прижимались друг к другу и шепотом говорили всякую ерунду, понятную лишь им двоим, и под этот тихий лепет Чарли засыпала, краем уха слыша позвякивание посуды на кухне закусочной, приглушенные голоса взрослых, а также звуки, издаваемые танцующими медведем и кроликом.

Они обожали тех зверей: покрытые желтовато-коричневым мехом медведь и кролик бродили по закусочной, танцевали и пели для посетителей, а иногда только для Чарли и того маленького мальчика. Иногда животные двигались медленно, механически, а порой – плавно, совсем по-человечески; мальчику больше нравилось, когда его любимцы вели себя как люди, а Чарли – наоборот. Их неестественные движения, безжизненные глаза и периодические «притормаживания» завораживали девочку. Звери вели себя как живые, будучи неживыми. Узкая, но бездонная пропасть между двумя этими вещами, между живым и неживым очаровывала ее, хотя Чарли ни за что не сумела бы объяснить почему.

– Думаю, это были костюмы, – сказала Чарли, по-прежнему глядя в землю. – Животные не всегда вели себя как роботы; это были костюмы медведя и кролика. Время от времени отец надевал их на одного из своих роботов, и по тому, как они танцевали, всегда можно было определить, на которого именно.

Чарли замолчала, не в силах продолжать. Было еще кое-что, нечто, из-за чего она постаралась затолкать эти воспоминания в самый дальний уголок памяти. Она никогда не хотела говорить об этом с тетей Джен, даже ради того, чтобы получить ответы на мучившие ее вопросы, – все потому, что боялась услышать ответы. До сих пор Чарли рассказывала, не смея поднять глаза на Джона, и смотрела исключительно на землю, на свои руки и кроссовки. Теперь же она подняла взгляд и увидела, что юноша глядит на нее восхищенно и, похоже, затаил дыхание. Он ждал, не говоря ни слова – очевидно, не хотел ненароком ее перебить.

– Это все, что я помню, – наконец проговорила девушка, хотя прекрасно знала, что лжет.

– Погоди, так кем был тот маленький мальчик? – спросил Джон.

Чарли покачала головой: как жаль, что Джон так этого и не понял.

– Он был моим, – ответила она. – В смысле, это был мой брат. Мы были одинаковые. – Она говорила по-детски, словно только что пережитые воспоминания наложили отпечаток на ее способность изъясняться связно. Чарли кашлянула. – Извини, – пробормотала она и медленно продолжила, тщательно подбирая слова: – Думаю, это был мой брат-близнец.

Джон открыл рот, как будто хотел задать вопрос: «И что с ним случилось?» Однако на лице Чарли, видимо, что-то такое промелькнуло, потому что вместо этого юноша сказал:

– Думаешь, то место находилось где-то здесь, неподалеку? Я хочу сказать, та закусочная могла быть где угодно, даже в другом штате.

– Не знаю, – медленно проговорила Чарли, оглядываясь и окидывая взглядом деревья. – Здесь все напоминает о той закусочной. Как будто стоит мне повернуть за угол – и я ее увижу. – У Чарли задрожал голос. – Я хочу ее найти, – добавила девушка внезапно, и стоило ей произнести эти слова, она поняла: да, ей действительно этого хочется.

– Хорошо, что ты про нее помнишь? – с энтузиазмом спросил Джон, подаваясь вперед, словно почуявший след охотничий пес. Похоже, ему не терпелось отправиться на поиски с того самого момента, когда Чарли упомянула о закусочной. Девушка улыбнулась и покачала головой.

– Я мало что помню, – повторила она. – Не знаю, будет ли толк от этих обрывочных воспоминаний. Как я уже сказала, это даже не воспоминания, а скорее отдельные кусочки, будто картинки из книги. – Она закрыла глаза, пытаясь представить себе старую закусочную. – Пол то и дело дрожал. – Девушка подняла голову, перед ее мысленным взором вдруг всплыл очень ясный образ. – Может, рядом проходили поезда? – спросила она, как будто Джон знал ответ. – Я помню такой громоподобный звук, он повторялся изо дня в день, ничего значительнее я в жизни не слышала. Не то чтобы он был громким, но от него тряслось все тело, и все в груди вибрировало.

– Тогда, наверное закусочная стояла возле железнодорожных путей? – спросил Джон.

– Ага, – кивнула Чарли, окрыленная внезапной надеждой. – А перед входом росло дерево. Оно походило на старое, безобразное чудовище, такое сгорбившееся и высохшее, его корявые ветки тянулись в стороны, как руки. Всякий раз, когда мы куда-то выходили вечером и проходили мимо него, я закрывала лицо краем отцовской рубашки, чтобы только не видеть то страшилище.

– Что еще? – спросил Джон. – Может, рядом были какие-то магазины или другие закусочные?

– Нет. То есть мне кажется, что ничего такого не было. Извини. – Чарли почесала затылок. – Больше ничего не помню.

– Этого мало, – вздохнул Джон, в его голосе проскользнули нотки разочарования. – Такое заведение может стоять где угодно, мало ли в стране железных дорог, рядом с которыми растут одинокие деревья. Может, попробуешь вспомнить еще что-нибудь? Хоть что-то.

– Нет. – Чарли покачала головой. Чем сильнее она старалась вспомнить, тем труднее ей это давалось. Она хваталась за пустоту, мысли ускользали, точно рыбы, завидевшие ловчую сеть.

Девушка мысленно перебирала немногие уцелевшие в памяти фрагменты: скатерти на столах в красно-белую клетку, сделанные из настоящей ткани, а не из клеенки. Чарли помнила, как, не удержавшись на ногах, ухватилась за край одной такой скатерти, упала, а сверху на нее посыпались стоявшие на столе тарелки и стаканы, так что ей пришлось закрыть голову руками. «Шарлотта, ты не поранилась?» – как наяву прозвучал голос отца.

Одна половица в углу обеденного зала скрипела, и Чарли нравилось на нее наступать, чтобы заставить половицу «петь». На улице перед входом стоял стол для пикника с единственной утопленной в землю ножкой; они любили сидеть за этим столом и нежиться на солнце. Когда они возвращались домой на машине, родители всегда пели одну и ту же песню; они неизменно запевали ее, подъезжая к дому, а потом смеялись, словно сделали нечто умное.

– Какой толк от этих воспоминаний, – проворчала Чарли. – Просто детские шалости.

У нее даже слегка закружилась голова: она столько лет старалась не вспоминать обо всем этом, шарахалась от этих мыслей, как от ядовитых змей. А теперь, выговорившись, девушка чувствовала себя странно, словно сделала что-то плохое. И в то же время только что пережитые воспоминания оставили после себя какое-то неопределенное чувство, пожалуй, даже радость. Пусть память о тех временах ненадежна, пусть она таит в себе ловушки и западни, и все же это драгоценные воспоминания.

– Извини, – пробормотала Чарли. – Больше ничего не помню.

– Нет, все равно это просто потрясающе. Поверить не могу, что ты так много вспомнила спустя столько лет, – сказал Джон. – Я не хотел на тебя давить, – добавил он немного застенчиво, потом задумчиво нахмурился. – А что за песенка?

– Думаю, та самая, под которую танцевали «У Фредди», – ответила Чарли.

– Нет, я про ту песню, которую они пели в машине.

– А-а-а… Не знаю, смогу ли я вспомнить. Это была не совсем песня, понимаешь? Просто одна фраза. – Девушка закрыла глаза, представляя машину и затылки сидевших на передних сиденьях родителей. Потом помолчала, надеясь, что подсознание подскажет ответ. Так и случилось. Чарли напела простенький мотивчик на шесть нот.

– Мы вновь в гармонии, – спела она. – И знаешь, у них получалось очень гармонично.

Чарли умолкла, даже сейчас ей было неловко за родителей. Джон поглядел на нее озадаченно, а потом оживился.

– Слушай, к северу отсюда есть городок Нью-Хармони.

– Ха, – только и сказала девушка. Она еще раз мысленно проиграла простенький мотивчик, надеясь, что это поможет вспомнить что-то еще, но безрезультатно.

– Мне казалось, что, вспомнив песню, я вспомню и все остальное, но увы. – Она развела руками. – Прости. Я хочу сказать, слова вроде бы правильные, но все равно звучит как-то не так.

Чарли расстроенно замолчала, а Джон опять с задумчивым видом нахмурился.

– Идем, – сказал он, протягивая ей руку. Чарли потерла щеку, вздохнула и посмотрела на юношу, наконец кивнула и, грустно улыбнувшись, поднялась на ноги.

– Подождем, пока остальные проснутся? – спросил Джон, когда они вернулись на парковку перед мотелем.

– Нет, – с внезапной горячностью возразила Чарли. – Не хочу втягивать в это остальных, – добавила она тише. От одной мысли о том, что придется посвятить остальных в историю ее раннего детства, девушке стало не по себе. Слишком рискованно: это очень личные переживания; она понятия не имела, как приятели отреагируют на эту историю, как она сама себя поведет. Лучше обойтись без лишних глаз.

– Ладно, – согласился Джон. – Поедем вдвоем.

– Да, вдвоем.

Чарли зашла в мотель и взяла ключи от машины, стараясь двигаться тихо и никого не разбудить. Она уже шла обратно к двери, как вдруг Джейсон открыл глаза и уставился на нее, словно не узнавая. Чарли приложила палец к губам.

Мальчик сонно кивнул и опять закрыл глаза, а Чарли торопливо вышла. На улице она передала ключи Джону и села на пассажирское сиденье.

– Тут есть карта, – заметила она, рывком открывая бардачок. Наружу вывалилась куча грелок для рук, несколько наборов сухпайков и искомая карта.

– Я смотрю, твоя тетя не дремлет, – улыбнулся Джон.

Чарли принялась рассматривать карту, едва не утыкаясь в нее носом. Нью-Хармони оказался маленьким городишком, расположенным в каком-то получасе езды от мотеля.

– Поработаешь навигатором? – спросил юноша.

– Так точно, капитан! – фыркнула Чарли. – Выезжай с парковки и поверни налево.

– Спасибо, – с оттенком сухой иронии ответил Джон.

Они пересекли город и выехали за его черту; они отъезжали от Харрикейна все дальше, и расстояние между стоявшими по обеим сторонам дороги домами все увеличивалось. Каждый дом стоял отдельно и соединялся с остальными только линией электропередачи. Чарли как загипнотизированная смотрела на бесконечную вереницу телефонных столбов, которая, казалось, никогда не закончится, потом моргнула, приходя в себя. Впереди на горизонте возвышались горы, древние и темные на фоне ярко-синего неба; горы казались самой прочной и реальной частью пейзажа, и, наверное, таковыми и являлись. Молчаливыми наблюдателями стояли они здесь задолго до того, как построили все эти дома и проложили дорогу, и будут стоять, когда и дома, и дорога исчезнут.

Наконец Чарли отвернулась от окна и посмотрела на Джона. Словно почувствовав ее взгляд, юноша сказал:

– Славный денек.

– Ага, – согласилась Чарли. – Я и забыла, как здесь красиво.

– Угу.

Какое-то время Джон молчал, потом искоса поглядел на нее; Чарли не поняла: то ли он смущается, то ли просто следит за дорогой.

– Странно, – проговорил наконец Джон. – Когда я был ребенком, эти горы меня немного пугали, особенно когда мы ехали на машине после захода солнца. Мне казалось, что они нависают над нами, как жуткие чудовища. – Он рассмеялся, а Чарли – нет.

– Я знаю, что ты имеешь в виду, – сказала она и широко улыбнулась юноше. – И все же мне кажется, что это просто горы. Слушай, – вскинулась она вдруг, – а ведь ты-то не рассказал мне про свою историю.

– Мою историю? – Джон бросил на девушку быстрый и немного нервный взгляд.

– Ага, ты же говорил, что один из твоих рассказов опубликовали. Про что была та история?

– Да ведь опубликовали-то всего-навсего в местном журнальчике, – неохотно пробормотал Джон. Чарли ждала, и он все-таки продолжил: – Рассказ назывался «Желтый домик». Там про одного мальчика. Ему десять лет. Родители постоянно ругаются, и он боится, что они надумают развестись. Они ссорятся, и мальчик подслушивает, как они бросают друг другу в лицо оскорбления; тогда мальчик прячется в своей комнате и закрывает дверь, но и там слышит крики родителей.

Тогда он начинает смотреть в окно, на дом напротив. Шторы на окне приоткрыты, и мальчик видит, что происходит внутри. Он смотрит, как жильцы входят и выходят из дома, и начинает придумывать истории про тех людей, представляет, какие они, чем занимаются, и некоторое время спустя те люди уже кажутся ему более реальными, чем собственная семья.

Он снова быстро глянул на Чарли, словно пытаясь определить ее реакцию, и девушка улыбнулась. Джон продолжил рассказ.

– И вот наступает лето. Мальчик с родителями на неделю уезжают, а когда возвращаются, оказывается, что жившая через дорогу семья переехала. Ничего не осталось, только табличка «ПРОДАЕТСЯ», выставленная перед домом.

Чарли кивнула, ожидая продолжения, но Джон только застенчиво поглядел на нее и сообщил:

– Конец.

– Ой, – вздохнула девушка. – Как грустно.

Юноша пожал плечами.

– Ну да. Зато теперь я работаю над историей повеселее.

– И о чем она?

Джон широко улыбнулся.

– Секрет.

Чарли улыбнулась в ответ. Как прекрасно вот так ехать вперед, к линии горизонта. Она открыла окно и выставила наружу руку, наслаждаясь свежестью бьющего в ладонь воздуха. «Это не воздух мчится мне навстречу, это мы летим», – подумала она.

– А что насчет тебя? – спросил Джон.

– А что такое? – переспросила Чарли, продолжая играть с ветром.

– Брось, расскажи, как живется нашей Чарли?

Девушка улыбнулась и снова сложила руки на коленях.

– Не знаю, – призналась она. – Довольно скучно. – В глубине души Чарли не хотела рассказывать Джону о своей жизни по той же причине, по которой хотела сейчас находиться с ним рядом: не хотела смешивать свою старую жизнь с новой. Но Джон поделился с ней настоящим, личным, и теперь Чарли чувствовала себя обязанной сделать ответный шаг.

– Все нормально, – сказала она наконец. – Моя тетя очень классная, хотя порой смотрит на меня так, словно не понимает, откуда я взялась. В школе все хорошо, у меня есть друзья и все такое, но все это кажется временным. У меня остался только год, но кажется, будто я уже уехала.

– И куда ты поедешь? – поинтересовался Джон.

Чарли пожала плечами.

– Если бы я знала. Наверное, в колледж. Не знаю, что делать дальше.

– Думаю, этого никто не знает, – заметил Джон. – А ты?.. – Юноша вдруг оборвал себя на полуслове, но Чарли слегка подтолкнула его локтем.

– Я – что? – поддразнила она. – Думала ли я о тебе?

Джон покраснел, и Чарли немедленно пожалела о своих словах.

– Я хотел спросить, видишься ли ты со своей мамой, – тихо проговорил юноша.

– А-а-а… Нет, не вижусь. – При одной мысли о матери Чарли чувствовала себя опустошенной, и ей казалось, что мать испытывает те же чувства. Слишком многое повисло между ними – не только и не столько вина, потому что ни одну из них нельзя было винить в случившемся, – хотя и это тоже. И от Чарли, и от ее матери исходили ауры боли, они отталкивались друг от друга, как магниты с одинаковыми полюсами.

– Чарли? – позвал ее Джон, и девушка посмотрела на него.

– Извини. Задумалась.

– В этой машине есть музыка? – спросил Джон, и Чарли с готовностью кивнула, хватаясь за возможность сменить тему. Наклонившись, она подобрала валявшиеся на полу кассеты и стала читать названия. Джон насмешливо комментировал, она отвечала в том же духе, и через несколько минут шутливой пикировки вставила одну из кассет в проигрыватель и, откинувшись на спинку сиденья, стала смотреть в окно.

– Думаю, дальше нам карта не поможет. – Джон указал на уходившую вперед дорогу. – Похоже, дальше одна пустота; видимо, то, что мы ищем – что бы это ни было – на этой карте не обозначено. – Он сложил карту, аккуратно приткнул рядом с сиденьем и, вытянув шею, выглянул в окно.

– Ага, – кивнула Чарли.

Похоже, они вернулись к цивилизации. В полях тут и там стояли коттеджи, а земля была расчерчена дорогами, точно огромной сетью. Кое-где росли кусты и низкорослые деревца, и все это огромное пространство угнездилось на равнине между горами.

Джон посмотрел на Чарли, надеясь, что девушка заметит какой-то ориентир, который поможет им выбрать правильное направление.

– Ничего? – спросил он, хотя уже прочел ответ в ее смущенном взгляде.

– Нет, – просто ответила девушка. Вдаваться в детали ей не хотелось.

Домов стало меньше, а высохшие поля, казалось, раскинулись еще шире, усиливая общее впечатление запустения. Джон поймал себя на том, что то и дело посматривает на Чарли, ожидая какого-то сигнала и в глубине души надеясь, что девушка предложит развернуться и поехать обратно, но Чарли сидела, подперев щеку ладонью, и смотрела прямо перед собой остановившимся взглядом. В конце концов она сказала уныло:

– Давай поедем обратно.

– Возможно, мы что-то проглядели, – предположил Джон. Он сбросил скорость, прикидывая, где бы развернуться. – Мы многое упустили из виду; может, что-то было за одной из тех грязных дорог.

Чарли засмеялась.

– Ты серьезно? Думаешь, мы многое упустили? – Она задумалась. – Нет, никаких ассоциаций не всплывает. Ничто не напоминает о том времени. – Девушка почувствовала, как по щеке катится слеза, и поскорее стерла ее, пока Джон не заметил.

– Ладно, без паники, – отрывисто проговорила она, беря себя в руки. – Давай перекусим, только ты и я.

Джон улыбнулся; он все поглядывал в зеркало заднего вида, выбирая место для разворота. Чарли поежилась. И вдруг кое-что привлекло ее внимание. Девушка так и подпрыгнула на сиденье, резко выпрямила спину и крикнула:

– СТОЙ!

Джон ударил по тормозам, машину слегка занесло, и из-под колес полетела пыль, окутав машину серым облаком. Когда они остановились, Чарли сидела молча, а Джон с отчаянно бьющимся сердцем снова посмотрел в зеркало заднего вида.

– Не ушиблась? – спросил он, но Чарли уже выскочила из машины. – Эй! – окликнул ее юноша, торопливо выпутываясь из ремня безопасности и тоже вылезая из салона.

Чарли бежала обратно по направлению к городу, рассматривая поле вдоль дороги. Юноша быстро ее догнал и затрусил рядом, не задавая лишних вопросов. Через несколько минут Чарли перешла на шаг, глядя себе под ноги, как если бы потеряла нечто важное.

– Чарли? – позвал ее Джон. До сего момента он не особо задумывался о том, чем они занимаются. Все происходящее казалось веселым приключением, игрой «найди подсказку», возможностью побыть наедине с Чарли, однако теперь поведение девушки начинало его тревожить. Юноша провел рукой по волосам. – Чарли? – вновь окликнул он девушку, но та на него не смотрела, полностью погрузившись в себя.

– Вот здесь, – объявила она наконец и, резко повернувшись, зашагала к обочине дороги. Там что-то выступало над землей. Джон опустился на колени, ладонями смахнул осевшую на предмете дорожную пыль, под слоем которой обнаружился плоский металлический брус. Юноша продолжил счищать пыль, пока не стало ясно, что они нашли рельсы: железнодорожное полотно пересекало шоссе, уходя куда-то в поля. Джон на миг онемел, казалось, сама земля хотела спрятать от них эту находку. «Осторожно», – подумал юноша, чувствуя смутную тревогу, но потом постарался отмести это чувство.

– Думаю, мы нашли твою железную дорогу, – сказал он, поднимая голову, чтобы посмотреть на Чарли, однако девушки рядом не оказалось. – Чарли? – Он быстро посмотрел на дорогу, но других машин на ней не было. – Чарли! – позвал он снова. Потом вскочил и побежал догонять девушку, маша перед лицом ладонью, чтобы разогнать пыль. Догнав Чарли, он пошел в нескольких шагах позади нее, чтобы ненароком не помешать ей.

Они шли к небольшому скоплению деревьев, росших рядом, словно собравшиеся вокруг костра путники: высокие и низкорослые, толстые и чахлые. Чарли шагала по путям, точно боясь, что рельсы и шпалы вдруг исчезнут, если она перестанет на них наступать.

– Что это такое? Старая станция? – спросил Джон, прищурившись и приставив ладонь ко лбу «козырьком», потому что солнце било в глаза. В кругу деревьев стояло длинное здание, его грязно-коричневые стены зрительно сливались со стволами деревьев, так что заметить постройку с дороги не представлялось возможным.

Железнодорожное полотно тянулось куда-то к горам, и Чарли остановилась. Джон все-таки подошел к девушке, и они вместе зашагали по сухой траве прямо к окруженному деревьями зданию.

– Где-то здесь должна быть дорога. – Чарли свернула в сторону и побрела почти наугад. Джон помедлил.

– Но… – он указал было на постройку, потом последовал за девушкой, то и дело оглядываясь, чтобы не потерять из виду машину. Вскоре почва у них под ногами выровнялась, и ребята зашагали по старой мостовой, изрядно присыпанной песком и мелкими камешками, покрытой трещинами, в которых росла трава. Дорога вела прямо к маленькому строению.

– Вот оно, – тихо сказала Чарли. Джон медленно подошел к ней и встал рядом. Потом они вместе пошли по дороге, перешагивая через островки разросшейся в ямах и трещинах травы. Старое дерево до сих пор росло там, раскинув в стороны корявые руки-ветви и неприветливо глядя на мир отвратительным лицом-наростом на стволе, только теперь дерево не внушало Чарли ужас. Наверное, оно уже было мертво, когда она была маленькой, сообразила вдруг девушка. Часть ветвей засохла и отвалилась, оставив в стволе зияющие дыры, а сами ветви лежали там, где упали, потихоньку догнивая в земле. Дерево казалось ломкой, слабой тенью себя прошлого, прежним осталось только лицо-нарост на его стволе. Хотя теперь даже это «лицо» выглядело уставшим.

Само вытянутое здание, одноэтажное, с темной крышей и поврежденными непогодой стенами, оказалось очень ветхим. Некогда стены были выкрашены в красный цвет, но под действием времени, солнца и дождя краска выцвела, потрескалась и местами облезла длинными полосами, так что виднелись темные, и наверняка гнилые доски. Фундамент зарос высокой травой, и казалось, будто дом тонет, медленно погружаясь под землю. Когда они подошли ближе, Чарли схватила Джона за руку, но потом выпустила и выпрямилась. Она чувствовала себя так, словно ей предстоит сражение, как будто само здание может на нее напасть, если почует слабость.

Чарли осторожно поднялась по ведущим к двери ступеням, наступая на их края; прежде чем перенести весь свой вес на старые доски, она проверяла, выдержат ли они. Ступеньки выдержали, хотя на одну, треснувшую посередине, девушка наступить не решилась. Джон не пошел за Чарли: его отвлек лежащий в траве предмет.

– Чарли! – Юноша поднял потертую металлическую табличку, на которой красными буквами было выведено: «СЕМЕЙНАЯ ЗАКУСОЧНАЯ ФРЕДБЕРОВ».

Чарли улыбнулась. «Конечно же она называлась именно так. Вот я и дома».

Джон тоже поднялся на крылечко, осторожно положил табличку у двери, и они зашли внутрь. Дверь открылась легко. В окна со всех сторон лился свет, являя взору пустоту и разложение. В отличие от пиццерии «У Фредди» из этой закусочной всю обстановку вынесли. Деревянные полы остались целы, но заметно покоробились от влаги. Солнечный свет беспрепятственно проникал внутрь и гулял, где ему вздумается, ни мебель, ни люди не загораживали ему дорогу. Чарли посмотрела на висевший под потолком вентилятор; он никуда не делся, только одна его лопасть пропала.

Справа от входа располагались двойные двери с круглыми окошками. В отличие от залитого солнечным светом обеденного зала, в который долетали звуки с улицы, в комнате за двойными дверями стояла непроглядная темень. Джон заинтересовался этим помещением и осторожно заглянул в круглое окошко: ему явно хотелось приоткрыть одну из створок и посмотреть, что находится внутри. Чарли не стала ему мешать и прошла вглубь обеденного зала: в ее памяти это помещение осталось именно как обеденный зал. Теперь это была просто большая, пустая комната, вытянутая и узкая, по меньшей мере пятнадцати футов длиной; чем дальше Чарли шла, тем темнее становилось. В конце зала стояла небольшая сцена, и, оглядевшись, Чарли сообразила, что когда-то это помещение было залом для танцев, а длинная стойка у входа, на которую родители поставили кассу, – это бывший бар. Подойдя ближе, девушка убедилась в правильности своей догадки: на деревянном полу остались характерные вмятины и царапины – раньше здесь стояли барные стулья. Чарли попыталась представить себе эту картину: полутемный бар, на сцене музыкальная группа играет мелодию в стиле кантри… и не сумела.

Потом Чарли посмотрела на сцену и как наяву увидела двух зверей-аниматроников, механически двигающих конечностями и крутящих головами. В памяти зазвучали веселая музыка и доносящийся издалека смех. Девушка снова ощутила витающий в воздухе запах сигарет. Она поколебалась, не зная, стоит ли идти дальше, словно ожившие в ее памяти призраки и впрямь могут появиться на сцене. Она обернулась посмотреть, где Джон. Юноша действительно приоткрыл одну створку двойных дверей и заглядывал внутрь. Чарли снова повернулась к сцене, вздохнула и зашагала вперед по тихо поскрипывающему полу. Даже малейший звук казался очень громким, вдобавок снаружи тихо посвистывал ветер, задувая в щели между оконными рамами и стенами. Отклеившиеся от стен обои висели неподвижными полосами, но если задувал сильный ветер, они начинали шевелиться, точно указывающие вслед Чарли тонкие пальцы.

Девушка подошла к сцене и внимательно осмотрела пол, пытаясь угадать, какая мебель стояла здесь прежде. В полу остались только отверстия от болтов; в темных углах на грязном деревянном полу отпечатались следы свернутых кольцами проводов.

Чарли вскинула голову и посмотрела направо: там была еще одна дверь. «Ну конечно, там есть еще одна дверь. Поэтому ты и здесь». Девушка замерла, глядя на дверь, не чувствуя в себе готовности дотронуться до нее. Странное дело: ее вдруг охватил необъяснимый страх, как будто из-за той двери того и гляди вырвутся пауки и жуткие чудища.

Дверь была приоткрыта. Чарли опять обернулась и посмотрела на Джона: идти вместе не так страшно. Словно услышав ее мысленный призыв, юноша выглянул из кухни, вид у него был взбудораженный.

– Там довольно жутко, – признался он.

Джон определенно веселился на полную катушку, точно ребенок, забравшийся в дом с привидениями.

– Можешь пойти со мной?

С одной стороны, мольба, прозвучавшая в голосе Чарли, польстила Джону; с другой стороны, ему не хотелось прерывать увлекательное исследование кухни.

– Две секунды, – пообещал он, после чего снова скрылся за дверью.

Чарли возвела глаза к потолку; поведение Джона ее разочаровало, но не удивило – конечно же в нем возобладало детское любопытство. Она надавила тыльной стороной ладони на старую деревянную дверь и медленно открыла ее, внутренне подобравшись: мало ли что ждало ее внутри.

Страхи ее не оправдались. За дверью скрывался встроенный шкаф, примерно восемь на девять футов, насколько позволяла судить темнота. Вдоль стен тянулись горизонтальные штанги, на которых прежде висели вешалки для одежды. На полу отпечатались квадратные оттиски, вероятно, следы от коробок, а может, музыкальных колонок.

Чарли шагнула внутрь, оставив дверь нараспашку, чтобы внутрь попадало как можно больше света, потом сделала еще шаг, провела рукой по стене. Пусть сейчас кладовка пустовала, но Чарли все равно чувствовала под пальцами тяжелые пальто и мягкие свитеры.

«Нет, это были костюмы».

Здесь висели на плечиках костюмы; их цвет скрыла темнота, но маленькие детские ручки и щеки касались этих костюмов. Вот тут и тут болтались обтянутые грубой тканью ладони, а вверху поблескивали стеклянные глаза.

Чарли уперлась в стенку и обернулась, потом присела на корточки и посмотрела вверх. Кладовка не производила впечатление пустой. Чарли до сих пор чувствовала эти костюмы, вот же они, висят у нее над головой. А рядом с Чарли скорчился кто-то еще, кто-то такой же маленький, как она. Это ее друг, маленький мальчик.

«Мой маленький брат».

Они вместе играли в прятки, как обычно. «Только на этот раз все было по-другому». Маленький мальчик вдруг посмотрел на дверь снизу вверх, так, словно они сделали что-то нехорошее. Чарли тоже посмотрела вверх. В дверях кто-то стоял. Кажется, словно там стоял сам по себе один из костюмов, только он не двигался, он стоял так неподвижно, что Чарли не до конца осознала, что именно она видит.

Это был кролик, их любимый кролик, покрытый желтовато-коричневым мехом, только он не танцевал и не пел, просто стоял и смотрел на них, не мигая. Под этим застывшим взглядом они начали ежиться, и маленький мальчик сморщил нос и надул губы, явно собираясь разреветься. Чарли ущипнула его за руку, она инстинктивно почувствовала, что плакать ни в коем случае нельзя. Кролик посмотрел на одного ребенка, потом на другого, причем глядел таким тяжелым взглядом, словно взвешивал детей и измерял по каким-то недоступным пониманию Чарли критериям.

Чарли видела его глаза, казавшиеся почти человеческими, и холодный ужас сковал ее сердце. Она чувствовала, что брат тоже боится, чувствовала, как их страх передается друг другу, вибрирует и растет, потому что они оба его испытывали. Они не могли пошевелиться, не могли кричать, и в конце концов существо в сшитом из кусков желтой ткани костюме кролика потянулось к мальчику. На один короткий миг дети прильнули друг к другу и схватились за руки, но кролик схватил мальчика и убежал.

Начиная с этого момента воспоминания разваливались на куски, остались только несмолкающие крики, но не ее брата: кричала она сама. На помощь прибежали люди, отец подхватил ее на руки и прижал к груди, но ничего не помогало: она кричала и кричала, все громче и громче. Чарли очнулась, заставила себя перестать вспоминать, но тот пронзительный крик все звенел у нее в ушах. Несколько мгновений она молча сидела на полу. У двери стоял Джон, не решаясь вмешиваться.

Чарли почти не помнила, что же случилось потом: все тонуло во тьме, сливалось в калейдоскоп образов и фактов, в которых она никак не могла разобраться. Какие из этих воспоминаний настоящие, а какие – просто плод ее воображения? С тех пор она больше ни разу не была в закусочной. Она знала, что родители тогда сразу же закрыли заведение.

Они переехали в другой дом, а вскоре мать Чарли ушла. Чарли не помнила, чтобы мама прощалась, но знала, что прощание наверняка состоялось. Мама ни за что не ушла бы, не сказав ни слова, однако момент их расставания полностью растворился в глубине ее памяти – сказалось прошедшее с тех пор время и пережитое горе. Чарли помнила, как впервые стояла в дверях отцовской мастерской, после того, как они остались только вдвоем. В тот день отец начал делать для нее механическую игрушку, собачку, умевшую мотать головой из стороны в сторону. При виде готовой игрушки Чарли улыбнулась, а отец посмотрел на нее так, как смотрел потом всегда: словно любил ее больше жизни, и словно эта любовь несказанно его печалила. Чарли знала, что в душе отца сломалось нечто важное, нечто такое, что нельзя починить. Из-за этого отец смотрел сквозь Чарли, как будто не видел, даже когда она стояла прямо перед ним.

Отец больше никогда не упоминал имени ее брата, поэтому Чарли тоже научилась не произносить его имя, словно одно только его упоминание могло бы перенести их с отцом в прошлое, в тот страшный день, после чего сломались бы уже они оба. По утрам она просыпалась и первым делом искала взглядом маленького мальчика, потому что во сне забывала, что его больше нет. Повернувшись к брату, она видела лишь свои мягкие игрушки и начинала плакать, но не звала брата по имени. Она боялась даже произносить его, и постепенно заставила себя его забыть, хотя в глубине души имя все же осталось: Сэмми.

Где-то вдали послышался грохот, он все нарастал и нарастал, словно приближался поезд, и Чарли вздрогнула.

– Поезд? – Она посмотрела вокруг широко открытыми глазами, не до конца придя в себя, не понимая, где находится – в прошлом или в настоящем.

– Все в порядке, думаю, он где-то далеко отсюда. А может, это просто большой грузовик. – Джон взял Чарли за руку и помог подняться. – Ты что-то вспомнила? – прошептал он.

Юноша пытался поймать ее взгляд, но девушка упорно отводила глаза.

– Много чего.

Чарли закрыла рот ладонью и все смотрела, смотрела в темноту, не в силах прогнать всплывающий в памяти образ. Джон держал ее за другую руку, и девушка цеплялась за его ладонь, точно за якорь, удерживающий ее в реальности. «Это происходит по-настоящему. Я сейчас здесь», – подумала она и повернулась к юноше. Какое счастье, что он сегодня вместе с ней. Чарли уткнулась носом ему в грудь, как будто Джон мог заслонить ее от того, что она только что вспомнила, и разрыдалась. Юноша крепко ее обнял и осторожно погладил по голове. Какое-то время они стояли так, не говоря ни слова, потом Чарли немного успокоилась, и ее дыхание выровнялось. Джон чуть ослабил хватку, и девушка поспешно сделала шаг назад, внезапно осознав, как близко они стоят друг к другу.

Руки Джона замерли в воздухе на том месте, где за миг до этого стояла Чарли. Потом юноша справился с собой и, опустив одну руку, другой пригладил волосы.

– Итак… – проговорил он, надеясь услышать ответ и тем самым заполнить неловкую паузу.

– Кролик, – тихо сказала Чарли, глядя на дверь. – Желтый кролик. – Голос у нее дрожал: та жуткая сцена до сих пор стояла перед глазами.

– Уверен, что медведь, которого я видел в ночь исчезновения Майкла, тоже был желтым.

– Ты вроде бы говорил, что он был как остальные? – нахмурилась Чарли.

– Мне показалось… Позавчера, когда мы впервые встретились, все стали говорить, что Фредди был коричневый, и я тогда подумал, что все перепутал. Я хочу сказать, в детстве у меня была плохая память, верно? Я даже не помню, какого цвета был мой старый дом. Но потом ты тоже сказала, что Фредди был желтый.

– Ага, они были желтые, – кивнула Чарли.

Именно этого ответа Джон и ждал.

– Думаю, все это как-то связано: животные из этой закусочной и тот зверь, которого я видел у Фредди.

«И тот, что забрал моего брата», – подумала Чарли. Она в последний раз огляделась.

– Пойдем обратно, – сказала она. – Я хочу уйти отсюда.

– Ладно, – кивнул Джон.

Они направились к двери, и тут на глаза девушке попался лежащий на полу небольшой предмет. Чарли наклонилась и подобрала его: это была какая-то гнутая металлическая штуковина. Джон наклонился рассмотреть вещицу, а Чарли растянула железку, и та с громким щелчком сложилась обратно, так что Джон подпрыгнул от неожиданности.

– Что это? – спросил он.

– Точно не знаю, – ответила девушка, однако убрала находку в карман. Джон задумчиво посмотрел на нее, словно хотел задать вопрос. – Идем, – сказала Чарли.

Они побрели обратно к машине.

«Сначала Сэмми, через несколько лет – Майкл и другие дети… Конечно же все эти исчезновения связаны, – думала Чарли. – Говорят, что молния не бьет дважды в одно и то же место, а уж убийства и подавно случайно не происходят».

– Можешь снова сесть за руль? – попросила она, нарушая долгое молчание. До сих пор единственными звуками были шорохи травы под их кроссовками.

– Да, конечно, – кивнул Джон.

Юноша сумел-таки развернуть машину на узкой дороге, и Чарли, полуприкрыв глаза, снова уставилась в окно. Она смотрела на пролетающие за окном деревья, чувствуя, что задремывает. Лежащий в кармане металлический предмет впивался ей в ногу, не давая окончательно провалиться в сон, и Чарли передвинула его, сонно подумав о том, как впервые увидела одну из этих вещиц.

Как-то раз они с Сэмми сидели в закусочной – она в тот час еще не открылась для посетителей; из окна струился слабый свет, и они играли в какую-то придуманную игру, правил которой Чарли уже и не помнила. Потом вошел улыбающийся отец.

В руках он держал какую-то изогнутую металлическую штуковину. Он показал ее детям, растянул, а потом отпустил, так что та сложилась обратно с громким щелчком. Чарли и ее брат удивленно ахнули, а потом захихикали и захлопали в ладоши.

Отец снова щелкнул металлическим предметом.

– Этой штукой можно откусить нос! – сказал он, и дети опять засмеялись, но отец посерьезнел. – Это пружинный фиксатор, и я хочу, чтобы вы знали, как он работает, потому что это очень опасно. Я хочу, чтобы вы никогда не трогали эту вещь. Именно поэтому мы никогда не суем руки в костюмы животных; если не знаешь, что именно делаешь, можно случайно привести в действие такую штуку и пораниться. Это как с печкой: можно нам трогать печку?

Они с серьезным видом покачали головами.

– Хорошо. Потому что я хочу, чтобы вы выросли вместе с вашими носиками! – воскликнул отец. Он подхватил детей – по одному в каждую руку – и закружился на месте, а малыши весело смеялись. И вдруг что-то громко щелкнуло.

Чарли вздрогнула и разом проснулась.

– Что это было?

– Что это было? – повторил Джон.

Машина не двигалась; Чарли огляделась и поняла, что они уже вернулись на парковку перед мотелем.

Несколько мгновений девушка приходила в себя, осознавая, где находится, потом принужденно улыбнулась.

– Спасибо, что довез.

– Что тебе снилось? – спросил Джон. – Ты выглядела счастливой.

Чарли покачала головой.

– Не помню.